Василий Суриков. Исторический провидец из Сибири
«Идеалы исторических типов воспитала во мне Сибирь с детства: она же дала мне дух, и силу, и здоровье». В. И. Суриков.
Он не дожил до советского периода всего год. Можно только предположить, как он мог бы отразить его на холсте для потомков. Ведь мы многие ключевые моменты истории представляем такими, какими видим в его работах. Гарантом нашего доверия служит его талант, честность и некая одержимость дойти до самой глубины и ещё много качеств, сошедшихся воедино в Василии Ивановиче Сурикове.
Суриков выполнил великую миссию в осмыслении исторических процессов и в развитии самого исторического жанра живописи, переоценить которую невозможно. Недаром его имя носит Московский государственный академический художественный институт.
В свое время ему и там, и в Императорской Академии предлагали стать профессором, но получили отказ. Художник ценил свою свободу и время для занятия творчеством и ставил это превыше всего.
Академия научила Сурикова по его собственному признанию «связной художественной речи и дала такой уровень профессионального мастерства, который позволил ему «в совокупности с Даром Божественным» - (заметим в скобках - ибо там учились многие, в разной степени одаренные художники) – «свободно воплощать любые замыслы». «Я ведь со страшной жадностью к знаниям приехал».
Любимым учителем Сурикова в Петербургской Академии был П. П. Чистяков, выдающийся педагог, у которого учились Репин, Поленов, Васнецов, Врубель, Серов, Нестеров. Долгие годы учитель и ученик поддерживали дружеские отношения. По определению Чистякова Суриков был лучшим учеником Академии.
Вспомним к слову, что этого «необтесанного сибиряка» с первого раза не приняли в престижное учреждение. Зато потом не только приняли, а и полюбили. С легкой руки архитектора А. П. Брюллова прозвали «композитором». За его блистательные композиции на холстах, да еще за виртуозные импровизации на гитаре. Он мог исполнять на ней «Лунную сонату» любимейшего Бетховена. И потом, что тоже в какой-то степени уникальный случай, самостоятельно выучился играть на фортепиано.
Чистяков видел в нем «проявление древнего Духа, который станет определяющим в творчестве, послужив основой лучших произведений русского искусства в историческом жанре». Если говорить красиво, а в случае Сурикова подобает такой стиль, то картины его - это не иллюстрации, а ожившие в цвете Вехи Русской истории.
Например, если увидишь монументальное полотно, которому в Русском музее отведён целый зал, «Переход Суворова через Альпы», и вдруг не можешь найти в памяти причины, по которой русский полководец и армия там оказались, то получишь импульс – узнать, вдуматься, понять и по достоинству оценить и исторический момент, и талант, и мужество великого соотечественника.
Мы же сейчас хотим всмотреться в Родину Сурикова, где он унаследовал многие качества сибирского казачества. Рано, в 11 лет, потерял отца. Где ему, как говорят «повезло», - нашлись и учитель, увидевший в мальчике талант, и сибирский меценат, давший деньги на обучение в Петербурге. Затем путь пролёг в Москву, где будут написаны чуть ли не все его шедевры. Поездки по Европе. И в том числе поднялся в Швейцарии к месту, где Суворов совершил беспрецедентный военный переход. Кстати, там в Амдерматте через столетие, благодаря усилиям графа С.М. Голицына, создателя суворовского креста, будет установлен памятный монумент. А этот участок земли официально будет принадлежать России.
Но нам пора вернуться к биографии живописца. При жизни он снискал славу и признание таланта. Император Всероссийский, ратуя за пополнение коллекции Русского музея, даже изволил вступить в определённые спорные переговоры, как с самим художником, так и с Павлом Третьяковым из-за картины «Боярыня Морозова». И ценителей искусства, и братьев-живописцев, кроме сюжета, особенно ещё восхитил живой снег, все его оттенки, это невероятно трудно поддаётся изображению.
Творческая мысль Сурикова, если не всегда, то часто пребывала за Уралом, на родине находил он сокровенный исток своих замыслов.
Как же это происходит, как прописывается внутри природа, холмы, река, конечно, это не просто река, это Енисей-батюшка? У всех это происходит в большей или меньшей степени.
Все-таки кто-то из взрослых должен взять на себя труд – труд увидеть, запечатлеть внутри, рассмотреть детали и вдохнуть масштаб. И таким человеком был учитель рисования, «судьбой заброшенный» художник из Москвы, Николай Васильевич Гребнев. Это его идея и инициатива, что талантливому мальчику учиться надо. И мецената тоже он нашел.
«Гребнев брал меня с собою и акварельными красками заставлял сверху холма рисовать. Пленэр называется».
А пленэр этот – монументальные енисейские берега, сама река, многогранные и причудливые скалы, Столбы, и сам город с того холма, где часовня стоит. А в памяти навсегда впечатываются все нюансы родной природы. Так же, как и рассказ, заменивший однажды вечернюю сказку тётки, сестры матери (обе были из староверов, живших в Торгашино под Красноярском), на ночь маленькому племяннику о стойкой в Вере легендарной боярыне. Он и запечатлеется в памяти и выльется в последствии в «Боярыню Морозову».
И уже осенённый славой художник всё будет возвращаться и возвращаться на родину, уже с женой, с дочками…
Ну что такого, скажете вы? А представьте, если сможете, что нет самолётов и железной дороги. Транссиб проложат с 1895 года. Если смотреть на карту, то по прямой 4 тысячи 200 километров. А в первый раз, из Красноярска в столицу, с рыбным обозом зимой выехал в декабре 1868 года, а прибыл в Петербург в феврале 1869 года. Как некоторые шутят «с мороженой рыбой заодно». Лошади, переправы через реки Обь, Иртыш. Да, Сибирская земля велика и природа особенная, это надо узреть самому, прикоснуться.
Может, и поймём, откуда взялось это непревзойдённое новаторство в изображении снега и воздушной среды. Всех состояний и оттенков оных. У сибиряков сама природа способствует возмужанию Духа, да не всем дано это выразить в творчестве. Здесь речь идёт о рождении внутренней глобальной цели по раскрытию самой ткани жизни. Да ещё желании передать в исторических образах все множественные связи происходящего. Это удел Большого Художника.
В различных художественных музеях страны хранятся в том числе и «ранние» акварели и рисунки Сурикова. О его знаменитых полотнах написаны книги и защищены диссертации.
А пейзажей Сибири у Сурикова столько! Что к 150-летию художника хватило на большую выставку в Третьяковской Галерее. Только пейзажи Сибири.
«В Сибири народ другой, чем в России; вольный, смелый! И край-то какой у нас. Сибирь западная – плоская, а за Енисеем у нас уже горы начинаются. К югу – тайга, к северу – холмы, глинистые, розово-красные. И Красноярск – отсюда имя. Про нас говорят: Красноярцы сердцем яры».
Елена Сурикова писала об отце :
«Тот, кто хочет понять Сурикова, должен увидеть Сибирь».
Писал Суриков и Волгу. В Разине. «Я ужасно рад, что поехал вниз по Волге, настоящую только тут увидел ширь». «Лед напомнил мне, как стремительное течение Енисея ломает огромные льдины, и они с грохотом, как пушечные выстрелы, заходят одна на другую». Сразу ассоциация с Енисеем, как с эталоном реки.
Как не вспомнить Чехова, который в 1890 году во время своей поездки на Сахалин писал:
«Если пейзаж для вас в дороге не последнее дело, то едучи из России в Сибирь, вы проскучаете от Урала вплоть до самого Енисея… Не в обиду будь сказано ревнивым почитателям Волги, в своей жизни я не видел реки великолепнее Енисея. Пускай Волга нарядная, скромная, грустная красавица, зато Енисей – могучий, неистовый богатырь, который не знает, куда девать свои силы и молодость… В берегах Енисею тесно. Невысокие валы обгоняют друг друга, теснятся и описывают спиральные круги, и кажется странным, что этот силач не смыл еще с берегов и не пробуравил дна. На этом берегу Красноярск, самый лучший и красивый из всех сибирских городов, а на том – горы, напомнившие мне о Кавказе, такие же дымчатые, мечтательные. Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега».
Так сказал о родине Сурикова современник, Художник Слова.
Сейчас время, когда много говорят о национальной идее, о понятии русский, о корнях и истории… в нашем контексте уместно будет вспомнить сказанное почти сто лет тому назад, в 1928 году, Хранителем Третьяковской Галереи А.М.Эфросом в эссе «Профили»:
«СУРИКОВ - ЭТО РУБЕЖ ЗЕМЛИ РУССКОЙ» и «СУРИКОВ - ТОТ, КТО СООБЩАЕТ ПОДЛИННЫЙ СМЫСЛ ПОНЯТИЮ «РУССКАЯ ЖИВОПИСЬ».
Там же он вспоминает: «Иностранцы не задерживаются у Сурикова. Они его не видят». Раз уж мы применительно к глубине восприятия природы Сибири и Енисея взяли нашего писателя, то теперь возьмём одного из западных, Стефана Цвейга, которого водил по залам Третьяковки Эфрос:
«Я ему объяснил, что Суриков - это Толстой русской живописи… и стал пояснять… и увидел пустые глаза человека, стоявшего перед ничем».
Видимо, это очень сильно взволновало Абрама Марковича, он пишет довольно характерную вещь:
«Сурикова Западу уступить нельзя. Его нельзя выдать даже потомкам. Здесь спор культур, который скоро станет спором поколений. Суриков – самое общее, что есть в русском искусстве».
Это 1928 год. А через 20 лет Московскому государственному академическому институту присваивается имя Сурикова. И в этом же 1948 году Иосиф Виссарионович Сталин выпускает Правительственное Постановление о том, что Дом, в котором родился и вырос художник в Красноярске, приобретает статус «Музея-усадьбы Василия Ивановича Сурикова».
Если 150-летие художника отмечалось выставкой сибирских пейзажей в Третьяковской галерее, то 175-летие – в Русском музее в прошедшем году. Было представлено 120 работ. И она побила все рекорды посещаемости со дня основания. Впервые вынуждены были отменить выходной день из-за количества заявок на посещение. Так сами зрители выразили свою любовь и благодарность великому мастеру.
А на его родину «приехала» и радовала сибиряков картина «Покорение Сибири Ермаком». Это было большое событие в городе.
