.

На дворе был конец августа 2018 года. Все кто можно уже слетали в космос, наука семимильными шагами хуярила вперед, а я продолжала свои затянувшиеся гастроли по психиатрическим больницам страны. Только выйдя из одной больницы, окна которой выходили на тюрьму Матросская тишина, я почти сразу же попала в другую - Дружноселье, Ленинградская область.

Дружноселье это такая областная больница, в которую никто не хочет попадать. Я помню как папа много раз просил, чтобы его госпитализировали в Кащенко, а не в Дружноселье. У меня выбора куда госпитализироваться как обычно не было - меня все разы забирала психиатрическая бригада прямо с улицы. В этот раз обошлось без приема меня полицией, как было на Новослободской и в Красногорске.

Тебя просто тихо и не всегда мирно под ручки вносят в скорую, выносят оттуда же в приемный покой, там оформляют, переодевают в казенные больничные пижамы или халаты, уводят в отделение, закалывают аминазином и галоперидолом и все - ближайшие дней 7 как в тумане. Кстати девчонки лайфхак вам на будущее: в психушках холодно (я лежала и весной, и летом, и зимой), так что лучше при госпитализации просите одеть вас в пижаму. Когда я 2,5 месяца тусовалась в Скворцово-Степанова в Питере я просто охуела от того как может быть холодно в июле месяце. Но то было в июле.

А на дворе тем временем был конец августа 2018 года. Я правда не помню, как проходят первые дни в психушках - тебя реально слишком закалывают чтобы ты спал, потому что первое что нужно сделать с человеком в любом обострении - усыпить. Ты как-то ходишь есть, в туалет - но ничего этого не помнишь. Первое мое воспоминание из Дружноселья это как я рыдала в надзорной палате на полу и звала Гошу. Дежурившая у дверей палаты санитарка крикнула мне “заткнись, никто к тебе не придет”.

Из надзорной палаты никуда нельзя выходить вне времени обеда, завтрака и ужина. В туалет - с сопровождением. Завтрак это обычно уебищная блевотина, размазанная по тарелке и называющаяся гордо “КАША”. Обед - суп, при любой рецептуре состоящий из плавающей картошки и капусты, который может оказаться и рассольником, и хуельником, и чем угодно - жрать это просто невозможно. Второе на обед - слипшиеся разваренные макароны и неопознанный объект в тарелке, именуемый “котлета”, состав которой, предположительно, туалетная бумага и слезы. Ужин - сильно разбавленное картофельное пюре с просто хуй пойми чем. Приятного аппетита. Кстати, единственная больница, где еду можно было жрать и ее реально ели все - вот та, у которой окна выходили на тюрьму. Но что удивляться - больница в центре Москвы и подведомственна Москве. Хотя в больницах в Химках и на Парке Культуры жрать было тоже невозможно. Так стоп, что это я. Ах да.

Конец августа 2018. Надзорная палата Дружноселья. Вы были в заброшенных детских садах? Помните этот деревянный пол, выкрашенный коричневой краской? А синие стены в коридорах? Деревянные старые окна со сквозняками и непременно подбитыми стеклами? Мерзко скрипящие кровати с железными пружинами? В Дружноселье было все то же самое. Или тоже. Я не знаю как это пишется, я не умная, что вы вообще от меня хотите у меня образования 10 классов. Только стены в коридорах были удушливо зеленые, а в палатах синие. “Столовая” была закутком с изношенными столами и лавками. Туалет без дверей, с решетками на грязных окнах и кучами мертвых мух по углам. В туалете постоянно кто-то курил и в него постоянно была очередь. По всему отделению пахло так, как пахнет во всех государственных психиатрических стационарах - страхом, грязью, болью и безнадежностью.

Каждый день, в 7:00 и 19:00 кто-то из заключенных добровольно мыл палаты. Ой, простите, не заключенных, а больных. Мыть пол это привилегия в психушках - за мытье пола тебе дадут сигарету. Твою же сигарету, которую тебе принесут в передачках, но дополнительную, потому что курить можно было только раз в день согласно внутрибольничному режиму. Мне на это всегда было похуй - я не курю. И вот в 7 утра и 7 вечера по несколько человек сбегались у кабинета дежурных медсестер и срались друг с другом за право мыть пол в палатах. “Мыть пол” на языке психушки значит налить воды в грязное и ржавое ведро, на старую деревянную швабру нахуярить дурно пахнущую затхлую тряпку и развозить по полу грязь, вот что такое “мыть пол”. Зато за это занятие кто-то получал подачку в виде курева. Все это виделось мне забавным унижением.

Из надзорной палаты меня перевели спустя 11 дней. Это были ужасные 11 дней. И ночью и днем было постоянно холодно. Из развлечений была только девочка из психоневрологического интерната, которая не разговаривала, имела отчетливый отпечаток дебильности на лице, постоянно что-то мычала и билась головой обо все вокруг. Она очень заебывала и ее хотелось пиздить. Санитарки привязывали ее по несколько раз в день - она умудрялась ослабить вязки и продолжить биться головой. Меня, кстати, при поступлении тоже всегда во всех больницах привязывали. Да, привязывают почти всех в обострениях.

Еще из развлечений в надзорной палате была привилегия лежать. Да да, просто лежать. В обычных палатах вне времени ночного сна и тихого часа лежать нельзя - по палатам ходят противные санитарки и орут “вставай” если ты только приляжешь. Зато, когда тебя переселяют в обычную палату тебе открываются две удивительные возможности - ходить ссать без конвоя и просто ходить туда-сюда по коридору.

Девочка из психоневрологического интерната хоть и представляла из себя тупой овощ, в котором непонятно зачем поддерживают жизнь, но зато ЕЛА за троих. На любой трапезе я всегда старалась сесть около нее чтобы незаметно скормить ей очередную порцию макарон с подливкой из кабачковой икры. Я просто переваливала ей в тарелку содержимое своей и все, спасибо до свидания, было очень вкусно. Жрать все эти помои действительно не представляло никакой возможности и желания, и я несколько раз падала в голодные обмороки. Это странное ощущение, когда у тебя немеют руки и ноги, они становятся неподъемными, ты теряешь сознание и летишь нахуй в звенящую снежную даль, приземляясь, в зависимости от ситуации, и ебалом в пол, и ебалом в стол, и об косяк, и вообще куда угодно. К сожалению, после таких обмороков тебя сажают и кормят насильно, отмечают в карте пациента как ты ешь, проверяют тарелки после каждого приема пищи а потом докладывают лечащему врачу. Плохо ешь = плохо себя ведешь = ты не идешь на выздоровление = выписка не скоро = иди нахуй.

Но поесть кстати в Дружноселье можно было - на полдник. Тогда разрешали есть передачки, принесенные родственниками. Но так как ехать до больницы очень далеко и не все даже физически осилят такое расстояние, плюс в отделении было много больных из домов престарелых и интернатов, передачки были мало у кого. Ко мне приезжала мама. Привозила нектарины и бананы. Самые вкусные в моей жизни нектарины и бананы. Самые вкусные в моей жизни питьевые йогурты которые я ненавижу и тогда пила с удовольствием. Мама привозила изюм, от которого меня тошнит, и он был ужасно вкусный. Я знала, что она покупает все это на послед��ие деньги, потому что денег нет. Я знала, как ей сложно ездить на такие расстояния туда-обратно, как ей тяжело ходить, потому что она ходила опираясь на трость. Я все это знала и поэтому ни с кем ничем не делилась.

Лечащим врачам, кстати, почти всегда на тебя похуй. Они лечат тем, что есть в больнице, и будут лечить галоперидолом даже если у тебя непереносимость. Ни в одной больнице нет возможности выбирать чем лечить. Лечащие врачи ничего тебе не объясняют. Они не говорят чем лечат, какие дозировки. Они даже не говорят твой диагноз при выписке. Если спросишь = плохо себя ведешь = ты не идешь на выздоровление = выписка не скоро = иди нахуй. Спросишь у медсестры о побочках или пожалуешься ей на побочки = плохо себя ведешь = ты не идешь на выздоровление = выписка не скоро = иди нахуй. Ты должен молчать и молча ждать выписки. Ничего не спрашивай. И я не спрашивала. И никто не спрашивал. И никто ничего не знал и не понимал.

Я много смотрела в окна и видела там умирающую природу. Листья деревьев предательски осыпались, время шло куда-то вперед с бешеной силой и одновременно удушливо растягивалось так, что каждую секунду я ощущала физически.

На прогулки в больницах я никогда не ходила - ни к чему это. Все курят как долбаебы и воздухом особо не подышишь. Унизительно ходить гуськом за санитарками и делать вид что я “гуляю” тоже не хотелось.

Во все больницы ко мне приезжал Гоша. И в Питере, и в области. Об этих встречах сейчас я не могу вспоминать без слез, да и проходили они всегда со слезами. Мне было стыдно и горько смотреть на человека, которого я как мне казалось предала ради своих минутных влюбленностей и куража. На человека, который при всем своем бэкграунде был и остается куда чище, честнее и лучше меня. Он приезжал, я плакала, мы молча сидели. Я так же приезжала к нему в реабилитационный центр летом 2016, когда он проходил там лечение от своей любви к метадону. Позже я узнаю, что в середине моих гастролей в 2018 году он уже говорил, что это конец и он чувствует что просто должен отплатить мне должок и также просто ездить и быть рядом. Он говорил что знает, что как только я встану на ноги после больниц, приду в себя, достаточно социализируюсь - я уйду. И я ушла.

Мы много говорили с Гошей после всего и он высказал предположение, что в 2018 я наверное получила по заслугам за все свои деяния. Это все была расплата отложенная во времени как пост вконтакте. Вселенная нихуево меня осадила и наебнула. Я до сих пор не уверена, перестала ли она это делать и жду, что меня собьет машина и я останусь овощем или умру в муках. Как-то так наверное и случится и как-то так и должно быть. Я отвлеклась, простите.

Во всех психбольницах есть единственно возможный вариант развлечения - всегда есть какая-то хотя бы минимальная полка, где лежат книги. Всратые уебищные романы Донцовой и ей подобных, Таня Гроттер, уебищное фентези, непопулярные советские книги ни о чем. Лучшая библиотека на моей памяти была в Скворцово-Степанова в Питере - 2 огромных шкафа забитых книгами. Все книги обязательно старые, склеенные-переклеенные. разваливающиеся. Там были какие-то стенограммы партсобраний, осмысление трудов Ленина, Карл Маркс. В Скворцово-Степанова я читала несколько частей “Писем Славы и Бессмертия” - внутри были письма солдат родным и близким. В больнице Гиляровского я читала “Алхимика” Коэльо, приключения Тома Сойера.

В Дружноселье не было даже книг. Были не очень свежие журналы “Гламур” и “Космополитен”, какие-то бульварные бумажные журналы и все.

И контингент в Дружноселье был так себе, в основном маргинальные слои общества, любящие переборщить с алкашкой, или престарелые люди с деменциями. Мне приятно было быть самой молодой и самой творческой, талантливой, успешной, классной и замечательной девчонкой в этой компани. “Любящие переборщить с алкашкой” это значит, что алкоголь на их лице оставил не просто отпечаток, он хуярил их ногами по лицу, так сказать. Еще там были люди, находящиеся в психушке по приговору суда. Одна девочка украла из кассы какого-то сельского магазина 1700 рублей. На момент ноября 2019 года, насколько помню, она уже пару месяцев как отбыла наказание и вышла в мае.

Была женщина где-то за 50, она находилась в стационаре уже 5 год. Спрашивать у нее за что я не решилась, но, думаю, и так понятно за что. С ней мы воевали за пульт от телевизора. Она была в рамках отделения владычицей морской и имела доступ к сокровенному. Телевизору. Медсестры давали ей пульт и она шла смотреть всякую хуету. Телевизор был старый, ламповый. Черно-белый. С постоянными помехами. Смотреть его было невозможно, но выбор был небольшой: ходить по коридору или сидеть в “столовой” смотреть телевизор. Она смотрела всякую хуету а я говорила “давайте переключим”. Она куда-то уходила, я брала пульт и переключала на такой родной сердцу и любимый первый канал. Она приходила и орала. Обзывала мразью и пакостью. Стукачила на меня медсестрам если я не доедала порции. Всегда ровно в 7 утра каждый день, когда она мыла пол в палате, специально шваброй громко хуярила по кровати, иногда пихала меня ногой и срывала одеяло, чтобы я проснулась.

Я, смотря на нее, старалась вспоминать что помню из Библии, отмщение Господу, Иисус страдал и нам велел, это мой путь на Голгофу подставь щеку, христианское смирение, а хотелось, конечно, взять ее швабру и захуярить ее насмерть блять до кровавого месива на ее противном ебальнике. Один раз правда я не сдержалась. После ее очередных доебок на ужине, когда почему-то вокруг не было санитарок и медсестер, я взяла стакан горяченного чая и сначала вылила на нее а потом запустила этим стеклянным стаканом в нее. Больше она меня не трогала. Медсестрам она сказала, что сама облилась.

То что стаканы в столовке были стеклянные, это удивительно, бикоз их можно, например, разбить и вскрыться. Это опасно. По этой же причине в психушках нет вилок и только ложки. Нет зеркал. Окна в решетках. Туалеты без дверей - мало ли ты там по тихому повеситься решишь. Отдельный разговор это душ.

В Минздраве нашей замечательной страны считают, что больницы сами должны устанавливать режим. Одна больница встает в 7, другая в 9. Ужин где в 6, где в 8. Но неизменно одно - принятие душа. Вот вы моетесь? Я каждый день, иногда по два раза, утром и вечером, когда вечером иду в зал. Люди в больнице тоже хотят быть чистыми и мыться. Руководство психбольниц эти желания в рот ебало. На моей огромной практике самое лучшее, что могло быть в больничном режиме, это мытье раз в неделю, когда на одного человека отводится норматив в 6 минут. Это была та самая больница в центре Москвы. Нет, вы вдумайтесь - мыться раз в неделю по 6 минут. По-моему это охуенно и что-то на уровне прожиточного минимума, пенсионного возраста в 65 лет, Юрия Дудя, “она утонула” Путина, “как поплавали” Астахова. Причем. Не везде разрешают мыться мочалкой. Совсем не везде. Да и что вы там от себя отмоете то блять в 6 минут, потому что в эти 6 минут включено раздевание и одевание. Полотенец, кстати, нет, а на практике ты всегда забываешь сказать о них родственникам, чтобы принесли, а если они приносят то их не всегда разрешают в передачках - а вдруг ты хуйло собачье от такой лучезарной счастливой жизни каким-то образом (видимо зубами) разгрызешь полотенце и удавишься на нем пидорасина ты эдакая???? Поэтому вытираешься ты ничем, просто надеваешь новое чистое казенное белье и уходишь нахуй. 6 минут раз в неделю это охуенные расклады, повторюсь.

На дворе был конец августа 2018 и место событий Дружноселье, Ленинградская область, напоминаю. Гугланите где это. От моей родной Гатчины туда надо ехать сначала на автобусе, потом на электричке, потом опять на автобусе и потом пешком до больницы. Все занимает где-то 3 часа в одну сторону. В Дружноселье люди моются раз в 10 дней. Раз. В. Десять. Дней. В 21 веке. Напоминаю, что Гитлер и его концлагеря остались далеко в прошлом. Люди высадились на Луну. Уже был айфон 10. Но в Дружноселье люди мылись раз в 10 дней.“Душ” на языке Дружносельской психбольницы это такое подвальное помещение. Я не шучу. Темное, сырое подвальное помещение. Я не думаю, что изначально оно вообще предназначалось для “душа”. Вы лазали в детстве по подвалам пятиэтажек? Ну грязные подвалы пятиэтажек, которые часто затоплены и там живут только трупы дворовых котов. Вот это был такой же подвал, только переоборудованный. Это помещение изначально вообще не предполагало, что в нем будут мыться люди. Максимум, что в нем должно было происходить это разложение бомжей, школьники 90-х нюхающие клей из пакетика и складирование старых советских велосипедов. Так вот, “душ”. Он представлял из себя одну темную комнату с плесневелыми скользкими противными стенами, вдоль которых, по потолку, квадратом, была пущена старая ржавая длинная труба. В этой трубе проделаны несколько дыр, из которых хлещет вода. На полу пожелтевший и почерневший от времени кафель, на котором все всегда поскальзываются и падают еблами в пол. И вот пока твои знакомые весело торгуют еблами на летних фестивалях ты, Соня Грезе, заходишь раз в 10 дней в эту ебучую пещеру “помыться”. Хорошо если можно стрельнуть у кого-то шампунь или если ты не забыла попросить привезти его родственников. Многие просто стоят мокнут под водой нерегулируемой температуры (ближе к кипятку). Долго “мыться” нельзя. Как правило ты заходишь, немножко постоишь, и тебя уже выгоняют. Из этой скользкой душной пещеры ты выходишь в обычные ледяные стены подвала и стоишь трясешься голый - ждешь, когда тебе дадут новую чистую одежду. Девочки, еще раз повторюсь, в дурдоме просите пижаму, а не халат, будет теплее. Потом меня вспомните еще спасибо скажете.

После того как тебя выписывают из психушки ты еще где-то месяц или два пытаешься только отмыться. Хорошо помню как сидела 4 часа в ванне и ногтями соскребала с себя грязь. Это было отвратительно. Про лютую перхоть, которую я выводила 7 месяцев, я вообще молчу.

Выписали меня из Дружноселья в мой день рождения 10 сентября. На выписку за мной приехала мама и чуть опоздала старшая сестра. Из дверей больницы я вышла в уже какой-то совершенно другой мир, не тот, каким он был когда мои гастроли только начались. Все мессенджеры молчали. Никому до меня не было дела. На меня всем было все равно. Со мной перестали общаться, когда заслуженно, когда нет, куча людей.

Началась какая-то другая жизнь другой девочки, которая умерла для всех и в которой все умерло. Новая жизнь девочки, которая искусно умела манипулировать всеми, получать то, что ей нужно, потакать своим низменным желаниям, не умела бить себя по рукам и говорить себе нет. Жизнь девочки с просто охуительным бэкграундом.

Новая жизнь Мориарти в отставке. Но это уже совсем другая история. Это никому не интересно.