Хозяин этого положения

- Доктор, я жить буду?

- А смысл?

Говорят, что человек привыкает ко всему быстро.

Ну, может и не быстро, но привыкает.

Прошедшие войну рассказывали, что в первый бой и тошнило, и... из других мест. От каждого шороха вздрагивали. А некоторое время спустя во время артобстрела сидели, курили и по звуку снаряда определяли куда он летит и не реагировали, если летел мимо.

Человек не может жить постоянно в тревожности и страхе. Накапливается неопределенность, усталость. Хочется определенности: или туда, или сюда.

Мы боремся за права куриц в клетках («Свободу попугаям»). Мол, не гуманно это как-то, надо их выпустить на вольные просторы.

При этом постепенно в «клетки» загоняют людей.

Но курам не нужна самореализация. У них нет потребности в общении в его общечеловеческом понимании. Нет желания погонять мяч, сходить в театр, пообщаться с подругой в кафе или «дать» по пивку.

На одной из встреч с М.Е. Литваком говорили об одиночестве. Помню он сказал: «Большинство людей не продержатся на необитаемом острове и двух недель даже при наличии пищи и воды. Они умрут от отсутствия общения» (за точность цитаты не ручаюсь, но точно передаю ее посыл).

Может настать момент, когда загнанные в рамки люди зададутся вопросом: «А на хрена такая жизнь?». И выйдут из «клеток», несмотря на возможные риски. А потом еще окажется, что риски были преувеличены.

В финале старого польского фильма «Сексмиссия» они вышли из подземелья. Через некоторое время у них стал заканчиваться кислород, но они боялись снимать скафандры, потому что там «высокая радиация». А потом они увидели свободно летающих птичек...

Выяснилось, что если радиация и была, то давно исчезла. Но кому-то было сложно признаться в ошибках своих прогнозов. Признаваться в них способна лишь незначительная часть человечества.

Хозяин всего этого положения

Это было в стройотряде в 1983 году в Боровске.

Мы жили в общаге на территории РСУ.

Как-то вечером после работы к нам в комнату зашел немолодой мужчина. Прошел по комнате, осмотрелся, оценил обстановку.

Потом повернулся к нам.

- Ну как, ребята, вы здесь устроились? Все нормально?

Его поведение, пластика говорили о том, что он почти «отец родной». От него исходила особая забота

- Да все нормально вроде.

- Кормят вас хорошо?

- Не жалуемся. У нас там свой человек (в столовой действительно работала помощником наша однокурсница Ирина).

- Есть какие-то пожелания?

- Спасибо, пока вроде всего хватает.

Он присел на стул в центре комнаты.

Кто-то из наших спросил:

- А Вы кто?

- Григорий Михалыч.

- А по должности?

- Я? Ну как вам сказать... Я как бы..., - здесь он описал руками дугу в стиле «широка страна моя родная», - я как бы хозяин всего этого положения.

- Директор что ли?

- Не совсем. Я сторож.

Потом он еще раз прошелся по комнате.

Увидел чей-то одеколон О`жен, вылил его к кружку, подошел к крану, разбавил водой.

Хозяин одеколона в шоке произнес:

- Что Вы собираетесь с этим сделать?

- Пить, - совершенно невозмутимо сказал Григорий Михалыч.

- Но это же не пьют!

- Ну почему же. Пьют, - и спокойно допил содержимое, после чего снова присел на стул.

Некоторые студенты были в шоке. Они видели такое впервые.

Возникла пауза. Это был удобный момент для того, чтобы сторож-хозяин начал свой рассказ.

На хрена такая жизнь

«Да, ребята. Я всю жизнь пью.

Однажды мы с приятелями что-то пили. Я точно и не помню что это было.

Ну нас отвезли в больницу и там сразу в морг. Мне потом сказали, что я начал шевелиться и меня перевезли в реанимацию. Откачали, а двое моих друзей умерли практически сразу.

Пролежал я там больше недели».

Он делал паузы как бы всматриваясь в прошлое.

«В день выписки ко мне пришел Главврач и сказал:

«Вот что, Гриша. Мы конечно тебя вытащили, но новости у меня для тебя хреновые. Пить тебе больше нельзя. Совсем. Если выпьешь хоть каплю, то тебе конец».

И пошел я домой.

Как жить дальше не знал. Все потеряло смысл, но жить вроде как хотелось.

Так прошло несколько дней. В пятницу к вечеру я пришел домой, осмотрелся вокруг и вдруг понял: «А на хрена мне такая жизнь!»

Пошел я в магазин. Купил две бутылки портвейна.

Побрился.

Убрался дома.

Оделся в чистое.

Сел к столу. Начал пить.

Напоследок.

Вспоминал жизнь свою...»

Здесь Григорий опустил голову и показалось, что особо-то и нечего было вспомнить.

«Потом я лег на постель и забылся...

Когда открыл глаза, то не сразу понял где я. Вроде дома. И вроде живой.

Вот с тех пор пью уже почти 5 лет», - закончил он жизнеутверждающе.

Слушали мы его на одном дыхании.

Григорий встал, еще раз посмотрел по сторонам, попрощался и пошел по своим делам.

Я мог бы бродить с тобой до утра...

Развитие происходит по спирали. Но если посмотреть на спираль сверху, то мы ходим по кругу.

Мы забились по углам (или нас по ним «забили»). Многие не высовываются из-за страха чего-то ужасного. И, убегая от одной воображаемой беды, попадаем в объятья к другой.

Когда-то мы были на практике на Ленинградской АЭС и рассуждали с Павлом Ковалевым на тему «так ли прогрессивен научно-технический прогресс». И возник вопрос, а не ведет ли он к деградации (это было в 1986 году после аварии в Чернобыле)?

Павел написал тогда сильный текст и положил его на музыку.

Помню только ее финал:

Мокрицы рожают мокриц,

Мутанты жуют прелый мох.

Нет, мы не спаслись, не спаслись,

А крысами стали.

Да я мог...