Олег Цодиков о создании «Гагарин-пати», клубе «Титаник» и рейв-атмосфере 90-х

Олег, расскажи, с чего все начиналось. Как появилась идея «Гагарин-пати»?

В конце СССР практически не было мест, где можно было бы развлекаться. Были рестораны, которые закрывались в 23:00, тайные места, где втридорога ночью можно было купить алкоголь, ну и пара-тройка валютных мест (дискотек для иностранцев), в которых кагэбэшники следили, чтобы туда пускали только гостей из других стран. У меня есть друг Рубик, который тогда жил на ВДНХ, а сейчас живет в Париже, и он меня с самого начала нашей дружбы потчевал правильной музыкой. Благодаря ему я узнал об электронной и не сразу, но полюбил ее. Это было еще до перестройки, в нашей стране было мало людей, которые слушали что-то подобное. Рубик давал друзьям слушать кассеты, которые он записывал. Мы с ним сделали несколько приватных танцевальных мероприятий в Москве, где ставили музыку с кассет, компакт-дисков, с бобин. На этих вечеринках присутствовали 30–40, максимум 70 человек. Снимали кафешки, делали дни рождения с танцами. Однажды мы арендовали какое-то помещение на улице Радио, приехали люди из Питера, и была такая странная вечеринка, ничему не посвященная: просто собрались люди музыку послушать, друг на друга посмотреть.

Вы что-то зарабатывали на этом?

Нет, конечно, мы только тратили деньги и получали удовольствие. Как-то Рубик познакомил меня с питерскими друзьями, с Лешей Хаасом, с Георгием Гурьяновым, с Тимуром Новиковым, и мы стали общаться. Осенью 1991-го мои питерские приятели стали активно готовить фантастический праздник под названием «Гагарин-пати». Я наблюдал за всеми приготовлениями, был на монтаже, немного помогал с приглашением гостей. В какой-то момент, после того как я сделал приватный день рождения с большой постановкой, с декорациями, с диск-жокеем (тогда это был еще неизвестный Женя Грув, впервые в Москве), Леша Хаас мне сказал: «А давай делать вечеринки?» И вот нашей первой вечеринкой стала «Минкульт-пати». Приехала питерская команда, мы сделали карнавал на 2-х этажах «Минкульта», пригласили оперную певицу, которая грозилась заголосить без микрофона на фоне электронной музыки и толпы людей. В результате, конечно, ее никто не услышал, она обиделась, и мне пришлось в самый разгар мероприятия вести ее, недовольную, домой. Было очень много людей, впервые все костюмировались – это было условием вечеринки.

Как люди узнавали о ваших мероприятиях?

Распространяли информацию среди друзей и знакомых, были афиши и флаеры, иностранные информационные агентства. Событий тогда происходило крайне мало, и все ждали как чуда, что будет вечеринка. Все готовились, рассказывали друг другу. На этой вечеринке небезызвестный Александр Петлюра украл из «Минкульта» огромную машинку для чистки обуви, и с меня потом вычитали эту сумму. Это было 8 марта 1992 года, после чего Хаас мне предложил делать «Гагарин-пати – 2» 12 апреля 1992 года, и мы с ним сделали это в павильоне «Космос». Потом у нас был перерыв, и кто-то из друзей мне говорит: «Снова будет «Гагарин-пати»!» Я говорю: «Да нет, ничего не будет». – «Как? Посмотри, афиши же висят!» Оказалось, что какие-то сторонние люди использовали наше название и сделали несколько своих коммерческих мероприятий в том же павильоне «Космос». Использовали публику, которая была уже нами приручена. Я тогда был ужасно зол. Потом, через несколько лет, выяснилось, что это были Леша Горобий с Тимуром Ланским.

Как это все потом развилось в клуб «Титаник»?

Сразу после «Гагарина» я стал искать помещение в Москве, чтобы делать клуб, потому что понял, что это моя жизнь, я хочу этим заниматься. Подумал, что, помимо удовольствия от занятия любимым делом, этим можно зарабатывать на жизнь. Изначально мы чудом выходили в ноль. Только на «Гагарин-пати – 2» нам удалось заработать спонсорские деньги, это был единственный случай. Леша Хаас купил на эти деньги лазеры для клуба «Тоннель», я их прекрасно прогулял… В течение полутора лет искал помещение. Потом как-то проезжал по Ленинградке и заметил странное сталинское сооружение, которое загораживало трибуну на Стадионе юных пионеров. Заехал туда и попал в подвал, который был весь затоплен, завален мусором и грязью, без света, без электричества, с бомжами и т. п. Показал это место Леше Хаасу, мы возбудились, нашли хозяина (им оказался Михаил Петрович, бывший спортивный деятель). Тот обрадовался, что есть люди, которые хотят арендовать, мы стали общаться с ним. И осенью 94-го года я нашел партнера, который должен был профинансировать строительство клуба. На тот момент предполагалось вложить около 100–150 тыс. долларов. Мы заключили договор и стали этим заниматься.

Как долго шло строительство клуба?

В ходе ремонтных работ мы поняли, что это подтрибунное пространство надо реконструировать, потому что оно было в плачевном состоянии – не было ни коммуникации, ни канализации. Мы привозили из-за границы насосы для туалетов, крышу делали, чтоб она не протекала, проводили электричество… Мы строили клуб 14 месяцев и открыли его весной 1995 года.

В регионах все мечтали попасть в «Титаник», в Москве стояли очереди в клуб. Люди передавали информацию из уст в уста, по телефону. Клуб сравнивали с чудом, и первые 2–3 года все стремились к этому чуду прикоснуться.

Вы верили в свой успех? Знали, что вы делаете, для кого? У вас был какой-то план?

Конечно, никакого «референса» у нас не было, мы начали строить большой клуб в Москве, рассчитанный на электронную музыку, вот и все. Поначалу мы думали, что это будет в формате андеграунда, к которому мы сами привыкли. Но когда уже стало вырисовываться пространство – красивое, с медными деталями, как на кораблях, с баром в форме волны, с балконами, которые были удивительной эллипсной формы, мы поняли, что это будет что-то масштабное. Или когда мы поставили звук – турбосаунд, который звучал так, как мы никогда в жизни не слышали. Мы были полностью уверены в своих силах, знали, что мы первые в стране, из нас перла такая энергия, что люди вокруг пытались нас все время расспросить, что-то узнать, проникнуть внутрь. Мы не думали ни о промоушене, ни о концепции, ни о плане, просто делали свое дело, полностью насыщая это пространство своими эмоциями. И пространство заряжалось. Я помню, в тот момент, когда мы уже постелили деревянный пол, к нам заехал Миша Козырев (программный директор радиостанции «Максимум») и говорит: «А вас не смущает, что на Пушкинской площади открывается такое-то казино? Там отличный ремонт и звук хороший, они, наверное, будут круче вас». Мы так посмотрели на него и только молча пожали плечами, чуть ли не покрутив пальцем у виска. Конечно, когда мы открылись и Миша у нас побывал, он сильно изменил свою точку зрения.

Расскажи, как ты нашел средства на строительство «Титаника»?

Сидели с товарищами в бане, и в какой-то момент я сказал одному из них: «Олег, давай делать дискотеку?» А он был парень веселый, обеспеченный. Говорит: «Пойд��м, посмотрим». Посмотрели и договорились, он стал финансировать. Потом мы поняли, что бюджет будет в несколько раз больше, чем предполагалось. Тогда он привлек еще партнеров. Для сравнения: если проекты тех времен стоили 20–30 тыс. долларов или даже 50–100 тыс. долларов, то наш обошелся где-то в 1 млн 300 тыс. долларов.

Как быстро вы вернули эти инвестиции?

Ну это был очень бодрый, успешный коммерческий проект, первый на этом поприще. И с момента появления «Титаника» эта культура стала мейнстримом – электронная музыка появилась на телевидении, на радио, в кино…

Как получилось, что это стало мейнстримом?

Представь, было небольшое сообщество людей, которые на домашних вечеринках слушали эту музыку: в сквотах, мастерских, на квартирах, в маленьких самодельных клубах собиралось по 50, максимум 150 человек. С каждым годом эта аудитория увеличивалась благодаря друзьям друзей. Все происходило достаточно быстро. А когда открылся мощный клуб, стала ходить легенда, что иностранцам в Москве надо посетить 3 места: Красную площадь, Большой театр и «Титаник». Мы были на слуху у всех. В регионах все мечтали попасть в «Титаник», в Москве стояли очереди в клуб. Люди передавали информацию из уст в уста, по телефону. Клуб сравнивали с чудом, и первые 2–3 года все стремились к этому чуду прикоснуться. Пройти внутрь, несмотря на дорогущие билеты (в разное время они стоили от 15–20 до 100 долларов). Были огромные списки, большое количество карточек, но все равно люди стояли в очереди и не могли попасть. Существовала система обмана – билеты перепродавали, обменивали, ксерокопировали. Мы стали первыми делать рекламу на ТВ, тратили большие деньги на рекламу на радиостанциях, хотя нам и так давали бесплатные эфиры для совместных проектов. Весь эфир был заполнен нами. Все журналы писали о нас. Трудно представить, что сегодня на такую номинацию, как «Человек года», могут выдвинуть клубного промоутера. А меня выдвигали на эту номинацию наряду с политиками, журналистами. На тот момент это было очень важное явление для культуры страны.

В чем заключался эффект «чуда»?

В начале и середине 90-х в стране было сурово: люди выглядели серо и уныло, квартиры были серыми и унылыми,

многие стояли на улицах и торговали сигаретами на картонных коробках, только начинала появляться информация из-за рубежа, в кинотеатрах вместо показов фильмов – автомобильные салоны, денег ни у кого не было… И на контрасте с этим люди попадали в очень красивое пространство, напоминающее кадры из фильмов про королей. Такое могли только видеть в кино, но никогда – в окружающей реальности! Был необычайный звук, играла новая интересная музыка, которая становилась все популярней, она мощно сшибала с ног и создавала такое давление, что сердце начинало бешено колотиться, и тебе хотелось двигаться в такт. Яркий свет, ультрафиолет, лазеры, все это действительно потрясало. Были круглые аквариумы, обрамленные медными рамами с крупными заклепками, как на корабле, в этих аквариумах менялся цвет и булькали пузыри снизу вверх. И – толпа танцующих людей, многие из которых улыбаются. Это было сильное впечатление, тем более для тех лет!

Где в эпоху дефицита можно было найти наряд на вечеринку?

Проблема была колоссальная, вещей не было… Сначала все кроили одежду из секонд-хендов, шили из бабушкиных платьев, делали какие-то маски, наряжались Микки-Маусами или королевами… Позже, с появлением клуба, стали появляться первые рейверские магазины, дорогущие «Космо», «Маска». Кто-то пытался скомпилировать обычную одежду с чем-то ярким, например надевали балахон и строительную оранжевую жилетку. Ну и все использовали белый цвет, потому что все было в ультрафиолете.

Кто у вас занимался таким масштабным продвижением? У вас был отдел пиара?

Когда мы открылись, мы стали думать: «А как мы людей пригласим?» И первое, что пришло в голову, – это сделать красивые приглашения, необычные, отвечающие тому месту, которое открывалось. Дима Фёдоров (он делал флаеры для «Манхэттен-экспресс») придумал сделать их в виде большой прозрачной карты, на которой было напечатано изображение и текст. Такого не было в 95-м году! Пришло людей столько, что пройти было невозможно.

Флаеры раздавались на улице?

Нет! Каждый флаер, а тем более приглашение, были очень важны, они на земле не валялись, вручались только заинтересованным лицам. Раздавали не нанятые люди, а только организаторы, владельцы. Флаер был ценным пропуском, его берегли как паспорт, не дай Бог он упадет или попадет в ненужные руки – ни в коем случае! Первые пару-тройку недель клуб работал без рекламы, и к нам мало ходили. Потом мы наметили план действий по продвижению. Он был такой: есть приглашения, есть флаеры, есть клубные карты и должно быть промо на радио. О телевидении мы тогда не думали, а интернета не было. Были пейджеры. И еще пресс-релизы, которые по факсу можно было рассылать. Чуть позже стали давать рекламу и в некоторые газеты, поскольку журналисты к нам ходили. Сначала мы все делали коллективно, потом разделились. Я занимался мероприятиями для более взрослой аудитории, на мне были пятница-суббота и пафосные события. На Леше – понедельничные Happy Mondays.

Со стройкой мы тогда почти покончили. Хотя наша знаменитая канализация в день открытия все равно протекла, и был потоп! И Андрей Фомин, который тогда был ведущим и стоял на сцене в морской фуражке и адмиральской форме, кричал: «Мы тонем!» К счастью, все подумали, что это шутка.

А что за вечеринки по понедельникам у вас были, кто туда вообще ходил?

Приходила такая же толпа, как в выходные. Мы делали почти каждый понедельник очень крутые мероприятия с большими инвестициями. К каждому событию конструировали новые декорации. Например, придумали сделать «Новый год наоборот» в середине лета. И весь клуб был увешан елями с потолка. Весь! То есть тысяча квадратных метров елей на потолке, и это не считая всех остальных элементов… И мощнейшая рекламная кампания – все радиостанции рекламировали эту вечеринку, 3 тыс. флаеров раздалось, причем не только нами, мы специально наняли людей для этого.

Кто получал эти приглашения?

Когда мы нанимали нового флаерщика, то ему давали пошаговую инструкцию: кому он должен давать флаер, что он должен при этом говорить и чего не должно быть ни в коем случае. Например: «Твой человек должен быть такого-то возраста, одет определенным образом, у него не должно быть того-то и т. п. Ты ему говоришь первую фразу, и если ты видишь реакцию, то можешь продолжать с ним разговаривать. Вот набор фраз (как минимум 5), которые прописаны на флаере, ты ему их говоришь, заинтересовываешь его». Ну и так далее. А еще на флаере была отрывная полоса со скидкой 10%, и на ней частенько была написана буква флаерщика: Вася – буква «В», Петя – буква «П». И они получали комиссию, если от них приходили люди. Ну и сами мы, естественно, ходили всюду с кучей флаеров и раздавали их.

Что это был за список мест, где вы собирали вашу потенциальную аудиторию?

Это клубы («Манхэттен-экспресс», «Эрмитаж», «Мастер», «Птюч», Jazz café), разовые концерты, кинотеатры, иногда какие-то массовые зрелища (например, выступает Жан-Мишель Жарр на «Университете» – ну, естественно, надо туда ехать). Или парк какой-то, тот же ВДНХ. Или «Макдоналдс». Или институт какой-то. Иногда владельцы других клубов просили нас не раздавать у них флаеры, но поскольку они у нас делали то же самое, то мы договаривались.

Были ли препятствия со стороны чиновников?

Были всевозможные звоночки в правоохранительные органы. В основном по поводу людей, которые к нам ходили. Понятно, что у нас бывали все – от олигарха и политика до сквотера. Это место привлекало внимание. В какой-то момент Лужков выступил с заявлением: «А найдется ли тот айсберг, который потопит «Титаник»?» Тогда начались сложности. Мы потратили много сил и времени, чтобы это нейтрализовать. Постоянно кто-то приходил, проверял. Бомбу кто-то закладывал, на Новый год.

Настоящую бомбу?

Нет, выяснилось, что это была шутка. На Новый год все гуляют, вдруг в час-два ночи заходят люди в пятнистой форме с собаками, и все, веселые-развеселые, выходят на улицу, собаки все проверяют, потом все возвращаются. Всякое бывало.

Расскажи про публику, которая к вам приходила. Что это были за люди?

Сливки общества – политики, бизнесмены, артисты, богема. Просто молодежь, которая любит повеселиться, они либо покупали билет, либо пытались проникнуть бесплатно. Еще были крепкие ребята, которые могли себе позволить хорошо отдохнуть.

Те самые, в малиновых пиджаках?

Ну малиновых пиджаков на тот момент уже не было. Были накачанные ребята в обтягивающих белых майках, увешанные толстыми цепями. Они приходили компаниями. Эти люди адаптировались в этой среде и были там вполне на своем месте.

А драки были?

Драк было немного. У нас была наикрутейшая охрана – здоровенные парни, и с ними работал очень толковый и энергичный руководитель. Сами ребята очень любили с кем-то зацепиться! И частенько гостям попадало, если они на второй или на третий раз не реагировали на замечания. Такое случалось и со знаменитостями. Секьюрити не особо в курсе, кто артист, кто режиссер. Могли влепить Грише Константинопольскому или не пустить Федю Бондарчука. Ну и, естественно, звонили нам по внутренней связи (мобильных же тогда не было), и мы бежали разрешать конфликт.

Сколько просуществовал «Титаник»?

Де-юре с 1995-го по 2000-й. С закрытием на реконструкцию в 1998 году. Но в реальности он хорошо отработал 3 года, до 1998 года. Потом вся команда разошлась, и только изредка кто-то возвращался и делал разовые проекты.