Заключенные об Украине. Записки Сергея Михайлова из СИЗО
Танк «Алтай» погиб, сообщает мне один из заключенных – перед тем, как меня задержали, я прочитал об этом в Вотсапе. Объясняет, что танк с надписью «Алтай» и экипажем из ребят-алтайцев некоторое время был под софитами СМИ. Вот так бывает. Сам этот заключенный – тоже иллюстрация того, как бывает в России. Четыре года назад в отношении него условный приговор за мелкое мошенничество был заменен на реальный. О том, что он уже четыре года как должен сидеть, узнал пару недель назад, когда ему позвонили из уголовного розыска. При этом и сам приговор за невыполненное вовремя остекление балкона на 11 тысяч рублей, и то, как он не исполнил обязательство условного приговора, выглядят просто какими-то насмешками судьбы. По словам моего собеседника, он аккуратнейшим образом отмечался все полтора года, а перед последней отметкой он, прораб одной из крупных строительных бригад, уезжает на объект в столице. По-хорошему попросил сотрудников УФСИН поставить ему последнюю отметку, так сказать, заочно, что ему и было обещано. Четыре года мой собеседник строил, руководил бригадами иной раз из более ста человек. К его матери, у которой он прописан, не приходило никаких неожиданных писем, и телефон его всегда был включен. А тут вот такая новость. Причем новость эту он получил по телефону, опера дали ему четыре дня, чтобы собрать вещи. Спрашиваю – а не является ли все это сложным способом отправить тебя на войну? Собеседник недоумевает, говорит, что, действительно, звонили пару раз из военкомата ему, бывшему контрактнику, командиру одной из весьма востребованных в этой войне боевых машин, спрашивали о зарплате, обещали сотни тысяч. Он отказался. Говорил, что ему нравится то, чем он занимается. Договариваемся, что, если история с его арестом окажется все же странным предисловием для его отправки в действующую армию, то он найдет способ дать об этом знать.
Снова отвечаю на письма. Таня из Владивостока прислала открытку, в которой желает скорейшего восстановления справедливости и пишет, что хотела бы побывать на Алтае. Алиса из Армении, из Еревана. Ребята из Подмосковья, в том числе мой добрый знакомый, администратор интересной группы о прямой демократии. Пытаюсь ответить всем, но с описания тех мест, которые нужно посетить на Алтае, сбиваюсь на войну. Вспоминаю и пишу в одном из писем фразу из фильма «Список Шиндлера», фразу, которую в самом конце немец Шиндлер сказал своим землякам-немцам, охранникам частного концлагеря, в котором спас от смерти несколько тысяч евреев: «Вы вернетесь домой мужчинами, а не убийцами». Пишу, что сейчас для нас, тех, кто не попал под зомбирующее излучение, очень важно остановить, не дать превратиться в пушечное мясо всех, до кого мы можем дотянуться.
Пишу, что нам за это воздастся. Я в это верю.
Опять гуляю по тюремному дворику. На прогулке почти никого нет из-за того, что с утра я участвовал в судебном заседании по видеосвязи. Гулять меня повели во внеурочный час. Дворик накрыт сверху прозрачным пластиком, эдакая теплица. Солнечные лучи, проходя через пластик, теряют ультрафиолет. Вспотеть под таким солнцем можно, а загореть – нет. Но есть хитрость: клочок солнечного света проходит не через ультрафиолетовый «щит», а напрямую, сбоку через решетку. Стою, закрыв глаза, и подставляю лицо под солнце. Из одного из соседних двориков слышу вопрос: за что сидишь? Объясняю, что арестован по только что принятой статье 207.3 УК РФ за то, что называл войну войной. А ты за что? 105-я, убил двоих. Из дальнейшего разговора выясняется, что мой собеседник сейчас сидит один, видимо, в карцере. Ему 38, и он профессиональный военный, когда-то воевал в Чечне, застал Грузию 2008 года, а в последнее время был бойцом российской частной военной компании. Собеседник рассказал, как получил судимость, из-за которой из официального военнослужащего переквалифицировался в ЧВК.
После возвращения из очередной командировки прогуливал большие деньги, полученные там, чем привлек к себе внимание неких двух молодых людей, которые увязались за ним к банкомату с целью отжать у него деньги. Для неудачливых грабителей гоп-стоп кончился тяжкими телесными, а ножик одного из горе-грабителей с 10 м вернулся к своему хозяину так, что проткнул легкое. Суд, впрочем, версию самообороны не принял и мой собеседник на 3 года «уехал» в места лишения свободы. Рассказывает, что в Сирии их подразделение специализировалось на штурме укрепленных позиций. Уже после сирийской командировки натренированные рефлексы привели моего собеседника в тюрьму еще раз. Говорит, что один из первых убитых им людей оскорбил и спровоцировал его. Собеседник нанес удар голыми руками и тот получил смертельную травму. Второй убитый (тут собеседник заминается) начал мне предъявлять - зачем я ударил первого.
Спрашиваю его, какая у него гражданская специальность, что он умеет помимо войны. Говорит, что чинит автомобили, автослесарь. С гордостью рассказывает, что во время перерыва между командировками построил дом площадью почти 100 м2, за что получил автомобиль. В качестве утешения рассказываю ему про знаменитого Брауна – человека, который в 90-е годы совершал заказные убийства для депутата Ефимова. Брауна приговорили к смертной казни, но ему повезло, она была заменена на пожизненное, а затем на 20 с лишним лет лишения свободы. Браун отсидел, вышел, копается в огороде. Говорю собеседнику, что ему, может быть, стоит пообщаться со священником, что в лагере ему, наверное, удастся найти какую-то работу и можно будет скостить срок. Пытаюсь выяснить, как мой собеседник относится к войне в Украине и вообще внешней политике РФ. Повторяет телевизионные штампы – если бы по Украине не ударили, там бы уже были войска НАТО. Говорит, что, если у него будет такой выбор, готов вместо отсидки идти воевать в Украину. В 2008 «грузины на нас напали, солдаты рады войне, это же заработок», со знанием дела добавляет мой собеседник. На гражданке можно заработать тысяч 20-30, разве прокормишь семью?
Это же Путин все так устроил, что работяга получает копейки и чтобы хорошо зарабатывать, мужчине надо брать в руки оружие. Разве это нормально? В той же Германии автослесарь получает 2 тысячи евро. Там не нужно идти воевать для того, чтобы прокормить семью. Это мой собеседник понимает. На то и Росгвардия, и контрактники, чтобы народ разгонять при случае. Такая вот история. Афганский синдром, чеченский синдром, сирийский синдром, теперь вот украинский синдром. И масштабы будут такими, что предыдущие покажутся цветочками. Чем бы ни закончилась эта война, те, кто выживут и вернутся, будут нести ее яд в себе. Разговоры о грехе, о карме – это не абстракция. Вот так это и работает. Кто-то будет бросаться на окружающих, кто-то смертельно пить, и все это будет частью платы за то, чтобы люди, у которых давным-давно истек срок годности, еще несколько лет были у власти.
Разговор на прогулке в тюремном дворике. Собеседник, как я понял, строитель, житель одного из верхних районов республики, сидит за ерунду. Получил небольшой условный срок из-за семейного скандала. Пару раз не отметился, и ему заменили приговор на реальный. Так вот война, говорит – это хорошо, пускай воюют, говорит он. Почему хорошо, спрашиваю? Баб свободных много будет. Другой разговор в том же дворике. Кто-то из-заключенных говорит, что курсы валют резко снизились, что можно дешево что-нибудь импортное прикупить. Затем тот же заключенный говорит, что с ценами нужно что-то делать, людям трудно. А вы как хотели? Это война. Мой собеседник, который рассуждал о курсе валют и ценах, пытается оправдать происходящее: а что было делать, если Украина так х... вертит уже восемь лет. Тут нужно сказать, что мой собеседник уверен, что то, в чем его обвиняют, не соответствует действительности. Об этом я ему и напоминаю. Говорю, мол, когда это касается тебя лично, ты отлично знаешь, что тебе врут и натягивают, а как по телевизору врут всем – ты веришь. Ты понимаешь, что Украина по сравнению с РФ – маленькая и слабая? И у нас есть много способов на нее воздействовать: отключить газ, не пускать заробитчан. А мы напали. Тут в разговор вмешивается еще один голос. С этим человеком мы уже спорили о войне. Он сидит за коррупционное преступление. «Ты опять националистов оправдываешь! Там нацики!»
Тут мой первый собеседник вмешивается в разговор и говорит, что не следует нагнетать страсти, мол, со временем ситуация прояснится. Вечером, размышляя о споре на прогулке, я вспомнил, как ехал из Вильнюса в Москву с россиянином из Волгограда, постоянным жителем Вильнюса, но при этом горячим сторонником Путина. Разговор был еще в 2018 году. Поэтому обсуждали мы больше историю мочи на олимпиаде. Санкции 2014 года, которые лишили Россию полутриллиона долларов долгосрочных инвестиций. И тому подобное. Я решил было, что мой собеседник недоволен жизнью в Вильнюсе и мечтает вернуться в РФ, а оказалось – все ровно наоборот. Собеседник сумел вырваться из небольшого городишки в РФ, не спиться, не сколоться, не сесть, как половина его одноклассников. Теперь у него в Вильнюсе небольшой бизнес по ремонту бытовой техники (теперь – это в 2018 году). Рабочая национальная виза Литвы и прямая перспектива ВНЖ, к которой мой собеседник шел в 2018 году (надеюсь, достиг успеха), а там и до гражданства недалеко. И вот в процессе движения к гражданству Евросоюза ему приходится сталкиваться с местной бюрократией, возникают разные недоразумения, иной раз и языковой барьер мешает (жители Литвы в возрасте все разговаривают по-русски, а вот молодежь зачастую, кроме литовского, знает только английский). И вот, в очередной раз поругавшись с очередным литовским чиновником, включает RT и отдыхает душой, наблюдая, как Путин всех нагибает. Такую картину я наблюдал не раз и не два. Если бы речь шла об успехах нашей футбольной команды условного «Спартака» на ЧМ, я бы пожал плечами – утешаются люди нашими спортивными успехами, ну и слава богу. Но с 24 февраля идет не чемпионат мира. Происходящее не игра, а трагедия, нам за нее рассчитываться теперь десятилетиями. Люди, опомнитесь!
На стенках прогулочных двориков начали появляться надписи с цитатами из УК РФ. Примерно такие: с 24.02 нарушается статья 353 УК РФ «Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны». Путин должен – и значок, изображающий решетку. Или статья 354 УК РФ «Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны». Включаем телевизор - и бинго! Вот они, преступники. Надписи болтались на стенах вместе с сообщениями о том, кто по какой статье сидит и признаниями в любви немногочисленным женщинам-арестанткам. И вдруг все прогулочные дворики резко побелили. Ну, не полностью, конечно. Следы ног никуда не делись. А вот наскальную живопись забелили полностью. И теперь почему-то, когда я выхожу из прогулочного дворика, внутрь обязательно заходит охранник и осматривает стены. Спрашиваю - что вы ищете? Надписи, матерные или политического характера? И те и другие. А правда, что пять ваших коллег уехали на войну? (Уже, кажется, писали, по тюрьме ходят слухи, что несколько охранников уехали на войну, но не на передовую, охранять пленных.) Тут охранник быстро отвечает – не знаю, не знаю. Конечно, пачкать стены не очень хорошо, это дисциплинарное нарушение, за которое можно получить выговори или попасть в карцер. Понятно, что известка, которой забелили наскальную живопись, стоит денег, но если эти надписи помогут хотя бы одному человеку задуматься о происходящем, уберегут его от соучастия в нынешней трагедии, то они стоят и известки, и выговоров, и карцера. Вам, читатели моего блога, проще чем мне. Напоминайте о том, что происходящее является преступлением, предусмотренным ст.353 УК РФ, всем, до кого можете дотянуться лично и через интернет. Нам за это воздастся.
Вторник 12 июля, охранник открывает дверь камеры и говорит – выходите, поедем в больницу. Я обрадовался, думал – наконец-то после 3 месяцев ожидания довезут до врача-окулиста, чтобы выписать подходящие очки. Но не тут-то было. Выясняется, что 20 человек из СИЗО везут в зону строгого режима на флюорограф, так как аппарат в СИЗО сломался. А дальше начинается все, как обычно. 2 часа держат в боксе, загружают в большой автозак, КАМаз довозит до зоны строгого режима и тут выясняется – там случилось какое-то ЧП, и быстро спустить автомобиль на территорию зоны нельзя. Стоим на жаре, светит солнышко, вентиляторы для того, чтобы не посадить аккумулятор КАМаза, выключены. Сидим на жаре, потеем. Обычный вопрос - за что сидишь? Говорю, что за то, что называю войну войной. Сколько грозит? От 5 до 10. Московскому муниципальному депутату Горинову уже дали 7 за то, что прямо на сессии совета предложил почтить минутой молчания память убитых украинцев и особенно детей. Дальше говорю, что наше интеллектуальное оружие не может убивать детей. Если пуля попадает в украинского ребенка, он автоматически превращается в юного бандеровца. Нас примерно после часа-полутора на жаре наконец пропускают в зону и ведут на флюорограф. Город маленький, республика маленькая, охранник, который везет нас, узнал меня. Из-за сетки меня приветствует кто-то из заключенных: «О, Михайлов идет! Его арестовали!» Громко призывает меня держаться. После поездки на жаре в этот же день еще одно приключение - в камеру заходят 2 сотрудника, один из них с погонами майора, проводят обыск и изымают все мои рукописи, в том числе пару сотен страниц романа, который я взялся сочинять здесь, в камере. Заявляют, что рукописи отправят к цензору, он должен исследовать, нет ли в них экстремизма. Я специально пишу в протоколе обыска, что рукопись романа прошу вернуть как можно скорее. Как бы не скурили...
«Не слушай его, а то он тебя сагитирует!» – предупреждает охранник в автозаке моего собеседника. Тот отмахивается – мол, его не переубедить. Мой собеседник, как я понимаю, профессионал, 68 г.р., 7-я ходка. Кража, 158 УК РФ. Обсуждаем мы, понятное дело, войну и Украину. Собеседник – человек, многое повидавший, сидевший еще во времена СССР. Припоминает, что, по его ощущениям, его так сказать «коллеги» с западной части Украины чем-то отличаются от российских зеков. Слово «менталитет» вслух не звучит, но речь именно об этом, так что в этой части я соглашаюсь, но дальше вдруг звучит набор пропагандистских штампов из телевизора. Оказывается, украинцев как нации не существует. Ее, мол, придумали, и надо полагать – Ленин постарался. Так что, мол, нужно навести порядок. На месте основной части Украины, очевидно, будет Россия. А западенцы, мол, пусть присоединяются к Польше. Далее мой собеседник выдает нечто оригинальное по форме, но воспроизводящее по сути все те же штампы пропаганды: мол, все, подобно тому, как у арестантов: кто-то сотрудничает с администрацией, а кто-то нет, но всяко по одну сторону тюремной решетки. Так и все россияне, богатые и бедные, из власти и из народа, в одной лодке.
Как говорится, умная мысля приходит опосля. Мне бы напомнить собеседнику, что то, что происходит сейчас, описано у Ленина и именуется «империалистическая война». Уж сколько раз это было! Эксплуататорская верхушка натравливает собственный народ на подходящего соседа, чтобы отвлечь от вопросов о том, почему одни живут во дворцах, а другие едва сводят концы с концами. Но вместо этого я углубился в детали, начал рассказывать о пакте Молотова-Риббентропа, о секретных протоколах к нему и о том, как СССР в 39-40 гг. занимался международным разбоем в Европе. Чтобы было понятно, за что же нас недолюбливают в Прибалтике, Польше и Молдове. Тут наше такси приехало. Нас начали выгружать, и дискуссия естественным порядком завершилась. Ездил я на ознакомку, знакомился с протоколом СЗ (судебного заседания – ред.) от 8 июля. Нет, это не основное УД. По основному делу меня с 14.04 даже следователь не допрашивал. Это очередной суд по продлению ареста. На этот раз суд послушно продлил арест на 2 месяца до середины сентября, как продлевал в мае и июне. Раз за разом на таких заседаниях я говорю судьям одно и то же, что происходящее с 24.02 по моему глубокому убеждению является огромным по масштабу длящимся преступлением, предусмотренным статьей 353 УК РФ –подготовка, планирование, развязывание или ведение агрессивной войны, что в силу статьи 139 УК РФ – «Крайняя необходимость» – в подобных случаях долгом всех честных граждан является противодействие преступлению, и что судья, если он честный гражданин, должен принять решение об отмене моего ареста. Ведь арестовали меня именно для того, чтобы заткнуть рот, не дать напоминать людям о войне.
Четыре судьи Горно-Алтайского городского суда (апрель, май, июнь, июль), три судьи Верховного РА (апелляцию на продление ареста от 08.07 еще не рассмотрели) реагируют, как мне кажется, по-разному, но ареста никто из них не отменил. Значит, будем фиксировать и ждать разбора полетов. А для этого нужно, чтобы в протоколах СЗ были верно записаны сказанные на заседаниях слова. А с точностью фиксации у разных судей по-разному. У некоторых судей секретари пишут протоколы подробно и почти без искажений, у других то ли ленятся, то ли еще что-то. В таких случаях помогают замечания на протокол. Но для замечаний желательно, чтобы был в порядке аудиопротокол, а с ним иногда что-то происходит. И тогда вместо прослушивания аудио – справка, мол, произошел сбой оборудования, записи нет. Насколько вот такие вот сбои случайны - вопрос интересный. На всякий случай аудиофиксацию ведет еще и мой адвокат, благо закон позволяет вести звукозапись в суде безо всяких разрешений, а не то бы эти ребята развернулись.
Чего далеко ходить за примерами. 08.07, когда я заявил ходатайство о видеозаписи суда (видео с согласия судьи и логика в этом есть, кто-то может стесняться видеосъемки, опасаться опознания или банально переживать, достаточно ли красиво выглядит), судья не просто отказал, а даже выгнал из зала мою супругу, которая готова была записать видео. Формальное основание – она была допрошена как свидетель по основному делу, показания давать отказалась. Ну, допустим, что дело в этом. Моё ходатайство о производстве видеосъемки адвокатом судья вообще игнорировал. И третье звено в цепочке – пропавшая аудиозапись заседания. Тенденция, однако. Может быть, дело в том, что на заседании звучали заявления о войне. А судье не хочется становиться потенциальным участником еще одного уголовного дела о публичном поименовании этой преступной войны войной прямо на судебном заседании. Однако открытость судопроизводства – это фундаментальная базовая вещь. В апелляционной жалобе я привел пример того, как изящно разрешила вопрос о видеосъемке СЗ 2-я апелляционная коллегия ВС РФ 03.03 при рассмотрении иска Марии Деминой о выборах в ГД. Судьи просто спросили, кто из участников процесса желает попасть на видео. Снимать разрешили только этих участников заседания. Посмотрим, возьмет ли местный суд пример с Москвы.
Снова отвечаю на письма. Пишу об этом здесь. Потому что система цензурирования писем совершенно непрозрачна. На мое письменное заявление об ознакомлении с тем, что из моей переписки прошло, мне сообщили, что это информация служебного пользования. Получил через сервис «Зоны-телеком». Получил и уже ответил на замечательное письмо Алексея Алексиевича. В письме – рассказ советского политзаключенного, математика Валерия Сендерова «Бог и тюрьма». Для меня актуально. Получил по обычной почте письмо из Екатеринбурга от замечательного юриста Веры Мангилевой. Вера и ее товарищи последовательно добиваются права решать все важные вопросы через народное голосование, референдум. Например, о прямых избраниях мэров Свердловской области. Для того, чтобы пробить это право, двигаются по цепочке судов к КС России. В феврале этого года мы с Верой виделись на заседании все той же 2-й апелляционной коллегии ВС РФ, где через месяц судилась Мария Демина. Вера, думаю, у нас скоро всё получится. Как только режим убьет себя об стену в Украине. Получил письма с открытками от Алексея Миняйло и его товарищей из Москвы. И от Антона Редькина и его товарищей из Тольятти. Пишу ответы. Иногда, оказывается, даже маленькой открытки достаточно, чтобы поднять серьезные вопросы.