Как стать Ромой
Эту спину я засёк сразу. Оставалось дождаться, когда она во всей красе явится из-под футболки, что, собственно, и произошло где-то в районе 2-х ночи, когда на танцполе начался настоящий угар.
Нет, это был не гей-клуб. Просто в месилове с голыми торсами под жёсткий Schranz есть что-то ритуальное, соблазняющее парней раздеваться по пояс, и они с удовольствием откликаются на этот зов – вне зависимости от формата (ориентации?) заведения. Та спина, на которую я положил глаз с самого начала, тоже обнажилась. Она была великолепна.
Аккуратно протискиваясь между танцующими, медленно, шаг за шагом я пошёл на сближение. Подойдя почти вплотную, примостившись слева и чуть спереди (пришлось подвинуть какого-то малолетку с дредами), я, привстав на цыпочки, обернулся, обшаривая пространство взглядом, будто кого-то искал. На самом деле я обозначал своё присутствие и, когда обладатель шикарной спины обратил на меня внимание, лучезарно ему улыбнулся.
Я, сжав кулаки, показал ему сразу два больших пальца, мол, выглядишь охуенно.
Он понял контекст, кивнул и ещё раз улыбнулся. Контакт был установлен.
Конечно же, я подкатывал яйца. Правда, делал это без особой надежды на продолжение, потому что в не тематическом заведении снять парня, который согласился бы на секс... Сами понимаете, каковы шансы и сопутствующие им риски. В тех обстоятельствах меня вполне устроило бы совместное времяпрепровождение — пацан был красавцем, молодым мускулистым кентавром. Поколбаситься пару часов в его компании само по себе было волнующе.
Дождавшись, когда диджей выйдет на соплю, я коснулся плеча моего нового vis-a-vis. Я мог бы привлечь его внимание иначе, но мне хотелось именно что коснуться его обнажённого плеча, поэтому я не стал отказывать себе в удовольствии. Парень понял, что я намереваюсь что-то сказать и наклонившись, подставил ухо.
– Тебя не выставят из клуба за голый торс? – сыграл я под дурачка.
Парень замотал головой. Да я и сам знал, что не выставят, но продолжал дурковать, втягивая его в разговор:
– Раздевайся. Здесь можно, – ответил он.
Я избавился от футболки раньше, чем он закончил фразу, и тут же поймал на себе его одобрительный взгляд, потому что выглядел ничуть не хуже. Настала его очередь поднимать вверх большие пальцы. Я кивнул в ответ со всей возможной скромностью (кокетка херова!) и, стараясь перекрыть заухавшую бочку, заорал ему в ухо:
– Ты тоже крутой! Спина охуенная!
Парень не понял с первого раза, пришлось повторять практически по слогам:
– Хуйнуть хочешь? – снова проорал я.
Я постучал пальцем по своей ноздре.
Парень сначала нахмурился, потом до него наконец-то дошло, улыбнулся и спросил:
Мы вышли с танцпола, дождались своей очереди в сортир и оба втиснулись в одну кабинку. Охранник сделал вид, что ничего особенного не произошло.
Разложив две приличные дорожки, я лихо втянул первую, а после, шмыгая носом, наблюдал, как парень скрученной купюрой примеривается ко второй, и боролся с искушением облизать его спину.
В баре, запивая стафф энергетиками, наконец познакомились.
– Рома, – представился парень.
– Ну так... Бывало и получше, – и провёл ладонью по своему животу от груди до самой пуговицы на джинсах.
– Да расстегни ты её! – хотелось сказать мне, потому что слишком невыносимо было представлять, как его ладонь скользит ниже, подушечкой большого пальца взъерошивая волоски блядской дорожки... представлять это и не иметь возможности увидеть воочию. – Не скромничай. Форма у тебя неебическая, – стиснув зубы, запретил я себе всякую крамолу.
– Фигура, говорю, у тебя охуенная. Красивая.
– А... Ну да... А толку-то? Пойдём попляшем, – и, подталкивая к танцполу, положил руку мне на плечо.
Он положил руку мне на плечо! Блять!
(«Рома, если у меня сейчас встанет хуй, кто за это ответит? Ты?»)
Через час мы догнались ещё раз.
– Пойдём на второй этаж, – предложил я.
– Однозначно. Там хаусец играют.
Но это был пиздёж чистой воды. Нет, на втором этаже действительно играли развесёлый латино-хаус, но вовсе не он меня привлекал. Поближе к утру главный танцпол начинал пустеть – часть клабберов разъезжалась по домам, а те, кого ещё не отпустило, поднимались выше, в небольшой зальчик, восхитительно тесный – настолько тесный, что люди, танцуя, тёрлись друг об друга. Фактически, я пригласил Рому на сеанс узаконенного петтинга, а Рома, ничего не подозревая, простодушно согласился.
– Здесь круто, – оценил Рома и потянулся, а у меня появилась оправданная возможность раскрытой пятернёй дотронуться до его живота. Но я этого не сделал, потому что боялся то ли спалиться, то ли обкончаться, а, скорее всего, и то, и другое. Впрочем, через полчаса моя потеря была восполнена. Рома притащил бутылку минералки и попросил полить ему на плечи, потому что хаус-зона уже успела превратиться в хорошо разогретую парную. Я полил, а потом с вожделеющим пристрастием ладонью размазал холодную воду по его разгорячённому телу. Рома спокойно позволил это сделать: он ничего не понял.
Или понял, но почему-то не протестовал.
– Красавцы! – крикнула мне в ухо девица с выбритыми висками и огромными амфетаминовыми зрачками, в которых колтыхалась какая-то потусторонняя темень. – Охуенно смотритесь. Я Лика. Из Москвы. Это твой парень?
(«Ах, Лика из Москвы! Если б он был моим парнем!»)
– Нет, – ответил я. – Только что познакомились.
– Хочу. Только ему не говори. Он натурал.
– Оке, – рассмеялась Лика из Москвы. – Но он тоже тебя хочет.
– Кто это такая? – встрял Рома в моё другое ухо.
– Не знаю. Какая-то объебоска. Сказала, что мы с тобой два красавца.
Девица всё ещё тёрлась рядом, поэтому Рома наклонился к ней и что-то спросил.
Он изобразил на лице «да ну на хуй!».
Она снова засмеялась, чмокнула его в щёку, потом меня и свалила поближе к колонкам. «Сдала меня сучка с потрохами, – решил я. – Да и похуй. Отмажусь, если что...»
– Пойдём воздуха глотнём, – сказал Рома и потащил меня наружу. – Что она тебе сказала?
– Да ничего. Сказала, что мы с тобой хорошо выглядим.
– Ладно, забей. Она просто дура. До скольки тут расколбас?
– И что потом? Все по норам расползаются?
– Да кто куда. Большинство домой, наверное, поедет.
– А где у вас в городе можно уютно зависнуть? Подскажешь? Может, утренник какой-нибудь с нормальным чиллаутом? У меня до поезда 12 часов. Я не местный, из Новгорода. Не хочу на вокзале торчать.
И тут все мои демоны заговорили разом. Они подняли натуральный галдёж, наперегонки перебивая друга друга.
«Да как вы себе это представляете? ...Да это дохлый номер! ...Да он не поведётся! …Да он такой податливый, пока под мефом! ...Да он меня на хуй пошлёт, как только его отпустит!» – отбивался я, разглядывая Рому, глазами смакуя все детали его роскошной фигуры: широкие плечи, крупные пласты грудных мышц, покрытые короткой порослью русого цвета, две точки-родинки под левым соском, кубики... На самом деле, никаких кубиков не было. Передо мной стоял не глянцевый мальчик с журнальной обложки, а реальный парень с хорошо тренированным телом, и отсутствие у него точёного, идеально контурированного пресса делало всю картину по-настоящему подлинной. И последний штрих: эта длинная волосяная дорожка, от пупочной впадины сбегавшая в самый низ – туда, куда заглянуть не было никакой возможности, но собственная фантазия уже сама, безо всяких подсказок всё дорисовывала.
Словом, дорожка победила, а демоны облегчённо выдохнули.
– У меня квартира, – сказал я. – Снимаю. Недалеко от аэропорта. Полчаса на тачке отсюда. Если хочешь, можем до вечера там зависнуть.
– Типа, да. Можем хоть сейчас поехать.
– Не, давай потусим чутка. Поплясать хочу, пока там мясо. Пойдёшь со мной?
(«Рома, с тобой – хоть на край света!»)
* * *
С танцпола выбрались под утро, когда начало светать. В гардеробе Рома надел свой пуховик прямо на голое тело.
(«Чувак, это такой способ надо мной поглумиться? Мы же оба знаем, что ничего не будет...»)
– Прям вот так поедешь? – спросил я.
– А что? Футболка один хуй мокрая. И воняет, – скомкав, он засунул её в карман. – Мы ведь к тебе сейчас? Душ ведь есть?
– Душ, стиральная машина, холодильник, забитый жрачкой, бутылка вискаря... по-моему, даже водка есть... Рома, чего тебе ещё хочется для полного счастья?
Я ожидал, что он скажет: «Тёлок...»
* * *
В душ первым метнулся я. Это было невежливо, но оправдано насущной необходимостью – требовалось наскоро навести в ванной хоть какое-то подобие порядка. Когда я вышел оттуда, Рома стоял у окна, разглядывая взлетающие и заходящие на посадку самолёты. В полутёмной комнате в контровом свете он выглядел не реальным человеком, а контуром. Зрелище было почти сакральным. Массивные крылья его широчайших превращали его в архангела, в небесного воителя. Он был монументален и неприступен, поэтому просто подойти сзади и обнять его – такой вариант исключался в зародыше как заведомо провальный.
«Подбери слюни. Здесь без шансов...» – сказал я себе. Несмотря на раскованное и дружелюбное поведение Ромы, я считал – и чем дальше, тем больше – что вся эта авантюра затеяна зря и мне ничегошеньки не светит. Мне даже казалось, что Рома, быстро раскусив, какую игру я затеял в клубе, перехватил инициативу и теперь попросту дразнит меня, размахивая пресловутой морковкой перед моей ослиной мордой. В окружающем мире существовало полно парней, которые по щелчку согласились бы поебаться со мной, но Рома не входил в их число, потому что был натуралом – стопроцентным, рафинированным, эталонным натуралом, и это сорок восьмым кеглем было написано на его лбу. Моя самоуверенность падала с ускорением 9 целых 8 десятых. Даже отражение в зеркале, доказывающее, что я выгляжу не хуже... что, на самом деле, я выгляжу охуенно... не спасало. Рома был способен оценить моё тело только с эстетической точки зрения, будто я – статуя в Эрмитаже; но в сексуальном плане оно не заставило бы шелохнуться ни одного волоса на его лобке.
– Тебе бы пошла татуха Гора, – сказал я. – Цветная. Во всю спинищу.
– Я думал об этом, но сначала хочу забить пузо. Здоровенный кольт... вот тут, на боку, будто заткнутый за пояс... чтобы ствол упирался прямо в конец.
(«Рома, имей совесть! У меня тут целая буря в душе, а ты мне про стволы и концы рассказываешь!»)
– Хах! Ты понимаешь, на какие муки любопытства ты обречёшь окружающих? – хмыкнул я.
– Конечно! – и, внимательно отслеживая мою реакцию, Рома демонстративно начал расстёгивать джинсы, комментируя:
– Прикинь, всем же будет интересно посмотреть, что там... куда там ствол упирается... А там – хоп! – труселя, а не то, что вы подумали.
(«Рома, ты прирождённый провокатор – циничный и беспринципный».)
– Иди ты... в душ, – сказал я. – Полотенце, шампунь и всё остальное найдёшь на полке.
– Миха, не напрягайся. Я пошутил насчёт кольта. Гора себе набью. Тебе понравится, – и, уходя в ванную, похлопал меня по груди... будто снисходительно потрепал по щеке.
* * *
Из душа он вышел так, будто был у себя дома – обернув бёдра полотенцем. Оставленные для него на видном месте чистую футболку и старенькие шорты (между прочим, мои любимые) проигнорировал. И, можно подумать, я ожидал чего-то другого.
В комнате он уселся на диван напротив меня; откинулся на спинку, заложив руки за голову и широко расставив ноги. Он практически продавал себя. Сдавал в аренду, намекая, что плата будет не высока, а при удачном стечении обстоятельств, если я поведу себя пай-мальчиком, получится отторговать хорошую скидку. Оторвать взгляд от этого молодого насмешливого бога было невозможно. Вакханалию пора было прекращать; пора было избавляться от его возмутительно привлекательной наготы – требовалось хоть чем-то её прикрыть.
– Там сухая одежда тебе приготовлена, – напомнил я.
– Дома прохладно... – настаивал я.
– Домой с температурой поедешь...
...И выжидал, как я поведу себя дальше...
– Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?
– Я не психую. Бухнуть хочешь?
– Да, блять! Я психую! Потому что не могу уже! – почти крикнул я, рывком поднялся, подошёл к Роме, опустился перед ним на колени и откинул край полотенца.
Я боялся, что получу отпор. Но при этом знал, что никакого отпора не будет.
* * *
Рома ничего не говорил. Он не издал ни звука. Он даже не сменил позу – так и сидел, откинувшись на спинку дивана, заложив руки за голову. Только чуть шире расставил ноги и наблюдал, как я сосу ему. А я старался так, будто сдавал самый главный экзамен в своей жизни. Не знаю, что меня возбуждало больше – возможность беспрепятственно ласкать этого парня или его маскулинная сдержанность? Ему наверняка сейчас было кайфово, но он контролировал любые проявления собственной чувственности, и это, как ни странно, было гиперчувственно – за внешним спокойствием проглядывал настоящий ураган, который обязательно должен был прорваться наружу. Рома напряг бёдра и подался вперёд – финал близился.
(«Готовишься кончить? Не-не-не, чувак, даже не рассчитывай. Так быстро я тебе не позволю. Знаю я вас, натуралов. Ты сейчас отстреляешься, а потом начнёшь ныть, ах, зачем мы это сделали... ах, это всё неправильно... ах, никто никого не осуждает, но лучше любить девочек... ах, давай всё сохраним в тайне... забудем, как страшный сон... Нет уж, Рома, я ещё не наелся тобой настолько, чтоб терпеливо снести этот параноидально-гетеросексуальный бред!»)
Но продержать его на острие я смог не более двух минут. Он вдруг взял меня за голову, пропихнул насколько мог глубоко свой член в мою глотку и выдал туда весь боезапас до последнего патрона. Монета снова перекинулась с аверса на реверс: это не я отсосал у Ромы, это он выебал меня в рот. Даже в этом ему удалось перехватить инициативу.
– Ты-то хоть кончил? – спросил он, расслабленно отвалившись на диван.
(«Когда бы я успел? Всю дорогу тобой занимался.»)
– Вообще-то, я больше по девочкам... – продолжил Рома.
– Но всегда хотел попробовать с пацаном, – закончил он.
– Было красиво. Я завёлся, пока смотрел, как ты это делаешь.
(«Рома, посмотрел бы я на тебя со стороны, если б ты сосал у такого же парня, у какого только что отсосал я».)
– Если не секрет, что тебе та москвичка сказала? – спросил я. – Помнишь её?
– Помню. То же самое, что и тебе.
– Я так и думал, что она меня сдала с потрохами.
– Да ты сам спалился. Причём сразу. Я краем глаза засёк, как ты за мной таскался. Думаю, что за качок меня постоянно пасёт? Прикольный такой... на мусора, вроде, не похож... Потом смотрю, а ты крадёшься ко мне... шажочками... типа, незаметно... Даже интересно стало. А когда ты подошёл и прямо в лоб сказал насчёт фигуры и большой спины... А потом ещё и свою футболку снял... Короче, всё понятно стало. Думаю, ни хуя себе, он отважный – незнакомого пацана берёт и внаглую клеит.
– А ещё я хотел облизать тебя, когда мы разнюхивались, – усмехнулся я.
– Я ж не знал, как ты отреагируешь. Может, пошлёшь меня сразу.
– Вот ты дурень! Я ещё на первом этаже, когда ты по пояс разделся, дал понять, типа выглядишь охуенно, нравишься, давай замутим.
– Рома, вообще-то это был не гей-клуб.
– Да чо ты мне рассказываешь? Был я в этом клубе несколько раз. Там вообще всем по хуй. Это же Питер, а не Великий Новгород.
– Ну так сам бы и проявил инициативу, раз такой смелый.
– А я чем, по-твоему, занимался? Я же видел, что тебе и хочется, и колется. Поэтому начал тебя разводить. На втором танцполе, наверное, половина народу чухнула, что происходит, пока ты из себя чуть ли не целку строил. Я думал, ты хоть дома расслабишься, а ты мне про Гора начал втирать. Даже мысль появилась, когда я в ванную пошёл, затащить тебя под душ. Мелкий, – Рома кулаком ткнул меня в плечо, – ты же кабан здоровый, чо ты такой нерешительный?
– Как ты меня назвал? Мелкий? Тебе самому-то сколько лет?
– Малолетка ещё. Я на год старше.
– Зато хуй у тебя короче, – хмыкнул Рома
– Ничего, выебать тебя хватит, – я навалился сверху и привычным движением задрал ему колени чуть ли не к самым его ушам. Рома не стал сопротивляться. Но даже в этой подчинённой позе он продолжал выглядеть хозяином ситуации.
– По-моему, страшно сейчас только тебе.
– Смотри, мой хуй в опасной близости. Одно движение – и я внутри.
– Тумбочку видишь? Там целый склад презиков и смазок. Я не поленюсь до неё дойти...
– Это значит, тебе сейчас придётся меня отпустить, взять гандон, распечатать его, натянуть на болт... Ты уверен, что я потом вот так запросто позволю раскорячить себя, как лягушонка? Ты ведь со мной не справишься...
С-с-с-сука, как же он был красив в этой своей самоуверенной парнячьей наглости!
– Поцеловать тебя хочу, – сознался я.
– Кто ж тебе не даёт? Целуй. Только дай ноги распрямить, затекать начали.
Азарт, похоть и нежность сплелись во мне в единый клубок. Целуясь с Ромой, буквально пожирая его, я чувствовал, что тону. Он, будто в омут, затягивал меня всё глубже.
Оторвавшись от его губ, я хотел сказать: «Рома, у меня от тебя башню сносит», – но вместо этого предпочёл скабрезность:
Рома что-то быстро прикинул и спросил:
Рома снова что-то прикинул и согласился:
– Ок. Но у меня это в первый раз. Больно будет?
– Только давай с презиком, а то мало ли...
* * *
– Чувствую себя тёлкой, – сказал Рома, морщась.
– Ну так... – похоже, ему всё-таки было больно.
– Сейчас пройдёт. Потом будет кайфово. Я обещаю.
– Приходится верить тебе на слово.
– Малыш... – это слово нельзя было произносить громко, во всеуслышанье, – Малыш, расслабься, всё хорошо. Ты охуенный...
Рома обмяк. Он будто стал плюшевым. Ещё секунду назад я видел под собой нагловатого самца, но куда что делось? Рома превратился в обычного паренька – податливого, доверчивого, покорно согласившегося на то, что сейчас с ним будет происходить нечто, совершенно ему неизвестное и, вероятно, опасное.
Я осторожно начал, подбирая комфортный ему темп. Рома смотрел, как двигается моё тело, потом стал гладить меня по животу, а другой рукой подрачивать. Он снова завёлся.
– Малыш, не дрочи. Кончишь раньше времени, – предупредил я, а в мозгу зачем-то промелькнуло злорадное: «Распечатал пацана... Теперь я тут главный...»
* * *
– Не провожай меня, ладно? – попросил Рома вечером, когда собирался на поезд.
– Ну блин... Не хочу слюнявых сцен на вокзале. Дашь мне пару чистых носков?
– Дам. Вот – чистые носки... Вот – чистые трусы... Вот – чистая футболка... Такая пойдёт?
– Вот так сразу? Миха, мы вообще-то в разных городах живём...
– Ну и что? Переедешь ко мне, найдём тебе работу.
– Блин, как тебе объяснить? – он присел на диван. – У меня такая жизнь... Она совсем другая, не такая, как у тебя. Может, я бы и перестроил её, но вот прямо сейчас не понимаю как...
– Нет. Точнее, да, но это просто для отвода глаз. Мне нельзя выделяться. У меня такое окружение, что не поймут. Я и так, как белая ворона – с ними стараюсь не бухать, потому что это всегда каким-нибудь дерьмом заканчивается... музыку слушаю не такую, как они... не русский шансон... Если ещё про парней выяснится, вообще пизда будет. Я даже порнуху с мужиками дома не храню. Не приветствуется у нас такая хуйня, понимаешь? Убить не убьют, но калекой сделают.
– Блин, Рома, как ты там вообще живёшь?
– Вот так и живу. В последний год, когда бабло появилось, стал в Питер сбегать, чтобы сменить обстановку. Чтоб по-другому себя почувствовать. Приеду на денёк, по городу полазаю, в клубец зарулю, на нормальных людей поглазею... глядишь, с парнишкой каким-нибудь познакомлюсь...
– Ну да, желающих тут полно...
– Да ни хуя и лука мешок! Пацанов-то достойных много, но как к ним подкатишь? Я ж не знаю, как это делается, к кому можно, а к кому нет... Думал, может, кто-нибудь сам инициативу проявит, первый подойдёт... Один вот проявил...
– Да не ты. Вчера один штрих докопался, норовил водкой угостить... Пиздец, он стрёмный был... Я его отшил. Ты попозже появился. А тот, который страшный, потом на нас с тобой пялился и слюни пускал.
– Ты вообще, по ходу, ничего не видел, – улыбнулся Рома. – Ладно, Мих, мне уже валить пора.
– Погоди. А что дальше? Давай, я приеду и увезу тебя оттуда.
– Да всё я понял, но не всё так просто. Я, может, и хотел бы, но мне с такими людьми приходится общаться... Короче, не надо тебе этого знать... Мне нужно самому придумать, как всё сделать так, чтоб и они нормально, и у меня потом всё ровно было.
– Я готов вписаться. Ты меня плохо знаешь, я могу быть совсем безбашенным. Просто попру напролом и хуй меня кто остановит.
– Не, Мелкий, напролом не надо. Давай так поступим: я через две недели приеду в Питер на все выхи. Встретимся, поговорим. Может, замутим чо-нить прикольное. Если хочешь, я даже у тебя остановлюсь.
– Ты сейчас меня успокаиваешь?
– Рома, если ты пытаешься меня наебать... Рома, сука, я не знаю... Я влюбился, как первоклассник. Ты даже не представляешь, что у меня сейчас внутри творится.
– Ты это сказал, чтоб я от тебя отъебался?
– Миха, такой ты деревянный, в натуре. Думаешь, я бы поехал к тебе на хату и дал себя выебать, если б ты мне не нравился?
– Опять? Может, две недели потерпишь? А то я на поезд опоздаю.
– Пиздуй в свой Новгород, – улыбнулся я. – И только попробуй не вернуться. Сам тебя найду, в кандалах сюда доставлю.
– Не ссать. Кто ссыт, тот гибнет. ...Но за тобой должок.
Рома наклонился к моему уху и прошептал:
– Жопу свою на растерзание отдашь. Драть тебя буду, Мелкий, как сучку. Чтобы у нас с тобой всё на равных было... – а, отстранившись, громко добавил:
– И жили они долго и счастливо, ебли друг дружку и деньги – в кружку.
* * *
На следующее утро, в понедельник, шефиня развернула меня прямо с порога:
– Смольнинский суд, 5-й зал. Нужны комментарии следователя и стороны защиты. Начало заседания в 11. К 14-ти готовый текст – мне на стол.
Выяснилось, что накануне была раскрыта серия автомобильных краж и выловлена целая банда, которая орудовала по всему СЗФО. Больше двадцати эпизодов в составе организованной преступной группы. Через час суд должен был избрать меру пресечения задержанным. Небольшой репортаж с этого заседания был отличным поводом прогнуться перед Следственным комитетом, который достаточно дружелюбно относился к нашему изданию, регулярно подкидывая инсайдерскую информацию.
В зале уже сидели ребята из АЖУРа, «Интерфакса» и «Росбалта». Прокурор перебирал бумажки (и ничего бы мне не сказал, вместо этого переадресовав в пресс-службу); зато рядом с ним сидел следак, которого я знал.
– Антон Сергеич, здрасьте. Дадите комментарии?
– Нечего давать. Наше управление это дело не ведёт, мы просто участвовали в задержаниях.
– А разрешение на пообщаться с задержанными дадите?
– С задержанным, – поправил меня Сергеич. – Он один.
– Их по разным местам принимали все вчерашние сутки. Сейчас добьёмся ареста нашего злодея, а потом его этапируют по подследственности. И на этом всё.
– Понял вас. Поговорить-то со злодеем можно?
– Он ничего не скажет. По пятьдесят первой пошёл.
– Если не скажет, так и напишу, мол, от комментариев отказался.
Потом я минут пять или десять похохмил с росбалтовцами, а потом меня затрясло.
Его сняли прямо с поезда, не успел тот отойти от перрона. Рома не знал, что он и все его подельники были выявлены и объявлены в федеральный розыск, поэтому спокойно купил обратный билет. По билету его и взяли. Учитывая те обвинения, которые собирались предъявить, парню светила пятёрка как минимум.
Возникло ощущение, что меня начали ебашить палкой по голове.
Второй: «Это стопудово ошибка!»
Третий: «Рома, как тебя угораздило?»
«Рома, почему ты мне ничего не сказал?!»
«Рома, зачем я тебя вчера отпустил?!»
«Рома, а мне что теперь делать?!»
«Рома, я же без тебя с ума сойду!»
– Сколько человек проходит с вами по делу?
– Где вы планировали очередной угон?
– С какой целью вы оказались в Петербурге?
Это посыпались стандартные вопросы моих коллег, а я стоял у отсекателя, за которым на узкой скамейке примостился Рома, и не мог собрать себя в кучу. Меня только что лишили парня, которого я уже считал своим. Отняли моего любимого пацана. Подразнили, обнадёжили, а потом отобрали. «Посмотри, правда, он кайфовый? Любишь его? Но не получишь. Но поглазеть в последний раз можешь. Но потрогать его не дадим. Он близко, но хуй ты до него дотянешься!» И я понял, что сейчас заплачу.
– Не позорься, – тихо, практически одними губами произнёс Рома. Он всё это время исподлобья смотрел на меня. Он видел, что со мной происходит.
– Может, вы скажете хоть что-нибудь? – мне пришлось приложить усилия, чтобы задать этот вопрос, не сорвавшись в слёзы.
Рома горько усмехнулся и ответил:
– Выглядишь охуенно, – а потом, сжав кулаки, поднял два больших пальца, как тогда в клубе.
– Прошу порядка в зале! Через минуту начинаем! Пресса, я вас удалю, если будете шуметь! – закричал секретарь, предвозвещая появление судьи.
* * *
Установочные данные (ФИО и год рождения) мне были известны. В тот же день я написал письмо в следственный изолятор на Академика Лебедева, где содержали Рому – ничего особенного, просто интересовался, что прислать: одежду, продукты, что-то ещё? Других способов дать понять, что я не сержусь, не обижаюсь... что подыхаю от тоски по нему, не было. Открытым текстом такое в тюрьму не отправишь.
К концу недели сразу после полуночи зазвонил телефон. Номер не определился.
– Ты – Миха? – спросил незнакомый голос в трубке.
– Привет тебе от Ромы. Он просил передать от души за носки, трусы и футболку. И ещё просил сказать, что обещания своего сдержать не сможет, но всё помнит и от своих слов не отказывается.
– А где он? Могу я с ним поговорить?
– Нет. Его вчера на этап поставили.
– Тогда передай ему пару слов...
– Его. Вчера. Поставили. На. Этап. В Новгород. Нет его здесь. Услышал?
– Он просил сказать, если ты желаешь ему добра, не пиши ему и не ищи его. Понял?
– Тогда пойдём пока, – и трубку повесили.
* * *
В себя я приходил долго. Сначала заболел. Температура 38-39, жаропонижающие, жрать не хочется, ничего не хочется... Целыми днями не вставал с дивана, пытался читать какие-то книжки, которые совершенно не читались. Когда вспоминал, что на этом диване происходило совсем недавно, начинал подвывать. Чтобы заглушить боль, набухивался, но становилось ещё хуже: подвывания перерастали в затяжной вой.
На работе сообразили, что со мной что-то не ладно, попытались вытащить на откровенность, потом отстали и дали двухнедельный отпуск. Но его оказалось мало. Вернувшись после него в редакцию, я откровенно игнорировал свои обязанности. Пришлось уволиться.
На зал, естественно, забил. В отсутствие тренировок, на стрессе и херовом питании масса посыпалась к чертям. К середине весны откатился до 70-ти кило и выглядел заурядным доходягой. Отчасти положение спасла мама. Явилась с неожиданным визитом, увидела, во что я превратил квартиру и превратился сам, что-то себе допридумала и начала жалеть. «Блять! Мама! Что вы все ко мне пристали? Что вам всем от меня надо? Ну хоть ты мне в душу не лезь!» Мама обиделась («Да и хер с тобой!»), хлопнула дверью. Я пошёл в кухню и с удовольствием переколотил там половину посуды. Полегчало.
На следующий день заказал себе ядерный курс стероидов, злобно рассчитывая быстро раскачаться и «показать им всем». К середине лета расхерачился до габаритов платяного шкафа. Никогда — ни до, ни после – у меня не было такой охуенной формы. На её пике весил 92 кило – пришлось покупать новые футболки и штаны, потому что в старые не влезал.
И никогда – ни до, ни после – я не вёл себя так цинично. Снимал мужиков, притаскивал к себе, ёб, а потом выкидывал – из квартиры и из своей жизни. Мстил им за то, что ни один из них не был Ромой. Хотел, чтоб появился наконец тот, кто способен взять меня под уздцы, поставить в стойло и жёстко отодрать... Словом, ждал Рому, понимая, что вряд ли дождусь. Мне настолько его не хватало, что я начал заполнять эту пустоту, копируя его повадки и манеру речи. Я имитировал, воспроизводил и подражал. Почти каждый свой поступок соотносил с ним, задавая себе вопрос, как бы он повёл себя в этой ситуации? «Ты изменился. Откуда ты этого понабрался?» – спрашивали те, кто хорошо меня знал. Оттуда, пацаны, от самого от туда, да и я теперь не я, нас теперь двое в одном теле – я и Рома. И хоть прошло уже больше двадцати лет, он по-прежнему со мной: я вижу его, когда просто смотрюсь в зеркало, что-то делаю или что-то говорю: в своих собственных движениях узнаю его пластику, в принятых решениях – его логику, в сказанных словах – его интонации. Есть люди, которые, появившись в нашей жизни на короткий час, остаются с нами навсегда, становятся частью нас. И как бы в дальнейшем у Ромы ни сложилось, каких бы глупостей он ни наворотил, всё ему будет отмолено и прощено, потому что долгие годы не проходило и дня, чтоб я не вспомнил о нём с любовью и нежностью.
Рома, мой дорогой Рома! Если ты сейчас читаешь это, то знай: я тоже всё помню и от своих слов не отказываюсь.