Deutsche Welle: Геноцид в Сребренице, 25 лет спустя: раны выживших никогда не заживают

Спустя четверть века после геноцида в Сребренице бывший прокурор ООН по военным преступлениям Серж Браммерц поделился мнением о продолжающемся процессе примирения и недавнем росте исторического ревизионизма.

Четверть века назад армия боснийских сербов захватила обозначенный ООН безопасный район Сребреницы. В последующие дни около 8000 боснийских мусульман, в основном мужчин и мальчиков, погибли в результате резни, которая считается самым тяжким военным преступлением в Европе после Второй мировой войны. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии (МТБЮ) пытался привлечь политиков, генералов и членов ополченцев к ответственности за преступления, совершенные в ходе войн во время и после распада Югославии в 1990-х годах. На передовой расследований находился Серж Браммерц, который в течение десяти лет занимал пост главного прокурора в МТБЮ.

(Далее: DW – Deutsche Welle, Бр – Браммерц)

DW: г-н Браммерц, четверть века прошло с тех пор, как армия боснийских сербов похитила и убила тысячи людей, в основном мужчин, в созданном ООН "безопасном районе" Сребреницы. После всех этих лет: видите ли вы какие-нибудь признаки примирения?

Бр: Ну, примирение-это очень сложный вопрос; это аспект, который вы должны рассмотреть с течением времени. Печальная реальность такова, что я думаю, что сегодня мы еще дальше от примирения в традиционном смысле, чем 10 лет назад, особенно потому, что сегодня мы видим прославление военных преступников и отрицание существования преступлений, которое сегодня гораздо более заметно и гораздо более терпимо, чем пять лет назад.

DW: У МТБЮ было 5000 свидетелей, более 10 000 дней судебных заседаний. Это был самый крупный судебный процесс со времен Нюрнбергского процесса. Почему это не убеждает людей на Балканах, что там были зверства и что люди, которых они прославляют как героев, являются военными преступниками?

Бр: Нет, это действительно очень прискорбная ситуация. Мы видели это в зале суда с такими людьми, как (бывший лидер боснийских сербов) Радован Караджич и другими, которые, когда они берут слово, говорят, что мы здесь не для того, чтобы представлять самих себя, мы представляем наш народ — боснийских сербов или хорватов. Мы, как трибунал, всегда следили за тем, чтобы разъяснять, что мы преследуем отдельных лиц за их индивидуальную уголовную ответственность, за их собственные преступления.

Мы видим, что, как и во многих других местах мира, национализм здесь является главным фактором. До тех пор, пока мы видим, что исторические книги в разных странах бывшей Югославии, даже исторические книги в Боснии и Герцеговине, имеют разные истории о конфликте .... Ну, как вы можете надеяться или воображать, что произойдет примирение? Потому что, чтобы начать примирение, вам нужно то же самое понимание прошлого и то же понимание ответственности.

Иногда мне задают такой вопрос, говоря: мало того, что трибунал с 161 обвинительным заключением и более чем 90 обвинительными приговорами не только не способствовал примирению, но вы почти предотвратили примирение. Потому что каждый раз, когда в Гааге выносится решение, одна группа удовлетворена, а другая-нет. Мой ответ на это всегда таков: справедливость сама по себе никогда не может привести к примирению. Примирение должно происходить внутри общества, из различных групп — групп жертв, групп преступников. И вам нужны ответственные политики, чтобы сделать это возможным. Уголовное преследование, правосудие и подотчетность-это действительно отправная точка. Это непременное условие, без которого примирение не имеет шансов.

Я думаю, что то, что мы сделали, чрезвычайно важно, потому что [есть] те, кто сейчас отрицает даже геноцид. МТБЮ и Международный суд в самых высоких инстанциях решили, что то, что произошло в Сребренице, является геноцидом. Я думаю, что это предварительное условие, чтобы была подотчетность, чтобы было четкое понимание ответственности за конфликт.

Но все же печальная реальность такова, что большинство осужденных военных преступников воспринимаются своими собственными общинами как герои. Нет ничего героического в тех людях, которые были подвергнуты судебному преследованию в Гааге. Они подвергаются судебному преследованию за нарушение Женевской конвенции, что означает, что они казнили заключенных, разрушали частные дома, терпели или даже поощряли массовое сексуальное насилие. Каждый, кто был осужден в Гааге, является полной противоположностью тому, что можно было бы считать героем.

DW: Вы упомянули о критике трибунала. Иногда его обвиняли в предвзятости, поскольку он в основном преследовала сербских преступников.

Бр: Трибунал, как и все международные трибуналы, несовершенен ... Реальность такова, что большинство лиц, подвергшихся судебному преследованию и осужденных, принадлежат к сербской группе, главным образом к сербам из Боснии и Герцеговины. Но были отдельные лица — значительно меньше, конечно, - осужденные также из Хорватии и Боснии. Мы действительно четко заявляем, что преступления были совершены всеми сторонами в разные моменты конфликта.

DW: Поскольку примирение не входит в число достижений МТБЮ после почти 25 лет существования Международного трибунала, что вы считаете его самым большим достижением?

Бр: С момента моего пребывания на этом посту с 2008 года самым большим достижением, безусловно, является арест и последующее судебное преследование и осуждение Радована Караджича и Ратко Младича. Во время моих многочисленных встреч с оставшимися в живых и матерями Сребреницы я понял, что никто не может вернуть своих близких, но что обвинение, а до этого арест Караджича и Младича были действительно их главным требованием.

Второе достижение приходит через все эти тысячи свидетельских показаний, экспертных отчетов, баллистических экспертиз, судебно-медицинских заключений. У нас есть очень четкие исторические документы и фактические и юридические документы о том, что действительно произошло в бывшей Югославии. Если бы у нас не было этой ошеломляющей информации, то сегодня было бы очень мало возможностей противостоять отрицанию и прославлению военных преступников.

DW: Трибунал был создан в 1993 году, за два года до зверств в Сребренице. Это, по-видимому, не оказало никакого сдерживающего воздействия на преступников.

Бр: Когда в июле 1995 года произошел геноцид в Сребренице, трибунал действительно начал работать. Но по соображениям безопасности проводить расследования на местах было практически невозможно. А это значит, что первый следователь трибунала побывал на братских могилах в Сребренице лишь год спустя. Но в то время госсекретарь США Мадлен Олбрайт показывала в Совете Безопасности спутниковые снимки мест, где, по нашему мнению, должны были находиться массовые захоронения.

Информация, которой располагали мои коллеги, заключалась в том, что почти 8000 мужчин и мальчиков исчезли, и никто не знал, где они находятся. Затем были восемь свидетелей, которые пережили эти массовые расстрелы, которые были застрелены и которые провели весь день в братской могиле, покрытой множеством других тел, и которые ночью могли убежать и выжить. Так что это те немногие, горстка выживших из Сребреницы, которые дали показания по этим различным делам.

Когда год спустя началось первое расследование, благодаря этим свидетельствам и спутниковым снимкам, в этих братских могилах было найдено всего несколько сотен тел. В течение этого года, когда ни один следователь не мог выехать на место, эти тысячи тел были перемещены из нескольких больших братских могил в десятки вторичных и третичных могил, чтобы скрыть преступление и попытаться показать, что оно не было таким массовым, как думают люди. Одна из задач расследования состояла в том, чтобы связать эти вторичные могилы с первичными, чтобы действительно установить, что более 1000 или 2000 человек были убиты в одном месте.

В результате мы провели анализ образцов почвы и анализ пуль патронов, чтобы определить, что те, что были в главной могиле, были застрелены из того же оружия, что и во вторичных могилах. Это действительно жуткая часть: у нас есть более 1000 анализов ДНК, где части тела, которые мы нашли во вторичных могилах, могут быть связаны с частями тела в первичных могилах. Итак, одна из этих трагедий заключается в том, что многие тела были разорваны на части и что различные части тела одного и того же человека были найдены в разных местах.

Вы не можете себе представить трагедию, что это значит для семьи, если вам звонят не один раз, что ваш сын или ваш муж найден, а несколько раз — и тогда речь идет только о частях тела. Это невообразимо; трудно представить себе страдания, которые это причинило выжившим.

DW: Очевидно, что вы, должно быть, пережили много эмоциональных моментов во время вашего пребывания на посту главного прокурора. Это заметно, слушая ваши описания.

Бр: Самым эмоциональным моментом, безусловно, был мой первый визит в Сребреницу в 2010 году. Я уже несколько раз встречался с матерями Сребреницы. Но я провел там один день, прогуливаясь с выжившими по могиле. Я посетил несколько мест, где происходили массовые казни. Я проводил часы с выжившими индивидуально; они показывали мне последние фотографии своих близких, рассказывали мне свои истории и видели боль, еще так много лет спустя в глазах каждого.

Это случилось 25 лет назад. Но для жертв и выживших их жизнь каким-то образом остановилась с геноцидом. И с тех пор он в центре их жизни, каждый божий день.

Ссылка на оригинал статьи: https://www.dw.com/en/srebrenica-genocide-25-years-on-the-survivors-wounds-never-heal/a-54036634