Рассказ "Дворяне-крестьяне"
Классная написала в родительский чат о собрании днем. Я уже был изрядно уставший и вечером после работы хотел просто посмотреть с сыном какой-нибудь фильм. Но после кино, которое я увидел на собрании, я понял, что нужно больше времени уделять реальности.
Я немного опоздал и прошел на свободное место на галерке у окна. Это хорошо. В школах всегда душно и я был уверен что усну, если свежий воздух меня не взбодрит. Несколько лампочек не горело и я сидел в легком полумраке. Это позволило мне пару раз зевнуть во весь рот.
А речь шла как-раз про мрак. В классе разбили несколько ламп на потолке. Ну длинных таких, которые сейчас везде. Никто не сознался. Полицию звать не стали, не настолько все серьезно. Проще было собрать деньги с родителей. Новые лампы уже заказали. Конечно, каждый из нас изначально был уверен, что это не его сын или тем более дочь. И в конце вечера мы в этом убедились. Но лучше было бы наоборот.
Я убавил яркость в телефоне, чтобы не привлекать внимание и написал сыну: “кто разбил лампочки?”. Я осознаю, что он рассказывал мне не все, но точно больше, чем я в его годы. В общем, такой мелочью мог бы и поделиться.
В нашем классе тоже разбивали лампочки, да и окна били. Помню, классная была в гневе, грозила детской комнатой милиции, поломанными судьбами и профессиональным училищем номер шестьдесят девять. Училище и поломанная судьба были для нее синонимами. Когда на следующий день рабочие ставили новые лампочки, мы с одноклассниками уже забыли кто разбил старые. Тогда все как-то фах! - и получилось. Мы уже были заняты шутками про училище и про рабочих - его типичных выпускников.
Нынешняя классная тоже была не рада происшествию, но вела себя гуманнее. Она только в силу своей молодости была чуть более дерганой, чем наша. Но это пройдет.
По окну долбанул снежок. Все вздрогнули. Классная, уже итак исстрадавшаяся, метнулась к окну, готовая убить стрелка взглядом. Но его и след простыл. Один из отцов предложил быстро выйти и найти хулигана по горячим следам, но его остановили. Надо было сохранить ту тяжеленькую обстановку, которую мы тут минут двадцать нагнетали.
Я хотел посмотреть что ответил сын, но классная взглянула на телефон. Я отложил эту затею. Она продолжила вести собрание. Тогда я отвлекся и посмотрел в окно. Оттуда снизу на меня смотрел мужик. Я стал всматриваться. Мужик был одет в пальто и… шляпу. Снег медленно и кинематографично покрывал его силуэт. Он изучал меня. А я его. Но все описание, которое я мог бы к нему применить, состояло из двух слов: гладко выбритый.
Что-то заскрежетало во мне. Я уже видел этого мужика и это плохо. В голове начали крутиться какие-то цифры. Это тоже плохо, потому что это плохие цифры.
Я наконец вернулся к монологу. Классная уже более-менее успокоилась. Она говорила про предстоящие события в школе. Приближался традиционный бал в стиле девятнадцатого века. Мой будет “рад”. Там девочки будут в платьях, а парни во фраках. “И в шляпах”, - подумал я и отвернулся обратно.
Мужик также стоял на месте. Он смотрел куда-то в сторону. Вот к нему подбежал другой. Этакого лихого вида, в каком-то тулупе что-ли, бородатый. В руках мешок. На ногах валенки. Я не мог рассмотреть с такого расстояния валенки. Просто я знал: это валенки.
Я смотрел на них и вспомнил цифры. Тысяча восемьсот тридцать девять. Какой-то год. Бородатый стряхнул снег с пальто бритого, взял свой мешок и они ушли. Я знал, что они идут сюда.
Вдруг классная спросила, не видел ли я кого в окне. Я извинился и сказал, что не видел. Тогда она вернулась к балу. Может, это она сказала про тысяча восемьсот тридцать девятый? Ну что-нибудь вроде: “в этом году граф такой-то устроил такой-то знаменитый бал”. Но это все надежды. Я знал эту цифру без нее.
В дверь постучали. Классная остановилась и пошла открывать. Конечно, это были они. Они представились рабочими, которые пришли ставить лампы. Классная обмолвилась, что вообще-то их вызывали “на пораньше”, чтобы успеть до собрания. Но спорить не стала, какой смысл? Она пригласила их войти.
Они прошли по классу. Бритый - гордой аристократической походкой. А бородатый - почти семенящей, как собачонка. Еще чуть-чуть и это выглядело бы карикатурно. Только вот мне не было смешно. Я пожалел, что сел у окна. Тут было свежо, но бежать до двери - далеко.
Классная опять про бал. Я почувствовал, что устал еще сильнее. Мне так не хотелось копаться во всем этом. Почему я не поехал домой? Почему мы не проводим эти дурацкие собрания онлайн? Вместо отдыха я сидел в этом классе и вспоминал откуда я знаю эти рожи. Достал телефон, чтобы узнать у сына какой черт разбил эти лампы и потом тихонько убить его. Но классная не зря получала зарплату. Она выстрелила в меня моим же именем. Телефон спрятался в кармане.
Они расположились совсем рядом. Я стал смотреть краем глаза. Они хотели, чтобы я смотрел. Бородатый вытащил из своего бесформенного мешка длинную лампу. Я не стал удивляться. Я просто смотрел на это, как на сон. Бородатый поставил стул на парту, залез на все это и стал ковыряться в потолке. Бритый просто стоял рядом с конструкцией и внимательно слушал классную.
Я тоже попытался. Бал наконец-то закончился и она говорила про успеваемость. Химия, физика, математика. Я подумал: какой физикой можно объяснить происходящее? Как я объясню своему сыну, что взрослый мужик впал в оцепенение из-за ненастоящих электриков и цифр? Бритый был увлечен больше, чем кто-либо из родителей. По законам физики это мог видеть только я и классная. По каким-то другим законам ее это не смущало. Может, льстило?
Загорелась первая новая лампочка. Мой читал у одного писателя как все цвета в мире внезапно поменялись, и даже появились новые. Сейчас случилось похожее, только не так красочно. Нас как будто пропустили через фильтр и мы попали в какую-то литографию. Все сделалось черно-серо-белым и слегка нечетким. Я больше не мог пошевелиться. Бородатый начал ставить другие лампочки.
Бритый своей аристократической походкой вышел к доске и прокашлялся в перчатку. Классная засуетилась, заулыбалась и “отрекомендовала” его нам как нового учителя истории. Бритый учтиво приподнял шляпу и велел расставить столы по краям класса. Мы повиновались. Точнее наши тела. Тогда я наконец увидел лица остальных родителей. Уставшие, отстраненные. Наверно, как я сам.
Вторая лампочка зажглась. Зазвучала классическая музыка. Классная открыла створки доски. На доске было написано: 20 февраля 1839. Это та самая дата. Приятно, когда хоть что-то знаешь. Мы расставили столы. Оставили только тот, над которым колдовал бородатый. Бритый пригласил классную на танец. Начался бал.
Родители встали вдоль парт у стен. Пара закружилась в “открывающем” танце. Я не силен в музыке. Могу только сказать, что она была торжественной, изысканной что ли. “Но не релевантной”. Пара медленно проплыла по классу от доски до бородатого и обратно. На лицах публики было выражение беспомощности. Ты стоишь и ничего не можешь поделать с этим. Я все еще хотел просто узнать что написал сын. Но тело меня не слушалось. Да и что бы я увидел? Картинка начала размываться. Это были слезы.
Третья лампочка зажглась эффектнее предыдущих. Сверкнула вспышка и бородатый с грохотом сорвался со своего постамента на пол. Он остался лежать там. А публике была дана команда танцевать.
Ноги сами начали движение. Мы танцевали по одиночке. Волочащиеся конечности и болтающиеся руки-плети. Раскачивающиеся головы и искаженные беззвучными рыданиями лица. Точь-в-точь такое сын показывал мне в клипе каких-то музыкантов. Ему это нравится. Мне - нет. Мне нравится то, что он мне это показал.
Музыка стала быстрее, бодрее. Вихрем стала проноситься классная со своим кавалером. Нас тоже начало подбрасывать и подталкивать. Мы стали биться друг об друга телами и головами. А звезды вечера, казалось, пролетали сквозь нас. Я видел как кто-то запнулся то ли об ногу человека, то ли об ножку парты. Бал пронесся по его телу и тоже частично попадал.
Я упал рядом с чьим-то лицом. Нет. С рожей. Это бородатый. Он лежал с открытыми глазами, на лбу была дыра. Не рана, а просто дыра, без крови. Мы лежали лицом к лицу. Он сказал: “Если бы ты сразу пошел в шестьдесят девятое, ничего не было бы. Мы туда не ходим.” “Потому что они сами ставят свои лампочки”, - додумал я.
Я увидел как бритый бросил классную на парту. Он стал рвать на ней одежду и облизывать. Бородатый, все так же лежа, заорал мне в лицо: “Не мешайте барину, вон!”.
Я очнулся от сигнала машины и визга тормозов. Меня чуть не сбил автомобиль. Я шел домой, ужасно уставший. Голова и все тело болело. Светофоры уже перешли на ночной режим и моргали оранжевым. Мне показалось, что я сто лет не видел цветов, отличных от белого или черного.
Меня беспокоило, что классная сказала про успеваемость. Понятно, что мы получали все эти ведомости с оценками в родительском чате и я итак был в курсе всего. Но когда слышишь это живьем, то начинаешь по-другому воспринимать ситуацию. Наверно, хорошая классная, нормальная. Я думал, молодым вообще все до лампочки.
Лампочки… Я остановился. Почему лампочки? На собрании говорили про лампочки? Я достал телефон. Кажется, я очень давно не держал его в руках. Там было несколько уведомлений. Первым делом я непременно должен был прочитать сообщение от сына. В нем было написано: “не помню, все как то фах! и получилось”.