The Economist 1924: Упразднение Халифата

Нынешний общественно-политический дискурс о светском и религиозном пути развития Турции перенасыщен многими мифами, заблуждениями. Причина кроется в часто ошибочной оценке или ревизии истории Турецкой Республики именно с позиции сегодняшних реалий, сегодняшнего дня.

В этом смысле архив одной из старейших и авторитетнейших британских газет – The Economist дополнит представление о становлении Турции, как независимого государства. Это всегда полезно и интересно рассмотреть исторический процесс во всей сложности и полноте. Представляем нашим дорогим читателям авторский перевод статьи 1924 года, посвященной упразднению Халифата.

"Отказ турок от халифата знаменует собой эпоху в распространении западных идей над незападным миром, поскольку наши западные принципы национального суверенитета и самоуправления как раз и являются той реальной мощью, под ударами которой пал жертвой несчастный Абдул-Меджид Эфенди (СП: последний халиф). В соответствии с традицией и теоретически халиф является абсолютным монархом, правящим объединенным исламским миром, и поэтому почти невозможно найти для него место в национальном государстве (будь то республика или конституционная монархия), в котором суверенитет принадлежит парламентским представителям народа.

Изгнание даже «одухотворенного» (СП: номинального) халифа (чего не скажешь о «временном» халифе-султане, который правил в Константинополе вплоть до осени 1922 года) является логическим следствием политики, которую неизменно проводит Турецкая Национальная Партия (или «Общество защиты прав») с момента ее основания летом 1920 года. Мустафа Кемаль-паша (СП: Ататюрк) и его соратники всегда преследовали две основные цели: турецкая нация должна быть абсолютным и безусловным хозяином в своем собственном доме и, с другой стороны, должна отказаться как от каких-либо претензий к соседям, так и от каких-либо обязательств, выходящих за рамки государственных границ "национального дома".

Такой политический подход, основанный на вполне определенных, оговоренных целях и задачах, несомненно, продиктован печальным опытом турецкого народа.

При султане Абдул-Хамиде II - и, по сути, за целое столетие до того, как этот искусный эксплуататор Халифата вступил на престол - Османское правительство владело обширными землями, простиравшимися как в Европе, так и в Азии, включая многочисленные народы, к которым относились
как мусульмане, так и христиане. При этом за пределами территорий, преимущественно населенных турками, которые составляли основу власти и мощи османов, власть халифа была неэффективной, его суверенитет неполным, а власть представлялась, скорее, тенью.

Соответственно, по убеждению турецких националистов, между этими двумя явлениями существует глубокая логическая взаимосвязь. Они утверждают, что Османская империя была очень тяжеловесной, и турецкая нация пыталась выполнить невыполнимую задачу, пытаясь поддержать ее, подобно Атласу, на ее одиноких плечах. Народ надорвался, и его жизненная сила была исчерпана, в то время, как Империя продолжала рушиться. Какой смысл жертвовать собой ради несбыточной мечты? Турецкая нация сможет окрепнуть только тогда, когда она сбросит с себя бесполезное бремя империи, и поэтому она должна освободиться от Султаната и Халифата. Ей также следует поблагодарить своих недругов за то, что те избавили её от арабских провинций и Македонии.

Вместе с тем за свое собственное национальное достояние и за полный суверенитет нации в утверждении этого владения народ должен сражаться до последней капли своей крови, поскольку от этого национального достояния и зависит национальное будущее турецкого народа.

Это новая ориентация турецкого национализма с 1920 года, в которой он полностью отходит от политики, проводимой "Комитетом Единения и Прогресса" (СП: "Иттихад ве Терраки Джемиети" - они же "младотурки") между революцией 1908 года и перемирием 1918 года. Группа «Единение и Прогресс», которая сейчас находится в оппозиции (СП: партии Ататюрка/ на дворе 1924 год), совершила революцию, чтобы спасти империю; они отличались от Абдул-Хамида в вопросах методов правления и конституции, но не в конечных целях. Они проводили (и делали это более определенно и настойчиво) политику «османизации» македонцев, албанцев и арабов. Их противники утверждают, что их "послужной список" в течение этих десяти лет достаточно доказывает полный крах их политической программы.

Поэтому националисты не удивлены нынешним противодействием юнионистов (СП: "младотурок" или представителей "Комитета Единения и Прогресса") по отказу от халифата. Они считают это продолжением общей политики юнионистов, направленной на глобальный "османизм", в отличие от турецкого национализма, действующего в очерченных рамках, и столь же ошибочным, как и другие пункты их программы. Юнионисты, однако, справедливости ради заметим, не без основания отмечают, что националисты рассматривают проблему исключительно с внутренней точки зрения, не принимая в расчет отношение Турции с остальным исламским миром.

Изгнание халифа, вероятно, не нанесет ущерба дружбе и взаимоотношениям между Турцией и такими странами, как Египет, Персия или Афганистан, где компактно проживающие и гомогенные мусульманские народы только сейчас пробуждаются к национальному самосознанию, следуют примеру Турции в перестройке своей политической жизни на национальных началах. Для всех этих народов западная идея политической нации находится в господстве, и Халифат теряет свою власть над воображением.

Но как на счет обширного мусульманского населения, проживающего в Индии, России, Китае, наконец, в африканских колониях Запада, рассеянного среди язычников и терпящего власть пришельцев из других миров (СП: Западного мира)? Для этих мусульманских меньшинств распространение национализма по всему миру означает растворение, если не вымирание, тогда как Халифат несет в себе заряд спасения через международную мусульманскую солидарность. Так, для мусульманина Индии его бедственное положение может объясняться действиями нынешних турецких националистов.

Возможно, мы находимся на пороге глубокого раскола политики в мусульманском мире.