Операция

Я однажды присутствовал на хирургической операции. Оперировали сердце. Длилась она очень долго. И я помню все свои ощущения. Как сейчас это было…

Первый разрез, грудина… Эти звуки, кровь, запах. Но все это не имело никакого значения, так как в эти минуты решался главный вопрос: спасение моего друга. Шансов почти не было. Вот его сердце. Но хирург не торопится. Я удивлялся количеству, как мне казалось, ритуальных действий, которые нужно обязательно произвести, чтобы наконец-то начать «спасать». Сердце вздрагивало, а я сжимал кулаки и шёпотом молился. Просил спасти…

Шла минута, пятая, десятая, врач все пережимал сосуды, делал надрезы, менял инструменты, бесконечно что-то говорил реаниматолог. Сердце начало сбоить. Я видел, что жизнь уходит, каждая секунда становлась последней. Мне показалось, что даже атмосфера в операционной начала меняться. Но спасение откладывалось снова и снова. Он нашёл какую-то проблему, ее нужно было срочно решать. Опять зажимают сосуды, переключают кровоснабжение, режут, сживают, минуты ожидания начали сменяться часами… Я стоял мокрый насквозь. Яркий свет позволял видеть все очень отчётливо. Только сейчас я вдруг понял - сердце замерло… Умер? Умер? Неужели он умер?, - переходя на громкий голос вскрикнул я. Синие глаза девушки реаниматолога невозмутимо смотрели на меня, она держала какие-то шланги, все делали то же самое, что и пять, десять, тридцати минут назад, они все спасали моего друга… Я понял что очки изнутри покрылись испариной и я уже ничего не вижу. Отойдя в угол и взяв марлевый тампон со стола я их протер и посмотрел на хирурга. В его руках было, да, я не могу поверит в это, но в его руках было сердце моего друга. Здесь я и остался ждать. Мне было страшно. Поверить в то, что сердце оживёт, вернёт его к жизни, снова будет также болеть о стране и толкать его на безумные подвиги было невозможно.

-Есть, - холодно и жестко произнёс хирург. Ножницы что-то достали из тела,  разжались и в стальной лоток упала пуля с искривившимися наконечником. Да, так всегда калибр 5,45 меняет форму от столкновения с телом человека. От этого звука я дёрнулся. Мне показалось, что всё позади. Я посмотрел на сердце. Но оно не работало. Несколько артерий были отрезаны. Или даже оторваны, столько неровных лохмотьев на них висело. Снова шли минуты. Десятки минут.  Я стоял и не понимал, почему, ну почем нельзя наконец-то запустить сердце. Скорее все пришить и вернуть жизнь, выгнать уже смерть из небольшой операционной, каждый угол которой все основательнее занимает ее зловонное присутствие. Смерть начали ощущать все. Я это понял по глазам красивой, очень красивой девушки реаниматолога. Она уже не была так спокойна как еще час назад. Усталость и да, все человеческое говорило о том, что происходящее безнадёжно. Вероятно, это было только моим ощущением, но отчаяние замещалось надеждой. Я стоял и держался взглядом только за стальную фигуру хирурга, которой похоже не был человеком. Это был робот. Он делал сухие, чёткие, движения, как будто-то бы в него вложили программу и вытащили душу. Он ничего не чувствовал, он резал, зажимал, давал какие-то команды, снова резал и зашивал. Этому не было конца. Шёл второй час, третий, четвертый…

Глядя на девушку-реаниматолога, стоявшую напротив меня я успокаивался, удивляясь как ее глаза похожи на небо. Иногда, на них появлялись слезы, она их вытирала, и в отблесках освещения операционной мне казалось, что в них отражалось солнце. А значит жизнь, жизнь здесь, в ее глазах, в ее слезах, которые вдруг вырываются от понимания того, что все, ничего не выйдет, не спасти, смерть побеждает, слишком глубоко она смогла вонзить свои когти, просовывая их через баллистические отверстия самых страшных ранений 5,45 калибра со смещённым центром.

Я посмотрел на свою обувь, сегодня вместо грязных берцев на мне были мягкие хирургические сандали.  Я отвлёкся. Больше не мог. В этот момент я заметил, что вокруг стола все стояли совсем по-другому. Сердце уже было в груди. Моего друга зашивали.

Девушка - реаниматолог кивнула мне головой, ее глаза улыбались.

Но и это было только началом. Сердце могло остановиться в любую секунду. Шёл седьмой час операции. Бригада все ещё что-то делала вокруг его тела, пока наконец-то ассистент не побежала в угол, где стоял стул и не подвезла его к хирургу. Он не сел, он рухнул на стул. И замер. Моего друга, привязанного десятками проводов и шлангов медленно начали вывозить из операционной.

Хирург опустил маску. Густая чёрная борода прилипла к шее и насквозь мокрой хирургической рубашке. Он был похож на Леонида Филатова, такой же перебитый нос, вылитый актёр Филатов! Какое удивительное сходство, подумал я.

Он молчал. И я не хотел ничего говорить. Потому что там, за стеной, в ожидании лифта билось сердце, там была жизнь. Смерть проиграла, потому что сегодня торжествовала жизнь! Сегодня я увидел, что всё, почти всё в наших руках, если хотеть, уметь, верить и делать!