Действительно ли Украинская Церковь отделилась?

Принятое 27 мая решение Собора Украинской Православной Церкви об отделении от Московского Патриархата прозвучало почти сенсационно – несмотря на то, что с первых дней войны существование УПЦ на украинской территории сильно осложнилось, а ее иерархи уже не раз публично осуждали позицию патриарха Московского и Всея Руси Кирилла за проповеди, оправдывающие российскую агрессию и за поддержку идей «Русского мира». Представители кремлевской пропаганды предсказуемо пригрозили УПЦ сожжением на костре (странно, что не ядерным ударом), советник главы офиса президента Украины Арестович расценил решение украинских иерархов как лишение Кремля главной идеологической скрепы. Но если попытаться разобраться, что означает решение собора для Украинской и Русской Церквей, выясняется, что вопросов пока больше, чем ответов.

Как известно из Устава РПЦ, Украинская Православная Церковь – самоуправляемая Церковь с правами широкой автономии, но в составе Московского Патриархата. Такой статус сохраняется за ней с 1990 года и, кстати, означает возможность самостоятельно распоряжаться своими доходами – поэтому расхожие представления о том, что отделение УПЦ обернется для Московской Патриархии финансовыми потерями, не очень связаны с реальностью. Скорее такое отделение нанесет огромный удар и без того уже потрепанной после начала военных действий международной репутации Московского Патриархата: ведь украинские приходы составляют самое большое число приходов РПЦ за пределами России. Например, на 2017 год из 36 878 приходов Русской Церкви (именно такие цифры были озвучены в докладе Патриарха Кирилла Архиерейскому собору) более 12 тысяч приходов располагались на территории Украины, общее число других зарубежных приходов – от белорусских до китайских – составляло менее пяти тысяч. Так что Украина – весьма солидная часть паствы, авторитет и влияние.

Конечно, с началом военных действий последнее зашаталось безо всякого отделения: непросто все-таки сохранять влияние на зарубежную паству, если на территории ее государства развернулась «спецоперация» властей твоей страны. Еще сложнее было выбрать ту или иную линию поведения иерархам Украинской Церкви, вынужденным так или иначе лавировать между настроениями прихожан, отношением украинских властей и церковными канонами. Проблема еще и в том, что статус УПЦ в случае отделения от Московского Патриархата оставался под большим вопросом.

В первые часы после сообщения о решении собора УПЦ нервные комментаторы, радеющие за единство русского Православия, предрекли, что теперь украинские иерархи наверняка обратятся за подтверждением автокефалии к Константинопольскому патриархату. Но непонятно, как Константинополь подтвердит автокефалию: ведь формально на территории Украины уже есть автокефальная Православная Церковь Украины, получившая томос от этого самого Константинополя еще в 2019 году (напомним, что это решение стало причиной почти полного разрыва отношений между РПЦ и Вселенским патриархатом Константинополя). Нынешнее сосуществование (отнюдь не дружеское) двух церковных структур, не признающих друг друга, на территории одной страны выглядит странно, но сосуществование двух автокефальных Православных Церквей одной юрисдикции на одной территории стало бы каноническим нонсенсом.

А почему тогда УПЦ не может просто взять и объединиться с ПЦУ?

Если бы это решение было таким простым, проблемы бы, вероятно, просто не возникло, но за возникновением ПЦУ стоит история раскольнических общин, с лидерами которых у представителей Украинской Церкви всегда были достаточно сложные отношения, почти исключающие возможность объединения даже в нынешних обстоятельствах. Обратим внимание, что в постановлении вчерашнего Собора УПЦ о Православной Церкви Украины говорится отнюдь не дружелюбно: архиереи выражают сожаление в связи с существующим расколом, сетуют, что «действия Константинопольского Патриарха в Украине, следствием которых стало образование «Православной Церкви Украины», лишь углубили недоразумения и привели к физическому противостоянию», и требуют, чтобы представители ПЦУ перестали захватывать храмы, переводить в свою юрисдикцию приходы УПЦ и осознали свой неполноценный канонический статус. Только на таких условиях возможен какой-то диалог. Что-то подсказывает, что представители ПЦУ вряд ли эти условия выполнят.

В то же время, если отделившаяся от Московского Патриархата Украинская Церковь не будет признана другими Православными Поместными Церквами – хотя бы одной из них, готовой вступить с ней в евхаристическое общение (то есть совместно служить литургию), – она сама окажется в статусе раскольнической структуры, чего вряд ли хочется иерархии и пастве.

Исправить ситуацию могла бы РПЦ, даровав УПЦ автокефалию, - но вряд ли такое случится. Комментировать решение собора украинских архиереев в Московской Патриархии тоже не спешат: пока реакция на этот документ сокрушенно-сдержанная. По словам председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимира Легойды, представители УПЦ сами ничего Русской Церкви не сообщали и ни о чем не просили, к тому же Украинская Православная Церковь «находится в очень тяжелом положении и испытывает давление с различных сторон: со стороны властей, раскольников, националистически настроенных представителей определенной части общественности, со стороны средств массовой информации», и в такое непростое время комментировать решения этой самоуправляемой Церкви «в высшей степени безответственно».

Впрочем, если вчитаться в текст документа и дополняющие его комментарии представителей самой УПЦ, можно отчасти согласиться с Легойдой в том, что пока комментировать решение сложно.

Постановление собора прежде всего декларирует «несогласие с позицией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла по поводу войны в Украине», что, впрочем, не новость. Затем говорится о дополнениях и изменениях в Устав УПЦ, свидетельствующих «о полной самостоятельности и независимости». Председатель Синодального информационно-просветительского отдела УПЦ митрополит Климент чуть позже прокомментировал это заявление в том смысле, что собор всего лишь подчеркнул статус, который Украинская Церковь сохраняла с 1990 года, и отметил, что при этом УПЦ продолжает поддерживать духовное единство с Русской Православной Церковью. Вероятно, речь идет о том, что УПЦ хоть и выходит из структуры РПЦ, но хочет сохранить евхаристическое общение.

В то же время эксперты отметили сходство формулировки соборного постановления с текстом указа патриарха Тихона времен Гражданской войны.

УПЦ вчера: «На период военного положения, когда связи между епархиями и церковным руководящим центром осложнены или отсутствуют, Собор считает целесообразным предоставить епархиальным архиереям право самостоятельно принимать решения по тем или иным вопросам епархиальной жизни, относящимся к компетенции Священного Синода или Предстоятеля Украинской Православной Церкви».

Тихон в Гражданскую войну: «В случае, если епархия, вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п. окажется вне всякого общения с Высшим Церковным управлением или само Высшее Церковное управление во главе со Святейшим Патриархом прекратит свою деятельность, епархиальный Архиерей немедленно входит в сношение с Архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях. В случае невозможности установить сношения с Архиереями соседних епархий и впредь до организации высшей инстанции церковной власти, епархиальный Архиерей воспринимает на себя вcю полноту власти, предоставленной ему церковными канонами, принимая все меры к устроению местной церковной жизни».

Именно этот указ сделал возможным появление Русской Православной Церкви Заграницей, объединившей духовенство и прихожан в эмиграции. Однако нынешнее постановление скорее окажет иное действие: епархии на оккупированных Россией украинских территориях могут, напротив, перейти в прямое подчинение Московскому Патриархату, чтобы как-то продолжать свою литургическую жизнь.

Точнее предположить, какие плоды принесет решение собора Украинской Православной Церкви и станет ли оно катализатором процессов, меняющих ее юрисдикцию, либо лишь формальной фиксацией нынешнего статуса, пока непросто.