«Бойся не меня, а себя»: в российском прокате – новая европейская драма о нелюбви и травмах прошлого
4 августа в российский прокат вышла «Уховертка» – самый стильный и странный фильм из тех, что показывали этим летом. Лента побывала на кинофестивалях и заслужила приз жюри в Сан-Себастьяне. Встретили, однако, ее неоднозначно – либо с восторгом, либо с недоумением.
Мы тоже посмотрели «Уховертку» и рассказываем, как новый европейский фильм говорит о современном одиночестве на материале прошлого века.
Альберт – почти герой Франца Кафки. Отчасти «Замка» – незаконченного романа. Как и персонаж Кафки, Альберт непонятно кто. Формально у него есть должность и обязанности, но дальнейшее развитие сюжета заставит зрителя в этом сомневаться. Вне авторских объяснений остается и некий «хозяин», с которым Альберт регулярно созванивается и от которого получает оплату. Разговаривая с «хозяином», Альберт обязательно волнуется, но настойчиво повторяет, что «все идет так, как и должно идти». Почему идет и какой в этом смысл? Кажется, и сам герой этого не понимает.
Альберт присматривает за девочкой с необычной болезнью: каждый день ей нужно вставлять новые зубы, которые тают у нее во рту. Этим также занимается Альберт. Он бережно осматривает челюсть Мии (так зовут девочку), а затем достает из морозильной камеры новые зубы (что повторяется раз пять за весь фильм – кошмар для всякого, кто боится стоматологов). Хотя Альберт и Мия живут вместе, и довольно давно, у них не возникло эмоциональной связи, как обычно бывает у тех, кто вынужден проживать под одной крышей. Альберт избегает общения с девочкой. Время от времени она пытается привлечь его внимание, причем самым примитивным способом – вламываясь в его комнату. Но Альберт раз за разом от нее отстраняется. И в их пустой и мрачной квартире замирает тягостное молчание. Из этого болота тоски героев вырывает внезапное поручение «хозяина»: он требует подготовить Мию к переезду. Альберт должен научить ее «жить в обществе», после чего навсегда с ней расстаться.
Режиссера фильма, Люсиль Хадзихалилович, знают у нас в первую очередь как жену Гаспара Ноэ – скандального французского кинематографиста, прославившегося лентой «Необратимость». Совместно с мужем Хадзихалилович основала продюсерскую компанию «Les Cinémas de la Zone» и помогала Ноэ в написании нескольких сценариев к его фильмам. Ранее она сняла несколько малобюджетных фильмов, но «Уховертка» – самая заметная ее работа на данный момент. Отчего-то некоторые критики ждали от нее эротичности, жесткости и хлесткости, чем и отличаются фильмы Ноэ. Хадзихалилович же скорее вдохновлялась неспешными европейскими фильмами прошлого века (в том числе французской «новой волной»). Фильм о послевоенной Европе (20-е? 40-е?) она снимает так, словно сама жила в то время и училась у Робера Брессона. Это медленное и красивое кино – красивое темными интерьерами, долгими немыми сценами и небрежной актерской игрой, почти на грани с любительской (интересная фишка, с которой так же в свое время экспериментировали классики французского кино). Она играет с образами и смыслами, ссылаясь на множество хороших режиссеров – от Дэвида Линча до Стивена Спилберга. И, говоря о прошлом, которое тут условно, хочет на самом деле рассказать о личном (и современном тоже).
На протяжении 2 часов зритель пытается понять, как связаны эти, казалось бы, несовместимые образы. Почему фильм называется «Уховертка»? Почему у девочки Мии тают зубы? Зачем ее заставляют надевать красное пальто, делая ее похожей на безымянную героиню «Списка Шиндлера»? Зачем, наконец, нужна линия с официанткой Селестой, которую, прямо выражаясь, хочет купить некий обеспеченный человек с туманными мотивами? Возможно, ответы можно найти в первоисточнике – оригинал был написан английским художником Брайаном Кэтлингом. Фильм же не отвечает на эти вопросы. Можно вспомнить, что уховертка – очень неприятное кожистокрылое, которое у большинства людей вызывает брезгливость. Сомнительно, что вы захотите к ней прикасаться. Схожая брезгливость присутствует и в отношениях героев – им неприятно прикасаться, невыносимо взаимодействовать с другими, и не только людьми – со всем, что вызывает теплые чувства. Единственное исключение – это девочка Мия.
Мия никогда не покидала квартиру, у нее нет родителей и нет друзей. О ней так и говорят – «брошенный ребенок». Она кажется отстраненной, но, только появляется возможность, Мия тянется к общению. Она играет с насекомыми – потому что ей больше не с кем играть. Потом она оставляет у себя кота и не спускает его с колен. Это очень не нравится Альберту. Насекомые, кот (и люди) вызывают у него агрессию. Он не хочет ни с кем контактировать. Хадзихалилович оставляет в фильме два «маячка» – войну (на которой, нужно полагать, был Альберт) и покойную жену, что умерла, рожая их совместного ребенка. Это, по мнению режиссера, заставляет Альберта избегать любой привязанности. Ему нравится официантка Селеста из бара, в который он иногда ходит, но он никогда не покажет ей этого. Впрочем, Селеста похожа на него. Она также избегает привязанностей, а потребительское отношение к ней (через связь с богатым человеком, который покупает ее расположение) только усугубляет ее замкнутость. Хадзихалилович показывает, как взрослые герои буквально задыхаются в собственных «футлярах». Селеста тоскливо смотрит на фотографию сына, потом долго лежит на постели, и у нее случается приступ удушья. Альберт долго рассматривает бокалы, вспоминая об умерших и не замечая, что он нужен кому-то в эту минуту. Он думает о женщине, которая ему нравится, о невозможности сближения с ней – и это сопровождается сильными спазмами в горле.
Мир без любви и привязанностей у Хадзихалилович – сумрачный, пыльный, и жить в нем не хочется. Квартира Альберта и Мии – большая и комфортная, но вызывает воспоминания о недавних карантинах. Затянутые и бессмысленные действия – и ты понимаешь, что все герои – заложники этой темной пустоты и собственного неприятия друг друга. Поразительно, что после столь депрессивных 100 минут Хадзихалилович смогла в финале из душевной духоты выйти к ярким, неправильным, но человеческим эмоциям.
Конечно, нельзя назвать «Уховертку» оптимистичным фильмом. Это по-прежнему тяжелое кино в лучших традициях европейской классики. И все же Хадзихалилович заканчивает торжеством чувств, разрушением «футляра» – и говорит о том, что жить только в себе невозможно. Что же, это приятная и печальная мысль в эпоху разобщенности и массового одиночества.