Записки Сергея Михайлова из алтайского СИЗО. Часть 2

Около 8 утра 14 апреля я – в горно-алтайском ИВС. Уже известная по 2018 году процедура приёмки, оставшаяся нерешенной с 2018 года проблема (см. главку "Домашние животные"). Следователь Агеев, почему-то приехавший прямым рейсом из Москвы, а не через Новосибирск, (прямые рейсы очень дороги – ред.) допрашивает меня как подозреваемого. Предъявляет обвинение, уже знакомое по протоколу задержания – совершение двух тяжких преступлений, предусмотренных п. «д» ч. 2 ст. 207.3 УК РФ.О

бвинение я категорически не признаю. Убежден, что у обвинителя есть 4 проблемы. Перечислю их в порядке роста значимости.

Первое – пока не вижу убедительных подтверждений того, что следствие в силах доказать, кто именно из нас – я или Виктор Рау )главный редактор «Листка» – ред.) – опубликовали материалы. Широкой публике это может быть не так интересно, но с формальной точки зрения это очень важный момент. Так называемая объективная сторона.

Ворое - следствию предстоит доказать, что мы опубликовали ложные сведения. На практике это, в частности, будет означать, что в Горно-Алтайском городском суде будет ни много ни мало разбираться преступление против человечности – резне в Буче. Не очень понятно, понимает ли следствие, во что влезает.

Третье – следствие должно доказать ложность сведений, нужно доказать их заведомую ложность для распространителей – что, мол, сами знали, что ложь, но публиковали. Когда-то, в 2010 году, в деле о клевете на Бердникова (на тот момент главу республики Алтай – ред.) помогла Елена Кобзева. Она дала показания - мол, я по телефону заявил ей, что Бердников не алкаш, но я все равно буду называть его алкашом. Найдут ли мне следователи подходящего лжесвидетеля нынче – вопрос.

Четвертое и самое главное – мы убеждены, что материалы наших публикаций правдивы и необходимы. Статья 39 УК РФ «Крайняя необходимость». Эта статья гласит, что «не является преступлением причинение вреда охраняемым законом интересам в состоянии крайней необходимости. Законодатель определяет крайнюю необходимость как состояние, при котором существует опасность, непосредственно угрожающая личности и правам конкретного человека либо иных лиц, охраняемым законом интересам общества и государства».

P.S. Вечером 14 апреля судья Кузнецова санкционировала мой арест. Для порядка я возражал. Хотя было очевидно, что арестуют непременно. Самым полезным тут оказалось знакомство с материалами арестного дела. Следствие приоткрыло карты, обосновывая мой арест. После ареста следователя Агеева я не видел ни разу. Зато руководитель республиканского центра «Э» С.Фигулин и его подчиненные беседовали со мной безо всякого адвоката. Говорят – следователь разрешил. Предмет душеспасительных бесед – телеграм-канал «Листка» – настоятельно требуют уничтожить.

Намекнув на некоторые смягчения (наверное, на перевод под домашний арест), г-н Фигулин потребовал от меня записать видеозапись с извинением. Фактически отказаться от моей давней многолетней позиции. Я отказался отказываться. Г-н Фигулин вслух озвучил желание рассмотреть уголовное дело «в особом порядке». Признавшие вину подсудимые, дающие согласие на особый порядок, получают более мягкое наказание. Но в данном случае, думаю, интерес следствия к «особому порядку» – это сигнал: дело шито белыми нитками. Выносить его в открытое судебное разбирательство стыдно.

– На ваши статьи о войне нам люди жалуются, заявления пишут.

– Людей обманывает пропаганда. Это преступная агрессивная война. Генассамблея ООН признала действии России в Украине агрессией. Статья 353 УК РФ...

И тут Фигулин не дает мне договорить, понимая, куда я клоню, применяет свой излюбленный прием.

– Своими руками "Листок" уничтожаете".-

– «Листок» уничтожаете вы. Пугаете типографии, бегаете по рекламодателям.

В ответ даже не отрицает. (Разговор без свидетелей)

– Да, бегаем, причем даже не сами, а добровольные помощники...

ответ даже не отрицает. (Разговор без свидетелей)–

Да, бегаем, причем даже не сами, а добровольные помощники...

ретье – следствие должно доказать ложность сведений, нужно доказать их заведомую ложность для распространителей – что, мол, сами знали, что ложь, но публиковали. Когда-то, в 2010 году, в деле о клевете на Бердникова (на тот момент главу республики Алтай – ред.) помогла Елена Кобзева. Она дала показания - мол, я по телефону заявил ей, что Бердников не алкаш, но я все равно буду называть его алкашом. Найдут ли мне следователи подходящего лжесвидетеля нынче – вопрос.

торое - следствию предстоит доказать, что мы опубликовали ложные сведения. На практике это, в частности, будет означать, что в Горно-Алтайском городском суде будет ни много ни мало разбираться преступление против человечности – резне в Буче. Не очень понятно, понимает ли следствие, во что влезает.