Тимофеев-Ресовский Николай Владимирович
Тимофеев-Ресовский Николай Владимирович - русский биолог, один из основоположников радиационной генетики.
За научные заслуги Николай Тимофеев-Ресовский был удостоен множества советских и международных наград.
Он первым в истории установил, что радиация вызывает у живых существ не только лучевую болезнь, но и мутации в генах, которые могут затем проявиться у их потомков, в том числе и очень отдалённых.
В 1925 году его отправили в Германию поднимать авторитет Советской республики. Обыкновенно русские учёные ездили за границу учиться, методику какую-либо осваивать, с аппаратурой знакомиться, а тут редкая ситуация - просят русского генетика поехать, чтобы создать генетическую лабораторию, фактически учить не зулусов, а немцев. Он прожил в Германии восемнадцать лет. В 1944 потерял сына, участвовавшего в подпольном сопротивлении фашистам. А после Великой Победы он оказался гражданином СССР, все военные годы проработавшего на врага своей страны. Николай Владимирович был приговорён к десяти годам лагерей, и в первый же год заключения чуть не умер от истощения. Его вытащили, едва спасли. После взрывов атомных бомб исследования влияния радиации на всё живое стали крайне важны, и в 1947 году в Союзе была создана секретная «Лаборатория Б», там он занимался изучением последствий облучения и разработкой защиты от радиации.
Титаническая личность. Он обладал внутренней мощью, независимостью, которые позволяли ему ощущать себя свободным в этом несвободном мире. При этом было в нём смирение большого учёного и открытость человека, который многое пережил. Несмотря на сильнейшие удары судьбы он, единожды выбрав свой путь учёного, был ему верным, не прекратил заниматься своим делом. Не отрёкся от Родины, хотя ему много раз предлагали сменить гражданство. Не потерял себя, близкие в рассказах о нём подчёркивали, что он не менялся. Всю жизнь фонтанировал идеями, неиссякаемым оптимизмом, юмором. Обстоятельства его не сгибали, он оставался молодым душой. На современников он производил огромное впечатление.
•«Он не был стеснён догмами, идеализм не стал для него пугалом.
«Вольность» — это слово, которое подходит ему больше, чем «свобода». Вольность требует простора, пространства, полей, распаха неба и распаха души. Это более русское понятие, чем свобода. В нём сохранялся запал десятых — двадцатых годов, того пьянящего воздуха расцвета русской культуры, которого он успел наглотаться. То был праздник, подъём — и в живописи, и в музыке, и в поэзии, и в науке, эпоха Возрождения…»
•«Он не боролся за свои убеждения, он просто следовал им в любых условиях. У него выходило, что всегда можно быть самим собой. Ничто извне не могло помешать этому. Всё дело в препятствиях внутри человека, их больше, чем снаружи.»
•«Серьёзному развитию серьёзных наук лучше всего способствует легкомыслие и некоторая издёвка. Нельзя относиться всерьёз к своей персоне. Конечно, есть люди, которые считают, что всё, что делается с серьёзным видом, — разумно. На самом же деле, чем глубже проблема, тем вероятнее, что она будет решена каким-то комичным, парадоксальным способом, без звериной серьёзности…»
•«Он был живой связью с прославленными учёными Европы и Америки. Люди, известные по учебникам и энциклопедиям, были его друзьями, приятелями, его соавторами, его оппонентами. Одно это было непостижимо. Он сам был частью того мира, принадлежал одновременно и западной науке, и русской, соединял их. Николай Владимирович гордился русскими учёными и всё сделал для их пропаганды на Западе…
Дружил и восхищался Вернадским, Вавиловым и многими другими выдающимися личностями. Старомодные рыцари порядочности, они сразу сходились, мгновенно узнавали друг друга.»
•«Отличался и оптимизмом. Оптимизм даётся генетически. Нажить его трудно. Несмотря на исключительную свою судьбу, Николай Владимирович был самым последовательным и энергичным оптимистом…»
•«Он обращался с нами беспощадно. Услышать его одобрение было непросто, а уж чтоб заинтересовать его, чтоб он начал вас слушать внимательно — для этого надо было все силы напрячь.»