November 28, 2017

продолжаю рассказывать

продолжаю выкладывать "Подсолнух" (предыдущее по тэгу "подсолнух")

Со знанием иностранных языков
…Маржене пятнадцать лет, и для подружек и приятелей она Марисоль. Все тетрадки, с которыми она ходит в католическую школу святой Урсулы, подписаны: «Маржена Гавличкова», но в учебнике испанского, который я у нее зачитала, в середине книги на полях, ближе к корешку, несколько раз тем же самым почерком, что и на тетрадках, написано: «Марисоль Гавальда». Бедный дядя Иржи…Я очень стараюсь говорить по-испански. Но чаще приходится писать немецкие письма дядиным контрагентам в Аргентине, вычитывать  «прайс-листы» на английском, а однажды он даже принес мне какие-то английские технические бумаги – манометры, змеевики, еле справилась. Но, если я не хочу до скончания дней просидеть у него на складе или в конторе, мне нужен испанский, поэтому я уже одолела два учебника для младших школьников (исписала две толстые тетрадки упражнениями) и пытаюсь разговаривать с грузчиками (они-то меня понимают, но в ответ разражаются тирадами, в которых я не понимаю ни слова). Я хожу на уроки в вечернюю школу, там учат писать и читать, но со мной учительница Элиза занимается отдельно — писать-то я все-таки умею, не черточки же мне выводить.А еще я слушаю радио.Здесь тоже иногда читают стихи, как дома… Чаще, конечно, слышишь новости, или спортивные передачи, или какие-то радиопьесы без начала и конца: про донью Исабель и ее семейство, про зловещего доктора Мортиса… И музыка, музыка, музыка… Но два раза в день, утром и вечером, выходит в эфир станция, которая называется «Подсолнух» — вот там, насколько я понимаю, рассказывают о книгах. И читают стихи. У диктора очень приятный голос, чёткая речь. Здешних поэтов я не знаю, но однажды я поняла – не по стихам, а по вступительному слову, что это Уолт Утимен, и, честное слово, чуть не расплакалась. Мой-то Уитмен, до дыр зачитанный, остался за морями.  До того ли, когда садишься в поезд с одним чемоданом… Слов я тогда не поняла, но ритм был знакомый… иногда совсем немного надо и чтобы заплакать, и чтобы утешиться.Время если и не летит, то идет — был декабрь, когда приехала, а теперь настало лето, да только здесь ведь все наоборот. Так что ледяным летним днем, грея на складе пальцы о кружку с кофе, прочла на задней страничке журнала «Консуэло», который выписывает Маржена-Марисоль: «нужен сотрудник со знанием… со знанием иностранных языков». И телефон.Конечно, я позвонила. Говорить по телефону на полузнакомом языке… Я даже не подумала об этом. Женский голос с той стороны тараторил, в трубке трещали помехи.  Что? Надо быть в четверг в столице?В четверг в столице?Мне?Да, Сеньорита, в три часа, пожалуйста. Я вас записываю. Всего хорошего.И «бип-бип-бип».Я думала, там скажут — пришлите биографию, что-нибудь еще, напишите статью на заданную тему — я почему-то была уверена, что писать надо будет не по-испански, а на этих самых «иностранных языках», о Господи, ни я же не спросила, на каких, ни она не сказала…И дяде еще как-то надо же будет объяснить.Дядя, впрочем, оказался меньшим из препятствий. Он, конечно, бурчал и ворчал весь вечер, и возмущался, и «а как я буду без переводчицы?» — «А как ты раньше был?», и придирчиво рассматривал марженин журнал – мол, фу, чего еще выдумают! – но в журнале было про то, как быть хорошей девочкой и, слава Богу, никакой рекламы с верблюдами… и закончил тем, что «пропадешь ты там, в столице, и нас совсем забудешь».Я совершенно не собиралась никого забывать и вообще не собиралась пропадать ни в каких столицах, ответила, что меня еще никто никуда не взял, а только собеседование… и тут до меня дошло, что от нас туда больше ста километров, везти меня некому, а своей машины у меня нет, потому что куда мне тут ездить, от дома и до склада?И ехать, значит, придется автобусом.О том, что это другой город, другие люди, вообще все другое, я сообразила только в автобусе. Слишком много «другого» — и об этом стараешься не думать, не пускать это в себя, устроился как-то на краешке — и лады.И тут вот снова краешек. Ну что же. Посмотрим, краешек чего.На нужном этаже надпись «Консуэло» была сразу на нескольких дверях. За третьей подряд меня попросили присесть. Было без пяти три. Через пятнадцать минут секретарша спросила, не хочу ли я кофе. Мы выпили кофе, и я поняла, что нервничаю. Солнце уже исчезало за соседними зданиями. Скоро вечер. Последний автобус уходит — я посмотрела на часы — через сорок пять минут, а отсюда еще до вокзала добираться минут двадцать… Я очень тщательно составила и произнесла фразу: «Мне было назначено на три, я опаздываю», на что секретарша, виновато вздернув брови, сказала: «Фотографы!» — как будто это что-нибудь объясняло. Еще через десять минут из-за двери с надписью «Творческий редактор» вывалилось несколько человек с какими-то треногами, штангами, папками и тубусами. Люди эти были мрачны и суровы, а у одного физиономия была такая, будто его там публично пороли. При этом в приемную не доносилось ни звука. Секретарша снова двинула бровями, мол, проходите. И я, настроенная очень решительно, вошла. У меня оставалось всего десять минут.Творческий редактор сидел на подоконнике, уткнувшись лбом в стекло. Я собралась кашлянуть или еще как-то привлечь внимание, но он уже обернулся и легко соскользнул вниз.- Добрый день, - сказал он голосом, который отчего-то показался знакомым. –  Ради Бога, извините, я сам еще недавно работаю, и пока не понял, что в этом деле нельзя планировать так, как я привык… Ведь это вы — тот человек со знанием иностранных языков?Я кивнула. Неужели я правда его понимаю — каждое слово? Может быть, он сам иностранец — светловолосый, голубоглазый…- Проходите. Садитесь, пожалуйста. Меня зовут Симон, - он дал мне визитную карточку, и я скосила туда глаза, ожидая увидеть немецкую фамилию – с такой-то нордической наружностью, но фамилия была на удивление здешняя – не то испанская, не то итальянская… У меня не было карточки, конечно. Я просто назвалась.  Он не проявил никакого удивления.- Катерина, - сказал он, как бы пробуя звуки на вкус. Он что, в актерской школе учился?  - Вы из Европы, так ведь?Я, как могла, коротко объяснила. И с удивлением заметила, что он не то, чтобы опечалился — но какое-то серьезно выражение сложилось на его лице. На очень живом, очень приятном лице.- Все это так печально, - сказал он. – Вы здесь устроены?Я не очень его поняла, и, кажется, по мне это было видно.- Может быть, мне лучше говорить по-немецки? – немецкий у него был всяко лучше моего испанского, но я помотала головой.- Нет. Говорите по-испански, пожалуйста, просто я не поняла, почему вы спрашиваете… Что это значит – «устроена»?- Я имел в виду – документы, жилье, работа?-По поводу работы я как раз  вам  пришла. В остальном все хорошо, - и тут я посмотрела на большие настенные часы и поняла, что нет, нехорошо.- Что-то серьезное? – тут же спросил он. Господи, не человек, а стрелочный прибор какой-то.- Я пропустила автобус до побережья. Последний. Придется ночевать на вокзале.- Может быть, и не придется. В конце концов, это я заставил вас ждать. Наша с вами встреча на сегодня последняя, и я тоже еду на побережье. У меня там эфир в семь часов, так что мы как раз успеем — если вы не возражаете.И тут я поняла, отчего мне знаком и сам голос, и эти мягкие интонации.- «С вами радио «Эль Хирасоль»? Это вы?Он просиял.- Вы знаете? Слушаете?- Да. Помогает… учить язык.- Если бы я знал… Вы могли бы не ехать в такую даль, встретились бы на месте. Но Серена никогда не спрашивает такие мелочи…  Ну хорошо, давайте тогда перейдем к делу. Мне нужен сотрудник со знанием иностранных языков, и вот зачем…Он объяснял, а я в какой-то момент, к своему стыду, почти выключила понимание и немного послушала  просто так — как песню, как радио. Дал же Бог человеку такое богатство! Рефераты зарубежных журналов? Как это называется — «дайджесты»? Книги, молодежные течения, кино, музыка? Хорошо. Я уже делала такую работу. Нет, французский, к сожалению, нет… Но немецкий и английский — безусловно, да. Да, конечно, я буду писать на испанском.- Вам придется ездить сюда работать — в библиотеку. Надо будет купить машину. Подумайте об этом. Ну, да это дело будущего. А сейчас нам пора.Я кивнула. В голове у меня тоненько звенело. «Нам пора». У меня есть работа. Мне не придется ночевать на вокзале (я вспомнила типов, которые там шныряли при свете дня — в ночи бы я там и глаз бы не сомкнула, даже если было бы где). И этот человек — такой обходительный, спокойный, такой уверенный в себе…Секретарша в приемной кисло улыбнулась нам.-До завтра, Серена. Сеньорита Славичкова будет нашим референтом. Всего доброго.На лестнице он остановился и внимательно на меня посмотрел.- Вот что. Там внизу на стоянке такой… бежевый «Мустанг», верх черный. Вот ключи. Подождите меня там, я через пять минут буду. Через десять, самое большее.И побежал вниз по лестнице. Я посмотрела вслед. Белокурый принц-молния и сеньорита Славичкова, запомнил, надо же, - как Золушка. Не хватает только туфлю на лестнице потерять…Он и вправду пришел ровно через десять минут. Подал мне бумажный пакет:- У них там внизу очень вкусные булочки. Кофе ужасный. Я бы не рискнул вам предложить, но булочки просто фантастические. Если хотите — ешьте, это вам.Так мы и поехали к океану — а булочки оказались с корицей.