Экономика нацизма: часть первая

В основном я опираюсь на работы профессора Лондонского Королевского колледжа Ричарда Овери - "The Nazi Economic Recovery, 1932-1938" и "War and Economy in the Third Reich". Ещё один важный источник - книга "Цена разрушения" йельского профессора Адама Туза. Стоит отметить сборник The economics of World War II под редакцией знаменитого специалиста по экономике войны, профессора Уорвиского университета Марка Харрисона и "The German Economy in the Twentieth Century" Ганса-Йоахима Брауна.

В 1929 г. Ford Motor заказала Международному бюро труда в Женеве исследование о том, какой заработок потребовался бы ее рабочим в 14 европейских странах, чтобы уровень жизни этих рабочих соответствовал бы уровню жизни самых низкооплачиваемых работников завода в Дирборне (Мичиган). Даже для самых низкооплачиваемых детройтских рабочих стандартом была квартира в четыре с половиной комнаты. Для немцев это было фантастикой. Ежегодная квартплата за простую квартиру в четыре с половиной комнаты во Франкфурте и Берлине составляла по крайней мере 1020 рейхсмарок. Если же она была оснащена такими удобствами, считавшимися в США элементарными, как отдельные ванная комната и кухня, туалет и водопровод, то квартплата могла достигать 1380 рейхсмарок.

Это было примерно в четыре раза больше того, что аналогичная трудящаяся семья в Германии реально тратила на жилье. В целом для того, чтобы в начале 1930-х гг. жить как в Детройте, во Франкфурте или в Берлине требовался доход от 5380 до 6055 рейхсмарок, который подавляющее большинство германских трудящихся могло получать только в самых смелых мечтах. В 1936 г., когда в Германии уже почти не было безработных, 14,5 млн человек – 62 % всех германских налогоплательщиков— декларировали годовой доход, не превышавший 1500 рейхсмарок. Еще 21 %, или 5 млн рабочих и служащих, декларировали годовой доход в размере от 1500 до 2400 рейхсмарок. И лишь 17 % всех налогоплательщиков декларировали доход, превышавший 2400 рейхсмарок.

По крайней мере три четверти из миллиона германских квартир могли считаться перенаселенными. Сотни тысяч семей рабочих были вынуждены жить не менее чем по два человека в комнате. Многие теснились в одно- и двухкомнатных квартирах, где не было ни ванной комнаты, ни отдельной кухни. В описаниях того времени фигурируют семьи, проживавшие в продуваемых всеми ветрами мансардах и сырых подвалах. После того как массовая безработица сделала тысячи человек бездомными, на окраинах германских городов выросли трущобные поселки, служившие жильем для десятков тысяч людей.

Даже в 1935 году, когда американская, французская и британская экономика находились в надире Великой Депрессии, а немецкая экономика быстро восстанавливалась и выходила из кризиса, в расчёте на тысячу населения в США приходилось больше 200 автомобилей, во Франции - 49, в Великобритании - 45, в Германии - 16, меньше, чем в бедных и отсталых Ирландии и Норвегии. Знаменитый Альфред Слоун из General Motors в 1928 году, на пике экономического развития Веймарской Германии, оценил уровень автомобилизации в стране на уровне США 1911 года (Форд тогда ещё только начинал выпускать свою Model T). Это неудивительно. По состоянию на 1924 год, в германской промышленности лаг между поставкой материалов и выпуском готового автомобиля составлял от шести до девяти месяцев. На заводах того самого Форда - от четырнадцати дней до сорока восьми часов. В передовых отраслях производительность труда в Германии стабильно оставалась вдвое меньшей, чем в США, в автомобилестроении - вчетверо ниже.

Источники: Maddison Project, Всемирный Банк

Главной причиной своей отсталости немцы полагали - вполне разумно - узость рынка, на котором им приходилось действовать. Мы ещё поговорим о том, как нехватка сельскохозяйственных земель порождала мечты о будущем покорении обширных земель Восточной Европы вплоть до Урала с последующей ликвидацией местного населения и заселением новых территорий счастливыми немецкими бауэрами. Но проблема заключалась не только в земле. Чтобы добиться высокой эффективности, немецкой промышленности требовались обширные рынки сбыта - в противном случае она не могла добиться необходимого эффекта масштаба, была обречена оставаться наполовину ремесленной, примитивной, безнадёжно отстающей от Соединённых Штатом с их гигантскими фабриками и заводами. Германия, перенаселённая страна, практически лишённая природных ресурсов и вовсе не имевшая колоний, казалось, не имела шансов на будущее.

Сегодня Германия решила эту проблему достаточно просто - за счёт экспорта. На экспорт приходится больше 47% немецкого ВВП (для сравнения: у России - 26%, у Японии - около 16%, у США - менее 12%). Но в первой половине XX века, когда весь мир делили, как пирог, на сферы влияния великих держав, когда войны - настоящие, включая мировые, и торговые - были не самым редким событием, будущее, основанное на простой взаимовыгодной торговле, многим казалось несбыточной мечтой.

В двадцатые годы самым ярким сторонником “атлантической” стратегии, попытки выстроить дружественные отношения с Англией и Штатами, был Густав Штреземан - лидер Немецкой народной партии, рейхсканцлер в 1923 году и министр иностранных дел в 1923-29 гг. В годы войны он, будучи лидером национал-либералов в Рейхстаге, служил в оккупационном правительстве в Бельгии. В то время он, бывший председатель Союза производителей шоколада, мечтал о создании великого Германского Рейха, который простирался бы от Дона до Гибралтара. Захват Германией Бельгии, французского побережья до Кале, Марокко и обширных территорий на востоке «требовался» для того, чтобы обеспечить Германии адекватную платформу для конкуренции с Америкой. Ни одна экономика, не имевшая гарантированного рынка не менее чем в 150 млн потребителей, не могла рассчитывать на успешную конкуренцию с системой удешевления производства за счет массовости, которую Штреземан видел в индустриальном ядре США.

Гитлер, непримиримый враг Штреземана на политическом поле, был полностью согласен со Штреземаном в оценке положения. Как писал он сам в своей «Второй книге» - продолжении “Моей борьбы”: “Сегодня европеец мечтает об уровне жизни, который выводится им не только из возможностей Европы, но и из реального состояния дел в Америке. Благодаря современной технике и тем средствам связи, которые она делает возможными, международные отношения между людьми стали столь тесными, что европеец, даже не вполне осознавая это, делает критерием своей жизни условия жизни в Америке”.

А вот решение проблемы у Гитлера было совсем не таким, как у Штреземана. Он не верил в возможность мирного сотрудничества великих держав, не верил в то, что колониальные империи Европы, США и Советская Россия будут готовы покупать у немцев промышленные товары и взамен отдавать свои природные ресурсы. Вопросом выживания Германии он считал создание собственной империи, способной обеспечить будущее немцам. Мировая экономика всегда была для него игрой с нулевой суммой. “В будущем единственным государством, которое сможет выступить против Северной Америки, станет то, которое поймет, как посредством сущности своей внутренней жизни и смысла своей внешней политики повысить цену своего народа в расовом смысле и наделить его государственностью, наиболее подходящей для этой цели <…> Задача национал-социалистического движения состоит в том, чтобы укрепить свою родину и подготовить ее к этой миссии”.

Вот как описывает Адам Туз положение Германии и задачи Гитлера. “Подобно населению многих нынешних полупериферийных экономик, жители Германии в 1930-е гг. уже целиком погрузились в потребительский мир Голливуда, но в то же время миллионы людей жили по три-четыре человека в комнате, не имея ни ванных комнат, ни электричества. Автомобили, радиоприемники и прочие атрибуты современной жизни – такие как бытовые электроприборы – были доступны лишь элите общества. Оригинальность национал-социализма заключалась в том, что Гитлер, вместо того чтобы смириться с местом, занимаемым Германией в глобальной экономической системе с ее доминированием богатых англоязычных стран, стремился мобилизовать накопившуюся у населения неудовлетворенность, чтобы бросить эпохальный вызов этой системе. Повторяя то, что европейцы творили по всему земному шару в течение трех предыдущих столетий, Германия собиралась построить свой собственный имперский хинтерланд; захват обширных земель на востоке дал бы ей как самодостаточную основу для накопления богатства, так и платформу, необходимую для победы в грядущем состязании сверхдержав с участием США”.

В наши с вами дни экономические конфликты всё чаще описывают в военных терминах. Но у немцев к началу тридцатых годов было куда больше оснований воспринимать всё происходящее в экономике как одно бесконечное сражение - сражение, в котором немцы терпели поражение за поражением.

У разбитого корыта

Поражение в первой мировой войне стало тяжелейшим ударом для Германии. Страна потеряла 15% сельскохозяйственных земель и 75% залежей железной руды. Мощности по выпуску чугуна снизились на 44%, стали - 38%, угля - на 26%.

Источник: Maddison Project

По результатам Версальского мира Германия должна была заплатить странам-победительницам 269 млрд золотых марок - около 100 тысяч тонн золота. В 1921 году в Германии начинается гиперинфляция - марка меньше чем за три года обесценивается примерно в сто миллиардов раз. Союзники отказываются от репараций в денежной форме и требуют выплат в форме натуральной. Когда Германия отказывается, франко-бельгийские войска оккупируют Рур, где добывается три четверти всего оставшегося немецкого угля и выплавляется половина стали.

Французы в Руре

Заключённый в 1924 году “План Дауэса” позволил на время решить проблему: ежегодные выплаты были сокращены, Германия получила огромный кредит от США, а новый глава Рейхсбанка Ялмар Шахт заменил “бумажную” марку на марку “рентную” - она умудрилась сохранять свою стоимость до самого начала 1945 года.

Германия отошла от края пропасти, но в целом её положение оставалось печальным. Доля страны в объеме мирового экспорта снизилась на треть с 1913 по 1929 год. За этот же период подушевой ВВП вырос всего на 4%. Для сравнения: с 1890 по 1913 гг. подушевой ВВП вырос почти вдвое, с 1953 по 1973 - втрое. К концу двадцатых немцы смогли добиться относительной стабильности финансовой системы и постепенного роста благосостояния, вернувшись к своему собственному положению в начале Первой мировой войны. Но для нации, которая ещё двадцать лет назад считалась локомотивом европейской экономики, такие достижения выглядели унизительно.

Перед Первой мировой войной германская промышленность была одной из самых передовых в мире, наряду с американской. В некоторых отраслях - таких как химическая промышленность, электротехника, производство вооружений и двигателестроение - немцы вовсе стали мировыми лидерами. Тем больнее для них была утрата первенства в послевоенные годы. Германия в 1929 году производила почти те же самые промышленные товары, что и в 1913. За годы Первой мировой Франция и Великобритания смогли построить мощное автомобиле- и тракторостроение; две эти отрасли радикально изменили устройство транспорта и сельского хозяйства. Германия оказалась лузером: во время войны она испытывала дефицит резины и нефти, к тому же все промышленные мощности немцы были вынуждены бросать на создание не сложной техники, а обычных вооружений - промышленность Антанты была намного сильнее немецкой, и отвлекать ресурсы на создание новых отраслей немцы не могли. Производство вооружений - в том числе на экспорт - было Германии вовсе запрещено.

Французы вступили в войну, имея относительно отсталую промышленность. Парадоксальным образом им это помогло: уже в годы войны они смогли “с чистого листа” выстроить новую индустрию по американским образцам, с конвейерными лентами и фордистской организацией труда. Немцы вошли в войну с уже устоявшейся мощной индустриальной системой, с успевшей сформироваться огромной по численности кастой квалифицированных рабочих (которых не призывали на войну). В результате применение на производстве новых прогрессивных методов оказывалось затруднено - рабочие не собирались мириться с обесцениванием накопленных за десятилетия труда навыков, а у бизнеса было не очень много стимулов замещать квалифицированный (и относительно дешевый - Германия не было особо богатой страной) труд дорогой техникой. Многолетний финансовый кризис, вызванный необходимостью платить репарации, порожденная им гиперинфляция, оккупация Рура французами после отказа от выплат и вечная политическая нестабильность делали невозможной перестройку промышленности уже после войны. Наконец, за годы войны и последовавшей дипломатической изоляции Германия успела потерять экспортные рынки.

Пожалуй, главной проблемой для Германии стала деградация финансовой системы. Главной причиной стала уже упоминавшаяся гиперинфляция. На начало 1921 года года один доллар стоил 75 марок; к ноябрю 1923 года он стоил уже 4,2 триллионов марок. Хотя к концу двадцать третьего новоназначенному председателю Рейхсбанка Ялмару Шахту удалось остановить инфляцию (так называемое “чудо рентной марки”), последствия оказались катастрофическими. Богатые и просто обеспеченные люди теперь либо вообще не имели капитала, либо стремились держать деньги как можно дальше от Германии. Немецкий бизнес испытывал жесткий дефицит инвестиций. Средняя доля инвестиций в ВВП в 1924-29 гг. не превышала 10% (грубо говоря, остальное проедалось), в то время как в 1910-13 гг. эта доля составляла 15%. А ведь перед Первой мировой у германской промышленности не было потребности в радикальном техническом перевооружении - она и так находилась на острие технического прогресса. Теперь промышленники вынуждены были всё больше полагаться на займы, взятые за рубежом. Ко времени начала Великой Депрессии даже в самих немецких банках больше половины вкладов приходилось на иностранные деньги.

Интересно, что “накачка” германской экономики иностранными деньгами была вполне осознанной стратегией Штреземана и Шахта. Приток американских денег не только упрощал выплаты по репарациям англичанам и французам; американских долгов в конечном счёте должно было стать так много, что выплаты одновременно и по ним, и по репарациям могли стать физически невозможны. Таким образом Германия сталкивала лбом своих противников на континенте - Лондон и Париж - с мировым экономическим лидером, Штатами.

До поры до времени всё шло неплохо. В 1925-29 гг. ВНП рос в среднем на 4% в год - не самый плохой результат. Ну а потом грянул гром.

РАБОТА ДЛЯ ВСЕХ

Сегодня свастика - надежда миллионов,

Подарит хлеб и волю на века.

“Хорст Вессель”, гимн НСДРП

Мы не будем обсуждать здесь причины Великой Депрессии. Канва событий известна: биржевой крах в США, распространившийся на весь мир, развал мировой финансовой системы и системы международной торговли, невиданная никогда раньше безработица.

В Германии - стране, крайне зависимой от внешней торговли - объёмы этой торговли сократились вдвое с 1929 по 1932 годы. Президент Соединённых Штатов Гувер вскоре ввёл мораторий на отток капитала из страны, и немецкий бизнес разом лишился доступа к кредитным ресурсам. Следующие несколько лет всё, что могли делать крупные немецкие промышленники - отчаянно пытаться выжить и не обанкротиться по своим долгам, взятым в “золотые двадцатые”. Производство средств производства - самая сложная, передовая и технологичная отрасль экономики - рухнуло в два с лишним раза.

Чтобы понять масштаб катастрофы в Германии, стоит сравнить её с Нидерландами

Официально зарегистрированная безработица подскочила с 1,9 миллионов в 1929 году до 5,6 миллионов в 1932. Ещё около двух миллионов относились к числу незарегистрированных безработных. Из тех, кто не успел пополнить многомиллионную армию сидящих на пособии, в феврале 1933 года четверть имела лишь временную работу.

Германия попала в типичную "дефляционную ловушку". Поскольку для Рейхсбанка главной задачей было не допустить ужасов гиперинфляции начала 20-х годов, нанёсшей сокрушительный удар по немецкому обществу, разорвавшей традиционные связи и разрушившей саму ткань социальных отношений, золотое содержание марки оставалось стабильным: ни о какой девальвации не могло идти и речи. В условиях сокращения спроса это приводило к дефляции - снижению цен.

В экономике существуют так называемые "номинальные жёсткости", делающие отдельные виды цен "липкими". Рассмотрим самый главный из таких видов - цену на труд. Во-первых, часто их уровень закрепляется в трудовом контракте на продолжительное время и не может быть быстро изменён. Во-вторых, профсоюзы и государство часто препятствуют понижению номинальных зарплат. В-третьих, значение имеют психологические аспекты: работники в целом спокойно относятся к сохранению стабильного номинального уровня зарплаты в условиях инфляции, но считают несправедливым снижение зарплаты в условиях стабильных - или снижающихся - цен. В-четвёртых, зарплаты людей, работающих на государство, часто не могут быть снижены по политическим причинам. Список можно продолжать ещё долго.

В результате в условиях одновременно и кризиса, и дефляции работодатели обычно не снижают зарплаты своим работникам, а увольняют всех, кроме самых необходимых. Собственно, в этом и заключался механизм "Великой Депрессии", универсальный для всех промышленно развитых стран 1930-х гг. - США, Франции, Великобритании, Германии и так далее.

Столкнувшись с дефляцией, вызванной сокращением спроса, бизнесы увольняли работников. Уволенные могли рассчитывать лишь на сбережения и пособия по безработице, а сохранившие работу предпочитали экономить - ведь завтра их могут уволить, как и их товарищей. Совокупный спрос ещё сильнее сокращался, а в условиях стабильности валюты, привязанной к неизменному золотому стандарту, это означало ещё большее снижение общего уровня цен. Это и есть "дефляционная спираль", приведшая экономику Веймарской Германии в катастрофическое положение.

(Вряд ли удивительно, что на протяжении двух декад - 20-х и 30-х - уровень реальной зарплаты был самым высоким в 1932 году, на пике кризиса. Вот только получали эти высокие зарплаты очень немногие).

В 1929 году в Германии на полный рабочий день работало 20 миллионов человек. К началу 1933 года их число сократилось до 11,4 миллионов. Число зарегистрированных безработных выросло с 1,25 до 6 миллионов человек. Это была настоящая катастрофа, в сравнении с которой даже американская Депрессия не кажется такой уж ужасной. По уровню подушевого ВВП Германия была отброшена на три десятилетия назад, на рубеж девятнадцатого и двадцатого веков.

Правительство Веймарской Германии делало всё, чтобы ухудшить ситуацию. Кейнс напишет свою знаменитую "Общую теорию" в 1936 году. Пока что реакция правительств - не только в Германии, но в Германии это проявлялось ярче всего - следовала принципам классической экономики. Государство повышало налоги, чтобы выплачивать пособия по безработице, запрещало снижать зарплаты и увольняло госслужащих, в услугах которых больше не нуждалось.

Тем не менее, первые признаки "выздоровления" стали проявляться ещё до прихода нацистов к власти. Постепенно экономика приспосабливалась к работе в новых условиях. Промышленное производство начало вялый рост с лета 1932-го года. Число отработанных часов достигло минимума в декабре 1932-го года, общая численность зарегистрированных безработных начала снижаться уже в январе 1933-го года (НСДРП сумеет сформировать правительство во главе с канцлером Гитлером в начале февраля).

Первые три года победа нацистов над безработицей была совсем не очевидна. Число безработных действительно падало, но отчасти это было результатом статистических уловок. Нацисты давили на бизнес, требуя снизить продолжительность рабочей недели (а значит, нанимать больше рабочих). В результате в 1935 году общее число отработанных часов в экономике оказалось меньше, чем в 1934, хотя безработица снизилась на несколько миллионов человек. Тех, кто стоял на учете слишком долго, а заодно женщин с учёта просто исключали.

Статс-секретарь министерства финансов (первый заместитель министра) Рейнхардт заявил, что целью режима является сокращение женской занятости вдвое. Эта цель имела два обоснования - идеологическое и экономическое: с одной стороны, женщины должны были в первую очередь выполнять роль матерей, рожать и выращивать новое поколение Рейха, а с другой - женщины занимали рабочие места мужчин, которые не могли, будучи уволенными, просто превратиться в домохозяек. Для выполнения поставленной задачи активно использовалась не только пропаганда, но и экономические стимулы: после вступления в брак женщина могла получить беспроцентный заем в тысячу рейхсмарок (немалые деньги), который можно было потратить на бытовую технику, мебель и одежду - но только при условии, что она не будет работать. Нацисты давили на предпринимателей, побуждая их увольнять женщин и нанимать больше мужчин. Успех получился смешанным: с одной стороны, с 1933 по 1938 годы число работающих женщин выросло с 11,4 до 14,8 млн, но, с другой стороны, доля женщин в составе рабочей силы действительно сократилась - примерно на одну пятую. Уже в 1938 году, столкнувшись с дефицитом рабочей силы на фоне растущих с бешеной скоростью затрат на программу перевооружения, правительство поменяло курс на 180 градусов - теперь, наоборот, женщин призывали занять вакантные рабочие места.

(Интересно, что лидер британских фашистов Мосли обещал английским женщинам уравнивание в зарплатах с мужчинами, снятие ограничений на трудоустройство для замужних женщин, равное представительство в Парламенте и в корпорациях и даже меры по контролю за рождаемостью).

Программы по созданию рабочих мест были во многом суррогатами. Зарплата ненамного превышала размер минимального пособия по безработице. Вместо денег рабочие получали “сертификаты”, которые могли обменять на определённые товары. Рабочих старались обеспечить как можно меньшим количеством оборудования - чтобы занять как можно больше рабочих рук. Число такого рода рабочих мест выросло до 630 тысяч в марте 1934 года - и стало быстро снижаться, уже в июне оказавшись меньше 400 тысяч. Для сравнения, общая занятость в экономике за 1933-34 гг. выросла на 2,8 млн человек. По поводу эффективности и полезности такого рода государственных программ особых иллюзий не питали даже сами их создатели. Как шутили в то время, “Гитлер намерен выпрямить реки, покрасить в белое Чёрный Лес и вымостить линолеумом Польский коридор” (Польский коридор - кусок земли, отделявший Восточную Пруссию от остальной Германии).

Стоит сказать несколько слов об одном из мифов о Нацистской Германии - об автобанах. Нацистский режим действительно тратил - особенно в первые годы - огромные средства на дорожную сеть, но автобаны занимали здесь второстепенную роль. Всего на них было выделено 350 млн рейхсмарок, из которых к 1940 году успели освоить всего половину. Для сравнения: ВНП Рейха за один только кризисный 1932 год превысил 70 млрд рейхсмарок. Ещё один миф - что автобаны строились для переброски войск по Германии. Конечно, такая задача у них тоже была, но она оставалась второстепенной: тратить драгоценный бензин для того, чтобы таскать солдат и технику по внутренней территории вместо железных дорог, было бы непозволительных расточительством в условиях войны. Когда командование Вермахта потребовало перенести строящийся через Чёрный Лес (Шварцвальд) автобан (проект включал в себя уязвимые для бомбёжек мосты), ему было отказано: со строящейся дороги открывались слишком красивые виды. Возможность взглянуть на красоту природы оказалась важнее стратегических соображений.

Тем более интересно заявление Гитлера, сделанное им ещё 8 февраля 1933 года, почти сразу после прихода к власти: “Всякое рабочее место, создаваемое государством, должно оцениваться с точки зрения того, как оно влияет на военную мощь немецкого народа. Этот момент должен быть у нас в голове всегда и везде”. Управление немецкой экономикой оставалось хаотичным до 1945 года, а лозунги и декларации часто имели мало общего с реальным положением дел.

Мы не можем уверенно сказать, какими темпами сокращалась бы безработица, не приди нацисты к власти. Два момента очевидны: во-первых, она действительно бы сокращалась (снижение числа безработных началось ещё до прихода нацистов к власти), во-вторых, крайне маловероятно, что она достигла бы такого низкого уровня (к 1938 году в Германии была фактически достигнута полная занятость - число безработных, не имевших инвалидности, снизилось до статистической погрешности - ничего подобного не было ни в одной из стран-соседок Германии). Государственные стройки, создававшие рабочие места напрямую (мы ещё поговорим о знаменитых гитлеровских автобанах) были лишь частью программы стимулирования занятости, которая в первые два года волновала нацистов больше любых других проблем. Правительство постоянно работало с бизнесом, уговаривая и заставляя нанимать больше работников, требуя сокращать рабочие часы (чтобы нанять побольше людей), субсидируя зарплаты и так далее. Профсоюзы, требующие высоких зарплат (и тем самым препятствующие найму дополнительных работников) были принудительно распущены в мае 1933 года.

Представление о том, что нацистам удалось победить безработицу благодаря программам общественных работ (в частности, строительству автобанов) является не более чем мифом. Собственно на строительстве автобанов до 1936 года было занято всего несколько тысяч человек, хотя в целом перестройкой дорожной сети (в первую очередь - местных дорог, а не хайвеев) занимались несколько сотен тысяч рабочих. Министр финансов Шмитт заявлял еще в сентябре 1933 года: “Искусственно созданные рабочие места не могу существовать бесконечно. Решение проблемы безработицы заключается в истинном восстановлении частного сектора экономики”.

И правительство нельзя было обвинить в недостатке энергии. Государственные инвестиции в 1933-38 гг. выросли втрое, а в целом доля инвестиций в ВВП выросла с 18% в 1928 году до 27% в 1938. Миллиарды и миллиарды рейхсмарок тратились на строительство - дорог, аэродромов, на реконструкцию исторических центров. Всякий частный владелец, пожелавший реконструировать свою недвижимость, мог получить субсидию в 50% от общей стоимости реконструкции. В результате 1932 году в строительство было вложено 760 миллионов рейхсмарок, в 1937 - втрое больше; безработица среди строительных рабочих фактически исчезла. Постепенно нараставшие военные расходы обеспечивали работой машиностроителей и металлургов. Фирмы получали налоговые вычеты: свои налоги они могли потратить на то, чтобы расплатиться по своим же долгам - тем самым постепенно решался долговой кризис, раскупоривались вены финансовой системы. Вряд ли имеет смысл перечислять все стимулирующие меры, применённые нацистами; скажем лишь, что их было вполне достаточно - и предложим самим посмотреть на табличку.

С самого начала нацисты стремились контролировать зарплаты, причем их главной задачей было не допускать их роста. Уровень реальных зарплат в 1928 году составил 110% от показателя 1913 года. К 1931 году, когда треть рабочих - в первую очередь неквалифицированных - сидела на пособии, реальная зарплата поднялась до 125% от 1913 года, и к 1938 снов снизилась до 112%. За четверть века немцы смогли поднять своё благосостояние аж на одну восьмую. Повышать номинальную зарплату было строго запрещено. Принятый в мае 1934 года закон позволял государству направлять рабочую силу в те отрасли и на те предприятия, которые в настоящее время (по мнению правительства) нуждались в рабочей силе, а также запрещал крестьянам покидать землю.

Но как оплачивались счета на этом празднике жизни? Никак - Германия жила в долг. Размер золотовалютных резервов снизился с 2,5 млрд рейхсмарок в 1929 году до 165 миллионов в 1934, после чего неизбежное скорое исчерпание золотых запасов стало вечной проблемой для правительства (мы об этом ещё поговорим). Но, конечно, главным источником госрасходов стали долги. Здесь Гитлеру повезло: гиперинфляция начала нулевых свела весь прошлый немецкий долг на нет, и к концу 1933 года он составлял всего-навсего 13,9 млрд рейхсмарок - менее одной пятой ВНП. К 1938 нацисты довели долг до 41,7 млрд рейхсмарок - почти половина ВНП. Наконец, последним источником было увеличение денежной массы - на 70% к 1938 году. Рейхсбанку приходилось создавать изощрённые, запутанные и требующие тысяч чиновников системы контроля над ценами, но своего он добивался: цены действительно оставались относительно стабильными.

Интересно, что стремительное снижение безработицы сопровождалось чрезвычайно вялым ростом производительности труда. В целом за 1929-38 годы среднегодовой рост производительности составил жалкие 1,3% в год (11% за восемь лет). Для сравнения, в Великобритании за 1929-36 гг. производительность росла на 2,5% в год (16% за шесть лет). В Германии пятидесятых производительность труда росла в среднем на 4,7% в год (58% за десять лет). Это тем более удивительно, если учесть огромные объёмы инвестиций, направлявшихся в отрасли с самой высокой производительностью труда - металлургия, авиастроение, радиотехника, химпром. Быстрое снижение безработицы при нацистах затмевает этот факт, но сам по себе он показывает, что никакого особого “чуда” в Третьем Рейхе не произошло. О причинах низкого роста производительности мы поговорим позднее.

КЕЙНСИАНСТВО В МУНДИРЕ

Кембриджский экономист Джон Робинскон писал: “Гитлер понял, как справиться с безработицей, ещё до того, как Кейнс успел закончить свою книгу” (“Общая теория занятости, процента и денег” Джона Мейнарда Кейнса выйдет в 1936 году). Это утверждение и верно, и неверно. Действительно, кейнсианство предлагает снижение налогов и увеличение госрасходов (осуществляемых в долг) во время кризиса. И то, и другое призвано стимулировать спрос. Однако кейнсианцы считают необходимым увеличение не только государственного, но и потребительского спроса. И здесь их позиция принципиально расходится с позицией нацистов. В Рейхе, напротив, применялись все возможные способы для того, чтобы не дать вырасти частному потреблению, и запрет на повышение зарплат был всего лишь одним из таких инструментов. В целом экономическая политика нацистов имела задачей сократить частное потребление и увеличить частные сбережения людей, которые могли быть вложены в государственные облигации, а те, в свою очередь, могли быть использованы для увеличения государственных расходов.

Но если кейнсианские по своей сути методы были в общем и целом известны задолго до того, как сам Кейнс выпустил свой opus magnum, то почему проводить эту политику начали только нацисты? Причин несколько. Во-первых, масштабы кризиса были поначалу непонятны. С середины XIX века Германия, как и другие капиталистические страны, пережила множество кризисов, и все они довольно быстро заканчивались. Последний раз рецессия случилась в 1925, продлилась менее года и сменилась четырьмя годами быстрого роста. Масштабы Великой Депрессии никто не мог предвидеть заранее.

Во-вторых, Гитлер не вводил каких-то принципиально новых мер - он шёл по стопам своих предшественников. Программы общественных работ были запущены еще летом 1932 года - пусть и не в тех масштабах, каких они достигли при нацистах. Хотя государственные расходы снизились в абсолютных значениях (на 9% с учетом изменения цен), по отношению к ВНП они значительно выросли (ВНП упал почти на 18% в реальном выражении). Веймарская республика проводила политику строительства социального жилья, которая была сокращена во время депрессии, но не полностью прекращена. Ещё в 1931 году была объявлена конфискация всех запасов иностранной валюты у частных владельцев. Летом 1932 года в Лозанне удалось заключить пересмотреть условия репараций - фактически Германия прекратили их выплату на неопределённое время. В конечном итоге слабые признаки восстановления проявились еще до января 1933 года.

Главная причина неуспеха предшественников нацистов заключалась в другом: в недостатке политической воли. Профсоюзы и тесно связанные с ними социал-демократы категорически выступали против любого снижения реальных зарплат, не позволяя проводить программы стимулирования занятости. Безработные не испытывали особого желания работать на строительстве дорог и осушении болот за зарплату, ненамного превосходящую пособие по безработице. Крупные промышленники не собирались позволить политикам вмешаться в их работу. Финансовые круги опасались инфляции, обесценения марки и дефицитного финансирования долгов.

Разрешить все эти противоречия предшественники Гитлера были не в состоянии. Предшественник Гитлера - рейхсканцлер фон Папен - даже попытался устроить революцию в управляемом им же государстве, чтобы одним ударом разрубить весь гордиев узел противоречий. Летом 1932 года он разогнал правительство Пруссии - самой большой из немецких земель, включавшей не только земли на востоке страны, но и ключевые промышленные центры на Рейне (всего в Пруссии жило около половины населения всей Германии). Используя то обстоятельство, что после очередных выборов контролировавшие правительство социал-демократы и центристы потеряли большинство, а новое большинство сформировать не удалось (из-за принципиального нежелания набравших немало голосов нацистов с кем-нибудь блокироваться), Папен чрезвычайным указом распутил правительство, снял запрет на деятельность СА и после начавшихся на улицах боёв приказал Рейхсверу занять правительственные здания. Социал-демократы так и не решились вывести на улицы, где убивали друг друга нацисты и коммунисты, собственную военнизированную организацию - Рейхсбаннер - и не решились отдать приказ прусской полиции выступить против армии. Папен пытался проводить свою собственную, “элитарную” революцию с построением “Нового государства”.

Но утончённый аристократ фон Папен слишком отстал от времени. Вскоре его сменит его же министр обороны - влиятельный генерал Шлейхер. Ну а самого Шлейхера застрелят уже в 1934, во время “Ночи длинных ножей”. Придя к власти, Гитлер быстро вернул в Рейхсбанк Шахта (он ушёл в 1930 году из-за несогласия с правительственной политикой), а вскоре передал ему в управление ещё и министерство экономики. Жёсткость и жестокость Гитлера, за несколько месяцев сумевшего добиться почти неограниченной власти и заменить республику личной диктатурой, и авторитет Шахта, пользующегося влиянием и среди немецких промышленников, и среди западных политиков (он был хорошим другом главы Банка Англии Монтегю Нормана), смогли одним ударом разорвать тот клубок противоречий, который сдерживал политиков Веймарской эпохи.

Политическая система Веймарской Германии оказалась неспособна справиться с кризисом масштаба Великой Депрессии. Как бы мы ни оценивали политику Рузвельта, Гувера, Чемберлена, Болдуина или Макдональда, следует признать, что политические системы США и Великобритании смогли справиться с двумя тяжелейшими кризисами - Великой Депрессией и Второй мировой войной. Напротив, французскую Третью Республику после 1930 года сотрясали бесконечным политические кризисы. В результате французская экономика переживала кризис тяжелее, чем экономика любой крупной европейской страны, а в 1940 году Франция оказалась неспособна мобилизовать свой огромный военный потенциал и за считанные недели потерпела тяжелейшее поражение в своей истории.

В отличие от французов, немцы в ответ на кризис смогли построить “Новое государство”, пусть и не в духе фон Папена. Рейх успешнее всех своих конкурентов пережил Депрессию и оказался лучше всех готов к войне. Но на фоне той катастрофы, к которой приведёт Германию этот успех в будущем, все проблемы Франции кажутся мелкими неурядицами.

В следующей части мы поговорим о том, как Герман Геринг стал великим промышленником - и как он подружился с Крупами, какую роль в восстановлении Германии - и в последовавшей войне - сыграл автомобиль, как Германия к войне готовилась, почему агрономы хотели геноцида и как Гитлера трижды спасало награбленное золото.