Леонидовка. Лагерь беженцев под Пензой

— Мы сегодня на вокзале Пенза, — рассказывает житель города Игорь Жулимов, сидя в своей машине около городского вокзала, — Отправили вторую группу мариупольских беженцев в Питер. Там их будет встречать питерская команда, с которой мы сотрудничаем, повезет их в Ивангород на пограничный переход, дальше в Нарву. Там их должна ждать наша европейская команда «Рубикс». У нас уже организовалось такое сетевое сообщество. Мы друг друга в лицо не знаем, все познакомились в соцсетях, но первую группу отправили. Было семь человек, одна семья из пяти — трое детей, они уехали в Швецию, и два парня: один в Литву, другой в Чехию. Все произошло быстро. Даст бог и вторая тоже уедет.

— Скольким людям планируете помочь?

— Мы ничего не планируем, о нас там [в лагере] знают, заявки есть. Сейчас Ирина [волонтер] пошла покупать билеты на 14 человек, эту группу мы планируем 29 апреля отправлять. Подстраховались, можно было бы и на среду 27-го, но тут вклиниваются выходные, Пасха, решили не рисковать.

Совершенно неожиданно возникают какие-то обстоятельства. Даем четкий список, какая информация [об уезжающих] нужна: сколько детей, сколько инвалидов, есть ли больные, собаки, кошки и прочее. Все людям говорим. Приезжаем на вокзал, оказывается, есть инвалид и нужна коляска, а ее надо заказывать на вокзале за два дня. Вот такие всякие накладки и происходят.

— Какая помощь нужна вам самим?

— Ну, какая помощь… Бог его знает… Трудно сказать, какая помощь нужна.

Часть обязанностей распределится сама собой, если этот человек, который предлагает свою помощь, не уйдет после первого раза.

С волонтерами на одноразовую акцию проблем нет, то есть, если надо конкретно столько-то машин, столько-то людей, на какой-то конкретный день, то это не проблема. Мы с Ириной занимаемся этим на постоянной основе, нас только двое, и поскольку мы занимаемся этим каждый день, то у нас уже сложилось распределение обязанностей. Если бы появился еще один человек с режимом 24/7, то мы бы часть этих обязанностей распределили. Но этот человек должен быть круглосуточно. А когда спрашивают, чем помочь, мы говорим, что на разовую акцию вроде бы проблем нет, когда надо конкретно доставить людей, люди всегда находятся, машины находятся, все это организовывается. Главное, чтобы человек был согласен и ему в любой момент можно было позвонить. Я же позвоню не за полчаса, а как минимум за дня два. Мы не работаем в «пожарном порядке», звоним за несколько дней. Волонтеров на те мероприятия, за которые я отвечаю, я планирую заранее. Если человек подтверждает, что к нему в любое время заранее можно обратиться, то он у меня тоже будет в списке. Сейчас вот за посылками надо ехать, вы же не можете? Ну, вот, как раз вариант другого подхода к делу, надо сейчас. Про посылки узнали только сегодня утром, хотя было известно о них бог знает когда, люди, когда отправили их, сообщили, и это все отслеживается. Но нет, начали чесаться только когда прозвенел звоночек, срочно бежать за посылкой, я так не работаю.

Если сейчас вспомнить, первую группу мы менее недели назад отправили, в прошлую пятницу. Всей этой истории дней 10, а мне кажется, что все это было чуть ли не в прошлой жизни.

Когда мы первые посты написали, не знали, что это все произойдет, написали тогда и карточку на деньги и адрес для вещей. До сих пор эти вещи по этому адресу идут, хотя мы уже давно перестали публиковать [реквизиты и адреса].

— Сколько всего денег вам удалось собрать?

— Посчитать невозможно, перевалило уже за полтора миллиона. Изначально мы думали сбор вещей и денег проведем и все отвезем. Оказалось, нам только за выходные накидали семьсот с лишним тысяч [рублей].

Утром, когда мы поехали за вещами, Ирина написала, что у нее на карточке шестьсот семьдесят тысяч. Мы весь день угрохали на закупку вещей, отвозку, раздачу, когда мы первый раз приехали в Леонидовку [лагерь для бежавших из Украины], там пообщались с беженцами, когда выяснилось, что есть желающие. Когда мы вечером приехали домой, потратив за день около двухсот тысяч, на остатке было семьсот пятьдесят. За день еще триста тысяч накидали. Вся неделя была так: утром остаток один, мы тратим деньги, закупаем, а вечером остается примерно так же, а иногда чуть больше.

Поскольку началась история с отъездом, я переключился только на это. Первую группу готовил я, а Ирина продолжала завозить вещи, так как там уже списки составляли по корпусам, что и куда. И вот она до сих пор это делает.

Хотя мы со второй группой решили, что занимаемся только отъездом, потому что это отнимает все время. Накануне отъезда я спал полчаса, и сегодня спал не больше часа. На это уходит уйма времени. Ирина продолжает еще попутно заниматься закупками вещей.

— Что все-таки происходило в лагере беженцев? С украинской стороны шли разговоры о «концлагере».

— Давайте уточним, украинские официальные лица комментировали пост в фейсбуке. Это не их официальная позиция, не их какая-то информация, это комментарий, который разлетелся по социальным сетям. Людмила Денисова — украинский омбудсмен — вышла на Ирину, поэтому мы точно знаем, что это был комментарий в фейсбуке. Когда я написал первый пост о том, что Ирина съездила, я туда не ездил. Ирина у нас человек эмоциональный, она как-то слишком ситуацию восприняла. Говорит: «Игорь, люди подавлены, вещи нужны». Я написал маленький, корректный, без паники, пост то, что требуется список вещей и все такое прочее. Не будем называть фамилию фейсбучного блогера, она даже не перепостила, а написала на основании моего поста свой. На основании моего, потому что там есть моя фактура. Ее пост, в котором были добавлены слова «концлагерь», «депортация», «колючая проволока» и все такое прочее, разлетелся по социальным сетям, а люди, каким-то образом состыковав все это вместе, перенаправили все сюда, и таким образом мы оказались в центре всей этой истории, совершенно не подозревая и не желая такого результата. Когда с нами связалась омбудсмен Украины, мы сказали, что ничего подобного нет, не потому что мы хотим кого-то отмазать, а просто это был некорректный пост. Другой вопрос, что люди там не по своей воле оказались, а в силу стечения обстоятельств, это да. Нифига они тут не добровольно. В силу обстоятельств, что их в родном городе «освобождали», просили они этого или нет. И потом, когда от этого освобождения надо было куда-то деваться, оказалось, что можно только на территорию Российской Федерации. Под дулами автомата их никто в Россию не гнал, это да, правда, а был ли другой выход? Вы же видели, маленькие дети, месяц в подвале… Мама Юля [беженка] с двумя детьми два месяца не могли помыться, под конец даже воды не было, а когда они худо-бедно выбрались на границу между ДНР и Россией — не вспомню название поселка, — говорила о том, что там и фрукты и чай были, а у них только одно желание — помыться. Говорит: «Ни есть, ничего не хочу, только помыться и попить воды». Когда в такой ситуации, поедешь даже к черту на рога.

Поэтому, когда говорят, что ничего страшного в Леонидовке нет, ну, нет — если не считать того, что люди остались без дома, без будущего, без планов, без всего. Если все это откинуть, то, конечно, ничего страшного в Леонидовке нет. Колючей проволоки нет, выход свободный, сели и уехали. А по сравнению с другими пунктами временного пребывания, так это еще уровня «лакшери». Правда «лакшери» разные бывают, надо помнить, что это пункт временного пребывания. А так все зашибись, кормят, спят, все нормально. Дети, рассказала мне [беженка] Юля, когда жили в Таганроге несколько дней, под подушку прятали хлеб. Можете себе представить? В XXI первом веке дети под подушку прячут хлеб… А так все хорошо, есть подушка, крыша над головой, бомбы не рвутся, просто дети под подушку прячут кусок хлеба.