Год от Шалимара до Деметры
📍автор в Телеграме: https://t.me/letuchykorable
Говорить про душки я всегда немножко стесняюсь. Рассуждать про книги дают право два диплома (to begin with) –– а вот про парфюмы, про музычку, про театр, про что-там-я-еще-люблю такого права будто бы нет. Я не училась даже в музыкальной школе, не оканчивала ЛГИТМиК, не тратила состояние на коллекцию редких пузыречков, да и даже скромной коллекции ширпотреба дома пока не набралось. Короче, жопе слова не давали.
Потому хватит расшаркиваться. Сегодня расскажу про пять ароматов, которые носила в холодное время года –– с октября по январь, перепрыгивая новогоднее безумие.
GUERLAIN EAU DE SHALIMAR
На специальных сайтах у людей вместо статусов с цитатами обычно есть «парфюмерное Я» –– аромат, который человек выбрал в качестве своеобразной подписи. Выбирай я ее сейчас, не распробовав и половины того, что интересно, –– без сомнения, подписью стал бы Шалимар. Тут тебе и пряный Восток, который приглушают нежные французские печеньки, и ночная какая-то загадка, и немножко ладана, и сиреневый осенний туман.
Шалимар –– это я, как говорят детишки, на максималках. Под него как-то сразу хочется собрать волосы в пучок, надеть серьги с брульянтами покрупнее (которых у меня нет), платье с открытой спиной (которого тоже не водится) и взять в лапку мундштук (с которым не умею обращаться). Хорошо в Шалимаре лететь в театр, обмахиваясь полами пальто. Чувствуешь себя Шахерезадой под синим небом Персии –– а это, согласитесь, приятно.
Пару лет назад взяла свой маленький флакончик на Новый год в Москву. Приехала с горящей головой тридцать первого, выбирала платье, жонглировала мандаринами –– к восьми часам впопыхах убежала и оставила чемодан открытым. Утром воскресла на гостиничной кровати, в полурасстегнутом платье, с лицом Фантомаса. Шалимара в чумадане не нашлось, хотя все остальные вещи, деньги, гаджеты остались на месте.
Эй, вы там, в Герлен! Ловите идею для новой кампании!
CALVIN KLEIN SECRET OBSESSION
Мне было тринадцать. Я взрослела и как-то в один год стала нехороша: черты лица вытянулись неравномерно, стали угловатыми, почти мужскими, ноги-руки выросли, как у лягушки. То, что я нехороша, заметили как-то все и сразу – и мальчики перестали дергать за косички (да и косичек самих не осталось), и девочки негласно исключили из кружка первых дам. От стресса я начала еще и жрать по ночам, когда книжки читала. Вроде под руку попадались в основном сырые пластиковые помидоры, но почему-то я все равно потолстела.
Ближе к зиме я сделала попытку переломить ситуацию. В ход пошло все –– и челка, чтобы выглядеть как в миловидном детстве, и какие-то модные тогда балахоны с капюшоном, и громадный, ей-богу громадный, пинцет для бровей, которым я зафигачила себе две куцых запятых на лице. Уверенности в себе не прибавлялось. Жирный мальчик Кирилл, который каким-то чудом успел мне понравиться в тот год, ушел к свиноносой девочке Вике. Бывшие подружки по двору жрали вишневый Блейзер за школой, а меня к себе не звали.
С тоски я начала читать глянцевые журналы вместо всяких Bravo и «Молотков». В нулевые издатели жировали, журналы были громадными, плотными, с картонными вклейками, запаянные в целлофан, чтобы не дай Боже не вывалились дары маркетинга –– не меньше десяти пробников всякого барахла за номер, от люксовых помад до прокладок с ароматизатором персика.
Короче, сначала я вычитала, что у настоящей соблазнительницы должен быть кроваво-красный маникюр, и выпросила у мамы аж бутылочку лака ORLY. Стать соблазнительницей не получалось, я измазала красным все руки по локоть и весь подоконник, на которым предавалась ритуалам настоящих женщин. Потом было что-то про тушь и про эпиляцию. А пото-о-ом в очередном номере мне попалась рекламная кампания Secret Obsession с Евой Мендес, вот эта:
Блоттеры тогда щедро пропитывали духами и закладывали в герметичные кармашки. Натираться этим кусочком ткани можно было еще неделю, натираться и гордо гарцевать по школе. Пропах журнал, пропахла одежда, пропах скрипучий комод, в который мы с мамой эти журналы скидывали. На Еве Мендес никаких советов написано не было, но и так было очевидно, что вот этот запах –– туда же, к красным ногтям, шпилькам и ресницам до небес. К атрибутам настоящей женщины.
В театральной студии я знала девочку лет тринадцати, влюбленную в мальчика постарше, из нашей группы, по прозвищу Чеснок. «От Чеснока сегодня пахнет сексом», –– солидно заявила она как-то на утренней репетиции.
Вот это была я с тем несчастным журналом.
Прошло лет десять, Secret Obsession успел стать почти винтажным –– но я все-таки до него добралась. Ношу теперь гордо, как твоя Ева Мендес.
BYREDO VELVET HAZE
У меня есть маленькая мулечка –– привозить из путешествий не только магнитики всякие, но и, если получится, какой-нибудь парфюм –– необязательно даже местный или редкий, главное, чтоб ассоциировался с этим местом, с этим временем, с этим настроением.
В Будапеште захотелось выпендриться и купить именно местного, экс-клю-зив-но-го. В городе оказался всего ОДИН магазин с селективной и нишевой парфюмерией, а на всю Венгрию –– всего ОДИН известный автор. Парфюмера зовут Виктория Минья, на сайте она грозилась намешать дух настоящих мадьяр –– добавить во флакон и аромат местного винца, и цыганского табака, и меда лугового, и бессмертника, и сандала, и ветивера…
Я соблазнилась и пришла в магазин, где продралась через облако пафоса, стойко выдержала презрительный взгляд продавщицы и храбро испросила желаемый парфюм.
И офигела. Потому что точно такое же, я не вру, точно такое же мешают на российской фабрике Brocard. Пахло черной смородиной, неплохой, но химозной черной смородиной, смешанной с такой же химозной ванилью. В роскошном бутике флакон духов ЕДИНСТВЕННОГО венгерского парфюмера стоил одиннадцать тысяч за сорок пять миллилитров. Аромат от Brocard «Черная смородина и мята», которым можно побаловаться в теплый летний денечек, обойдется в 250 рублей за огромную бутыль в сто миллилитров.
А, возвращаясь к Byredo. Привезти из поездки все же чего-то хотелось –– а ничего достойного больше не было. Я сдалась и купила Gypsy Water –– и то, каюсь, parfum pour cheveux. Парфюм для волос, друзья, –– это полная шляпа, шляпа, которая улетает с вас через десять минут ношения.
Осенью надо носить Velvet Haze. Это аромат-свитер –– колючий такой, толстый, с горлом, зато очень теплый. Я и правда не помню, чтобы хоть раз в нем замерзала. Может слегка придушить своим дымком –– есть нотка такой прокуренной заботливой тетушки. Он не пойдет на красивую рыжую осень, будет лишним и скучным в декабре, его делали специально для промозглого мрачного ноября. Брать целое ведро, кстати, не имеет смысла, лучше ограничиться маленьким отливантом –– только хорошей концентрации, а не всякой бурдой пур швё.
DEMETER BLACK GINGER
А я вот люблю Деметру. Люблю –– потому что помню те времена, когда в России не было ни одного корнера с их ароматами, и можно было только гадать: чем пахнут «Черви»? «Похоронное бюро»? «Новорожденный младенец»? «Светлячки»? Кому нужен аромат давленых помидоров? А «Книжный переплет» нынче в моде или нет?
Это была тайна, головоломка для фантазеров.
Потом первый корнер появился в «Галерее», и я, тогда еще будучи только проездом в Питере, пришла восторженно махать руками и блоттерами. Носибельных ароматов, впрочем, оказалось не так много. Пахнуть как «Похоронное бюро» – деревом, цветами, ладаном –– тогда не очень хотелось, смешивать что-то свое было лень, рискованно, дорого.
В итоге на зиму я отхватила «Черный имбирь», теплый аромат праздника. Такой, и пряный немножко, и шипучий, и морозный. Ничего лучше на декабрь-начало января пока не придумала, правда. Мандарины, елка, шампанское –– все слишком банально, парфюмы масс-маркета или слишком легкие, или слишком пряные, как будто я попала в сказку «Калиф-аист», а не собираюсь наворачивать оливье целый месяц.
Имбирь –– это очень хорошо. Имбирь –– это маленький парф-секрет, простой и в своей простоте гениальный.
SALVADOR DALI DALIA
Три зимы назад я решила, что хочу что-нибудь от «Новой Зари». Я тогда обсмотрелась видосов блогера VPencilBox, была на Ютьюбе такая –– с лицом воробья, в мятых майках, даже с кривыми зубами – но с огромной коллекцией парфюмов, просто гигантской. Крутая девка.
Пенсил записала ролик о том, как сходила приобщиться к легенде: к «Красной Москве», «Кузнецкому мосту», одеколону «Саша». Приобщиться к легенде тогда стоило недорого, на мою стипендию можно было набрать целый мешок пузыречков и уйти довольной.
Я решила, что в «Новую Зарю» надо идти с мамой. Мама не сопротивлялась.
Оказалось, что эйдж-контроль на входе я предвидела правильно. От «Красной Москвы» чуть не стошнило , «Кузнецкий мост» вдарил по носу дешевыми ландышами, а «Время женщин» воняло, как склад кондитерской фабрики в Чернобыле, с просроченными на тридцать лет конфетами, зефиром и цукатами.
Но я держала лицо. «Очш-шень много белоцветочных нот», – важно кивала я. «Очш-шень старый, тяжелый запах».
Продавщица промаялась с нами полчаса и ехидно предложила вернуться, когда мне исполнится сорок –– все эти пыльные пирамиды придутся в пору.
На улице было отстойно. Мама повела меня в какой-то полулегендарный косметический, не побоюсь этого слова, универмаг, в секцию парфюмов, чтобы не расстраивалась. Я выбрала розовый флакончик Salvador Dali, после духоты и сладости «Новой Зари» очень уж хотелось чего-то свежего. «Хороший выбор, –– промурлыкала продавщица. –– С кислинкой».
Еще неделю я проездила в маршрутках на учебу, из Петергофа на Васильевский, по два часа, утыкаясь носом в собственный надушенный шарф. Кислинка раскрылась во всей красе, воняла аптекой, ацетоном, сердечными каплями и таблетками от кашля. ДалиЮ я возненавидела. Тряска газельки, помноженная на мутные грязные окна, помноженная на духоту, помноженная, наконец, на КИСЛИНКУ этих духов –– я серьезно рисковала однажды не доехать обратно в общежитие.
Доехала. Хочется сказать, что разбила флакон под кроватью гадины-соседки –– но нет, запаковала и отдала обратно маме. До сих пор где-то в кладовке лежат. Воняют.
AESOP MARRAKESH INTENSE
Приехали ко мне, кажется, из Берлина. Я сидела на кухне, чай пила с апельсином и крутила в руках ролик –– ролик пах пряниками. На фрагрантике сказали, что там намешаны кардамон, гвоздика и сандал –– в итоге получилось что-то, совсем непохожее ни на одну из нот. Возможно, повлияла еще роза в базе: несмотря на заявленный унисекс, Марракеш пахнет юной арабской принцессой. Еще на фрагрантике его обидно обозвали «хипстерским».
Принцесса-хипстер. Променяла кебаб на шаверму.
Я люблю песню про Marrakesh Night Market –– это саундтрек к фильму «Медвежий поцелуй», который мне тоже нравится. Под вот это сладкое «ла-лаааа-ла-лай-ла-ла-ла-ри» кружится Сергей Бодров в роли медведя, и девчоночка с ним танцует у огня. Красиво.
Поэтому я Марракеш приняла и таскала весь декабрь и январь. Свое последнее пристанище он нашел в туалете клуба Газгольдер, упав между складками моего пышного платья. Собственно, платье-то и оказалось виновно: из-за фасона меня столько раз спросили «Эй, че, беременная?», что ручонки сами потянулись что-нибудь разбить.
Да будет вовек благоуханна кабинка сия.
P.S. Щас вылетит книжка!
«Благоуханность» К.М. Веригина изд. 1996
Дисклеймер: практической пользы от книг про парфюмы нет. Да, вам по сотому кругу расскажут, как и что смешивали в Древнем Египте–Греции–Риме, чем душились в Средневековье и как любили фиалку во Франции. Это все интересно ровно один раз, и, к сожалению, выветривается из памяти довольно быстро – быстрее, чем парфюм в концентрации пресловутого спрея для волос. Поэтому нужно помнить, что книги про запахи существуют для развлечения, и что невозможно, ну просто нет никакой возможности вычерпать из них все сто процентов заложенной информации, – только если при этом вы не сидите в парфюмерной библиотеке, обложившись блоттерами с самыми редкими и старыми ароматами, со всеми-всеми-всеми, я подчеркиваю это, парфюмами и эссенциями, о которых идет речь в книге.
Так что и зацикливаться не стоит.
Теперь что касается Веригина. Веригин – русский парфюмер, эмигрироваший примерно сразу после революции. Ассистировал знаменитому Эрнесту Бо, тридцать лет работал на Chanel. Ничего про древних египтян, слава богу, не рассказывает – Веригин вспоминает, что сподвигло его обучаться парфюмерии, рассказывает, как строится работа на фабриках, какие формулы используются в цехах, по какому принципу составляются и передаются рецепты. Надо еще учитывать, что речь идет-то об эпохе натуральных компонентов. Тогда чтобы получить белоцветочную эссенцию, собирали действительно много настоящих цветов на полях Грасса, их все действительно помещали на специальную рамку, пропитывали специальным составом, месяцами выжидали, делали выжимки и фильтровали их, снова делали выжимки, добавляли, смешивали… Производство было очень дорогим, не то что сейчас – когда все до единого используют синтетические абсолюты и в ус не дуют.
Веригин пишет манерно-манерно, неторопливо, подробно описывает все мелкие детали дореволюционного быта –– конечно, идеализированного, вот эти поездки на санях, хруст французских булок и сквирт пузырьки шампанского в лицо. Напоминает Шмелевское «Лето Господне», но Веригин набрасывает картинку быстро, и у него, как ни странно, даже задача более четкая: показать, какие воспоминания и ноты он взял с собой из прежней жизни в новую, какой кусок царской России уплыл с ним в Париж, да так и остался. Веригин даже в Америке пятидесятых будет мыслить по-старому :
«Реальностью оставались лишь мерцающие огоньки на головокружительной высоте верхних этажей небоскребов, и казалось, что это лампады или свечи, горящие в небе перед престолом Всевышнего».
Так-то. Человек законсервировался в конце девятнадцатого века –– парфюмеру ничего, парфюмеру можно.
Книга мне вообще-то понравилась. Я из нее, как минимум, узнала слово «пулярда» и что самым популярным ароматом двадцатого века остался Je reviens (1932 год, альдегиды, нарциссы, гвоздики, сирень, дубовый мох). «Я вернусь». С войны то бишь –– с Первой, Второй, третьей, двадцатой.