МЕЖДУ МОДЕРНИЗМОМ И АТЕИЗМОМ, ОТ АРАБСКОГО ШРИФТА – К ЛАТИНИЦЕ: ТЮРКСКИЕ НАРОДЫ СССР В 1920-Е ГОДЫ
Оригинал статьи был первоначально опубликован в книге "Плакат Советского Востока. 1918-1940".
Плакаты, созданные для мусульманских народов СССР в период между двумя войнами, отражают важнейший процесс постепенного возникновения не только языковых различий, но и формирования образа жизни этих народов.
До национально-территориального размежевания в 1924 году почти вся Средняя Азия (кроме земель Бухарского эмирата и Хивинского ханства) входила в состав Туркестанской автономной республики (Туркестанской АССР) в составе РСФСР. Эта автономия не была связана с именем определенной народности, равно как и Горская республика. Поэтому практически невозможно определить принадлежность языка плакатов первой половины 1920-х годов к какой-либо одной этнической группе. Очевидно, что советским властям нужно было некое средство межэтнического общения – lingua franca – для разговора с населением этих территорий, язык, понятный не только представителям отдельной этнической группы, но всем или хотя бы большинству тюрок-мусульман Советской России. Таким языком мог быть только «тюрки» Исмаила Гаспринского.
Однако совокупное влияние национально-территориального размежевания Средней Азии (обусловившее и современные границы Казахстана), выделение республик отдельных этнических групп на Северном Кавказе, формирование вслед за Башкирской Республикой башкирского языка привели к ситуации, когда каждая республика стала развивать свой титульный язык. В политическом плане это называлось «борьбой с пантюркизмом и его агентурой», прежде всего с «султан-галиевщиной». Введение латиницы закрепляло эти прежде всего фонетические различия между тюркскими наречиями, послужив началом их превращения в литературные языки титульных этнических групп отдельных республик.
Такое этническое и языковое размежевание стало прямым отрицанием традиций джадидизма. Доктрина «русского мусульманства», то есть единой нации российских мусульман, Исмаила Гаспринского основывалась на лозунге «Единство в языке, мыслях и действиях» («Телде, эште, фикерде берлек»).
Стандартизированный тюрки (урта тел) газеты И. Гаспринского «Тарджеман» (1883–1918), несмотря на некоторую свою искусственность, к началу XX века действительно превратился для российских мусульман в общий литературный язык (лисан) в противоположность местным диалектам (лахджа, шиве). Образование в традиционных мусульманских учебных заведениях не было основано на учебниках на родном языке. Даже обучение этимологии арабского языка в бухарской системе образования, общепринятой для мусульман Средней Азии, а также Волго-Уральского региона и Сибири, шло по персоязычному источнику. Создание языка «тюрки» и появление первого букваря на нем «Худжа-и-сыбьян» составили основу тюркоязычного образования. К началу прошлого века на этом языке издавались учебники, периодика, а также многожанровая художественная литература.
В силу цензурных запретов газета «Тарджеман» оставалась монополистом на рынке мусульманских периодических изданий России до осени 1905 года (некоторым исключением было в этом отношении только Закавказье). С осени 1905 года создание периодических изданий на языках (наречиях) этнических групп нарушило это единство. Впрочем, Всероссийские мусульманские съезды 1905–1906 годов показали, что лидеры мусульман, прежде всего из числа волго-
уральских и крымских татар, азербайджанцев, а также частично казахов и узбеков вполне понимают друг друга, используя язык «тюрки».
Для мусульман Европейской России и Сибири, а отчасти и казахских степей существовал еще один общий язык, истоком которого был так называемый «поволжский тюрки», то есть официальный и литературный язык времен Золотой Орды, использовавшийся также в делопроизводстве Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС, 1788–1917).
Несмотря на значительные географические пространства, мусульманам был необходим некий общий язык. Возможно, такой язык для общения с поданными-мусульманами был нужен и властям Российской империи и, как это уже отмечалось выше, советской власти. Словосочетания «татарский язык» и «татарские муллы», упоминаемые еще в законодательстве Екатерины II, во многом заложили основы для формирования данных феноменов как целостных явлений. Татарские переводчики в казахских степях, а затем и в Туркестане закрепили позиции татарского языка, используемого ОМДС.
Впоследствии отказ от посреднической роли татар и от признания полномочий ОМДС в казахских степях и Туркестане в 1860-е годы (что противоречило Указу Екатерины II о создании ОМДС) заставил элиту мусульман Внутренней России уделить большее внимание в своей деятельности не Духовному собранию и администрации, а школе и прессе.
«Средний» язык И. Гаспринского использовали не только бахчисарайская «Тарджеман», но и газеты «Казан мухбире» и «Йолдыз» в Казани, «Ульфат» в Петербурге, «Аль-гаср аль-джадид» в Уральске.
На «тюрки» выходили газета «Вакыт» («Время») (1906–1918) и журнал «Шура» («Совет») (1908–1917), издававшиеся в Оренбурге, которые позиционировали себя как политические и научные издания всех мусульман Российской империи. Этот язык и кадры (прежде всего – из числа мусульман Оренбурга) будут использовать Советы в период установления режима в Казахстане и Средней Азии. Оренбургское медресе «Хусаиния», чьи студенты (шакирды) специализировались на литературно-публицистической и торговой деятельности, было известно своим уважением к западной цивилизации с ее развитой политической жизнью и научно-техническим прогрессом.
Фатих Карими (редактор газеты «Вакыт») воспринимал в качестве образца политический режим Третьей французской республики с его солидаризмом, то есть идеологией объединения всех слоев общества после поражения в Франко-прусской войне 1870 года. Редактор журнала «Шура» Ризаэтдин Фахретдин призывал к суверенитету парламента при монархическом правлении и сплочению всех слоев общества во имя соблюдения основ коранической справедливости, заключенных в нормах конституционного правового государства.
Этой идеологии единства и прогресса близок фото-плакат А. Родченко «История ВКП(б) в плакатах. № 24». Здесь наглядно представлены основные события 1922–23 годов: XII съезд РКП(б), образование СССР, 10-й съезд Советов РСФСР, 1-й съезд Советов СССР, принятие Конституции СССР, убийство полномочного представителя СССР в Италии В. В. Воровского, московский митинг, вызванный убийством В. В. Воровского и ультиматумом Керзона, динамика основных отраслей промышленности, стройки ГОЭЛРО (Волховстрой и Шатурская ГРЭС).
История ВКП(б) в плакатах. № 24
Дизайн А. М. Родченко
Текст на узбекском (арабская графика)
Составил научный сотрудник Музея Революции С. Лившиц
Москва Издательство Коммунистической Академии и Музея Революции Союза СССР
Мосполиграф 5-я типолитография 1923
Тираж 700 экз.
Бумага, печать
71×53,4 см
Фонд Марджани
№ ИМ/п-141
Прогресс советской политической жизни и динамика восстановления экономики должны были ассоциироваться с образом первого лица страны – генерального (в тексте – главного) секретаря ЦК РКП (б) И. В. Сталина, поэтому на плакате в правом верхнем углу появляется его фотография (при этом фотография В. И. Ленина отсутствует).
На плакате обозначен и главный побежденный противник режима – Л. Д. Троцкий. В этом указании на поверженного врага заключается принципиальное отличие советской пропаганды от пропаганды джадидов, которая не представляла в одном ряду героев и антигероев. Для свидетельств новометодной школы характерны медальоны с портретами национальных деятелей – слуг нации (миллят хадиме) – политиков, писателей, поэтов. Важно, что на советских плакатах отсутствует и главный герой джадидской эпохи – интеллигент (зыялы кеше), преданный нации и прогрессу (миллят ва таракки парвар).
Можно выделить три региона советской пропаганды: Северный Кавказ и Закавказье, Среднюю Азию и Казахстан и Волго-Уральский регион. На многих плакатах обязательно присутствует русский «старший брат», особенно если речь идет о разоблачении врагов и развитии промышленности. Мусульмане Внутренней России, особенно Поволжья, менее всего вписывались в схему ориентализма. Здесь не было гор, степей, хлопковых полей, чисто мусульманских городов, хотя в городах существовали татарские слободы. По своему расположению и образу жизни татары были наиболее близки к русскому населению.
Наиболее топографически точен плакат с видом Казани: слева виден кремль, а справа, вероятно, Алафузовские заводы. Здесь изображена татарская женщина в традиционной одежде, с длинными косами и накосниками (чулпы) и русская труженица с короткой стрижкой, в косынке. Татарских женщин и девушек призывают вступить в ряды тех, кто ведет самостоятельную жизнь, и тем самым разбить «последние оковы». Элементарная логика подсказывает, что без знания языка и профессии такая женщина в дни войны и голода скорее окажется в зависимом и бесправном положении. В целом культивируется образ бесправной и необразованной женщины-мусульманки, хотя в это время женщины-мусульманки уже были не только в буржуазной среде, но и среди учительства.
Плакаты хранят молчание о мусульманках из среднего класса, которые проводили съезды, избирались в городские Думы, на всероссийские мусульманские съезды, создавали благотворительные общества, учились в гимназиях и на высших женских курсах до победы советского режима, а в 1920-е годы составляли основу актива в мечетях, в особенности когда репрессии угрожали мужчинам.
Женщина-татарка!
Вступай в ряды всех тружениц Советской России.
Об руку с русскими пролетарками ты разобьешь последние оковы
Неизвестный художник
Текст на русском и татарском (арабская графика) языках
Казань Казанское отделение
Гос. издательства 1920
Тираж 1000 экз.
Бумага, печать
62,2×38 см
Фонд Марджани
ИМ/п-4
Пример Мухлисы Буби, избранной в мае 1917 года судьей (казыей) Центрального духовного управления мусульман и четырежды переизбранной на этот пост, свидетельствует о иной роли мусульманских женщин, чем та, которая была представлена на плакатах. Единственным аргументом, которым советская власть «сумела убедить» Мухлису Буби, стала ее смертная казнь в 1937 году Улем и общественный деятель Муса Бигиев, сам стремившийся занять пост муфтия, говорил в своем выступлении: «Абдулла Сулейманов восхвалял Мухлису Буби, говоря, что она сделала весьма многое; выходит, она сделала больше, чем все остальные казыи, – пожалуй, это и в действительности так». И саркастически заметил: «Оказывается, революция обработала единственную у нас женщину в сильного работника, а мужчин – наоборот». В 1926 году она обратилась в Наркомат просвещения Татарстана с просьбой допустить женщин к преподаванию вероучения в религиозных школах. При этом женщины в городах начали организовывать свои попечительские советы-мутаваллиаты. Такой попечительский совет был создан в 1926 году в Казани при 12-м приходе. Он провозгласил лозунг повсеместного создания мутаваллиатов для женщин, религиозного просвещения женщин, уравнения женщин в правах с мужчинами в посещении мечетей. Поэтому в округе ЦДУМ повсеместно наблюдался рост посещения мечетей женщинами, участие делегаток в окружных мусульманских съездах. В итоге во многих регионах была парализована деятельность советских женских отделов. Уже в 1926 году возникает движение за отзыв Мухлисы Буби из руководства ЦДУМ, но мусульманки Казани выступили за ее сохранение на посту.
Пережившие Гражданскую войну и голод в 1921–1922 году и потерявшие своих близких, мусульманки были гораздо менее приспособлены к роли «пятой колонны», которую предлагала им советская пропаганда.
К концу 1920-х годов плакаты все более концентрируются на поисках врагов: кажется, нет различий между буржуазией, духовенством и национальной джадидской интеллигенцией. И если для мусульман Средней Азии сатирические издания и карикатуры на консервативное духовенство во многом стали новшеством, то у татар во многих городах еще с 1906 года существовало несколько юмористических изданий. Они выходили на языке, близком населению данной местности. Их «золотой век» приходится на период революции 1905–1907 годов.
Критика консервативно-охранительного направления в лице кадимистов была далеко не всегда корректной, при этом не звучали призывы к уничтожению и физической расправе. Попытки пусть и незначительной критики советского режима (наиболее известна в этом отношении история сатирического журнала «Бабич», выходившего в 1922 году в Уфе) быстро пресекались. Но до 1928 года лидеры Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ) могли излагать свою позицию на страницах журнала «Ислам» (затем «Ислам маджалласы»), формально являвшегося изданием казыя ЦДУМ Кашшафа Тарджемани.
«Революция сверху» и политика индустриализации, коллективизации и культурной революции (сопровождаемой «безбожной пятилеткой») стала временем активного поиска врагов народа. Уничтожение арабской письменности на рубеже 1920–1930-х годов служит, пожалуй, самым ярким показателем конца эпохи мусульманской цивилизации в СССР. После этого формируется облик культуры «национальной по форме и социалистической по содержанию», которую можно определить несколькими стандартными фразами на плакате.