Михаил Пуговкин
«7-го июля 41-го вслед за отцом и двумя старшими братьями я пошёл в военкомат призываться на войну, - вспоминал Михаил Иванович, и на скулах его оживали желваки, а в глазах будто застывал трагизм тех дней - 18 лет мне исполнялось только через неделю. Поэтому дежурный офицер посоветовал мне отправиться в райком партии, где формировалось народное ополчение. Там без всяких-яких меня записали в 1-й стрелковый полк 6-й дивизии Московского народного ополчения. Формировался он, видимо, в большой спешке. Так что следующим утром мы на автобусах в своей разнокройной одежде с бодрыми песнями уже ехали на фронт. А вечером, где-то за Вязьмой, узнали, что такое настоящий ад. Когда начали рваться авиабомбы, все кинулись в поле. Пробежав метров 50, обернулся, и у меня перехватило дух - половина из трёх десятков автобусов клубились огнём и дымом».
Шли ожесточённые бои, и много наших солдат остались в той земле навечно. К Михаилу Пуговкину судьба благоволила. Об этом периоде он оставил в своих воспоминаниях всего несколько строк. Артист пишет, что они, мальчишки, были абсолютно не готовы к настоящей войне. И времени на подготовку не было. В свой первый бой они шли в летних штанах, майках и лёгких тапочках. А бой был страшный. Это был ад, в котором выжившие новобранцы приняли боевое крещение. Из 100 вражеских самолётов в том бою остались только две машины.
Через неделю, получив обмундирование второго срока, по 7-8 польских винтовок на отделение и приняв присягу ополченца, полк выдвинулся к Ельне. Патронов было мало, а ненависти к врагу - через край. У деревни Лебедево они приняли первый бой. Рядовому Пугонькину - именно такой была тогда фамилия молодого ополченца (будущего народного артиста) - винтовки не досталось, и его назначили гранатомётчиком, выдав с десяток ручных гранат. А потом были многодневные бои за Ельню, которая раз семь переходила из рук в руки. Тяжкое отступление, окружение, гибель полка. Прорыв из кольца. «До сих пор удивляюсь, как я из той смертельной кутерьмы живым и невредимым выбрался», - признавался через много лет Михаил Иванович.
Затем Михаил Пуговкин воевал в составе 1147-го стрелкового полка стрелковой дивизии 53-й армии Южного фронта.
Между рискованными боевыми заданиями он смешил товарищей байками, рассказывая их в лицах. За это, наверное, а ещё за то, что до войны успел поработать в театре и даже сняться в эпизодической кинороли, в разведроте Михаила прозвали «артистом».
При отступлении с тяжкими боями за Донбасс в 1942 году сержант Пуговкин был серьёзно ранен в ногу и лицо.
Ему повезло - не многих раненых смогли вынести из под огня в медсанбат. Попал в госпиталь. Гангрена. Врачи готовили пациента к ампутации. Но вдруг случилось чудо: в госпиталь пришла директива Сталина о том, что количество ампутаций нужно свести до минимума, и теперь для того, чтобы удалить солдату конечность, нужны были очень весомые основания. Ногу Пуговкину решили оставить.
Врач буквально выскоблил ложкой гной и зашил рану - будь, что будет. И она вдруг стала заживать. Так, благодаря вождю народов, Михаил Иванович сохранил ногу.
К слову сказать, антибиотиков у наших военных медиков тогда не было, и Михаил Иванович вспоминал, что нагноение ран войсковые врачи убирали… опарышем - червями обычных мух. Зрелище было не для слабонервных, но весьма действенным: в жару эти копошащиеся «санитары» раны чистили основательно.
Из тбилисского госпиталя Михаил получил выписные документы уже на фамилию Пуговкина - так его называли за весёлый нрав раненые и медперсонал, и писарь, не задумываясь, вписал этот «псевдоним» в его документы. Почти месяц молодой инвалид добирался до Москвы через Кавказ, Каспийское море, песчаную пустыню и заволжские степи.
В творческой биографии Пуговкина полторы сотни ролей, большинство из них комедийные. Кто-то называет Михаила Ивановича королём комедий, кто-то гениальным артистом, а те, кто знали его лично, говорят, что главное его достоинство в том, что он был удивительно светлым человеком. И какие бы испытания не посылала Пуговкину жизнь, он встречал их своей фирменной улыбкой.