«Мы услышали конвоира за окном: “Ебать! Королева умерла!” Так я узнала о смерти Елизаветы». Большое откровенное интервью музыкантши и художницы Саши Скочиленко прямо из тюрьмы

Уже 10 месяцев художница Саша Скочиленко находится в СИЗО в Санкт-Петербурге за то, что поменяла ценники в магазине «Перекресток» на антивоенные листовки. Ей грозит до 10 лет колонии по статье о «фейках» о российской армии (ст. 207.3 УК РФ).

Корреспондентке SOTA Марии Волох удалось связаться с Сашей и поговорить о ее творческой деятельности и планах на будущее, о «понятиях» и традициях в женских тюрьмах и их отличиях от мужских. Не обошлось и без разговоров о политике.

О жизни в СИЗО

Удается ли тебе заниматься творчеством?

Мой главный перформанс — «Заключение в тюрьму». Кому удавалась такая длительная политическая акция, да еще и за государственные деньги? Я сажусь в тюрьму в знак протеста против войны, за свободу слова и самовыражения. Мою художественную акцию не в силах остановить государственные органы, потому что именно они ее спродюсировали, и им не хватило дальновидности хотя бы пересадить меня на домашний арест, чтобы волнение вокруг меня улеглось.

В рисовании я сделала очередной перерыв. Эти месяцы я иногда чувствую себя какой-то машиной по производству рисунков. Их хотят на выставки, в соцсети. Мне привезли кучу бумаги и карандашей. Это давит на меня, так что новые работы отнимают уйму сил.

Я всегда считала рисунок побочной деятельностью своей творческой жизни, но почти случайным образом прославилась как художница — несмотря на то, что вкладывала все ресурсы в то, чтобы получить признание как музыкантша. Но, видимо, мы не выбираем то, за что получаем признание. Каким-то образом мои рисунки трогают сердца людей. Говорят, мне хорошо удается передавать эмоции и рассказывать истории.

Что касается музыки, то сейчас я, лишенная инструментов, коплю замыслы для нового музыкального материала. Вслушиваюсь в гул эмбиента за окном, смешанный с далекими голосами и обрывками телепередач, доносящихся из соседних камер. Пытаюсь запомнить и воспроизвести надрывные и удивительные голоса цыганок, поющих во дворах… Сейчас у меня много идей для будущих произведений.

Получается ли у тебя следить за новостями? За новостями следить удается. Самые главные новости никогда не пройдут мимо, даже если их не слушать или не читать специально. Например, как-то раз в конце лета мы услышали возглас конвоира за окном: «Ебать! Королева умерла!» Так я узнала о смерти Елизаветы.

Также я узнаю много новостей через письма и через встречи с адвокатом, иногда слушаю «Бизнес FM» — но там часто приходится фильтровать информацию: она бывает довольно конъюнктурной.

Телевизор у нас есть, но, к моему огромному удовольствию, он не работает. По желанию моей соседки обещали принести новый, и я с ужасом жду этого дня. Радио в камере тоже есть, и в основном я наслаждаюсь либо тем, что оно выключено, либо джазом с радио «Эрмитаж». Тем не менее пару дней назад по всему СИЗО установили радиоточки — по настоянию прокурора. И теперь у нас с утра до вечера играет радио «Рекорд» или «Дорожное». Это настоящая пытка для меня.

Из СИЗО можно звонить близким людям?

Звонить в СИЗО разрешают… но не мне. Я не из тех людей, которые в тридцать лет нужны только маме, для меня огромную роль в жизни играют именно горизонтальные связи — моя возлюбленная, мой лучший друг Леша. Это люди, которых я больше всего хочу увидеть. Но следователь сразу дал понять, что разрешит свидания только с близкими родственниками: таково указание сверху. Я так понимаю, что это очередной способ давления на меня.

С какими кровными родственниками мне здесь встречаться? Моя мама с сестрой живут в Париже. Своего отца я не слышала даже по телефону больше двенадцати лет и вообще не знаю, где он! Соня — это моя семья. Мы шесть лет вместе, и если бы мы могли, то давно бы уже поженились, и Соня могла бы приходить ко мне в тюрьму, и мы могли бы созваниваться — но по законам нашего государства семьей мы не можем считаться ни при каких обстоятельствах. Была большая надежда, что судья разрешит нам звонки и свидания, когда дело передадут в суд, но эта надежда, увы, не оправдалась.

О различиях между мужскими и женскими тюрьмами

Мы очень много знаем о мужских тюрьмах и колониях, а вот о женских практически ничего. Почему?

Мужской и женский тюремный мир никак не пересекаются и о мужском на воле действительно знают больше, чем о женском.

Во-первых, потому, что нам знакомы образцы мемуарной прозы, написанной о лагерном и тюремном опыте: Солженицын, Шаламов, Буковский, Сендеров. Пенитенциарные институты вещь ригидная [устойчивая, постоянная, — ред.], и, говорят, с тех пор изменилось немного и какое-то сходство с современными тюрьмами можно найти даже у Достоевского. Но это все мужской опыт.

Мы также знаем о женских тюрьмах меньше, потому что женщин меньше сидит. По статистике, большее количество преступлений совершается мужчинами — это, впрочем, можно утверждать, даже не заглядывая ни в какие конкретные статистики.

Ну и, конечно, мы знаем о женщинах в тюрьмах меньше, потому что мы пока еще живем в мужском мире, где женский опыт не приковывает к себе столько внимания, сколько мужской. Просила бывшую однокурсницу выслать мне антропологические исследования о женской тюрьме, но она нашла только один сборник статей, в котором сами исследовательницы признаются, что о женском тюремном опыте мы не знаем почти ничего.

В чем основное различие между женскими и мужскими тюрьмами?

У нас тут совсем другой контингент. Огромное количество мужчин сидит за насильственные преступления. Самые популярные преступления в женском СИЗО: преступления, связанные с наркотиками, воровство, мошенничество, взятка. Тяжких преступлений, связанных с причинением физического вреда, разбоем, убийствами, наберется всего три-четыре камеры на все СИЗО.

Большое количество женщин сидит из-за мужчин: взяла на себя вину за его преступление, несла его наркотики в сумочке, брал с собой раскладывать закладки. Это классические истории женщин, которые здесь сидят и, возможно, получат огромные сроки.

Существуют ли в женских тюрьмах и колониях «понятия»?

Так называемых «понятий» в женской тюрьме нет. «Понятия» в мужской тюрьме, насколько я понимаю, проговаривают жесткие мужские иерархии: «вор в законе», «авторитет», «шестерка», «опущенный». В женской тюрьме такого не наблюдается, но вовсе не потому, что в ней нет иерархий. Иерархии есть, но они усердно скрываются и сотрудниками, и самими заключенными.

Вся женская тюремная жизнь сосредоточена на сотрудничестве с людьми в погонах, потому что женщины верят, что это может повлиять на их освобождение (увы, нет), обеспечить им послабления и льготы, а также более комфортные бытовые условия. Таким образом некоторые женщины становятся агентами системы и в обмен на свой высокий статус выполняют разнообразные поручения оперативников, например «копают» под подследственных сокамерниц или организуют скрытое давление на «новобранцев».

В каждой коллективной режимной камере есть «старшая», которую назначают оперативные сотрудники якобы для соблюдения порядка в камере — на самом деле она становится осведомителем и источником давления на остальных заключенных. «Старшая» утверждает правила в камере — подчас нелепые и жестокие. Например, устанавливает очередность посещения туалета, где первой в списке идет она, а последней — та, что «зашла» в камеру после других. Может организовать журнал, в котором каждая должна расписываться после посещения туалета. Запрещает сидеть на кроватях новичкам (место новичков на лавке). Определяет порядок уборки, где каждый шаг убирающегося жестко регламентируется: например, с какого угла убирать камеру, сколько раз полоскать тряпку, как ее складывать или какой стороной держать веник. Конечно, новенькие запутываются в этих правилах, чем навлекают на себя всеобщий гнев.

У женщин в тюрьме есть негласное правило — подавлять свои эмоции: не плакать, не разговаривать экспрессивно и громко. Так что в любой момент, когда можно выпустить пар и сорваться на новенькой, например за несоблюдение правил уборки, женщины впадают в неистовство.

В женской тюрьме есть свои парии. Ими становятся, например, люди с психическими расстройствами, неопрятные или непокорные коллективу. Еще ими становятся женщины, совершившие специфические преступления — например, причинившие вред детям или членам своей семьи. Я слышала о женщине, которая сидела за доведение до самоубийства своего сына, избивавшего ее. Сокамерницы не пускали ее садиться с ними за общий стол и заставляли питаться на полу, как собаку.

Характерной вещью для женского СИЗО и, насколько я слышала, колоний является то, что лесбиянки здесь не живут на положении парий. Открытую лесбиянку вполне могут назначить «старшей». Хотя формально отношения запрещены, все, включая сотрудников, относятся к ним лояльно, и никто не мешает здесь женщине найти свою любовь. Некоторые женщины, ранее имевшие отношения с мужчиной, открывают себя здесь с новой стороны.

Тюремный женский сленг в основном касается не тем иерархии, а сосредоточен вокруг быта. Например, тапки именуются «коты», крупные клочки пыли — «бобры», «семейничать» или «кушать вместе» означает быть с сокамерницей в очень близких подружеских отношениях (не путать с романтическими), а бутылку с горячей водой, об которую женщины здесь греются долгими зимними вечерами, к моему крайнему умилению, называют «Алешкой». Впрочем, некоторые женщины называют такие бутылочки именами своих партнеров.

Что еще можно сказать об отличиях? Ах да, спальное место около туалета не считается чем-то позорным, как это бывает мужских тюрьмах, да и «парашей» его не называют.

Правда ли, что женские тюрьмы и колонии отличаются огромным количеством всяких примет и поверий?

О! Среди женщин в СИЗО очень много поверий. Некоторые женщины здесь сами заявляют, что у них есть какие-то «способности», они являются шаманками, колдуньями или ясновидящими. Прямо в тюрьме они исполняют магические ритуалы и гадают другим.

Так, я слышала о женщине — «шаманке с темными силами», которая «открыла» в одной из камер «портал», через который она «высасывала силы» других женщин. Эта шаманка вышла из тюрьмы, но портал, по мнению новоприбывшей женщины, которая тоже заверяла, что у нее есть «способности», остался. Она и рассказала всем о существовании портала и объяснила, что он забирает силы. Существование портала было подтверждено для сокамерниц тем, что внутри помещения в самых неожиданных местах было найдено несколько так называемых закладов — спичек, завернутых в бумагу: под половицами, под порогом, за зеркалом, в решетке… Женщина со светлыми магическими способностями ко всеобщей радости уничтожила «заклады», провела обряд очищения и закрыла портал… Удивительно, как весь этот хитросплетенный нью-эйдж сочетается с крайней религиозностью женщин, которые почти каждую неделю посещают тюремный храм и усердно молятся утром и вечером, сидя на своих кроватях.

Распространены также гадания. Женщины гадают в новогоднюю ночь и в ночь перед Рождеством: на кофейной гуще, самодельных картах (в том числе таро), на подожженных газетах, спичках, сигаретах, иглах.

Почти в каждой камере есть сонник. Люди верят здесь в вещие сны. Например, моя бывшая соседка считала, что, когда она ест тюремную пищу, ей перестают сниться вещие сны, поэтому предпочитала голодать. Она верила также в еще более странные вещи — например, жгла во дворике клоки своих волос, потому что считала, что от этого не болит голова. Или в то, что, когда она уходит на суд, нужно «вымести» ее веником и три раза произнести молитву, чтобы она уехала домой. Некоторые верят в то, что если по выходе из зала суда на приговоре сломать зубную щетку, то это поможет тебе не попасть в тюрьму снова. Или, выходя из камеры на суд, нужно кинуть щепотку сахара на порог, чтобы «подсластить дорогу».

В то же время нельзя ездить на суд с заплетенной косой — таким образом ты «заплетаешь себе дорогу» (на свободу). Если помыть окна с обратной стороны (что чрезвычайно трудно из-за двойной решетки), то долго не задержишься. Нельзя стричь волосы в тюрьме, потому что «обрезаешь себе дорогу». Нужно класть спички головками к выходу, чтобы поскорее выйти. Нельзя шить, потому что «наматываешь срок». По дворику тоже стоит ходить кругами только в одном направлении, чтобы не «намотать срок». Когда у кого-то из сотрудников упал ключ, нужно прыгать — тогда пойдешь домой. И мое любимое: некоторые женщины верят, что если они будут носить трусы наизнанку, то их не бросит муж!

Женский тюремный магический фольклор очень богат и разнообразен — женщины здесь мучаются неизвестностью и им нужно во что-то верить. У меня к этой истории чисто антропологический интерес: я верю в дружбу, любовь, мир и «сверхспособности» моих защитников.

О планах на будущее

О чем ты мечтаешь?

Я мечтаю, конечно, о мире и свободе, причем не только для себя, но и для других политзаключенных, а также для людей на воле, которые скованы цепями страха и молчания. Из личного — мечтаю о том, чтобы жениться на Соне и поиграть на своих инструментах.

Думала ли ты о том, чтобы заняться политической, общественной или правозащитной деятельностью?

В прошлом году мне действительно удалось выпустить целых три сингла моего нойз-проекта Lastochka Plus, и все это благодаря потрясающему музыканту Вадиму Борисову. В этом году мы планируем выпустить еще.

Политической деятельностью я никогда не занималась, даже мой арест можно считать скорее художественной и перформативной деятельностью. Я художница, музыкантша и немного артистка, которая откликнулась на вызовы современности. По моему мнению, это и должен делать любой творец.

После выхода из тюрьмы я мечтаю нарисовать комикс обо всей этой истории. Я уже знаю, что назову его «Книга о репрессиях». Возможно, я прочитаю пару лекций о положении женщин в тюрьме, конечно, буду голосовать на всех выборах (как и прежде) и, если останутся какие-то деньги из моего фонда [Саша не объяснила, что это за фонд, — ред.], часть я потрачу на адаптацию и реабилитацию, а часть отдам правозащитным организациям. Это вся общественная деятельность, которой я планирую заниматься.

Что ты почувствовала, когда узнала, что ВВС избрало тебя одной из 100 самых влиятельных и вдохновляющих женщин 2022 года?

Я почувствовала огромную эйфорию! Это невероятно поддержало меня в заключении. Для меня большая честь оказаться в таком списке, и я до сих пор не могу поверить в то, что была в него включена. В душе я все еще немного остаюсь той отверженной девочкой, которая выросла в нищей обшарпанной коммуналке, на которой издевались соседи и одноклассники. Меня большую часть жизни называли лузершей из-за бедности, маргинальности, ментального расстройства, ориентации, отличий от других или рода занятий. Включение в такой список — подтверждение того, что в жизни я шла правильным путем и все-таки чего-то добилась. Правда, я сожалею, что в этот список не была включена белорусская политзаключенная Яна Пинчук, на чью долю выпали гораздо большие испытания, чем мне, и справляется она с ними стойче, чем я.

О политике

Как по твоему мнению должна выглядеть «прекрасная Россия будущего»?

Я не политик, поэтому совсем не разбираюсь в прекрасных Россиях будущего. Но если пофантазировать, то я бы предположила, что в прекрасной России будущего найдется место каждому: гею, мигранту, феминистке, человеку с инвалидностью и ментальными расстройствами, модели plus-size, полиамору и самому обычному гражданину, не относящемуся к этим категориям.

В этой России президент будет избираться на короткий срок, в среде бизнеса будет здоровая конкуренция. Там будет свобода слова, и людей не будут преследовать за веру.

В России будущего женщины будут рожать детей не из-за акций по улучшению демографии, а потому что им хорошо живется. В ней не будет так много детских домов и интернатов, и условия в них будут человеческими. В России будущего за наркотики не будут давать большие сроки, чем за изнасилование, а в полицию люди будут идти не из-за высоких зарплат и пенсий, а для того, чтобы защищать людей — в том числе женщин от побоев мужьями. В России будущего будут неподкупные судьи.

Как ты считаешь, эта прекрасная Россия будущего когда-нибудь наступит?

Хотите честный ответ? Прекрасная Россия Будущего не наступит. Эта прекрасная Россия — фантом, утопия, в которую нам всем очень хочется верить, причем каждому по-своему.

Для того чтобы этот проект состоялся хотя бы в какой-то форме, большая часть населения должна изжить коллективные травмы и научиться брать на себя ответственность за свой дом, район, город и страну — и это произойдет ой как нескоро.

Какое напутствие, обращение ты бы озвучила всем людям мира, которые тебя поддерживают?

Любовь и мир рано или поздно победят! Не сомневайтесь!