НАЦИОНАЛЬНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ РАЗМЕЖЕВАНИЕ СРЕДНЕЙ АЗИИ
Оригинал статьи был первоначально опубликован в книге "Ислам в России и Евразии XVI - ХХI вв."
Национально-территориальное размежевание 1924 г. – одно из самых значимых наследий советской власти в Средне-Азиатском регионе, которое не только создало политические границы, существующие до сегодняшнего дня, но и заложило основу для консолидации национальной идентичности пяти стран в регионе. Однако этот процесс остается малопонятным и за пределами постсоветского пространства рассматривается как пример политики разделения и завоевания, когда советская власть цинично разделила единый регион на искусственные государственно-административные образования с целью успешного контроля над ними. В Средней же Азии дебатируется не проблема искусственно созданных административных единиц, но некорректная реализация данного процесса, т. е. как некоторые нации получили исторически не принадлежащие им территории в результате ошибок или предвзятого отношения центра. В любом случае центральное место в дискуссии отведено советской власти. Цель моей работы – так или иначе оспорить вышеуказанное утверждение. Национально-территориальное размежевание было инициировано советской властью, но проводилось местными кадрами, сыгравшими важную роль в определении как условий поставленной задачи, так и конечной цели. Именно партийное руководство принимало итоговые решения по всем вопросам, после их обсуждения на республиканском уровне.
Национальная идея появилась в Средней Азии еще до революции и была с энтузиазмом воспринята местной интеллигенцией. Коммунисты Средней Азии, обсуждавшие этот вопрос в 1924 г., внесли свой вклад в дискурс о национальной идее. Они вели интенсивные споры друг с другом. Некоторые из них обращались в центр, но в конечном счете они отстаивали свои собственные интересы. Национальные категории не навязывались партией или советскими этнографами,
а были результатом тех национальных дискурсов в Средней Азии, которые предшествовали революции. Национальное размежевание стало кульминацией достижений местных коммунистов коренных национальностей.
Среднеазиатские национальные проекты
Исследования, подтвержденные архивными материалами и проведенные в течение последних двух десятилетий, наглядно показали, что национально-территориальное размежевание Средней Азии было частью всесоюзного процесса по созданию национально-однородных территориальных образований и являлось важнейшей частью национальной политики большевиков. За последние десятилетия наше понимание советской национальной политики претерпело изменения. Мы знаем, что Советы рассматривали национальности как онтологические данности и полагали установление административных и национальных границ своим политическим императивом. Более сложные расчеты по размежеванию в Средней Азии доказывают важность этого проекта для Советского государства.
Создание национально однородных территориальных образований проходило по всему Советскому Союзу, и, действительно, Средняя Азия была последней среди его регионов, где этот принцип был реализован. В 1924 г. главной проблемой для большевиков в Средне-Азиатском регионе была политическая раздробленность, а не некое единство, подлежащее уничтожению. Действительно, границы без учета национального аспекта стали рассматриваться как еще один признак общей отсталости региона. Предполагалось, что национально-территориальное размежевание региона исправит это упущение и послужит толчком к его советизации. В то время процесс часто преподносился как вторая революция в Средней Азии, консолидирующая задачи Октябрьской социалистической революции.
Революция должна была начаться
Эта политика реализовывалась не в вакууме – зарождающаяся национальная интеллигенция Средней Азии увлеклась национальной идеей, являющейся, по их мнению, необходимым условием для выживания их общины в современном мире. Казахская интеллигенция полагала национальное пробуждение абсолютной необходимостью, в противном случае казахи потеряли бы исконные земли, теснимые русскими поселениями. В 1909 г. поэт Мыржакып Дулатулы опубликовал свою знаменитую поэму «Оян, қазақ!» («Проснись, казах!»), в которой он призывал казахов «пробудиться», пока их земли не заняли русские поселенцы и их не постигло нравственное разложение. В 1917 г. подобные настроения сконцентрировались вокруг движения «Алаш», призывавшего к национально-территориальной автономии казахского народа. В Туркестане джадиды также подчеркивали необходимость «пробуждения» мусульманского общества, культивирования новых знаний и становления нации. Вплоть до 1917 г. джадиды рассматривали всех «мусульман Туркестана» как некую единую нацию. Революция выявила быструю этнизацию политических стремлений джадидов, их увлеченность идеями тюркизма. На тот момент процесс декларировался как «вторая революция» в Средней Азии, консолидирующая процессы Октябрьской Социалистической революции. Туркестанский тюркизм (в отличие от «пантюркизма», постоянного источника страхов у советской и западной историографии), представлял узбеками все оседлое население Средней Азии и от их имени претендовал на традиционную мусульманскую государственность и высокую культуру Средней Азии, считая себя ее наследником. Правление Тимуридов было золотым веком в истории этого народа, эпохой процветания высокой культуры на чагатайском восточно-тюркском языке. Я использую термин «чагатаизм», как обобщающий для описания узбекской нации. Таким образом, «мусульмане Туркестана» превратились в «узбеков», а осовремененный и очищенный от иностранных заимствований чагатайский язык – узбекским. И представители этой нации полагали себя наследниками Тимуридов, считая, что у них мало общего с кочевниками Шейбани-хана, вытеснивших Тимуридов из Мавераннахра.
Оба проекта – и казахский, и узбекский (чагатайский) – вошли в дискурс тюркизма. Они не были пантюркистами, но параллельными (и зачастую конкурирующими) выразителями идей тюркизма. Принадлежность к узбекской нации зачастую противопоставлялась другим тюркским группам. Абдурауф Фитрат, один из основателей чагатайского проекта, решительно выступил против использования османского турецкого языка в мусульманских школах Ташкента, считая подобный факт «оскорблением и неуважением к нашему языку», который, по его мнению, обладал «самой полной, самой многочисленной, самой ценной литературой из всех тюркских литератур».
В 1921 г. Абдурауф Фитрат сформулировал ряд принципов реформирования узбекского языка: стандарт его литературного качества должен был определяться не количеством в нем «арабизмов», его правила должны отталкиваться от специфики чагатайского, а не татарского или османского языков, язык должен быть очищен от иностранных слов. Узбеки обладали собственными ресурсами по созданию современной версии языка, им не было нужды пользоваться османскими или татарскими стандартами. «Узбеки» не были ни синонимичным понятием всего тюркского народонаселения Средней Азии, ни олицетворением единства региона. Казахская интеллигенция никогда не имела ни связи с «чагатаизмом», ни любви к Тимуру.
В годы, предшествующие революции, казахская интеллигенция развивалась совсем в другом направлении. Представители казахской элиты отправляли своих сыновей обучаться в русские школы с середины XIX в., русский язык был зоной комфорта для казахской интеллигенции, роль интеллигенции в обществе не ставилась под сомнение так, как это было в Туркестане. Казахская интеллигенция добилась значительных успехов в становлении письменности казахского языка со своей самобытной орфографией и основала литературное сообщество вокруг таких периодических изданий, как «Ай қап» (Троицк) и «Қазақ» (Оренбург), в состав которых также входили казахи Туркестана. В 1917 г., когда казахи Семиречья и Сырдарьи поддержали Кокандскую автономию в Туркестане, основная часть казахов, проживавшая за пределами Туркестана, в своей политике ориентировалась совсем на другой политический центр. Одним словом, узбекская и казахская интеллигенция сформировали две разные национальные общины.
Сколько же было народов в Средней Азии, составлявших каждую из наций? Не будучи «объективными фактами», они полностью зависели от претензий различных национальных движений, возникавших от имени неких национальных общин. Казахские и узбекские национальные проекты были четко определены, и национальные движения в них зарождались в том числе от имени туркменской, киргизской и каракалпакской национальностей. Никто не действовал от лица сартов или кипчаков, хотя в то время эти термины широко использовались.
Никто не делал заявлений и от имени таджикской нации. Большинство интеллектуалов, говорящих на фарси, были задействованы в чагатайском проекте, хотя в его основе было отрицание персидского наследия в Средней Азии. Поэтому понятием «таджикский» стали определять остаточную категорию, охватывающую сельских, изолированных и непримиримых жителей Восточной Бухары. Только после создания Таджикистана ряд интеллектуалов, говоривших на таджикском, отошли от чагатайского проекта, и новая интеллигенция стала выступать за права таджикского языка и большую национализацию республики. Поэтому современные границы Таджикистана объяснимы только в контексте победы чагатайского проекта в 1924 г.
Размежевание на время заморозило политику идентичности в начале 20-х гг. ХХ в. По мнению Пьера Бурдье, «как созвездие… начинает существовать лишь тогда, когда найдено в качестве созвездия, так же и группа, класс, род, регион, нация начинают существовать для тех, кто туда входит, и для всех остальных лишь тогда, когда они отличаются по какому-либо основанию от другие групп, т. е., узнаны и признаны».
Политическая деятельность имеет большое значение для формирования и укрепления нации. Узбеки и казахи как народы возникли в результате национальных движений, осуществлявших продвижение своих проектов в различных структурах Советского государства. Аналогичным образом, Киргизская и Каракалпакская автономные республики возникли из-за пропаганды, проводимой специально подготовленными кадрами. Судьба же Таджикистана была иной. Если бы существовало национальное движение сартов или кипчаков, то карта Средней Азии сегодня выглядела бы иначе. В контексте Советского Союза, и не только его, признание существования народа было важнее, чем возникновение широкого национального движения. Это предшествовало зарождению национального сознания у народных масс.
Расцвет нации происходит с обретением ее признания на территории проживания. Она обретает государственные структуры, «национальный» язык, заново систематизированный и формализованный, множество национальных символов, национальную историографию, всевозможные общепринятые национальные практики – все они выстраивались в соответствии с советской национальной политикой и ресурсами Советского государства. Эти национальные
проекты оказали глубокое воздействие на новую политическую элиту, зародившуюся в советском партийном аппарате. Партия, не обладая должным иммунитетом к подобным воздействиям, создала почву для национальных конфликтов. Т. Рыскулов создал альянс узбекских и казахских активистов в Мусбюро, но оно быстро распалось вскоре после исчезновения Рыскулова с политической арены в 1920 г., и отношения между ведущими коммунистами Туркестана ухудшились на национальной почве.
«Национальные взаимоотношения здесь, – сообщал в начале 1924 г. Ю. Варейкис, недавно назначенный главой Средазбюро, – чрезвычайно остры по той простой причине, что там происходит постоянная борьба между узбеками и киргизами [т.е., казахами] [в партии] за право на господствующую нацию [в Туркестане]. …Между киргизами [казахами] и узбеками происходят беспрерывные трения на почве борьбы за господствующее положение в государстве». Киргизские коммунисты также объединились по национальному признаку. В 1922 г. состоялась конференция, где были приняты резолюции, направленные на создание автономной горной области для киргизов. В Бухаре несколько членов партии туркменской национальности отделились по национальному признаку и стали требовать национальных прав по партийной и государственной линиям. Понятие нации стало разменной монетой для политических элит при решении своих проблем.
Таким образом, к 1924 г. интеллектуалы всей Средней Азии были глубоко вовлечены в процесс нациестроительства, что значительно трансформировало их политическое взгляды. Однако возникшие нации имели очень отдаленную связь с классификациями русских или советских этнографов. Для джадидов путь к национализации лежал в дореволюционных тюркских дискурсах, популярных как в русской, так и в османской империях. Эти дискурсы были основаны на трудах европейских (в том числе русских) этнографов, востоковедов и историков, но сохраняли свои отличительные характеристики. Между тем русский классификационный проект по-прежнему увязал в проблемах, а государству было бы выгодно признать его значительную роль в определении параметров национальной дискуссии среди представителей интеллигенции коренных народов.
Со времен русского завоевания Средняя Азия подвергалась этнографическому изучению, но огромный объем собранных сведений не позволил систематизировать их должным образом, а тем более проанализировать. То же относилось и к государственной деятельности. Уже в 1924 г., когда процесс территориального размежевания в Средней Азии набирал обороты, этнограф Владимир Кун написал: «Научная литература по этнографии Туркестана, несмотря на свое изобилие, не освещает многих сторон туземного быта. …Достаточно сказать, что сам основной объект изучения – племенной состав населения Туркестана и расположение его в стране – недостаточно изучен».
Самым сложным был анализ оседлого населения Средней Азии, так и не выдавшего свои секреты этнографам и статистикам в течение 50 лет Российской власти. Взаимосвязь между понятиями «сарты», «тюрки» и «узбеки» осталась неясна, и все три термина использовались, подменяя друг друга в Первой переписи населения в 1897 г. Статистическое управление Туркестана за эти годы проделало большую работу, но большая ее часть заключалась в фиксировании данных, а не в анализе. То же самое было характерно и для учреждений Москвы или Ленинграда. Научная комиссия по изучению быта коренного населения Туркестана организовала этнографические экспедиции летом 1921 и 1922 гг. при поддержке республиканского правительства, но из-за восстания басмачей и нехватки средств работа не была завершена. Все, что удалось сделать, – это подготовить список национальностей, населяющих Туркестан, подстрахованный заявлениями о недоработках и опубликованный только в 1925 г. после того, как было проведено размежевание. В 1924 г., когда начался процесс определения границ в Средней Азии по национальному принципу, этнографическая классификация была весьма неполной. Таким образом, ранее существовавшие этнографические знания не были использованы государством при проведении размежевания. Скорее всего, политические процессы повлияли на этнографические знания. Мнение экспертов почти не играло никакой роли в обсуждении новых границ в 1924 г.
Процесс размежевания
В январе 1924 г. оргбюро ЦК направило Яна Рудзутака с инспекцией в Туркестан. Последним пунктом в списке задач у него значилось: «созвать совещание ответственных работников Бухары, Хорезма (если возможно), и Туркестана с тем, чтобы подвергнуть предварительной разработке вопрос о возможности и целесообразности размежевания Киргизской [т. е., Казахской], Узбекской и Туркменской областей и пр. по национальному принципу». Вопрос изменения административной структуры Туркестана для отражения разделения между оседлым и кочевым населением давно назрел. Впервые его поднял К.П. Кауфман, первый генерал-губернатор Туркестана в 1881 г., и к нему вновь вернулись в 1920 г., когда В.И. Ленин посчитал необходимым предоставить национальным группам Туркестана возможность организоваться в автономные республики и произвести разделение Туркестана в соответствии с его территориально-этнографическим составом. Ленин предложил создать «карту Туркестана с подразделением на Узбекию, Киргизию и Туркмению».
Со стороны казахстанских активистов за пределами Туркестана на эту тему также выдвигались настойчивые требования и оказывалось давление. Казахские земли бывшего Степного края превратились в Казахскую автономную республику – т.н. Кирреспублику – в РСФСР со своей столицей в Омске после поражения Алаш-Орды. В августе 1920 г. полуостров Мангышлак, где казахи составляли большинство населения, был передан из Туркестана в Кирреспублику. В январе 1921 г. первый Туркестанский конгресс казахстанской бедноты, собравшийся в Аулие-Ате, попросил, чтобы области Семиречье и Сырдарья были объединены с Кирреспубликой, поскольку «Веками сложившийся общественно-бытовой уклад жизни киргиз… имеет одинаковый характер с общим языком, обычаями и нравами… и находятся на одинаковом уровне культурно-экономического развития».
Поскольку столица Туркестана Ташкент находился в Сыр-Дарьинской области, это стало серьезной проблемой. В Ташкенте стали распространяться слухи о передаче города Кирреспублике. Ситуация была достаточно серьезной для ТурЦИК, было обращение за разъяснением в Наркомнац и было опубликовано опровержение. Тем не менее советский казахскоязычный орган Коммунистической партии Туркестана «Ақ жол» продолжал публиковать статьи по этому вопросу, а руководство Казахской республики вновь подняло этот вопрос в Наркомнаце в 1922 г., прося о передаче им двух областей на том основании, что 93 процента (предположительно) населения двух областей были казахами, и концентрация всех казахов в одной республике способствовала более эффективному сопряжению советских принципов и казахской реальности.
Эта дискуссия проходила на фоне ряда конфликтов между правительствами Туркестана и Кирреспублики, касавшихся вопросов продовольственного снабжения, торговли и перемещения населения. Туркестанцы утверждали, что отсутствие земельной реформы в Кирреспублике позволило переселенцам продолжать угнетение казахов, последние бежали в Туркестан и усугубили проблемы этой Республики. Казахи жаловались на то, что правительство Туркестана останавливало поезда, перевозящие продовольствие для Казахской Республики, разыскивая «граждан КССР», путешествующих через Туркестан. Ситуация была настолько серьезной, что ВЦИК создал специальную комиссию по разрешению споров между двумя республиками.
Начатый Рудзутаком процесс быстро набирал обороты. Этот вопрос обсуждался центральными комитетами партий всех трех республик в феврале и марте, и основные положения были представлены на Средазбюро ЦК ВКП(б) в апреле. Этот орган отослал проект резолюции Политбюро, которое издало свое распоряжение по этому вопросу 4 июня 1924 г. В течение лета Средазбюро учредило территориальную комиссию по установлению границ республик, и этот процесс был в основном завершен к 18 ноября 1924 г., когда центральные исполнительные комитеты трех республик собрались для самороспуска и провозглашения новых республик. Тем не менее, несмотря на спешку, Москва не могла предсказать и тем более предвидеть ход процесса. Центральные партийные органы выступали в качестве арбитров и сохраняли право принимать стратегические решения, но именно среднеазиатские коммунисты на местах обсуждали этот вопрос, принимая судьбоносные решения. Национальное размежевание было кульминационным моментом политических свершений национальных элит среднеазиатских республик, а также моментом триумфа национальной идеи в Средней Азии.
Дебаты становились все категоричнее, а заключения этнографов были проигнорированы. Притязания часто принимали форму предположений и контрпредположений без учета этнографических данных. В 1922 г. исполком Кирреспублики утверждал, что 93% населения Семиреченской и Сырдарьинской областей Туркестана были казахами. В августе 1924 г. представители Казахстана подняли вопрос о создании отдельной автономной области для казахов в БНСР. Бухарский представитель Муса Саиджанов, узбек, заявил, что в Бухаре насчитывается 30 000 казахов; делегат Нарусбаев, казах по национальности, возражал, озвучив цифру в 360 000! Они не смогли даже договориться о количестве казахстанских делегатов на последнем Бухарском съезде Советов. Подобным же образом представители разных сторон высказывали сомнения в точности предыдущих переписей (имперской переписи 1897 г. и неполных сельскохозяйственных переписей 1917 и 1920 гг.) и строили свои утверждения на основе тех данных, которые больше всего подтверждали их позицию.
В начале обсуждения не было никакого плана того, как Средняя Азия будет выглядеть после размежевания. Было представлено несколько рабочих вариантов. Хорезмская Народная Советская Республика хотела сохранить целостность и войти в состав Союза, сохранив прежние границы. Казахстанские делегаты хотели превратить Туркестан в Среднеазиатскую Федерацию по образцу Закавказской СФРС, которая тогда существовала. Делегат Султанбек Ходжанов утверждал, что экономика Туркестана слишком взаимозависима,
чтобы осуществить политическую автономию без экономического единства. «Туркестан экономическая единица, и его сколько ни дроби, не раздробишь, потому что это сложившаяся единица. …Сыр-Дарьинская и Джетысуйская… эти две области должны будут остаться в составе Средней Азии. И в ту фикцию, называемую Кирреспубликой, не войдут. Это фикция, а не Республика, если мы разделим эту фикцию и посмотрим, что в ней имеется киргизского и это характерно киргизское мы приобщим к двум областям Туркеспублики.
Итак, значит, Актюбинская и Уральская губернии имеют экономическое притязание сюда. Мы – покупатели, в лице Ташкентского базара хлопка Ферганы, а между Джетысу и Сыр-Дарьей эта связь еще более усилилась с проведением Джетысуйской железной дороги. Принимая во внимание две остальные области, входящие в состав Кирреспублики, Акмолинска и Семипалатинска, которые находились в составе Сибири и которые еще теперь в экономическом отношении еще зависят от Сибири».
Возможность сосуществования двух различных казахских республик, одна – в Среднеазиатской Федерации, другая – в существующей Кирреспублике в составе РСФСР, рассматривалась до апреля 1924 г. Казахстанская республика Ходжанова в рамках Среднеазиатской федерации должна была включать город Ташкент. Он также считал, что Бухарская Народная Советская Республика недостаточно социалистическая для включения в федерацию.
Претензии Ходжанова к Ташкенту и его аргумент в пользу федерации были решительно оспорены узбекскими делегатами, которые выдвинули свое четко сформулированное предложение и последовательно следовали ему на протяжении всего процесса. Позиция Узбекистана была сформулирована Коммунистической партией Бухары, а не Компартией Туркестана. Центральный комитет Бухарской КП первым выступил, собравшись уже в феврале и утвердив
документ, представленный Файзуллой Ходжаевым, который предложил «создание Узбекистана на базе Бухары». Энтузиазм Бухары в отношении размежевания контрастировал с ее собственными документами в стремлении максимально сохранить суверенитет вопреки постоянному требованию «гармонизировать» свою политику с политикой Советского Туркестана. Немногим ранее года назад
Файзулла Ходжаев сопротивлялся попыткам Средазбюро навязать единую экономическую систему всей Средней Азии. С другой стороны, размежевание гарантировало упадок Бухаре как государству и полное поглощение ее территории СССР. Энтузиазм Бухарского правительства в отношении собственной гибели явно требует разъяснений.
Проект Файзуллы Ходжаева для Узбекистана дает некоторые подсказки. «Бухара является основой для строительства Узбекской Республики. Узбекистан объединяет узбеков Бухары, за исключением Аму-Дарьинского левобережья, Фергану, Сыр-Дарьинскую область, исключая киргизские [т. е., казахские] части, Самаркандскую область, [и] Хорезм, кроме полос, населенных туркменами и казахами», то есть вся территория заселения оседлым населением Мавераннахра. Эта территория также бы включала все исторические города региона в одной республике. Это было чагатайское видение «узбечества». Документ рассказывал о «народе узбеков» и его страданиях за последние века. «Народ узбеков, ранее сплоченный в особое государство Тимура и его преемников, распался в позднейшие столетия на отдельные части. В ходе веков распад этот определяется ослаблением хозяйственных сил и политическим строением, последним звеном которых является экономическое разложение, утрата государственного единства, физическое разрушение народа под господством ханства, эмирата, царизма». Эта разобщенность означала, что «Тюркское население исторически не могло противостоять стихийному распаду, отстоять единство народа, цельность и преемственность роста его культуры. Ибо народ, расчлененный на ряд племён, связанных исключительно происхождением крови, ходом борьбы не мог преодолеть коренных экономических противоречий, длительных напряженных столкновений и войн за землю и воду. … В этих условиях народ узбеков и его отдельные государства (Бухара, Хива) оказались как бы выброшенными с основного исторического пути, превратились в предмет борьбы двух величайших государств, ведущих политику разбойников в среде азиатских народов, – империй Британской и Российской в первую очередь». Ходжаев утверждал, что государство Тимуридов было национальным государством узбеков – ключевым пунктом чагатаизма, – и видел причину упадка, культурной отсталости и даже эксплуатации в утрате единого государства. Это положение хорошо уживалось с советской идеологией.
И далее: «Революционный переворот поставил народ узбеков на новую ступень исторического развития, заложил основы для хозяйственного роста, повысил уровень требований, одновременно заострив все отношения культурно-национального порядка. В силу того, что в установленных советских рамках не был осуществлен действительный подъем и связь оседлой части населения с кочевой и полукочевой не подвергалась значительной перестройке – национальный вопрос в этой дореволюционной обстановке достигает решающего напряжения, приводя к недовольству и даже озлоблению отдельные части и слои населения. Поэтому настоящее жгучее и жгущее советский порядок дело национального перестроения не может быть планомерно и целесообразно завершено, если в силе сохраняются навязанные от прошлого границы и одноименные – по признаку национальному, бытовым особенностям, хозяйственным навыками – народности не будут слиты каждая в самостоятельную политическую единицу, целостно выполняющую хозяйственную и культурную работу. Отказ от срочного решения этой задачи задержит развитие сил народов Средней Азии, утвердит настоящее положение вещей, произвольно разрывающее национальности на отдельные части». Ходжаев поставил восстановление национального единства узбекского народа важной задачей советского строя!
Узбекская сторона изложила свои претензии основываясь именно на этом принципе. «Узбекская Республика должна включать в себя таджиков и те народности Туркестана, Бухары и Хорезма, которые говорят по-узбекски и считают себя родственными с узбеками, а именно: узбеков, курамийцев, кашкарлыков (так наз. кашгарских сартов), тюрков, каракалпаков и кипчаков». Основное противодействие этим утверждениям исходило не от таджиков, но от
казахов, претендовавших на собственную республику, «сплошное пространство, где киргизское [казахское] население или родственные им культурно-национальные группы, [т. е.] каракалпаки, кара-киргизы, курама, кипчаки, составляют абсолютное большинство и относительное большинство». Таким образом, обе стороны заявили о кипчаках и курамах, а казахстанская делегация повторила предыдущие требования относительно Семиреченской и Сырдарьинской областей, включая город Ташкент.
Дебаты было решено провести сначала голосованием в Комиссии по национально-территориальному размежеванию Средазбюро, а затем, в июне, они были ратифицированы Оргбюро. Узбекская сторона победила в притязаниях на кипчаков и курамов, а также сохранила Ташкент. Идея Среднеазиатской Федерации не прошла уже на заседании первой комиссии при голосовании 9 против двоих. Средазбюро проголосовало за создание Узбекистана и Туркменистана, которые войдут в Советский Союз как отдельные республики и за передачу Семиречья и большей части Сырдарьинской области в Кирреспублику в составе РСФСР. Также Таджикская, Каракалпакская и Киргизская автономные области должны были войти: первая – в Узбекистан, две следующие – РСФСР.
Летом, повысив темп работы, территориальная комиссия провела демаркацию фактических границ между субъектами. В последний момент, в октябре, Таджикская Автономная область была реорганизована в Таджикскую Автономную Республику. В ноябре три существующие Республики самораспустились и новые договоренности вступили в силу. Процесс проходил в ускоренном темпе, и большинство дискуссий и полемик проводилось силами национальных кадров. Высшие партийные власти в основном выступали в дебатах в качестве арбитров. Решение по передаче Ташкента Узбекистану, по выделению Казахстана от Средней Азии в отдельную экономическую зону и перенесению столицы Узбекистана в Самарканд принадлежало Сталину лично, но решения по этим вопросам зарождались и шли снизу.
Узбекский проект в значительной степени увенчался успехом: окончательные границы республики охватывали все оседлое население Средней Азии и почти все ее исторические города. Ряд городов был передан другим республикам по принципу централизации советской национальной политики, согласно которому роль городов как экономических центров для внутренних районов страны превалирует над национальными вопросами. Если национальный состав городов отличается от национального состава окружающих районов, как это часто бывает, то национальный вопрос не имел значения. Участь населения города состояла в «национализации» окружающими его сельскими районами. Этот принцип сыграл важную роль в размежевании Средней Азии.
Так города Ош и Джалалабад, несмотря на их «узбекское» население, были переданы киргизам (Кара-Киргизская автономная область).
Узбекистан, по предположению Файзуллы Ходжаева, можно было рассматривать как Великую Бухару. Новая республика обеспечила реституцию исторических потерь, понесенных Бухарой (от России в XIX в. и при отделения Коканда в XVIII в.). Более того, новая республика должна была быть независимой от РСФСР и быть субъектом непосредственного подчинения Советского Союза. На тот момент, ее статус был выше, чем у БНСР или у Туркестана. Учредительные
съезды Коммунистической партии Узбекистана прошли в Бухаре, а столицей новой республики стал Самарканд а не Ташкент. Создание Узбекистана стало осуществлением Чагатайского проекта.
Размежевание и национальная мобилизация
Делегат из Киргизии Райгмул Худайкулов отметил на пленуме ЦК КПТ в марте: «Интересно отметить… [что] вопрос о национальном разграничении Туркестана возбужден в верхах, а та масса, которая должна была бы возбуждать этот вопрос, остается в стороне и, по всей вероятности, об этом и не знает». Это было именно то, что хотела партия власти. Они не собирались вовлекать массы в обсуждение или выносить решение этого вопроса на плебисцит. В типично большевистской манере они надеялись достичь своей цели, а затем проинформировать народ о мудрости и необходимости того, что было сделано. Поэтому партия стремилась сохранить контроль над тем, как этот процесс был представлен общественности или, как в этом случае, самой партии. Средазбюро постановило: «В целях ознакомления и подготовки партийного и советского общественного мнения о размежевании Среднеазиатских Республик, провести в августе месяце широкую кампанию в первую очередь среди членов партии по ячейкам и общим собраниям», и одобрило ряд тезисов для агитаторов.
Дебаты о размежевании оставались внутрипартийным делом, обсуждавшимся только на закрытых заседаниях партийного руководства, несмотря на вызванное им напряжение. Впервые население услышало в конце мая об этих планах, когда в краткой заметке газеты «Туркистон», официальном органе ЦК КПТ, были описаны начальные положения плана. Освещение в прессе оставалось скудным на протяжении всего лета. Но правда стала известна задолго до конца августа. Слухи распространялись, и многие члены партии, втянутые в дебаты, начали искать поддержки своим решениям у населения.
Ходжанов был особенно активен, давал интервью казахской прессе и путешествовал по Казахстану. В начале июля сотня казахских джигитов устроила демонстрацию перед зданием представительства ТурЦИК, требуя, чтобы Ташкент был передан Казахстану. За этим последовала подписная кампания в поддержку этих требований, а в конце августа ташкентские старогородские партийные,
комсомольские и профсоюзные организации созвали трехтысячный митинг в поддержку узбекских притязаний на Ташкент. Население засыпало власти петициями, а народные представители, избранные городами или группами, начали появляться в партийных учреждениях с требованиями.
На Общем собрании в городе Ош был избран некий Казиев, коммунист и член Ошского угркома, он просил передать Ош Узбекистану: «Целесообразность присоединения г. Оша к Узбекистану мотивирует существующим большим антагонизмом между киргизами и узбеками, который весьма выявился в процессе борьбы с басмачеством». Сельчане из Алчкилика умоляли не отдавать их Киргизстану: «У нас нет слов «узбекский» и «киргизский», то есть у нас нет скотоводства, мы сажаем урожай, мы крестьяне». Туркменские делегаты из приграничных сел заявляли, что «мы помним время ханов и угнетение… мы никогда не можем быть узбеками». Русские крестьяне из района Сырдарьи просили передать их волости Казахстану, «так как, мы, русские, живем с киргизами [казахами] более 50 лет в дружбе и согласии, а также пользуемся водой из одного канала». А еще сход «ответственных работников кашгарликов», выражая озабоченность тем, что каждая республика заботится о своем народе, и потому уйгуры окажутся вне нового порядка, просили создать автономный уезд для уйгуров в Фергане. В такой обстановке Средазбюро запретило партийцам создавать петиции или ездить по сельской местности для проведения агитации от имени той или иной национальности.
Территориальная комиссия в спешке завершила свою работу, и к ноябрю новые Республики были организованы, но споры продолжались. Острее всего дискуссии шли вокруг принадлежности Ферганской долины. В то время как власти проталкивали размежевание, эти пограничные споры не прекращались в течение нескольких лет. Процесс размежевания по национальному принципу обеспечил существенную мобилизацию на национальном уровне. Советские чиновники давно обратили внимание на существование этнической вражды в Средней Азии, и процесс разграничения по национальному признаку должен был её смягчить. Но новая национальная идентичность переводила застарелые конфликты в новое русло. Национальная принадлежность имела ощутимые политические последствия (контроль нижних уровней госаппарата, претензии на ресурсы, контроль за водными или земельными ресурсами), и эти старые конфликты стали проявляться с новых ракурсов, приобретая более глобальный характер. Национальность стала очевидным аспектом жизни людей, как никогда прежде в Средней Азии.
Эти конфликты редко были полностью спонтанными. Активисты вовлекали население, организовывали петиции и телеграммы властям. Как отмечали два члена Комиссии по районированию в СССР, никогда не увлекавшиеся национальным вопросом «одной из причин возбуждения этих вопросов является разжигание национальных страстей нашими верхушечными партийными местными органами». Местные коммунистические лидеры руководили вовлечением населения в эту деятельность. В 1924 г. они сыграли значительную роль при получении резолюций от местных партийных ячеек и организации петиций. Те, кто не добился поставленных целей, стали подавать новые апелляции и встречные апелляции.
Член Средазбюро и ЦК ВКП(б) С.Д. Асфендьяров выразил протест против решений Средазбюро о спорных границах между Узбекской и Казахской ССР. Другие предпочитали работать под надзором. В 1926 г. Ходжанов и Худайкулов разработали схему переселения 900 киргизских семей из Казалинска в новую Киргизскую республику. Это была попытка консолидировать национальные группы на данных территориях и создать демографическое большинство. Передача территорий уже началась, прежде чем ОГПУ предостерег Средазбюро от активных действий, пытаясь приостановить этот процесс.
Участие местных партийных лидеров означало, что споры о размежевании принимали уже институциональную форму, поскольку одни республики предъявляли территориальные претензии другим. В то время как руководящие органы Узбекистана, Казахстана и Киргизской АО боролись с центральным руководством, они также продолжали вовлекать в дискуссию население спорных регионов.
Крестьяне отправляли делегации, требования и протесты на все более высокие государственные уровни, вплоть до Сталина. Казахи из деревень в Ташкентском уезде просили о вхождении в Казахстан, поскольку узбекское правительство нарушало их права. Крестьяне-узбеки из Искандерской и Араванской волостей ходатайствовали об отмене передачи их деревень Киргизской АО. Пожалуй, наиболее настойчивыми были узбекские жители волости Аим, которую включили в состав Киргизской АО. Волость занимала оба берега реки Кара-Дарья, и жители шести деревень на левом берегу с самого начала просили о присоединении к Узбекистану, отправив петицию в ТурЦИК в августе 1924 г., когда Территориальная комиссия вела свою работу. Они упорно добивались поставленной цели, поскольку их просьба не была удовлетворена, и в течение следующих двух с половиной лет направляли многочисленные петиции на все более высокие уровни власти, последние были обращены к самому Сталину; они также направляли делегации в Ташкент и Москву.
С течением времени заявления становились все более и более отшлифованными, если первые были написаны от руки и на малограмотном узбекском, то последние два обращения были аккуратно напечатаны на безупречном русском бюрократическом языке. Очевидно, что крестьяне получали помощь извне, скорее всего от узбекских властей. Власти, явно застигнутой врасплох масштабами обращений, не оставалось ничего другого, кроме как попытаться
урегулировать ситуацию. В отличие от размежевания, которое в значительной степени осуществлялось на партийном уровне, разрешение этих споров разрабатывалось государственными органами, ЦИК, Комиссией по районированию, Среднеазиатским экономическим советом (Средазэкосо). Несколько комиссий посетили спорные районы. В течение 1927 г. ЦИК внес ряд «исправлений» в границы с учетом ряда факторов. После этого ЦИК отложил другие споры как минимум на три года.
Хотя на протяжении многих лет центральные власти продолжали заниматься проблемами с границами, единственным крупным изменением после 1927 г. было расширение Таджикистана в 1929 г. Несколько территориальных субъектов, созданных в 1924 г., были подняты до уровня автономии: в 1929 г. Таджикистан получил статус союзной республики; Киргизская АО стала автономной республикой в 1926 г. и союзной республикой в 1936 г.; Казахстан, первоначально созданный как автономная республика в составе РСФСР, также стал союзной республикой в 1936 г., однако основные очертания новых границ Средней Азии были заложены в 1924 г. усилиями местных кадров.