Где ты, Дедушка Мороз?
Мать всегда утверждала, мол, сынок мой, мой Димочка – Дед Мороз существует. Клялась и божилась, благородная щедрая женщина…В предпраздничный вечер от гостиной, салаты забросит, гоняет:
«Волшебство любопытства не любит».
Балконную дверь сама открывала – палас у окна индевел и морозился. В гостиную залу снегопад и метель, а меня, стало быть, в объятия к бабушке, в захламленную пыльную спальню, чтобы с ней у окошка стоял, да ракеты и змеев цветастых считал и высматривал.
На санях и с оленями кто? Санта-Клаус. Он над русской землей не хозяин…Постсоветский рождественский дед прогрессивнее, он, словно Юрий Гагарин, в одноместном летучем снаряде. И живет он не в финской Лапландии, а в нашем спартанском стоическом Мурманске, где в полярную ночь богатырь даже нежная младшая школьница, октябряшка-отличница бородой обрастает и никелем, попробуй с обидой к ней сунься!
В Подмосковье-то будет теплее и ласковей, зима здесь какая-то ватная, пористая. Воздух студеный не кусает, а так, точно свинка морская, покусывает. На саночки, как барин, бывает, воссядешь, запряжешь безотказного деда Володю, и в соседний лесок балагурить. С елей снег за шиворот сбрасывать, за седой толстой белкой куницей гоняться.
Эх ты, кипучее, заряженное детство! Не то, что сейчас – покатый хребет и свинцовые ноги, до обеда проснуться не можешь! А тогда само слово «спать» отвращало…
Но в последний декабрьский день, все равно, я старался быть тихим. Дед Мороз человека побаивается. Детский топот в прихожей услышит, великий волшебник, в спешке на елку завалится...
Потому терпеливо стою, в объятиях бабулиных плавлюсь, в животе мотыльков тихомирю, мол, спокойней, ребята, сейчас все получите!
Я ведь не вру, я всегда, что хочу получаю!
Дед Мороз почти Бог Всемогущий, что ему дорогие игрушки, шоколадные сладости? Ему даже письма не нужно настрачивать, говорю, он почти Господь Бог, он мысли как морзянку читает.
Мама кликнет меня: «Прилетел!» - убеждаюсь воочию. У балкона, под елочкой, большие коробки, а в них то, на что целый год я облизывался…Датский конструктор, мальчишечьи куклы – спецагенты-разведчики…Это все то, что родители бы никогда б не позволили. 90-ые годы, в России жизнь простая и скромная, игрушки – сплошная паленка, китайщина. А крик подниму да капризничать стану, отец огрызнется: «Ищи себе другого папашу».
Нет, чего же я вру, детство, если, по правде, счастливое. 90-ые лучшее время, Дед Мороз каждый год прилетает, без пропусков, а подарки вообще всю неделю подкладывает! Под утро, наверное, приходит и дарит мне паззлы, раскраски, яйцо шоколадное. И так каждый год, до четырнадцати!
А потом почему перестал? У меня есть записочка. В ней, мол, так и так, ты уже взрослый, я к тебе прилетать больше не буду, не вешай нос, не расстраивайся. Я у мамы спросил – почему, в голове ведь еще тааакое ребячество! А она: «Из-за паспорта».
Я большой, я субъект правовых отношений!
Только чушь этот паспорт, блокнот для калякания. Теперь головой понимаю причина, она, на поверхности.
Да, может быть, я игрушек хотел и ребячился…Но еще мне хотелось чего-то греховного, пошлого – с женщиной. На зрелых дородных заглядывался, на них в темноте фантазировал. Все это для чуда – убийственно.
Говорят, чудеса от безверия, словно мухи, прихлопываются. Вздор, лженаучные бредни! Здоровый мужской организм – автоматная очередь в сторону сказки. Он трясина таежная, Дед Мороз и добрые феи Динь-Динь в ней захлебываются.
Мое чудо и вправду поставила к стеночке женщина…В восемнадцать лет слишком много болтал и откровенничал.
«Видишь, как оно у меня было? Он существует. Мать с отцом никогда не заходили в комнату, пакеты с подарками были очень холодные! Да и какие подарки, ты думаешь, моим по карману был леговский Хогвартс??»
Но подружка моя тогда только мрачно поморщилась:
«А ты сейчас у них спрашивал? Все взрослые врут, твои предки не лучше».
…Мне восемнадцать, через пару недель уже школу заканчивать да батрачить экзамены, а в голове только он, бородатый, румяный и добрый.
«Мам, а правда, был он, Дед Мороз?»
От мамаши я слышу джедайскую правду:
«Мы с отцом все очень ловко проворачивали, деньги тебе на подарок месяцами накапливали. В какой-то степени это и значит – быть Дедом Морозом».
Дед Мороз…В нем нет плотского, Дед Мороз – скандинавское хюгге, счастливая ночь, за которую утром не стыдно. Мне уже тридцать лет, я сижу у окна и его дожидаюсь, он почти Саваоф, несет свой новогодний крест через ухабы. Такой же мученический, из палестинского крепкого дерева, только в мишуре…и гирляндах.