За кулисами
— Они опять там, — Джин слышит восхищённый голос Чимина, который подсматривает за залом через небольшую щель сбоку от сцены, — интересно, кто сегодня потратит на тебя больше денег?
— Тебе лишь бы купюры считать, тц, — Джин поправляет сползающие подтяжки, шлёпает по бедру одной из ленточек, проверяя упругость, и подтягивает вверх лиф. У него не такая уж и выдающаяся грудь для феминной омеги, но даже её стоит прикрывать и клеить на соски блестящие пэстисы. — Твой-то небось тоже уже сидит в самом первом ряду.
— В отличии от тебя — я после шоу пойду с ним под ручку домой, — Чимин не оборачивается, но повиливает симпатичной попкой, напрашиваясь на шлепок, — а ты уже месяц водишь за нос двух альф, не давая ни одному надежды.
— Но-но! — Джин приближается к Чимину и, пытаясь скрыть интерес, выглядывает в зал через ту же щель в портьере. Его альфы действительно уже на месте. Сидят, как обычно, за одним столиком и переругиваются, мешая всем остальным своей игрой в доминирование с использованием феромона. Опять новенькие омежки потекут и всё шоу ляжет на их с Чимином плечи. — Надежду я даю, просто сразу двоим.
Чимин и Джин переглядываются, одновременно прыская от смеха. Это их обычный ритуал минут за десять до начала бурлеск-шоу. Сейчас выйдет ведущий, призовёт всех к тишине, озвучит порядок номеров и сделает замечание тем самым постоянникам Джина — господину Киму и господину Чону. Вот уж кого теперь знает каждый, потому что эти альфы не умеют быть тихими.
Однажды они подрались прямо на шоу за что пришлось заплатить немаленький штраф и дать письменное обещание, что подобное не повторится. Слишком уж они умоляли разрешить им вернуться ради выступлений самой яркой звезды ночного кабаре «Moon». Джину невероятно льстит подобное внимание и, возможно, сегодня они смогут сдвинуться с мёртвой точки чуть дальше. Туда, за пределы сцены и зрительного зала.
— Джин! — Тэхён, их управляющий, заглядывает в гримёрку. — Готовность пять минут. После тебя тройняшки, потом Чимин и опять ты с мартини.
— Да помню я, помню, — Джин закатывает глаза, — не сказать, что у нас так часто меняется расписание.
— И всё же однажды ты опоздал, — Тэхён оставляет последнее слово за собой, вынуждая Джина возмущённо задыхаться от негодования. Один раз! И это было больше полугода назад. Ну что за злопамятный наглец.
Чимин беззвучно хихикает в кулачок, прикрыв растекающиеся губы, чтобы не вызывать гнев ещё и в свой адрес. Джин мог бы прочитать ему лекцию об актёрской солидарности, об омежьем единстве, но ему пора покорять два сердца. Поэтому, независимо вздёрнув носик, он разворачивается, чтобы уйти. Едва не забыв прихватить перьевые веера.
Первое выступление всегда лёгкое, соблазняющее, такое игривое и кокетливое, заманивающее остаться для следующего танца. Молоденькие малышки редко справляются со сложными номерами, чтобы надолго удержать сцену, но после них всегда выступает Чимин. Он доводит зрителей до перевозбуждённого состояния демонстрируя гибкость и пластичность тела. Из-за чего его альфа — Мин Юнги — утопает всё заведение в низком утробном рыке и растекающемся давящем феромоне. Он один из инвесторов кабаре, поэтому никто не может сказать и слова против. В отличии от альф Джина, которые не могут позволить себе подобного непотребного поведения.
— Итак, дамы и господа, альфы и омеги, леди и джентльмены, — низкий голос ведущего патокой растекается между круглых столиков, вынуждая обратить на себя внимание каждого, — сегодня нашу лунную ночь первой осветит одна из самых ярких звёздочек, открыв дорогу для всех остальных. Встречайте самого неповторимого, самого эпатажного и соблазнительного — Джина!
Зал взрывается овациями одновременно с тем, как гаснет свет. Софит с мягким желтоватым свечением освещает стоящий по центру сцены микрофон на стойке и захватывает часть бархатных портьер, между которыми появляется длинная ножка. Джин покачивает ею из стороны в сторону, не спеша показываться всем телом. Ему нравится дразниться. Нравится заставлять зрителей задерживать дыхание и поскуливать от нетерпения.
Особенно сильно ему нравится думать, что оба альфы сейчас забыли о своем споре — кого же выберет себе независимая омега — и сосредоточили всё своё внимание только на нём. На его ножке.
Музыка ведёт Джина вперёд, за пределы занавеса, буквально выталкивая к публике, провоцируя стыдливо прикрыться перьевыми веерами. Шоу, которое он сам придумал от и до, заводит ничуть не меньше алчных взглядов, которые из темноты пытаются рассмотреть сокрытые детали. Что-то помимо мелькающих полосок оголённой кожи.
На нём не много одежды — корсет, чулки и стягивающие тело ленточки, но веера не позволяют насладиться пышными формами бёдер, возжелать укусить оголённые лопатки или нежные черты рук. Костюм подобран так, чтобы возбудить, подманить мотыльков на обнажённый блеск недоступного омежьего стана.
Джин находит взглядом сначала господина Кима, после — Чона, и пропадает в динамичном темпе мелодии. Она ведёт его двигаться по сцене, вилять бедром и наклоняться, выгибаться, прикрываться и наоборот — раскрываться, распахивая веера в разные от себя стороны. Приятные на ощупь перья будоражат, пуская вдоль позвоночника ворох мурашек. Сколько бы он не исполнял именно этот танец — каждый раз словно первый.
Сцена даёт Джину возможность дышать, а неугасаемый интерес двух конкретных альф — танцевать, отдавая всего себя этому номеру, следующему, придумывать новые и мечтать о большем. О выступлении не перед сотнями, а тысячами глаз, где каждый сосредоточен лишь на нём. Пусть это лишь миг, где кажется, что всё реально — Джин поддаётся влиянию момента, прикрывая глаза и падая в эйфорию искрящегося наслаждения.
Его ноги двигаются сами по себе, пока руки чувственно ведут по бокам, поднимаясь до самой груди. Её не видно, но Джин всё равно наклоняется, покачивая верхней частью, чтобы в следующую минуту — развернуться к залу спиной и сесть на шпагат. Перевернуться. Изогнуться. Поднять ножки вверх, застыв на мгновение — все должны рассмотреть идеальные изгибы — и опасть, заканчивая номер.
Он делает идеальный кувырок, вставая, словно это ничего для него не значит, подбирает веера и вместо того, чтобы уйти за кулисы — спускается в зал. Прямо к двум рычащим альфам, готовым вгрызться в глотки друг другу. Джин обходит их так, чтобы встать со спины, обнимает за сильные, крепкие плечи и, наклонившись, томно выдыхает:
— Меня трогать нельзя, мальчики, а мне вас — можно.
Альфы подбираются, напрягаясь всем телом, но сделать что-то ещё просто не успевают — Джин сбегает, довольно хихикая. И натыкается за кулисами на игриво-осуждающий взгляд Чимина.
— Они тебя поймают и выебут, — Чимин покачивает головой, постукивая своими короткими пальчиками чуть выше локтя, — но если в этом твоя цель, то ты достигаешь её довольно успешно.
— Спасибо, — Джин великодушно кивает головой, откидывая веера в сторону, — лучше помоги мне снять корсет, маленькая язвочка.
Чимин бурчит, что ему скоро выступать, что после тройняшек сцену разогревать всегда сложнее — абсолютная неправда, но помогает. Его коротенькие пальчики ловко справляются с завязками и вот Джин уже может вздохнуть полной грудью. Для следующего номера, с мартини, ему надо быть практически голым. Только чулки, трусики и пэстисы с бахромой. Никакого воображения для зрителей, сплошная похоть.
Он будет плескаться в огромном бокале для мартини, взбивать пену и раздвигать ножки в разные стороны. Всё, лишь для того, чтобы после выступления его зажали в уголке двое альф и принудили к ответу. Иногда Джин чертовски сильно любит свой ум, хоть подобные планы и требуют поразительной выдержки. Шутка ли, не показывать номер целый месяц? Но результат стоит каждой минуты ожидания.
Всё происходит именно так, как Джин и рассчитывал. Он, мокрый, с кусочками пены на коже, зажат в углу рядом с личной гримёркой двумя альфами. От них пышет жаром так сильно, что мокрая киска импульсивно сжимается, готова принять в себя узел. Два узла. Наружу просится слабый скулящий звук, а ладони, живущие своей жизнью, поднимаются к вздымающимся грудным клеткам Кима и Чона. Просто чтобы ощутить эту силу.
— Реши уже, — нависая и подавляя аурой возбуждённого альфы, говорит Намджун, — кого ты хочешь? Хватит дразнить и играть с нами.
— Любой из нас готов уступить место, — пусть и недовольно, с рычащими нотками, соглашается Хосок, — лучше проиграть, чем всё время ожидать отказа и вступать в конфликты из-за строптивой омеги.
— Мальчики, зачем выбирать? Зачем ссориться? — Джин хватает одного за галстук, а второго за широкий ворот тёмной рубашки, расстёгивая пуговку. — Существует танго на троих. Или вы не сможете поделиться?
Кажется, сказанное ошеломляет двух альф, не ожидавших подобного варианта. Джин пользуется моментом, чтобы потянуть их за собой, на ощупь двигаясь в гримёрку и не глядя открывая дверь, вводя код. Как хорошо, что замок срабатывает автоматически и никто не сможет зайти без ключа или правильной комбинации, которую он предусмотрительно сменил.
Не стоит мешать омеге, получившей свой приз.
— Я полностью в вашем распоряжении, альфы, — Джин проворно скользит пальчиками под их одежду, наконец-то, касаясь желанной кожи, — можете делать всё, что пожелаете, нам никто не помешает, а я вас — не остановлю.
Сливающиеся в один звук — страстные и грубые рыки растекаются по небольшому помещению гримёрки. Тут нет диванчика, только одно мягкое кресло и гримерное зеркало с узкой столешницей, на которую в две пары рук и усаживают Джина. Он только и успевает, что охнуть, когда Хосок впивается в шею жадным поцелуем-укусом-засосом, а Намджун властно стискивает за ляжку.
— Наглая сучка, — Намджун скользит ладонью по внутренней стороне бедра, поднимаясь до самой киски, и ощутимо вдавливает в мягкую промежность два пальца. Он стимулирует прямо через бельё, умело кружа вокруг клитора и время от времени спускаясь к намокающей дырочке. — Решил сорвать джек-пот? Или думал, что мы откажемся?
— Надеялся, что согласитесь, — Джин протяжно стонет, откидывая голову назад. Хосок не отстаёт от друга-врага альфы и протискивает пальцы под тоненькие трусики. Но в отличии от Намджуна — не дразнится, не разменивается на сладкую прелюдию, а сразу вставляет пальцы в киску, вырывая из открытого рта полувскрик-полустон.
— Какой мокрый, — Хосок с сочным звуком отрывается от шеи, нетерпеливо трахая пальцами, вбиваясь по самые костяшки, — предпочитаешь грязный и быстрый секс? Хочешь получить в себя узел? Мы это с радостью устроим.
— И не один раз, — с обещанием добавляет Намджун. Именно он первым опускается на пол, застывая между разведённых ног, и срывает трусики, откидывая те в сторону. Альфа неотрывно смотрит как между розовеньких от возбуждения половых губ пропадают длинные пальцы.
Джина потряхивает, от осознания в каком положении он находится. Сбоку стоит Хосок, разрабатывающий киску, а второй альфа — едва не истекая слюной, покачивается вперёд-назад, стоя на коленях. Удивительно то, что сейчас они действуют на одной волне, не ругаясь и не воюя за право быть первым. Решительно дёрнув одной ногой — он закидывает её на плечо сидящего Намджуна.
— Двигай быстрее своими пальцами или освободи место под мой язык, — вопреки мыслям Джина, рявкает Намджун, — твои никчёмные попытки удовлетворить истекающую омегу ни к чему полезному не приведут.
— Сам ничего не делаешь только смотришь, значит и никакого права не имеешь указывать, — в тон словам Хосок грубо и безжалостно таранит нежное лоно, — стой на коленях, там тебе самое место.
Джин удивлённо взвизгивает, когда на клитор опускается горячий рот, а рядом с пальцами Хосока появляются ещё одни — не менее толстые и решительные. Они решили довести его до финала без члена? Господь, помилуй, он кончит раньше, чем хотя бы подумает о головке внутри.
Всё тело горит от накатывающего наслаждения, а мышцы бёдер сводит от напряжения. Альфы безжалостно заласкивают его, уделяя должное внимание каждой частичке возбуждённого тела. Хосок возвращает рот на сгиб шеи, присасываясь рядом с пульсирующей венкой и совсем недалеко от гудящей пахучей железы. Его свободная ладонь властно скользит вдоль спинки, время от времени проскальзывая по ягодицам и сминая их.
Намджун же… ох. Его широкий ненасытный язык скручивается вокруг клитора, то оттягивая вперёд, то надавливая до красноватых точек перед глазами. Их пальцы не останавливаются ни на миг, словно соревнуясь, кто же будет двигаться яростней и сильнее. Джин не может понять чьи пальцы особенно чувствительно оглаживают стеночки, а чьи — таранят киску до чавкающих, сочных звуков.
Самое главное, что они оба это делают, не отвлекаясь друг на друга.
Джин жадный. Он требует к себе все цельного внимания и не потерпит, чтобы альфы играли тут в доминирование, пока нуждающаяся омега истекает от желания быть выебанной. Он цепляется дрожащими пальцами в волосы Хосока, отрывая того от шеи, чтобы получить поцелуй. Два языка двигающиеся внутри — именно то, чего он так страстно желает.
— Жадная сука, — Намджун недовольно отстраняется и, Джин не видит, но может представить, как смотрит на их сплетающиеся с Хосоком рты, — такую наглую дрянь как ты действительно надо ебать в два ствола. Убери пальцы, Хо.
Джин хочет отстраниться, чтобы посмотреть, что задумал второй альфа, но его грубо фиксируют за шею, не позволяя, а потом на мокрую киску опускается огромная ладонь. Совсем не мягкий, не нежный, очень показательный в своём неудовлетворении шлепок ошпаривает промежность, заставляя Джина пискнуть и подпрыгнуть на месте.
— Нравится, а? — Намджун бьёт его ещё раз. Прямо по дырочке, которая становится только мокрее. — Вижу, что нравится. Любишь внимание. Любишь грубость. Любишь деньги.
— Д-да, — Джину удаётся отстраниться, чтобы ответить, но видимо это получается только для того, чтобы оба альфы могли услышать визг. В третий раз бьёт Хосок, довольно посмеиваясь, когда дрожащие бёдра безуспешно пытаются сомкнуться — две крепкие ладони стискивают ляжки не пуская.
— И нам тоже нравится, — Намджун сыто облизывается, поднимаясь с колен и расстёгивая ремень. Это последнее, что Джин успевает увидеть, прежде, чем на него наваливается чертовски огромное тело. Такое большое, что он не способен даже обхватить альфу — и ноги, и руки беспомощно раздвигаются. — Кончишь только от моего члена внутри?
Джин никогда не кончал только от проникновения, ему всегда нужны жёсткие и сильные фрикции, доводящие до бессознательного состояния. Но, видимо, это не касается члена Ким Намджуна. Потому что Джина выгибает. Скручивает. Его тело звенит от напряжения и наслаждения, пока из киски вытекает невероятное количество смазки, а толстый хуй начинает вбиваться. Именно так как надо — ритмично, на грани автоматизма, до оглушающих шлепков.
Ошеломляющий оргазм сходит так же быстро, как и появился: обволакивает тело пульсирующей истомой, давая ещё больше сил, чтобы справиться с двумя альфами.
— Мудак ты, Джун, — Хосок беззлобно хмыкает рядом, — возьми его хоть на руки, я займусь попкой.
— Что?! Ах! — Намджун без споров подхватывает Джина под задницу, отрывая от столешницы, а второй альфа, встав за спиной, принимается касаться трепещущего от нового чувства ануса.
Не сказать, что Джин никогда не трахался анально, просто… этого не было одновременно с глубоко проникающим в киску членом. И вот это ново. Так ярко и непривычно ощущать проталкивающийся в попку влажный палец, который необычайно бережно обласкивает изнутри. Хосок действует осторожно в противовес набирающему амплитуду и ярость в движениях Намджуну.
Оба альфы не забывают покрывать тонкое омежье тело поцелуями. Намджун покусывает шею, ключицы и время от времени спускается до колышущейся груди, пока Хосок присасывается к пояснице. Его рот исследует ямки Венеры одновременно с пальцами, которые находят чувствительную простату. Несомненный плюс любого омеги, который изначально родился с мужским набором гормонов. Это уже с годами Джин решил, что ему нужна маленькая, но грудь, и сделал всё, чтобы она стала хотя бы немного выпуклой.
— Не отвлекайся, — Намджун, чутко улавливающий поплывшие не в то русло омежьи мысли, насаживает Джина до основания и замирает. Он оглядывается через плечо и небрежно спрашивает: — Что ты там, подготовил? Или тебе надо больше времени?
— А ты предпочитаешь скорострельничать, ха? — Хосок тесно прижимается со спины пристраивая головку к пульсирующему анусу. Джин чувствует её влажное скольжение и мягкое, ласкающее проникновение. Альфа не спешит быть грубым тут, где явно почувствовал неразработанные мышцы. — Я вот люблю тщательную подготовку, в отличии от некоторых.
— Одни нелепые оправдания, — Намджун оскаливается и его клыки находятся опасно близко к Джину, — тюфяк.
— Это ещё вопрос, кто из нас тюфяк, громила, потому что ты явно кончишь первым, — Хосок решительно вскидывает бёдра, уверенно вбиваясь в тугую попку, — и я смогу наполнить обе дырочки собой.
Альфы, переругиваясь и разбрызгивая подавляющие феромоны, доводят Джина до поплывшего, близкого к невнятному, состояния. Он уже не вслушивается в то, что они говорят, просто пропадает в грубых, рычащих нотках голосов и отдаётся долбящим стволам.
Его опять обхватывают две пары рук — под бёдра и стискивая талию. Это определённо ладошки Хосока скользят по животу поднимаясь всё выше и выше, пока не сдёргивают с сисек пэстисы. Они отлетают куда-то в сторону и Джину надо бы возмутиться — это дорогой реквизит! Но плевать.
Ох как же плевать на всё на свете, когда в нём находятся два члена.
Он именно так это и представлял: чувство на грани боли, с лёгким ощущением переполненности, но совсем без опасности разрыва. Хосок и Намджун трахают его поразительно синхронно, подкидывая вверх и опуская на стволы. Их яйца сочно шлёпают о кожу, время от времени сталкиваясь друг с другом.
Трение внутри вызывает в Джине яркую искру. Его потряхивает от наслаждения, когда он допускает мысль об узлах. В спешке и страсти они все как-то позабыли о резинках, а значит горячее семя наполнит и переполнит омежье лоно. Как будет приятно чувствовать растекающуюся внутри сперму и закупорившие дырки обжигающие, пульсирующие узлы.
— М-м-м… — Джин протяжно стонет, откидывая голову назад на надёжное плечо Хосока. Этим он становится доступным для нападок Намджуна и совершенно не протестует, когда горячий рот накрывает один из сосков. Хочется поощрительно погладит пушистую голову, но мысль тает, когда вторую маленькую сиську накрывает ладонь, принимаясь тискать. — Ах!
— Нравится, омега? — Намджун с чмоканьем отрывается, нехотя выпуская сосок из рта. Его обжигающий взгляд ощутимо блуждает по нагому телу, будоража и подталкивая раскрываться ещё сильнее. — Нравится быть нашим?
— Нравится, — Джин пьянеет от давящей власти двух альф. От их рук, членов, сильных и крепких тел. Он словно в уютном коконе, защищённый с двух сторон и надёжно укрытый от внешнего мира.
Покорно следуя этой мысли, Джин растворяется в движениях, нежной страсти, граничащей с желанной грубостью, позволяя себя безжалостно ебать. Альфы не сбавляют своего темпа, действительно соревнуясь за то, кто кончит первым… или последним? Это не так важно, потому что их ревностное противостояние — именно то, чего так отчаянно желает Джин с самого первого шоу, где альфы едва не подрались за него.
Уже в тот момент он понял, что нуждается в обоих и никак иначе.
— Что, никак не кончить? — язвительный голос Хосока звучит совсем рядом. Вслед за словами влажный язык облизывает кромку уха. — Или хочешь уступить право мне?
— Не ты ли сказал, что это значит быть скорострелом?
— Так задело? — Хосок лающе смеётся. — Вопрос в том, кто быстрее доведёт омегу до оргазма.
— Я уже один раз довёл, — рявкает Намджун и с силой вбивается в киску, — и доведу второй раз.
Джин теряет нить их спора и хочет как-то вмешаться, найти компромисс или… всё это становится таким неважным, когда в задницу выстреливает горячая, реально ощутимая струя спермы, а попку начинает запечатывать раздувающийся узел. Тело словно только этого и ждало, иначе как ещё объяснить, почему Джин выгибает навстречу второму кончающему члену?
Они кончили все трое почти в одно время.
— Я первый, — самодовольно урчит Хосок, прижимаясь губами к сгибу шеи, — один-один, Джуни.
— Просто повезло, потому что его тугая попка была почти девственной, — ворчание Намджуна могло бы показаться недовольным, если бы он не вылизывал покрытую испариной тяжело вздымающуюся грудь, — в следующий раз я возьму реванш.
Джин вздрагивает только от мыслей о следующем разе, сжимаясь вокруг узлов.
— Кажется наша омега совсем не против повторить, а?
— Н-не против, — Джин вяло поднимает обе руки, чтобы вплести пальцы в спутанные волосы альф и притянуть их для поцелуя, — но сначала закончим тут.
Намджун и Хосок правильно понимают его намеренья и прижимаются с двух сторон к распахнутому рту поцелуями. Их языки развязно переплетаются между собой. Так грязно. Слюна стекает по подбородкам, а они чавкают не тише, чем выебанная киска. Совершенно не хочется, чтобы настолько приятные крупные узлы спадали, но они становятся всё меньше и меньше, выпуская наружу вязкое семя.
Джина освобождают и усаживают на столешницу. Он ждёт… ничего конкретного не ждёт, и тем приятней, когда двое альф подобно щенкам присасываются к груди. Жадные мокрые рты вылизывают стоящие колом соски, играясь с чувствительными бусинками. Пустые киска и анус импульсивно дёргаются от приятной стимуляции, практически готовые на второй раунд.
— Ты будешь кормить нас, когда понесёшь, омега? — с рычанием спрашивает Намджун, продолжая остервенело терзать грудь. — Твоё густое молочко будет особенно приятное для нас.
— Будет, — отвечает вместо Джина Хосок, присасываясь к бусинке с не меньшем рвением, — у нашей омеги нет выбора.
Джин протяжно стонет, пытаясь осознать во что он вляпался. И надо жалеть или радоваться? Решая, что сейчас совсем не время забивать подобным голову, он опускает ладони на мохнатые головы, поощрительно принимаясь массировать макушки. Чувствовать, как двое альф с урчанием практически лакают его грудь — чертовски приятно.
— Значит альфы согласны быть с одной омегой? — Джину важно услышать подтверждение его желаниям. — Согласны не обращать внимание на других и уделять всё своё время только мне?
— Ты не оставил нам выбора, — Намджун нехотя отрывается от раскрасневшейся от стимуляции груди и нависает сверху, смотря внимательно и мрачно, — жадный такой. Смелый. А если бы мы растерзали тебя или подрались?
— Я верил в лучшее, — Джин неожиданно для себя краснеет. Хосок тоже отстраняется и нависает с не меньшей силой. — Верил в правильный выбор.
— Значит мы не можем отказаться, — Хосок реагирует намного мягче. Он прижимается к Джину с невинным поцелуем. — Да и за это время мы стали почти друзьями, да, Джуни?
Джин ещё успеет привыкнуть к их переругиваниям. А пока что… пока что он притягивает их двоих к очередному поцелую, затыкая и обрывая ругань на полуслове. Слишком нагло, когда альфы обращают внимание на кого-то кроме омеги.