Как вирус поменяет университеты и почему не надо ругать Китай
ЧЕМУ НАУЧИТ КАРАНТИН НАШИ УНИВЕРСИТЕТЫ?
Кеннет Рогофф, профессор Гарвардского университета
Станет ли Covid-19 тем триггером, который наконец спровоцирует давно назревшую технологическую революцию в высшем образовании? Внезапный карантин, введённый посреди учебного семестра во многих странах мира для борьбы с пандемией, заставил университеты перейти на удалённое обучение чуть ли не за день. Столь быстрый переход оказался очень трудным и для преподавателей, и для студентов, однако из всего этого ещё может выйти польза. Как и многие предприятия, университеты сегодня ломают голову над тем, как им открыться вновь. Например, Кембриджский университет в Великобритании объявил, что лекции будут проводиться исключительно в онлайне как минимум до лета 2021 года. Другие университеты, в том числе Стэнфордский, предлагают некую смесь из занятий онлайн и с личным присутствием, при этом учебный год расширен, чтобы как можно меньше студентов находилось в кампусе в конкретный момент времени.
Не стоит заблуждаться: Covid-19 стал мощным экономическим ударом по высшему образованию. Комнаты общежитий свободны, спортивные стадионы по-прежнему пусты, студенты недовольны требованием оплачивать полную стоимость обучения. Для многих колледжей и университетов падение доходов от иностранных студентов (особенно китайских) станет очень болезненным.
Даже лучшие университеты сталкиваются с проблемами. Мичиганский университет ожидает, что к концу 2020 года его убытки из-за пандемии могут достигнуть $1 млрд, а Гарвардский университет прогнозирует падение доходов в следующем году на $750 млн.
Но не приведёт ли шок Covid-19 к тому, что более качественное образование станет доступным большему количеству людей, причём по более низкой цене?
Когда я был аспирантом 40 лет назад, я был убеждён, что видео-обучение (тогда передовая технология) изменит университетское преподавание. Почему студенты во всём мире не могут получить доступ к лучшим лекторам и материалам, особенно если учесть, что чтение лекций в аудитории, где присутствуют 200 и более студентов, в любом случае не оставляет большого простора для личного общения?
Да, конечно, обучение в аудиториях по-прежнему будет играть важную роль. Преподаватели будут по-прежнему готовить материалы и отвечать на вопросы. Кроме того, я не считал тогда, что записанные лекции могут прийти на замену в небольших учебных группах (хотя записанные на плёнку материалы, естественно, могли бы применяться и в этих ситуациях тоже). Выступления перед большой аудиторией, конечно, очень бодрят, однако хорошая записанная лекция всегда будет лучше посредственной, которую вам читают лично.
А теперь перенесёмся на сорок лет вперёд: достигнутый прогресс оказался весьма ограничен. Одна из возможных причин этого заключается в системе управления университетами: ими управляют преподаватели, а мало кто из них склонен пойти по пути, который приведёт к сокращению спроса на их услуги. Преподаватели опасаются, что записанные лекции затруднят поиск работы для их выпускников. А ведь именно они, с их энергией и свежими идеями, являются ключевым двигателем научных исследований.
Кроме того, демографические сдвиги уже давно создают понижающее давление на количество абитуриентов колледжей. Хотя преподаватели некоторых дисциплин (например, компьютерных наук) по-прежнему наблюдают уверенный спрос на свои услуги, многие преподаватели столкнулись со спадом численности студентов, что, несомненно, усиливает сопротивление новым технологиям, позволяющим экономить на труде.
Впрочем, самое главное препятствие – высокая цена производства качественно записанных лекций, которые бы удовлетворяли студентов так же, как и личные уроки. Создание даже одной лекции для массового потребления – это рискованная затея, требующая много времени. А поскольку записанные лекции очень легко копировать, может оказаться затруднительно требовать за них высокую цену, достаточную для покрытия издержек. Масса образовательных стартапов (в том числе там, где я живу – в Бостоне и окрестностях) пытаются решить эти проблемы, но пока что они не оказали сильного влияния на систему.
Именно поэтому вполне резонно задаться вопросом: а не должно ли правительство США взять на себя издержки по созданию базовых лекционных материалов, записанных заранее или транслируемых в онлайне, по некоторым предметам. (Это можно сделать и с курсами обучения для взрослого населения). Первыми кандидатами на федеральное финансирование должны стать вводные онлайн-курсы по таким предметам, как математика, компьютерные науки, физика и финансовый учёт.
У многих других учебных дисциплин (естественно, включая мою собственную – экономику) тоже имеется значительный онлайн-потенциал. Джо Байден сейчас поддерживает идею сделать колледжи бесплатными, что восхищает некоторых преподавателей. Но вместо расширения существующей системы университетов США не будет ли более справедливо и эффективно развиваться вперёд путём федерального финансирования онлайн-обучения, особенно учитывая, что это помогло бы ещё и взрослым любых возрастов?
Высшее образование наделяет студентов целым рядом жизненно важных навыков и знаний, оно помогаем им вести более богатую и наполненную жизнь, оно, как можно надеяться, делает их хорошими гражданами. Однако далеко не очевидно, что все эти элементы должны соединяться вместе именно так, как это делается сейчас. Студентам нужно собираться вместе, но не обязательно держать их вместе всё время.
Практически каждый согласится с тем, что расширение доступа к высшему образованию – это один из лучших способов сократить неравенство, помогающий сделать общество более справедливым и производительным. Кроме того, такой доступ крайне необходим в мире, в котором технологии и глобализация (или, в наши дни, скорее деглобализация) требуют способности быстро адаптироваться к изменениям и, возможно, профессиональной переквалификации для удовлетворения меняющегося спроса на рынке труда.
Судя по всему, Covid-19 приведёт к новым быстрым и глубоким сдвигам в экономическом фундаменте под нашими ногами. Но нам не стоит бояться этих изменений, если одновременно пандемия поспособствует переходу к более качественному и более универсальному высшему образованию.
КИТАЙ КАК ПУГАЛО
Дэни Родрик, профессор Гарвардского университета
Когда COVID-19 перекинулся из Китая в Европу, а затем в США, страны, пострадавшие от пандемии, начали лихорадочно бороться за поставки товаров медицинского назначения: маски, вентиляторы, защитную одежду. Чаще всего им приходилось обращаться за этим к Китаю.
К моменту начала кризиса Китай стал крупнейшим в мире поставщиком ключевых товаров, на его долю приходилась половина всего европейского и американского импорта средств индивидуальной защиты. «Китай заложил основу для своего последующего многолетнего доминирования на рынке средств защиты и медицинских товаров», — говорится в недавнем сообщенииNew York Times.
Когда Китай впервые обратился к мировым рынкам, он имел преимущество в виде практически неограниченного количества дешевой рабочей силы. Но, как признают теперь все, производственная мощь Китая не является результатом действия неконтролируемых рыночных сил.
В соответствии с политикой «Сделано в Китае — 2025», правительство Поднебесной нацелено на серьезное увеличение доли своих производителей в мировых поставках медицинского оборудования. В сообщении New York Times подробно объясняется, как власти предоставляли дешевую землю китайским фабрикам, ссужали субсидированными кредитами, давали указания государственным компаниям производить ключевые материалы и стимулировали внутренние цепочки поставок, требуя от больниц и фирм использовать местную продукцию.
Например, Сычуань, вторая по величине провинция Китая, уполовинила число категорий допустимого импорта медицинского оборудования. Всего несколько ведущих больниц региона сегодня имеют право закупать оборудование из-за рубежа.
Западные СМИ изобилуют сообщениями о «стремлении Китая доминировать над важными шестеренками глобальной промышленной машины» — цитата из той же New York Times. Роль Китая в мировой экономике все чаще описывается терминами, напоминающими не о doux commerce, а об имперской агрессии. Растущий авторитаризм председателя КНР Си Цзиньпина и торговые конфликты с США работают на этот нарратив.
Стратегическая и геополитическая напряженность между США и Китаем — это реальность. Она основана на растущей экономической и военной мощи Китая и нежелании властей США признать неизбежность многополярного мира. Но мы не должны позволять экономике становиться заложницей геополитики или, что еще хуже, подогревать и усиливать стратегическое соперничество.
Для начала, мы должны признать, что смешанная, управляемая государством экономическая модель всегда лежала в основе китайских экономических успехов. Если половина экономического чуда Китая обусловлена его переходом на рыночные рельсы с конца 1970-х, то другая половина является результатом активной государственной политики, защищавшей государственные предприятия и стимулирующей создание новых отраслей с использованием методов промышленной политики. Именно политика государственного стимулирования роста, которая сегодня вызывает раздражение у других стран, является причиной превращения Китая в такой крупный рынок для западных экспортеров и инвесторов.
Но разве китайская промышленная политика — например, по товарам медицинского назначения — не является несправедливой по отношению к иностранным конкурентам?
Мы должны проявить осторожность, прежде чем выносить такой приговор. Стандартное обоснование промышленной политики заключается в том, что новые, искусственно созданные отрасли будут создавать экстерналии, или внешние эффекты: формировать спрос на образование и навыки, развивать новые технологии и так далее. Многие западные экономисты полагают, что государство не способно правильно выбрать отрасли, заслуживающие поддержки, и результатом промышленной политики станет лишь ухудшение положения потребителей и налогоплательщиков. Но тогда получается, что если бы китайская промышленная политика была ошибочной и проводилась не в том направлении, то в результате пострадала бы экономика самого Китая, а не западных стран.
Китайское правительство занимается тем, что в экономике называют исправлением "провалов рынка". Исправляются провалы не только внутреннего рынка КНР, но и глобального рынка всей планеты. Китайские субсидии на солнечные батареи и ветряные турбины привели к снижению стоимости возобновляемой энергии — а это огромная выгода для остального мира.
Экономическая сторона промышленной политики может усложниться при наличии монополий и фирм, доминирующих на рынке. Если промышленная политика направлена на захват монопольного положения за счёт других стран - очевидно, другим странам не стоит ждать выгод. Но китайских производителей редко обвиняют в завышении цен - чаще наоборот. Скорее такие обвинения относятся к американским и европейским фирмам, нередко занимающим монопольное положение на высокотехнологичных рынках.
Ничто из этого не является аргументом в пользу того, чтобы другие страны сидели сложа руки, пока Китай захватывает доминирующие позиции во всё более и более технологически продвинутых отраслях. США, например, имеют долгую история успешной промышленной политики, особенно в области оборонных технологий. В настоящее время в американском политикуме сложилось общее мнение: стране нужна более четкая и выраженная промышленная политика, ориентированная на создание высокооплачиваемых рабочих мест, инновации и зелёную экономику. Законопроект, выдвинутый лидером демократической фракции Сената США Чаком Шумером, предполагает выделение на развитие новых технологий 100 миллиардов долларов в течение следующих пяти лет.
Наша цель должна состоять в том, чтобы построить более производительную, более инклюзивную экономику у себя дома, а не просто победить Китай или попытаться подорвать его экономический прогресс.