Добрый доктор Неболит
Написала для пятнашек (два раза подряд, я монстро). Заметила давно — когда самой мне рассказ нравится, никто его обычно не читает и не комментирует. Ну то такое. Мне ужасно нравится, как в этих наших играх темы формируют текст. Я обычно стараюсь их хоть немного ввязать туда :))) Но всяко по темам мне сразу стало ясно, что это будет история про ветеринара-гангрела. Потому что на предпоследней игре наш Джин Морроу спас КУРОЧКУ блин! Курочку собирались принести в жертву не то лоа, не то ифе, в общем, африканским богам. Конечно, где-то там болтался и адский петух Легба (на самом деле Папа Легба это старый-молодой лоа, с клюкой или с пенисом-стояком, смотря какая ипостась, а иной раз и с рогами), так что мне пришлось залезть в сильно англоязычную Вики, чтобы найти имя для своего петушищи.
А что гангрел у меня получился неожиданно какой-то не то мадьяр, не то гуцул — ну так Гуцульщина не Трансильвания, но тоже край зловещий, славный оборотнями... а гангрелы как раз оборотни :)))
В общем, я поняла, что следующий мой вампирский персонаж будет добрый доктор Неболит, Юрко Бенеш, изобретатель хреновины, потенциально изводящей к чертям вообще всех каинитов.
Ну а рассказ вот:
- Вы как хотите, - сказала Мама. – А я в такой рейс без Юрки не пойду.
ОНил нахмурился. Перекати-Пушкин шмыгнул носом – всухую, потому что королева Лимним вылечила ему только насморк, а не моторную привычку.
- Без кого не пойдет? – тихо спросила Меле.
- Увидишь. Если Мама его, конечно, уговорит.
- А что уговаривать, вон ведомость, вон цифра, шесть нуликов за две недели работы, - сказал прагматичный не по годам Пушкин. – Я бы на его месте и не раздумывал.
- Не надо тебе быть на его месте, - серьезно заметил суперкарго. – Ничего в этом хорошего нет. И не все, знаешь ли, нулики решают.
- Бебебе, - дерзко проблеял Пушкин. Мама тяжело поднялась с места.
- Пойдем, Зепп, дашь мне дальнюю по лучу. Охохо, грехи мои тяжкие. Жадность моя. Любознательность!
Меле посмотрела на меня с таким видом, как будто мы все рехнулись. Но я тоже напустил на себя многозначительность и ничего объяснять ей не стал. Как это в старинной пиратской песне: «Кто молчит, тот девкам люб, - в том отдам последний зуб!»… Подключил я Маме связь, сам за дверь вышел. Небось разговор непростой будет, нечего ей на нервы действовать.
Но это ж все-таки Мама; я в ней не сомневался, и потому даром времени терять не стал, а пошел грузить БЕНа маршрутом на Сто Пятый Дальний а оттуда на Хомайму.
- Ух ты, вот это да.. это что вообще такое? – на обзорном экране из тьмы медленно выступали косые плоскости, вспученные обводы… стал виден мигающий красный бакен причальной палубы. На самом деле Меле отлично вела по приборам, а обзорный экран - это так, для вящей пущести. Но зрелищно.
- Сто Пятый Дальний. Мусорный астероид. Есть еще Сто Сорок Седьмой Заброшенный, Шестнадцатая кукушка, Макарий-двадцать балок… да ну, тут их целое поле. Это же свалка кораблей, Саргассы в космосе – что, разве не знаешь? Их тут сбивает между трех звезд гравитацией, прямо как в учебнике…
Меле поежилась, но курс держала ровно.
- И как тут только люди живут…
- Да никак и не живут, - пробормотал я, а Меле если бы и хотела переспросить, - некогда стало, потому что стыковка. Наконец «Харибду» слегка тряхнуло. Меле выдохнула, сняла гарнитуру.
- Загадочные вы все какие-то. Какой контракт Мама берет?
- Хомайма-Липавичи, правительственный, трансплантация экосистем.
- Рейс молочного фургона, что ли? А это кто, ветеринар?
- В точку. Это только в приключенческих историях герои такие идиоты, что берут живой груз без пяти килограммов инструкций и без ветеринара на борту.
- Но что ветеринар на свалке делает? Как тут вообще можно жить? Ни воды, ни солнца нормального, тут, наверное, даже фотопанели не работают толком? А еда? На одной доставке разоришься же, даже если консервами раз в год тариться… И какие тут животные могут быть?
- А он и не живет. Он вампир.
- В смысле?
- Натуральный.
- Клыки, спит в гробу, охотится на девушек? Превращается в летучую мышь?
- Насчет клыков не знаю, в рот ему не заглядывал, а улыбается он не так, чтобы часто… В летучую мышь – нет, чего нет, того нет. А насчет девушек…Как думаешь, ОНил чего такой нервный?
- Ну так экогруз, небось и я бы на его месте нервничала… немного…Ой, по-моему, вы меня все дурите тут, потому что я женщина и работаю недавно! А это все-таки ужасно нехоро…
Она осеклась: в коридоре что-то залязгало, двери разъехались в сторону, и на мостик степенно вышел большой петух. Огромный, скажем прямо. С рыжим оперением, иссиня-зеленым хвостом и желтыми лапами. Он дико и презрительно поглядел на Меле, и тут вошел хозяин.
- Меткаф, - сказал он звучным голосом, так, что легкое эхо ахнуло по углам мостика (хотя, может, и Меле тоже), - иди сюда. Не пугай людей.
Птица хрипло крякнула, поскребла пол и тяжело взлетела хозяину на плечо.
Я поглядел на Меле и понял, что все скверно. Она забыла закрыть рот.
Двухметровый, широкоплечий и узкобедрый. Черная коса в три пальца шириной – чуть не до пояса. Серые глаза, космический загар, стать и сила.
И здоровенный петух на плече.
- А, Зепп, - он кивнул мне, как будто мы виделись только вчера. – Надеюсь, ты здоров. Миз, - кивнул и Меле, - извините, не удержал братку.
И, слова больше не говоря, вышел.
- Что это было, Зепп?
Я вздохнул – в точности, как ОНил.
- Если не считать петуха, - то Юрко Бенеш, лучший ветеринар в секторе. А может, и во всей обитаемой Вселенной.
- Вампир.
- Вампир.
***
Трансплантация экосистем – это и в самом деле «рейс молочного фургона». Ну или Ноев ковчег. В этот раз мы даже патентованную бактериальную флору везли в отдельном боксе (непатентованная сама заберется и освоится, но отселенцы в Липавичи были люди религиозные, им непременно нужен был дух в образе святой закваски и животные, освященный традицией. Как по мне, так традицию эту основал некто очень голодный, а развивали создания, у которых всей пищи были грибы, и далеко не белые. Но семьсот семьдесят семь «чистых пар» включали в себя множество видов домашнего скота, такого, что и вообразить трудно (мясные, молочные и яйцекладущие твари ползали, плескались, пытались летать, потому что не все они были в анабиозе), а нечистая флора и фауна была как-то примечательно хищновата (живой корм для пентенеса необъятного уж точно никак нельзя было уложить в анабиоз), и все эти твари отличались, по привычной мерке, гигантизмом. Здоровенные они были.
- Я читала одну книжку в детстве, - задумчиво сказала Меле на следующее утро, когда мы завтракали. – Так там ветеринар плыл с овцами морем из одной страны в другую и, знаешь, всю дорогу очень много ел и ставил овцам градусники, э… под хвосты.
Мама сурово посмотрела на бывшую принцессу.
- Так вот, - Меле вздохнула. – Я раньше думала, что это ужасно неинтересно. В смысле, градусники. И животные. Но теперь, пожалуй, вижу, что в этом что-то есть. Ну, я пойду, помогу Юрке.
И не успела Мама топнуть ногой и вскричать: «Ты куда! А ну зубрить навигацию!», - как Меле и след простыл.
- Ну а что мне – запереть ее? – проворчала Мама в ответ на наши неодобрительные взгляды. Как у вас на опытной все на электричестве… пилот и внутри системы нужен раз в рейс, а в открытом космосе что ей делать? Но вы хоть объясните ей, что ли? Вот ты, ОНил, как старший товарищ… бывалый… А я тоже, пожалуй, пойду…
- Сечки левиафанам задам, эльгемотов почищу, - язвительно отозвался ОНил из-за чашки с какао. – Хоть ты-то, матушка, веди себя прилично.
- Я СТАРАЮСЬ, - с ударениями на каждой букве сказала Мама и со стонами повлеклась вон из кают-компании. Вообще говоря, она обычно мухой по кораблю летает – ну, не в буквальном смысле, она ловкая и подвижная, даром что очень большая, но тут почему-то решила притворяться немощной старухой.
- К вечеру на массаж к нему напросится, - печально сказал ОНил. – Потом всю ночь вздыхать будет и ворочаться. Черти бы побрали этого Бенеша с его харизмой!
Три года назад, когда я сам еще был на «Харибде» новичок зеленый, а ОНил даже еще не ходил в Маминых официальных брачных партнерах и даже в женихах, а только обстоятельно размышлял, будет ли это конфликтом интересов или ну его к лешему эти правила, потому что это же Мама, - Юрко Бенеш три недели был временным членом экипажа вместе с грузом полипоидов Тумы. И Маме как единственной женщине на корабле тогда крепко досталось от этой самой его харизмы. С тех пор она очень много знает о полипоидах и Туме, кое-что о вампирах (в основном это очень печальные знания), - ну и адрес пана Бенеша записала и запомнила. На всякий случай.
Потому что ветеринар он – от бога, от дьявола и сам от себя тоже. А что мертвый – ну, мало ли, кто мертвый.
***
- Ты представляешь! И так этот преподобный Лиффи всем им надоел со своей женой, пятью детьми и проповедями, что они его выгнали к свиньям собачьим… А Юрко взял и поступил в университет… опять, раз уже в десятый, потому что технологии-то совсем новые…
- Угу. И потом он изобрел ИКМБ, искусственный костный мозг Бенеша, и теперь у каждого вампира может быть свой генератор крови. Работает на органических отходах и любых видах возобновляемой энергии, высокие биотехнологии, стволовые клетки, вот это все.
- И колония Картаго его тоже выгнала… а ты откуда знаешь?
- Мама рассказывала.
- Мама ему глазки строит! – возмущенно заметила Меле. – Как ей не стыдно! Замужняя… и старая уже!
- Миз Дворжик отнюдь не старая.
Меле аж подскочила на стуле. Есть у вампиров такая привычка – бесшумно возникать за спиной. Правда, за Юркой потом обязательно показывался этот его адский петух, так что совсем уж бесшумным явление не было.
- И я же вам с самого начала объяснил, миз Меле, что чье бы то ни было влечение ко мне бесплодно, бессмысленно и является…
- Атавизмом пережившей себя системы питания, - сказала Меле, глядя ему в глаза так, что было понятно – чихать ей на атавизмы и систему питания, и если бы пан Бенеш вздумал сейчас питаться прямо ею и прямо здесь, она была бы не против.
- Тем не менее, - продолжал Юрко, - традиции сильны и в нашей популяции. А особенно традиции страданий, мучений и внутренней борьбы. Поэтому в Картаго многие не захотели меня принять с моим генератором. Шутка ли сказать, тысячелетиями наш народ лелеял в себе Зверя, обуздывал Зверя, изучал Тьму и искал в ней Свет, притворялся то пастырем людей, то Бичом Божьим, - он брезгливо скривился, - а когда оказалось, что вот кровь, ради которой не надо убивать, не надо пришивать к еде мораль, ничего ею не оправдывать и не мучить себя аскезой и Двенадцатью Шагами… оказалось, что не-жить-то и незачем!
На общем Юрко говорил с легким гортанным акцентом, и это, видимо, делало его еще более неотразимым. Да что там, этот низкий бархатный голос даже на меня действовал. Я тряхнул головой.
- Но вы-то живы, - с придыханием сказала Меле.
- Я не-жив, миз, - сурово отвечал Юрко, источая обаяние, как полуденный мед. – И кстати, меня называют «палачом Картаго», потому что многие колонисты, знаете ли, вышли на солнце, решив, что потеряли теперь уже все. И я тоже хотел со всем этим покончить. Я сидел у балкона, ждал… Многие из нас с веками начинали баловаться этим: ждать восхода солнца, успеть почувствовать, как зеленый луч втыкается в небьющееся сердце, как наступает наш неодолимый сон… а может быть, и не проснуться вовсе – если чуть неправильно рассчитать положение… И я дождался, я не закрывал глаза, я хотел, чтобы солнце сожгло меня…
- Но…
- Но Меткаф затащил меня поглубже в комнату, и оно только слегка меня опалило. А на закате я очнулся, забрал генератор и отправился в космопорт. Так что с тех пор я живу на Сто Пятом, у нас там оранжерея, у меня генератор, у Мета курочки, - он почесал петуху горло, и лютый кур заклокотал, прикрыв ястребиные оранжевые глаза. – Я подумал, раз есть на свете хоть одна живая тварь, которой я нужен – ради этого стоит не-жить.
- Он вас любит, - сдавленно вымолвила Меле. У нее слезы стояли в глазах.
- Он любит пить мою кровь, - сказал Бенеш и растянул губы в усмешке, не показывая оскал. – Но я люблю его, это правда. Мет умное, хитрое, свирепое создание. С ним есть о чем поговорить. Он похож на меня. Вообще, ради тех, кого вы называете «братьями меньшими», стоит и жить, и не-жить, на самом-то деле. Поэтому я делаю то, что делаю. И, кстати, миз Меле, если вы на самом деле интересуетесь ветеринарией, а не вашим покорным слугой, то там Мириам рожает, и я бы хотел, чтобы у меня был помощник.
Меле на мгновение потеряла свой дурацкий влюбленный вид. Осмысленный ужас мелькнул у нее в глазах – потому что Мириам была самка эльгемота, панцирная тварь размером со слониху, с копытами, острыми как ножи и с хитроумно устроенной анатомией (за неделю полета Меле набралась знаний о перевозимых созданиях и щедро со всеми делилась, отчего Перекати-Пушкин снова стал питаться зерновыми батончиками у себя на посту, как в прежние времена). Видимо, мысль быть эльгемотьей акушеркой Меле ужаснула, но Юрко! Юрко! Одного взгляда на проклятого упыря оказалось достаточно, чтобы она зарделась, как заря на Питанге, и поспешно встала из-за стола. Я спросил, не поможет ли ему Мама или суперкарго, но Юрко сказал, что миз Дворжик на вахте с мистером Пушкиным, а мистер ОНил задает пульпу квасам согласно строжайшему графику и будет занят еще два раза по сорок минут. Тогда я, оценив дневные задачи и возможную опасность, сказал, что тоже пойду.
- Буду весьма признателен, - сказал ветеринар, и сердце мое слегка подтаяло.
Ну что вам сказать про роды у эльгемотов? Я бы лично обошелся без этого знания. Я оглох от рева, провонял кишечными газами, чуть не потерял руку, когда копыто Мириам прошлось буквально в полсантиметре от кисти – да почитайте любые «Записки ветеринара», там таких историй полным-полно. И уж чего я никогда не забуду, так это как отчаявшись наладить общий язык с Мириам или добраться до теленка через тот канал, которым природа наградила самок эльгемотов, доктор Бенеш показал нам с Меле коронный номер: он обернулся змеем.
Что упыри превращаются в летучую мышь – это все легенды. Обращаются не все, а только некоторые, и только те, в ком звериное начало сильное, и только в тех животных, которым они внутренне близки. Здоровенный питон с шорохом пополз по стойлу, поднялся к выпученным фасетчатым бельмам эльгемотихи (отчего она заорала еще сильнее) и минут пять там раскачивался, шипя и трогая ее морду языком, а потом развернулся и полез… ну как бы вам сказать… в общем, в самые глубины и полез.
Он долго там ворочался, видимо придавая теленку правильное положение, потом наружу показалась его измазанная всякой дрянью змеиная голова и добрый метр могучего питоньего тела, - и не успел я даже моргнуть, как змей-Береш обвился вокруг Меле и принялся, как мне показалось, ее душить.
Однако когда я бросился ей на помощь, Меле меня свирепо отпихнула локтем, вцепилась в змея и вдвоем они наконец-то вытащили теленка (Юрко очень осторожно перевязал его собой так, чтобы бедолага не задохнулся). Бенеш распустил кольца и стремительно исчез где-то в глубине стойла, а Меле пошатнулась и я немедленно ее подхватил.
- Ты видел? – прошептала она?
- Здоровенькое теля, - сказал я. Мы оба были грязные и вонючие, и поцарапанные, но я, собственно, понимал только одно – я вот сейчас обнимаю Меле Латифу и чего-тотам, я всегда хотел это сделать, и даже если это все, за что я должен благодарить вампира…
- Да ну что теля, - отвечала Меле, - что ему сделается, а он змей! Ты понимаешь? Он змей! И мужчина! Он меня обнимал! Я как Скандия Пятигрудая, которую похитил змеебогатырь! А ему на меня плевать! Он больше и не обнимет меня никогдаааааа!
И она разрыдалась.
Я тебя обниму, думал я, не отпуская ее. Юрко уедет, чары его развеются, а я просто не буду бояться, я спрошу, и все равно, что бы ты ни ответила, я уже все равно тебя обнимал.
Даже если больше и не разрешишь – это с нами было.
- Смотри, - сказала вдруг Меле, вытирая лицо отворотом моей куртки, - смотри, оно пузыри носом пускает. Фу, не пойму, оно отвратительное или милое…
- Оно живое, - сказал Бенеш, показываясь откуда-то из-за перегородок уже снова в человеческом обличье, застегивая предусмотрительно утащенные с собой штаны и подбирая роскошную гриву. Торс у него был фантастический – сколько ни качайся, наверное, такого рельефа не проработаешь… - Оно живое, и это, знаете, бесценно. Я впускаю и провожаю, а сам остаюсь – ни на том берегу и ни на другом. Такая уж у меня работа… она-то меня и держит. Хорошо, когда есть что-то постоянное. Вы, миз, еще это поймете. А пока бегите с Зеппом мыться, иначе у вас будет лютая аллергия, а антигистамины я почти все потратил на уважаемого ОНила, у него экзема от квасьей слюны.
***
Мы чистили стойла, задавали пульпу, обрезали ростки («пагоны», как выражался доктор Бенеш) и сцеживали Мириам еще неделю, а потом народ Липавичей (все пятьсот человек) радостно принял свою флору и фауну, и доктора с петухом, которому еще нужно было проследить, согласно контракту, за приживаемостью и прочим. Липавичских мужчин в целом я заранее пожалел, да и доктор был грустен.
- Они, как правило, приходят меня бить целой толпой, - сказал он, в который раз оглядывая скудные свои пожитки – генератор крови и пару древних бумажных учебников, толстых, как фильтрпанель МАУСа. – Иногда помогает отлупить парочку, а иногда приходится оборачиваться… Два раза меня после этого объявляли местным божеством. Один раз чуть не сожгли. В остальном обычно тяжкие телесные, но это заживает. Хотя, конечно, грустно.
- И вы все равно это делаете, - сказала Меле.
- Да. Ради этих живых. Ради зверей. Они не могут говорить с вами, но со мной могут. Я их голос.
- А я…
- Ну, если завтра утром зоология, ботаника и физиология не покажутся вам страшным сном, если вы вправду решитесь оставить ваш прекрасный корабль, учиться восемь лет, подрезать когти собакам мелких пород, принимать роды у самых лютых тварей, ставить термометры овцам, встречать и провожать… провожать, провожать без конца, пока вас саму не проводит другая живая душа… тогда, может быть. Не так, как мы, народ гангрел, но по-своему вы станете их хорошо понимать.
У Меле дрожали губы. Смотреть на нее было жалко.
- Но если вы ничего этого не захотите, все равно. У вас может быть друг из них – собака, или кот.
- Или тенцин.
- Хм, даже так, - Юрко поднял бровь, и это было изумительно – он как будто улыбнулся, не улыбаясь. – Или тенцин, хотя это большая редкость… И вам вдруг понадобится помощь, и вы будете вдали от обжитых мест… или вам просто понадобится кто-то, кто всегда здесь, - вы знаете, где меня найти.
Меле кивнула. Мы все стояли в шлюзе, и у всех, кажется, были слезы на подходе, даже у Перекати-Пушкина. Мама вытерла глаза дредом. ОНил — нос локтем. Дверь отворилась, снаружи пахнуло травой и жарким полуднем.
Доктор Бенеш поглядел через плечо на зеленые и золотые луга, обнял Меле и осторожно коснулся ее лба змеиным раздвоенным языком.
- Если что…
- Да.
- Ступай уже, Юрко, - сказала Мама, и все мы с большим облегчением и печалью проводили мертвого доктора навстречу его судьбе.
- Ничего ему не сделается, - сказал ОНил. – Вон у него петушище какой. Я и то его побаивался.
- А мне он крошкоеда подарил, - сказал Перекати-Пушкин. – Клавиатуру чистить. Вы не думайте, это стерильный гибрид, он не размножится. А живет триста лет. Надо будет не забыть его выпустить… когда-нибудь… потом…
- Ну, все по местам, - сказала Мама хрипловато и глубоко вздохнула. – Согласно штатному расписанию, живо.
- А я пойду, физиологию почитаю, - сказала Меле немного с вызовом. – Согласно штатному расписанию, бебебе.
сыграли темы
Умный доктор гуляет у себя во дворе, кормит курочек от
Лучший мужчина на этом астероиде от
...ибо солнце опалило меня от
Звездный мальчик - вурдалак от
Всё было хорошо, пока не приехала семейка живых и всё не испортила от