Весна 23
Весна началась в один день - в один же и закончилась. Это было - двадцать второе мая. Спустя полгода у меня остается только тихое и хрупкое «спасибо…».
Не будет здесь рифмы – нет больше возможности прятать – кисейно. Это мне – клятва на будущую рифму.
Говорит: "Это плохая музыка. Опасная". Я отвечаю: "Это совсем я".
Около месяца назад посоветовал мне писать адресно. Он сказал, что тогда буквы сами свяжутся. Наверное, это про «делиться и отдавать».
Утром сидела на лавочке, долго искала подходящую, чтобы было солнечно и тепло и тихо. На той сидела старушка и размахивала ногами – они у неё не доставали до земли. Она теперь – ребенок. Может быть – снова.
Еще взяла две картофелины на суп. На суп сил не хватило. Тамерлан предложил сварить мне кофе. Аня тоже. Как необычно!
Я поужинала жареной картошкой с каким-то соусом из сковородки. Аня сказала, что меня любит мама. Я расплакалась. Ведь правда любит!
Еще вечером умылась на кухне среди грязной посуды. Никак не могла догнать ребят, попросила их идти медленнее. После поняла, что если медленнее, то мы пойдем в обратном направлении по отношению к миру вокруг. Боюсь слова «мир». Сил совсем нет. Ела баранки. Вечером Аня и Лиза устроили фотосессию. Ходила в своей грязной футболке, двух свитерах, пуховике, шарфе и колготках. Замерзаю. Лежали втроем под одеялом – грели мои ноги.
Оказалось, уже полдвенадцатого. Сначала заторопилась. Спешить некуда. Взяла новую книгу утром. Потом взяла кофе, ушла на лавку. Другую книгу. Сейчас слушаю Лебединое озеро 1983 года. Завтра Анька уедет.
И всё-таки хочу вместе с детьми дальше. С детством. Я спокойная и я смогу. Залезла в душ. Поняла – нет сил сейчас мыться. Вылезла. Сняла одну из кофт – написала и сразу надела пуховик.
Не мыла руки, не мыла лицо, на кухне полки заставлены грязной посудой – тоже нет сил её мыть. Вылила старый чай из старой кружки - поставила чайник. Вот сейчас вспомнила. Буду пить чай – надо запомнить.
Мне очень печально от того что время уходит. Но и остается. Я пытаюсь себя в этом убедить. Я хочу затормозить, заморозить. Даже сейчас тороплюсь писать.
Хочу любить! И люблю. Аня сказала что мы усвоили теоретическую часть и сейчас начнутся проверки.
Наверное от этого и мое горе – зачем себя обижала? Тошно от его лица – оно желчное, коричневое.
Когда мама уходила, я думала, что она больше не вернется. Я прощалась с ней, зная, что она больше не вернется. Она надевала светло-розовое пальто или шубу. И когда шуба – я твердо знала, что точно не вернется.
Я проснулась на мансарде от того, что было очень душно. Через семь минут должен был зазвонить мой будильник.
Я не могла уснуть и протянула руку к шкафу за книгой. Каждый раз приходится так делать, потому что он обычно спит дольше, чем я.
Предложил взять колечко. Я сказала, что тысячу лет не ела колечко. Он шепнул на ухо про колечко. Угадал какой хлеб. Может быть знал. Дома варила суп. Выбрал мне футболку. Черную. Мне не понравилось. Я вытерла ей стол.
Я сказала, что взяла его шампунь. Он сказал что у него нет шампуня. Через несколько часов я поянла что он лысый. Еще я взяла пилочку его бабушки и возле крестов сделала себе маникюр потому что опять обкусала ногти. Вышли покурить.
Еще пролил на меня вино красное. И на пол. Вытер меня и пол тряпкой. Только размазал.
Я была в белой футболке джинсах в вине остроносых туфлях и с тремя сигаретами в зубах. Одну достали. Они были вымокшие. Сказал что я похожа на морфинистку или героинщицу. Я сидела на поребрике а потом лежала на гравие. У меня правда первая любовь. Достал сигарету меня из рта а потом вернул обратно. Он смотрел сверху. Спросил так ты же его отпутсила. Я сказала это на сегодняшний день. Потом добавила что вообще-то даже на вчерашний.
Я отправила письмо от шестнадцатого мая 2021 года. Оно ушло в окно. Я тогда часто смотрела в окно. Возле исаакия зажегся огромный свет. Я отправила письмо и смотрела в окно. Кричал чтобы я не прыгала . а я и не собиралась. Начался ветер. Сдуло все вазы. Я втащила стул на середину комнату и ветер дул со всех сторон света. Я стояла на стуле и мне казалось что мы плывем в далекое пвтешествите. Может быть так и было. Развиавались занавески. Мы плыли. Это было письмо.
Мы лежали как анемон глаза в глаза.
Я поняла что это кататония. Я сказала что у меня дела.
Я отказалась сказала что это декаданс. Он ушел ка-то странно спиной. Я сидела дальше. Мне не хватало силы. Я встала и ушла к площади мужества. Был двадцать третий трамвай. Я отломила кусочек желтой штукатурки.
Мы увиделись еще раз. Сейчас у меня нет сил.
Я снова буду вместе. Вместе с я.
Или «для чего?» это глупость? Всегда для чего-то – значит просто так.
Это значит я опять делю пространство на кусочки. Зря что ли шишкина читала? Нет никакого деления! Отрицать легко!
Время под землей археологами измеряется метрами.
Тамерлан возродил древнюю традицию – сварил кашу на молоке!
Опять хотелось в туалет – вот это важнее чем война и вся эта демагогическая болтовня! Вот это политика! На четырнадцатой линии опять пели что-то подростковое я подумала что шишкина под это дочитывать не хочу. Поэтому возле метро – еще пришел дворник сказал читаете? Может быть вам чаю или кофе? Я сначала подумала что он всерьез! Хотя может быть и вправду всерьез! Тогда кофе.
Они думают что я «молодой человек». Если я так часто молодой человек то может быть я больше человек чем женщина?
Я сидела на подоконнике и курила – т. ходил в дыму в тумане.
Нарядилась даже серьги надела. Потом сняла.
Он спросил вот так: вина? Я подумала он про чувсство вины. Он предлагал вина.
Будто я не знаю. Но вот тут и сейчас я согласна стать любой.
Посыл заняться сексом ну с зеркалом. С кем-то кто он. Точно не я.
У них дома либо как у бабушки либо как в церкви либо как в клоповнике либо как в ходячем замке либо как в хомячей норке.
Вообще я согласилась с ним чтобы отыграться на нем. Его желание отыграться победило мое потому так больно.
Я жарила на свече хлеб. О чем-то говорили. Вообще ни я ни он не удивлены что так произошло. Было уже пять. Светло я предложила пойти спать.
Мне дали гостевую щетку. Сказали что я буду первой.
Аня улыбчивая и красивая как дикая кошка.
Аня постоянно спрашивала могу ли я идти и я кивала. Не было сил сказать ни слова и я молчала уже несколько часов. Потом я начала икать.
Не ыбло сил попросить даже сигаретку. Как-то дошли до выборгской. Я купила спаржу и ела ее на лавке. Очень вкусно но я не почувствовала.
Дома еще раз помылась и еще раз прилипла к шторке в ванной.
К вечеру опять съела спаржу. Не хочу сдерживать этого зверя! Вместе с андреем зашли в комнату. Улыбнулся. У него только лицо 33 а так он может быть 23! Договорилась подумать насколько я тут. Настоящий детокс! Очень плохо
Бог дал мне вопрос: почему мужчина? Почему молодой человек? Почему женя? Пока не знаю этого слишком много это кричит.
Если соберусь рожать ( а конечно спрашивать меня не будут) то буду рожать в з-ке.
После моря было очень радостно и холодно и солнечно. Спала на лужайке несколько часов.
Внутри создается. Читала. Денег нет. Бог с ним. Телеграфирую. Посылаю тебе письмо. Хочется потрогать живого человека. Вечером спала. Потом говорили с андреем. День был сонный.
Не идти против Бога – ждать своего.
Просто не могу не плакать. Все вылечим. Будет хорошо как раньше. Люди на улице оборачиваются. Не хочу ни с кем разговаривать.
15 00 ехала в автобусе и вся обмурашилась что где-то ты что-то видишь
15 15 подвергла комперсию критике
15 20 как бы ты хотел втроем или смотреть? Хотелось спросить
И тут - глаза голубые. И там - голубые глаза. Где-то - карие... Путешествие по рекам, по городам, по улицам, по квартирам и комнатам. Нет ни времени, ни пространства, ни денег, ни обязательств. Отпали - рудиментарно. Отпали - и это секрет. Осталось только такси, чтобы быстрее...быстрее.
"Ты будешь помнить меня, но не будешь меня вспоминать. Даже думать забудь вспоминать"
Жили бы в Доме с Подсолнухами. Детей у нас не было бы - ни одного - всё к тебе я не могу уложить даже в один текст !
И потому - оставайся всегда и везде - будь любимым всегда и везде.