СНЫ

***
ㅤ
Празднование нового года. За столом сидим мы с мамой и почему-то Рената Литвинова. Пьем шампанское (кажется, я никогда раньше не пробовал шампанское), слушаем какую-то старую французскую музыку. Вдруг Рената начинает рассказывать какие-то удивительные интересные истории. Мы смеемся до боли в животе. Салют. Новый год. Радость, какой не было уже очень давно. Идем с мамой по сугробам домой (видимо, были в гостях у Ренаты Муратовны, а не у себя дома). Я говорю маме: «Какая хорошая тетка!», мама отвечает: «Ну конечно, она моя старая подруга».
ㅤ

***
ㅤ
Почему-то Егор Зайцев поставил спектакль по моей книжке – и это его дипломная работа в каком-то университете. Спектакль называется: «Дети! Никогда. Никогда. Никогда. Не говорите слово «жид»». Причем эти три никогда образуют собой круг. В итоге – это не спектакль, а серия «Смешариков», с Совуньей и Крошем в главных ролях. Немного спустя Егор приходит расстроенным. Военная диктатура института, как он сказал – и во сне это почему-то казалось понятным и обычным – запретила его постановку. Срочно нужно переписывать весь диплом. Сдавать уже через три дня. Так у нас родился спектакль (который снова стал мультиком-серией «Смешариков») под названием «Ёж, ёж и ещё раз ёж». Там в темноте все ищут ежа, а ежей вокруг много-много, но их не видно. И в финале Нюша (свинка) поёт какую-то пронзительную песню.
ㅤ

***
ㅤ
Моя мама — великая актриса.

Она снимается только у больших режиссеров. Ее очень любит Шукшин, прямо сейчас она в каком-то его фильме — а я стою рядом и восхищаюсь. Получается, меня тоже снимает Шукшин? Вот она бежит, трагически кричит, плачет. Вокруг — деревня, сенокос какой-то. Сельская драма. Я хожу за ней туда и сюда. И прямо во время, наверное, важных сцен — откуда мне знать? — говорю: мама, так получается ты такая хорошая актриса, ты же снимаешься в кино, ты играла в моих любимых фильмах, я тобой горжусь. Она улыбается, ласково смотрит на меня — и дальше плачет, бежит по полю, кричит, что кого-то там не любит.

Я захожу в магазин. Цены там — низкие, да вот нельзя сказать, что это цены времен Шукшина. И шоколад иностранный есть. На стене висит календарь — 15 мая 2002 года. До моего рождения два с половиной года. Василий Макарович Шукшин умер за пять лет до рождения моей мамы. Мы попали в какую-то междувременную зону.

Я купил 0,5 л. газировки со вкусом апельсина и вышел подышать.

ㅤ
***
ㅤ
Я учусь в Сорбонне.

Лекция биологии заканчивается слайдом, на котором изображены огромные пчёлы, пытающиеся залезть на дерево. Две пчелы, стоящие у корней, будто собаки, пытаются своими маленькими лапками перебирать, крылья у них не работают совсем, поэтому остается только надеяться на что-то (но у животных нет разума, чтобы надеяться или верить, говорит лектор, поэтому пчелы засыпают на траве, как восточные монахи, засыпающие в снегу, и умирают). Я говорю: нет, этого не может быть, пчелы маленькие, меньше нашего человеческого большого пальца (или почти равны ему). Тогда преподаватель приносит огромную пчелу, однокурсники заставляют меня лечь на диван, я закрываю глаза и в следующий миг чувствую на себе довольно-таки тяжелое теплое мягкое тело. Пчела лежит на мне как кошка. Мне становится страшно.

ㅤ
***ㅤ
ㅤ
Пришел в книжный магазин. Анна Ахматова нервно ходит туда-сюда. Смотрю на стол: новый красивый сборник стихотворений Ахматовой в переплете, серый, в суперобложке. Спрятался за стеллажами, тихонько выглядываю, стараюсь не мешать Анне Андреевне. Вдруг оказываюсь у себя в коммуналке, собираю вещи. Откуда-то у меня в руках елочные игрушки и книжка, которых раньше я никогда не видел. В комнату заходит Андрей Иванович, сосед, говорит: «Это не твоё, возвращай всё на место, мы тебя жалели, но больше не будем. Ты тут больше не живешь». Я пытаюсь спорить, говорю, что сам на свои деньги покупал эти игрушки и эту книжку, Андрей Иванович не верит. Я уезжаю в слезах.

ㅤ
***
ㅤ
С друзьями решили пойти на фильм «Шоссе в никуда» в знак поминок по Дэвиду Линчу. Выбрали какой-то самый дешевый кинотеатр, расположенный на окраине Москвы. До начала сеанса (мы сидели на стульях за партами, кинозал оказался учебным кабинетом – ну и ладно) на экране показывали кадры из фильма.

Вдруг зашла учительница, которую знали, кажется, все кроме меня. Она стала раздавать четвертные оценки, при этом смотрела на экран и говорила: «А почему вы пришли на такое кино? Вам вообще есть восемнадцать лет?» Никто не отвечал и смущался. Костя спрашивает: «У меня нет оценок по русскому языку, по математике, по химии – почему так?», учительница на это: «Открою вам секрет: мы имеем право не ставить оценки в течение 9 месяцев». Учительница уходит, приговаривая себе под нос, мол, какую мы пошлость смотрим.

В класс зашел человек, которого все сразу же приняли за Дэвида Линча. Он не был похож на Линча ни капли, но я, например, понимая это, тоже думал, что этот человек – Дэвид Линч. Он стал рассказывать о кинематографе, представил большую красивую книгу, называвшуюся «Моя жизнь», показывал полароидные снимки со съемок разных фильмов. В конце вечера, когда пришло время задавать вопросы, мужчина с усами и шляпой сказал: «Но ведь вы не можете быть Дэвидом Линчем – он умер два дня назад». И тогда «Линч» преобразился (будто по волшебству): вдруг надел фуражку капитана и произнес торжественным тоном: «Да, я не Дэвид Линч. Я – капитан самолета, на котором вы полетите на похороны Дэвида Линча!»