Фрагмент из книги "Вспомни Флебе"
Глава 6
Шаттл внезапно накренился, его нос задрался вверх, корма опустилась вниз, к морю, и Хорза заскользил по полу к открытой задней двери. Он всунул пальцы в перчатках в отверстия, прежде служившие для крепления сидений, и повис так, а шаттл в своем крутом подъеме начал терять скорость.
Шаттл стал ложиться на бок, и Хорза полетел к переборке. Аппарат закончил свой недолгий набор высоты, и Хорза внезапно почувствовал, как его тело налилось тяжестью. Внизу, всего метрах в пятидесяти, плескалось море.
Он почувствовал, как аппарат поворачивается, и посмотрел сквозь заднюю дверь. Падение продолжалось.
Хорза поступил как раз наоборот – полностью расслабился. Воздух ревел в его ушах, врываясь внутрь сквозь задние двери, шаттл под ним содрогался. Небо было голубым. Перед Хорзой мелькнули морские волны.
Шаттл рухнул в волны и остановился, ударившись о воду. Хорза почувствовал, как его вдавливает в переборку, словно ногой какого-то гигантского животного. Воздух вытолкнуло из его легких, в ушах завыло, скафандр впился в тело.
Когда он пришел в себя, вокруг него повсюду была вода. Он задыхался и захлебывался, боролся с чем-то невидимым в темноте, молотил руками о какие-то твердые, острые, изломанные поверхности. Он слышал, как булькает вода, слышал свое собственное спертое хриплое дыхание, затем выдул воду изо рта и закашлялся.
Он пробирался сквозь воду к прямоугольнику света, потом выплыл через открытые задние двери в мерцающие зеленые глубины воды под шаттлом, по-лягушачьи оттолкнулся ногами и начал всплывать, а вскоре, высунув голову из воды, глотнул теплого свежего воздуха. Он почувствовал, как глаза приспосабливаются к косым, но все еще ярким лучам предвечернего солнца.
Хорза снова встал на ноги. Шаттл за это время, похоже, не погрузился еще глубже. Остров все еще был далеко, но казался теперь ближе, чем прежде – течения или ветра, казалось, несли мутатора в нужном направлении. Он снова сел.
Он сказал себе, что положение далеко не безнадежное. Особых травм он не получил, течение вроде бы прибивает его к острову. Он посмотрел на тускловатое красное солнце, низко стоявшее над океаном.
Хорза был голоден, в животе у него урчало, но он чувствовал, что вполне может пуститься вплавь. Правая нога болела там, куда попал лазер Ламма, а тело местами все еще ныло, но Хорза чувствовал, что задача ему по плечу. Он знал, что она по плечу.
Он говорил себе, что ему крупно повезло. При падении шаттла он остался цел, хотя и получил немало болезненных ушибов; они, как шумные родственники, запертые в дальней комнате, теперь отвлекали его, мешали сосредоточиться. Теплая вода явно холодала, но была пресной, и Хорза мог пить ее, а потому обезвоживание ему не грозило.
Он продолжал плыть. Он должен был бы преодолеть такое расстояние без труда, но чувствовал, что с каждой минутой устает все больше. Он перестал думать об этом и сосредоточился на движении. Медленные, размеренные махи руками и ногами продвигали его вперед – вот он на гребне волны, вот перекатился через него, вот пошел вниз, вверх, перекат, вниз.
«На собственной энергии, – сказал он себе. – На собственной энергии».
Наконец он добрался до внешних рифов и мелей, прошел их в какой-то прострации, перебрался на мелководье.
Он плыл к берегу через веер волн и бурунов, образуемых рифами, которые он только что миновал и чувствовал себя так, будто и не снимал скафандра, который задеревенел от ржавчины или от возраста, а может, был наполнен водой или мокрым песком – он тащил, тянул, обездвиживал его.
Он слышал, как волны набегают на берег, а когда поднял взгляд, то увидел там людей – худощавых, темнокожих людей, одетых в тряпье: они стояли вокруг палаток и костров или бродили между них.
Потом за шумом прибоя он, словно во сне, услышал недалеко от себя крики нескольких человек, приближающиеся к нему всплески. Он все еще плыл из последних сил, когда очередная волна подняла его и он увидел несколько тощих людей в набедренных повязках и рваных накидках, которые шли к нему по воде.
Они тихо разговаривали между собой на языке, которого он никогда прежде не слышал. Он попытался шевельнуться, но не смог. Мышцы его стали как тряпки.
Но они казались тоньше, чем следовало бы, а их кожа (независимо от оттенка) имела какой-то болезненный вид.
Хорза лежал неподвижно. Тело его опять налилось тяжестью, но по крайней мере теперь он был на суше. Правда, судя по телам людей, его окружавших, не похоже, чтобы на острове было вдоволь еды. Хорза решил, что именно поэтому они такие худые. Он с трудом поднял голову и попытался через частокол худых ног разглядеть шаттл, который видел раньше. Он увидел верхушку аппарата над одним из больших каноэ, вытащенных на берег.
Когда он открыл глаза, тощие гуманоиды все еще распевали, но теперь они снова собрались вокруг него. На лицах появилось нетерпеливое выражение, зубы обнажились, руки вытянулись, пальцы загнулись, как когти, – голодные гуманоиды, распевая, набросились на него.
Раздетого, опутанного, как подготовленного к забою зверя, Хорзу потащили по горячему песку мимо едва теплящихся костров, потом подняли и нанизали на шест, воткнутый в землю, – так, что шест оказался между его связанными конечностями и спиной. Его колени, принявшие на себя всю массу тела, зарылись в песок. Перед Хорзой горел костер, и едкий дым сгорающего дерева разъедал ему глаза; вернулся тот отвратительный запах, исходивший, похоже, от многочисленных горшков и кувшинов, стоявших вокруг костра.
В поле зрения Хорзы появился еще один человек – намного больше остальных и в чуть менее потрепанном одеянии; он пристроился сбоку. Хорза принял этого гиганта за пирамиду золотого песка. Теперь он видел, что первое его впечатление было недалеко от истины – это касалось если не содержания, то формы.
– Ай-ааа! – изрекла золотистая гора плоти; голос переваливался через складки жира прерывистыми рядами тонов. – Слава богу! Наш дар моря умеет говорить!
– Позволь мне показать тебе мой благодетельный арсенал, – завел руку себе за спину, вытащив довольно большой тряпичный сверток. Созерцая свою коллекцию он приложил палец к губам, потом взял одно из небольших металлических устройств и поднес ко рту, совместив обе части с клыками, которые Хорза видел прежде. Искусственные зубы сверкнули в его рту – ряд острых зазубренных штырьков.
«Ах ты сволочь жирная. Если бы ты знал, что ты в зоне досягаемости. Я мог бы ослепить тебя отсюда. Плюнуть в твои глазки-щелочки и, может…»
Но Хорза решил, что лучше не рисковать. Глаза гиганта были так глубоко посажены среди пухлых складок, что ядовитая слюна, которой Хорза готов был плюнуть в золотистого монстра, могла не достичь цели. Но больше ничем утешить себя Хорза не мог. Плевком в пророка его возможности ограничивались. Не исключено, что настанет момент, когда из этого можно будет извлечь выгоду, но пока пользоваться этим было бы глупо. Слепого и взбешенного как представлялось Хорзе, следовало опасаться еще больше, чем зрячего, хихикающего.
Хорза обвел взглядом берег. За двумя большими каноэ стоял шаттл с открытыми задними дверями. На вершине его две цветастые птицы совершали свои птичьи ритуалы. Из рощицы поднимался туман, высоко в небе висело несколько облачков. Зевая и потягиваясь, из своей палатки вышел господин Первый, вытащил из-под мундира тяжелый пулевой пистолет и выстрелил в воздух. Видимо, это было сигналом для всех Едоков приступить к своим дневным обязанностям, если они еще не сделали этого.
Звук выстрела из этого примитивного оружия спугнул двух птиц с шаттла Культуры. Они взмыли в воздух и полетели прочь над деревьями и кустами, огибая остров. Хорза проводил их взглядом, потом опустил глаза на золотистый песок и стал дышать медленно и глубоко.
– Сегодня важный день для тебя, незнакомец, – с ухмылкой сказал господин Первый, подходя к мутатору.
Господин Первый обошел вокруг Хорзы и осмотрел его. Хорза следил за ним глазами, где мог, и с опаской ждал, что тот заметит повреждения от кислотосодержащего пота на веревке, но господин Первый ничего не заметил, а когда снова появился в поле зрения Хорзы, на его лице все еще гуляла улыбка; он чуть кивнул, явно удовлетворенный тем, что человек по-прежнему надежно привязан к шесту и не может шевелиться. Хорза, как мог, растягивал, раздвигал путы на запястьях, но даже намека на слабину не появлялось.
Хорза начал дышать чаще, почувствовав, как забилось его сердце. Он сглотнул слюну и снова натянул веревки, связывавшие его запястья. Господин Первый и две женщины доставали свои жалкие одеяния, закопанные вчера в песок.
Господин Первый приближался к Хорзе с деревянными распорками, которые он собирался вставить ему в рот. Двое Едоков покрупнее выдвинулись из толпы и стояли наготове на тот случай, если господину Первому понадобится помощь.
– Открой рот пошире, незнакомец, – сказал господин Первый, поднимая руки с двумя деревянными распорками. – Или ты хочешь, чтобы мы воспользовались ломом? – Господин Первый улыбнулся.
Руки Хорзы напряглись. Та рука, что находилась сверху, шевельнулась. Господин Первый заметил это движение и замер. Одна из рук Хорзы выпросталась вперед – он был готов расцарапать ногтями лицо господина Первого. Бледнокожий отпрянул, но недостаточно быстро.
Ногти Хорзы задели мундир и ритуальное одеяние господина Первого, всколыхнувшиеся, когда тот увертывался от руки мутатора. Оторвавшись, насколько это было возможно, от своего шеста, Хорза почувствовал, что его когтистая рука продрала два слоя одежды, но кожи не коснулась. Господин Первый отпрянул назад, столкнулся с одной из женщин, несших чаши с вонючим варевом, выбил чашу из ее рук. Одна из деревянных распорок вылетела из его руки и упала в огонь. Рука Хорзы завершила движение, и в этот момент два Едока, чуть раньше выдвинувшиеся из толпы, ринулись вперед и схватили мутатора за голову и за руки.
Два Едока держали Хорзу, крепко привязывая к шесту его руку и голову. Господин Первый двинулся к Хорзе, вытаскивая из-под мундира пистолет и держа его за ствол, как дубинку.
Кто-то в толпе начал завывать. Господин Первый, посмотрев на Хорзу, поднял свой пистолет. Хорза набрал в легкие воздуха, засосал яда и плюнул что было сил.
Слюна полетела в лицо господину Первому. Тот ухватился за лицо, выронив пистолет, упал на колени, опустив голову, и стонал, пытаясь стряхнуть слюну со своего лица, чтобы прекратилось это невыносимое жжение в глазах.
Хорза быстро оглянулся; Едоки смотрели – кто на своего пророка, кто на Хорзу, но ничего не делали, чтобы помочь этим двоим или остановить незнакомца. Некоторые из них плакали или вопили, некоторые продолжали распевать – торопливо и с опаской, словно опасаясь, что сказанное ими остановит те ужасы, что происходили на их глазах. И все же они постепенно отступали все дальше от господина Первого и от мутатора. Хорза напрягся и дернул рукой, привязанной к шесту; та стала высвобождаться.
Господин Первый неожиданно поднял голову; рука его была прижата к глазам, и он вопил во всю мочь. Наконец Хорза освободил свою руку; он дергал путы у себя за спиной и при помощи искалеченной кисти изо всех сил пытался развязать узлы. Едоки теперь стонали – некоторые из них по-прежнему пели, – но понемногу отодвигались от него. Хорза взревел – отчасти на Едоков, отчасти на упрямые узлы у него за спиной. Часть людей побежала прочь.
Хорза почувствовал, как веревка, связывавшая его, подалась. Он освободил вторую руку, потом ногу и встал, пошатываясь и глядя как воет господин Первый, тряся головой, наклоняя ее то в одну сторону, то в другую. Едоки бежали к каноэ или шаттлу, кое-кто бросался на песок. Хорза наконец высвободился окончательно и нетвердо поплелся, нырнул вперед и подобрал с песка выроненный Первым пистолет.
Ноги господина Первого конвульсивно забарабанили по песку. Последние из Едоков бросились наутек, перепрыгивая через костры и палатки: они неслись к каноэ, или шаттлу, или лесу.
– Боль все равно нереальна, – сказал он себе слабым голосом и медленной рысцой припустил к шаттлу.