Трансформация русской интеллигенции
Дело русского интеллигента, если обратиться к тексту "Философских писем" Петра Чаадаева, заключается в генерации новых идей. Ни оружие, ни власть, писал Чаадаев, никогда не достигнут той степени тотальности, с которой подчиняет человека (людей) идея, а вернее, содержащаяся в идее истина.
Другое дело, что власть и оружие, в свою очередь, могут поспорить с самим интеллигентом. Так, первый из них, Радищев, после "Путешествия из Петербурга в Москву" отправляется на шесть лет в ссылку в Сибирь. Чаадаев при Александре I три года проводит в эмиграции в статусе государственного преступника, ещё три - затворником в Подмосковье. Зимой 1836 года, уже в правление Николая I, он пишет своему брату Михаилу следующие строки: "У меня по высочайшему повелению взяты бумаги, а сам я объявлен сумасшедшим.… Теперь, думаю, ясно тебе видно, что все произошло законным порядком, и что просить не о чем и некого».
Сосуществование с государственным аппаратом, порой весьма своеобразное по форме, оказалось решающим в деле русского интеллигента. И поэтому для России тех лет неудивительны расцвет анархизма и других не менее радикальных антисамодержавных течений.
Стоит вспомнить фразу министра народного просвещения П. А. Ширинского-Шихматова, произнесённую в 1849 году: «Польза философии не доказана, а вред от неё возможен». И уже через год после этих слов философия была полностью исключена из числа университетских дисциплин, её попросту перестали преподавать.
Двадцатый век в этом плане тоже не стал исключением. Так, уже к первой трети двадцатого века из страны были высланы «особо активные контрреволюционные элементы», такие как Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, В. В. Зеньковский, И. А. Ильин, Н. О. Лосский, Л. П. Карсавин и т.д. Закрыты Петербургское философское и Московское психологическое общества, прекратил существование журнал «Вопросы философии и психологии», а преподавание философии было сведено к минимуму, так что в вузах читался только исторический материал.
Однако двадцатый век всё же внес свои изменения. Можно сказать, новый век уточнил слова Чаадаева, сменив фокус русского интеллигента с идеи-концепта на идею-способ по производству идеи-концепта. Одна из таких «новых» идей принадлежала учёному-энциклопедисту, одному из крупнейших идеологов социализма и соратнику Ленина Александру Богданову. Это была идея всеобщей организационной науки, появившаяся в 1913 году вместе с трёхтомником «Тектология».
По мысли Богданова естествознание, искусство, философия и, скажем, любовь – всё есть формы некой организации. Различия заключаются лишь в том, что формы скрыты от непосредственного наблюдения, поэтому нам кажется, например, что наука далека от искусства или любви. «Тектология» же несёт в себе новый язык, являющийся как бы мета-языком. Этот язык, по Богданову, способен проникнуть в единую сферу потенциальной организованности всех существующих в мире процессов с целью пересборки форм реализации потенциальности. Другими словами – с помощью тектологии можно преобразовать действительность таким образом, чтобы получать на её основе только истинные результаты.
Так в 20-е годы по просторам молодого Советского государства победоносным маршем проносится идея новой мета-науки, а в окружающей русского интеллигента действительности появляется двадцать новых институтов, специализирующихся на организации труда.
Однако ни одна идея не может быть принята всеми интеллигентами разом. Несмотря на некоторые разногласия Ленина с Богдановым, идея организационной науки навязывалась людям именно «сверху». Принять этот факт часть интеллигенции не могла, поэтому некоторые из них решили подойти к преобразованию действительности с другой стороны, начав преобразование собственного сознания.
В первой трети двадцатого века священник Русской православной церкви, ученый, поэт и богослов Павел Флоренский на основе личного опыта намерен писать книгу об эффектах, которые оказывают на человека различные виды алкоголя, называя это опытом конструктивного расширения сознания. Эти люди не просто употребляли, но делали это ради познания, искренне верив, что вместе с тем их обжигает свет истины. Помимо алкоголя в ряд «новых» идей попали, например, дыхательные, речевые и телесные практики, некоторые виды грибов, позже к ним добавилось ЛСД и много чего еще.
Вместе с Ницше, Фрейдом и Марксом интеллигенты чувствовали, что человек не может быть сведён лишь к одной рациональности, что есть что-то ещё, что не может быть доступно в обычных условиях. Итак, бытие определяет сознание? Или сознание определяет бытие? Об этом поразмышляем в следующей части.