Человеку нужен человек

Я проснулся.

Ветер выл и стучался ко мне, будто хор неупокоенных душ, норовящий забрать с собой. Выл он здесь практически постоянно, лишь изредка делая короткие передышки. В первое время это может напугать, помутнить рассудок, особо нежные ребята и вовсе с ума сходили, но мои уши так часто слышали этот мерзкий звук, что разучились его воспринимать и даже наоборот — когда ветер утихал, у меня в голове стоял такой звон, что думать сложно. Но, стоит отметить, что я этим фактором был абсолютно не обременён. Говорю же, привык я и забыл давно о том, что может быть как-то по-другому.

А ведь могло быть и по-другому, если бы однажды один наивный дуралей, устав наслаждаться роскошами высокоразвитого мира, не поехал бы в тайгу ёлки рубить. "Романтика выживания"! Тьфу!

Солнце ещё не выкатилось из-за горизонта, на улице стоял полумрак. Я проснулся из-за Исиды — моей собаки. Она тихо скулила, лёжа на мехах в неудобном положении. Будь она здорова, то свернулась бы в клубок, но ранения мешали ей это сделать. Наверняка, всю ночь не спала, бедняга.

Я откинул одеяло, подогрел Исиде воды и посмотрел на неё, а она — на меня. Посмотрела своими блеклыми глазёнками. Вся расцарапанная, обкусанная, вдоль спины красные полоски, одного уха нет, а то, которое осталось, слабо приподнято, будто Исида пытается сказать, что у неё всё не так плохо, как мне могло показаться.

— Я б тебя погладил, но где? На тебе живого места нет, — Исида грустно посмотрела на меня, приопустив ушко.

— Даже сейчас на жалость давишь, хитрюга? — я пальцами погладил чистый от ранений островок шерсти. Она слабо повиляла хвостом в знак благодарности.

Лечить мне её было нечем, поэтому я и не волновался. Не сдохнет — хорошо, сдохнет — плохо, но что поделать? Тайга.

На следующее утро Исида сдохла.

Я похоронил её. Зачем? Не знаю. Практичнее было бы содрать оставшийся мех, мясо пожарить и съесть, а то, что всё ещё не способен переваривать мой желудок из-за его избалованности, скинуть ещё живым собратьям Исиды.

"Однажды моя сентиментальность меня погубит", — подумал я, кидая собакам чьи-то тухлые остатки — последнюю на тот момент еду. Придётся идти на охоту, но чуть позже. А пока я зашёл в хижину, закинул поленья в печь и лёг на неё, надеясь уснуть.

Я не мог. В моей голове копошились всякие мысли, будто черви. Этот момент рано или поздно наступает у всех таёжников. Момент, когда ты медленно слетаешь с катушек, сам того не понимая.

Крыша у меня поехала, в первую очередь, из-за отсутствия компании. Я начал разговаривать с животными, каждый раз ухмыляясь и думая:

"Обсуждать погоду с псом... Что я, нахрен, делаю?"

Потом я уже забыл ухмыляться и с абсолютной серьёзностью начал общаться с собаками, которые из моего инструмента для выживания превратились в близких друзей, а волки - в старых врагов. Мне стала противна мысль о том, что я когда-то ел собачатину. Я часто падал на колени и извинялся за это перед "друзьями". А они сочувственно скулили, поглаживая меня своими мохнатыми лапами и как бы говоря: "Ну хватит, друг, хватит, мы все давно тебя простили, мы всё понимаем, понимаем, друг, мы всё понимаем". Возможно, что тогда я ещё знал где-то в недрах своего сознания, что это — бред. ...Или нет. Сложно определить, когда я окончательно свихнулся, да и, не нужно, наверное.

— Сколько в них любезности и понимания! Не существует в мире людей, способных помериться великодушием с собаками! Во всяком случае, с этими, — восхищённо бубнил я себе под нос, когда рубил нам дрова для хижины. Когда я заканчивал, то старался максимально ускорить шаг, при этом не окунувшись в снег головой, — так я по ним скучал. И ночью теперь я не лежал на тёплой печке, а переправился к собакам вниз и спал вместе с ними, как будто сам уподобился собаке.

"Какое я плохое, ужасное существо! Как я смел наслаждаться теплотой печи, когда мои единственные на весь мир друзья молча теснились у её подножия, не упрекая меня в выборе места из чистой доброты!" — примерно такие мысли были у меня в голове, когда я в очередной раз засыпал на неудобном полу в собачьей компании. Охотились мы тоже вместе. Мы и раньше так делали, но тогда мне казалось, что наши движения приобрели большую слаженность, мы стали лучше понимать друг друга и убивать больше зверей. Впрочем, это было недалеко от правды. Так же недалеко, как и то, что я начал всё больше вести себя по-собачьи: спал, как собака, мясо сырое ел, перестал мыться, гадил, где хотел. Это не могло не отразиться на моём здоровье. С каждым днём я становился всё бледнее, слабее и вонючее. С каждым днём человеческого во мне становилось всё меньше и меньше.

Так и умер собакой.