No stigma: РАС, СДВГ, БАР, депрессия и социофобия

Расстройство аутистического спектра (РАС) и синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ)

Лера Цмоки – клинический психолог, сексолог, контент-мейкер «Школы ЧК».

Раз — РАС Два — СДВГ

Вообще неприкольно, когда тебе ставят такие диагнозы после тридцати. Но тот факт, что мне их поставили, перевернул мою жизнь.

У меня вообще всегда было ощущение, что со мной что-то не так. Что я какая-то другая. Тогда я понятия не имела, что это так и есть. Травля началась с детского сада и закончилась только в университете. Дети всегда чувствовали, что я отличаюсь. В ушах все еще стоит фраза одноклассницы: «Ну почему ты не можешь быть такой же, как все?». Меня называли слишком чувствительной, мама говорила, что я все время преувеличиваю и перегибаю.

Училась я хорошо, потому что мне было легко. Но сидеть на месте было невозможно скучно и меня много ругали за непоседливость. Но кто ж знал, что все это — признаки аутизма и гиперактивности у девочек.

Мне было 32 года, когда психиатр подтвердил мои подозрения насчет вышеупомянутых диагнозов. И, кажется, после этого примерно полгода я находилась в смятении: а могу ли я работать с такими диагнозами вообще?
Прикиньте, я — клинический психолог, и так была застигматизирована насчет этих аббревиатур. Спешу заспойлерить ваши гугления: можно. Это был первый момент, когда я немного выдохнула, после осознания диагнозов.

Принять же свой диагноз мне помогла работа и мои клиенты.
К тому моменту, как мне поставили РАС и СДВГ, я уже полгода вела частную практику в Тбилиси. В том числе клиентов с похожими проблемами и вопросами к себе. Наблюдать за чужим опытом принятия различных вещей в своей жизни оказалось для меня крайне терапевтичным. И также это определило, чем я буду заниматься в ближайшие годы: психологической помощью и коучингом нейродивергентов.

Сейчас, спустя год, я уже точно знаю и принимаю свои РАС и СДВГ как часть себя, часть своей личности.

Я наконец-то перестала пытаться себя перекроить и знаю, что лечения нет. Но это только радует меня. Значит, не надо ждать чуда, что все когда-то исправится. И можно начать просто жить, учитывая эти буковки. Брать во внимание то, как быстро устаю, сколько реально в день могу продуктивно работать и как сделать так, чтобы это совпадало с хорошим заработком. Как выстраивать общение исходя из своей социальной батарейки.

Мне хотелось бы, чтобы в детстве у меня был рядом такой человек, как я сегодняшняя взрослая. Чтобы объяснил и показал мне, как делать очевидные шаги в жизни, научил общаться, показал как вообще жить эту жизнь и зачем. Да что уж говорить, я бы хотела, чтобы в 25 лет у меня тоже был такой человек. И я рада, что я им стала. И для себя, и для других.

Биполярно-аффективное расстройство (БАР) I типа, постродовая депрессия

Леся Трефилова — АСТ- и схема-терапевтка, контент-мейкер «Школы ЧК».

Это история о биполярном расстройстве в контексте беременности и послеродового периода. Это впервые, когда я в публичном поле рассказываю про свой диагноз. Про депрессию мне говорить не так страшно, как про БАР.

У меня БАР l типа. Диагностика заняла ~1,5 года.

Впервые, когда я пришла к психиатру, мне поставили ПРЛ. И я поняла, что терапия будет долгой. Состояние было странное. Я проходила терапию, но состояние не улучшалось. Головой я всё понимала, но физически как будто переключатели работали в теле. Оно то ложилось, то вставало и бегало.

Моя психолог направила меня к другому психиатру. И вот тогда началась большая диагностика. По разговору я понимала, что меня проверяют на БАР, но сильно сомневаются. Однако спросить не решалась. Ответа слышать не хотела. Схемы лечения менялись одна за другой, я приносила дневники настроения и в один день получила ответ, который меня не обрадовал:

— Вы думаете, что у меня БАР?
— Да, это БАР, осталось определить тип.

Это уже меня не очень интересовало. Я пила антидепрессанты и нейролептики. И это стало уже привычным.

В это же время мы с мужем пытались зачать ребёнка, но шансы у нас были нулевые, так как врачи давно сказали, что у меня показания к ЭКО.

И всё же, у нас получилось. Я забеременела. Вторым, кто узнал о моей беременности, был психиатр. Я волновалась, не опасно ли для ребёнка, что я пила таблетки. Мне прописали схему отмены препаратов, но я перестала их пить одним днём. Я очень боялась за ребёнка.

До момента отмены таблеток я вела практику. Небольшую, в терапии всегда было не больше пяти клиентов. Много супервизировалась и честно не пропускала личную терапию: раз в неделю психотерапевт, раз в две недели психиатр.

У меня здорово получалось отключиться от своего расстройства на сессиях. Я погружалась в работу, и мозг как будто перестраивался. В эти моменты я чувствовала себя максимально здоровой.

Но как только сессия заканчивалась, я начинала гадать: «А всё ли так? Вдруг меня унесло не туда? У меня точно есть связь с реальностью?» — и я бежала на супервизию. Как правило, всё было нормально.

В итоге у меня сложилась такая формула: таблетки больше мне не будут помогать + гормоны + токсикоз = срочное завершение практики.

Если кратко, беременность была адская. Сохранения, сохранения, сохранения. О практике и речи быть не могло. Я вообще не знала, вернусь ли к работе когда-нибудь. Без таблеток сначала пришел откат, было резкое ухудшение состояния. Настроение прыгало, как на батуте. Всё усиливали гормоны.

Я ходила к психиатру каждую неделю, чтобы можно было оценить ситуацию. Вдруг стоит подключить препараты.

И, наверно, стоило. Но я всегда выбирала путь «ещё подождать». И дождалась галлюцинаций. Мне виделись ужасные вещи. Тогда в качестве неотложной помощи я выпила пару таблеток нейролептика по согласованию с психиатром.

Дальше было больше: в какой-то момент я с уверенностью рассказывала психиатру, что поеду на машине на восьмом месяце беременности от Уфы до Латвии (2250 км) с маленькой собачкой по зимней дороге. И в дороге не рожу. ТОЧНО. Потому что я просто знаю. На самом деле у меня была угроза выкидыша и преждевременных родов на протяжении всей беременности.

А потом я лежала в кровати, плакала и смотрела сериал «Порча». Месяц.

И так по кругу. Пока не родила. Уже было понятно, что послеродовая депрессия (а то и психоз) меня встречают с распростертыми объятиями.

Не прошло и трех часов после родов, как я выпила первые таблетки. Была слабая надежда успеть всё поправить медикаментами, но старые схемы лечения не сработали. Подбирали мы схему ещё ~полгода, пока не нашли идеальную. Она работает. Я вернулась в практику и сейчас работаю с послеродовыми расстройствами.

Эпизоды сменяют друг друга время от времени, но проявленность гораздо меньше. Теперь у меня такая формула: я постоянно на связи со своим психиатром + личная схема-терапия + супервизии + участие в профессиональных сообществах = уверенность, чтобы работать с клиентами.

Раз в полгода на месяц я ухожу в отпуск. Я не беру больше семи клиентов одновременно, так как есть дополнительная нагрузка в виде дочери, и мне слишком просто упасть в манию. Пару раз я брала паузу с клиентами, так как не чувствовала уверенности и сил, чтобы вести работу. Но это было ~на 2 недели и все клиенты дожидались.

Сейчас иду учиться интерперсональной и социальной терапии ритмов, чтобы ещё лучше изучить своё состояние и научиться корректировать его. Я довольно быстро замечаю красные флаги своего организма.

Мне очень помогает муж, от него я получаю самое большое количество поддержки и понимания. Мы перестраиваем полностью режим нашей семьи, если я всё же влетаю в какой-то из эпизодов, — это позволяет мне быстро восстановиться.

Во время и после беременности эпизоды стали ярче. Именно тогда мне и поставили БАР l.

Хочу сказать, что жить можно. И даже не просто жить, а очень счастливо жить. И работать.

Вот такой мой диагноз. Он у меня есть, мы с ним живем, работаем. Иногда дружим, иногда ругаемся. Бывает, что он помогает понять некоторых клиентов лучше. Бывает, что мешает, и мне приходится просить помощи у коллег.

Рекуррентная депрессия, социофобия, СДВГ

Наталия Барская — контент-менеджер «Школы ЧК», начинающая психологиня.

Примерно с 12-13 лет я начала потихоньку скатываться в жесткую социофобию. Мне было страшно общаться с одноклассниками, говорить в компаниях, идти по коридорам и улицам. Я была уверена, что все смотрят на меня и в тайне надо мной смеются. Я куталась в слои теплых кофт и шарфов, вечно пыталась спрятаться и сесть в самый дальний угол, чтобы привлекать как можно меньше внимания.

Первые пару лет были самыми сложными, потому что я не понимала, что со мной происходит, и думала, что никто в мире больше не сталкивается с подобным. Потом (боже, благослови интернет) я наткнулась на видео в YouTube, где психологи рассказывали о штуке под названием «социальная тревога». Я наконец-то поняла, что со мной происходит.

Думаю, это было одним из самых больших и значимых потрясений в моей жизни. У этой ужасной напасти, портящей мне жизнь, появилось название — вау!

Я осознала, что это не я — поломанная и фундаментально неправильная, а это болезнь у меня такая.

С тех пор я пыталась своими силами с ней справляться: интуитивно занималась экспозицией, применяла всякие техники самопомощи. А спустя почти 10 лет я наконец-то получила официальный диагноз от психиатра. Соц.тревога все еще со мной почти каждый день, и я продолжаю с ней работать.

К психиатру, кстати, пошла не из-за нее. Однажды меня настолько доканал многолетний депрессивный эпизод, что я поняла: идти надо и прямо сейчас. Тогда сил не было настолько, что мне пришлось просить помощи подруги, чтобы записаться к специалисту.

Я, к слову, не знала, что это депрессия. Я думала, это просто проблемы с эмоциональной регуляцией и мотивацией. Не без них, конечно, но поставили мне депрессивный эпизод средней тяжести и прописали таблеточки. Через год лечения я смогла подобрать нужную дозу и вышла в ремиссию (не это не точно).

Думала ли я, что на этом этапе укомплектовала свои ментальные спецэффекты? Да. Но следом случилось открытие, которое я все еще до конца не осознала.

В 2023 году я начала помогать вести канал про СДВГ от Чистых Когниций «Где мое внимание?». Когда я писала анонс для запуска канала, то случайно обозвала его так: «Где мое мое внимание?». Нужно было догадаться тогда, но мне потребовалось еще немного времени, чтобы понять: тотальное сходство симптомов неслучайно.

Так пару месяцев назад я получила диагноз СДВГ, и все стало на свои места. Обрели причину мои вечные проблемы с невнимательностью, мотивацией и прокрастинацией, забывчивостью, опозданиями, эмоциональными перегрузами и далее по списку. «Вау…» — выдохнула я тогда.

О работе психологом

За что могу сказать «спасибо» своим диагнозам, так это за неподдельный интерес к психологии. Пока что эта единственная профессиональная сфера, которая мне не надоела. Думаю, она такой и останется, потому что тут, конечно, не соскучишься.

По первому образованию я — что-то между продюсером и маркетологом. Интерес к обучению я потеряла ни много ни мало на первом курсе. Но так как мне очень редко что-либо интересно долгое время (спасибо, СДВГ), я все-таки доучилась и… пошла работать в маркетинговые отделы в школы психологии. Опыт показал, что в других сферах я надолго задерживаться не могу из-за скуки.

Я долгое время не решалась идти на обучение психологическому консультированию, но полтора года назад все-таки принялась за эту авантюру. Я очень боялась, что в один момент мне станет скучно, и я в очередной раз потеряю интерес к тому, что люблю. А еще не была уверена, что социофобия позволит мне работать с незнакомыми людьми.

Сейчас я заканчиваю проф. переподготовку и очень радуюсь: психология мне еще не приелась! И я даже (почти) не умерла от страха, когда проводила свои первые консультации. Конечно, мои диагнозы проявляются в работе и учебе: мне все так же страшно общаться с людьми и порой мое внимание уплывает прямо посередине разговора. А один раз во время игровой сессии на курсе я не смогла из себя ничего выдавить, потому что выпала в депрессивный эпизод.

Я рада, что достаточно давно была погружена в сферу психологии и не ждала ни от коллег, ни от себя «идеальности» и «проработанности». Если бы я не знала о том, что есть крутые уважаемые мной психологи с диагнозами, то, возможно, я бы так и не начала свой путь к тому, что ощущается призванием.

Если вдруг эту историю прочитает человек, который задумывается о профессии, но не решается на нее из-за своих ментальных особенностей, то я очень хочу, чтобы он знал:

Мы — не наши расстройства, и это ок — быть тем самым «сапожником без сапог»