Подарочек
В этот раз история про космооперетчиков вышла совсем простая и странная — про трип. Ну, темы, да... Но еще там где-то булькают рассказ Стинга о том, как он пил ахауяску (в его биографической книге про это есть), и «Палец инженера», и у меня вот колонка для выступлений новенькая сломалась, а я вообще не шарю в этом, шарила бы — было бы все проще... и еще, конечно, то моё, что из Экзюпери — про самолет. «Со мной не было ни механика, ни пассажиров. Я должен был исправить мотор — или умереть».
А, ну и конечно, Ганзелка и Зикмунд. «Но мои люди верят в натему».
Ну, поехали.
***
- О, ну вот это оно и есть!
Меле решительно отворила сбитую из проштемпелеванных досок дверь и вошла в хибарку.
Я сердито фыркнул и последовал за ней.
Мы, если верить навигатору, находились в районе Лысые Пазырыки города Курманга-Ново, округа Селитебо, провинции Дайлево, государства Укатанга, планеты 6-8, относительно общего названия которой три колонии, называвшие себя государствами, не могли договориться уже лет пятьдесят – с начала колонизации. И то хорошо, что не воевали.
Три дня стоянки на космодроме Укатанги кого хочешь укатают. Вот Меле и ныла, и ныла целый день, и в конце концов сманила меня погулять по городу. Я не хотел: мне надо было чинить вентральный диффузор, а это такое скучное, тоскливое, совершенно бессмысленное занятие, потому что основных фильтров этой модели уже в обед сто лет не выпускают, без фильтра профилактику надо каждую неделю делать, а новый диффузор ставить – это пол-«Харибды» разворотить… От такой работы как раз и хочется куда-нибудь уйти подальше, но и висит она над тобой так, что никакие прогулки не в радость. Меле же так насела на уши суперкарго, что он велел ей «отсутствовать в течение двух часов», а меня нарядил ее сопровождать. Округ Селитебо все-таки, не Новый Средний Гиперхаб…
И вот мы таскались по жаре какими-то совершенно непримечательными, ровными, как по линейке, улочками, выпили по чашке местного «чаю» - как будто резаной бумаги заварили, а потом наша бывшая принцесса решила, что надо же обязательно сувенир купить.
- Подарочек, - сказала она. – Как-никак, у Мамы и ОНила годовщина! А я тут про одно такое место слышала! На форуме рассказывали… Здесь ведь, на 6-8, совершенно уникальные всякие народные промыслы, кокосовая кость, мраморный орех, плетенки виго-виго и прочее все.
Я представил себе Маму, созерцающую плетенку виго-виго – и усомнился до глубины души. Но Меле была непоколебима.
- Если я не наберусь хоть каких-нибудь впечатлений, Зепп, я рехнусь. Вам нужен сумасшедший недоученный инженер биологического сопровождения? А? То-то же, мне еще три темы из учебника нужно освоить. Я больше не могу. Ты знаешь, сколько костей в теле среднего королевского бандикута? Шестьсот восемьдесят две! Они мне уже снятся в алфавитном порядке и вразброс.
- Кому нужны какие-то бандикуты? Зачем ты это зубришь?
- Ну… бандикутов разводят на Умбре. Очень перспективный вид. Пластик едят и подчистую переваривают… шесть кило сносного мяса и триста пятьдесят граммов исключительно прочного волоса с каждой особи. Волос идет на изготовление фиберглассовых панелей, а это экспортная продукция… для Умбры. Вообще-то, кроме бандикутов, есть еще, например, лабрадудли, но ими разрешают заниматься только тем, кто сдаст продуктивное животноводство.
- Ну учи, учи! Твоя воля... Напишешь Юрке, будут тебе положительные впечатления! Он порадуется.
После рейса с вампиром-ветеринаром Меле, к нашему удивлению, всерьез погрузилась в учебники по биологии, товарному животноводству Конфедерации и ветеринарной медицине, и теперь собиралась сдавать первую сессию на «Универсе». При упоминании Юрки она печально вздохнула: ветеринар был исключительно обаятелен и абсолютно обтекаем для любовных страстей. Правда, на Мелины письма отвечал, - но, судя по всему, совершенно отечески.
В общем, в поисках впечатлений мы и забрались в Лысые Пазырыки – ни номера дома, ни улицы, пустыри, поросшие фигурной колючкой, стандартные каркасные жилища, давно превратившиеся в хибары – и на одной из них вывеска. Что-то вроде «Ворзовавзули», если я правильно разобрал местную вязь.
Внутри могло быть что угодно: овощная лавка, обжорка, ночлежка на три комнатушки или плавательный бассейн, вырытый палкой-копалкой на заднем дворе.
Но оказалось, что это и вправду сувенирный магазин.
Ну или что-то вроде.
В комнате с земляным полом вдоль подточенных жучками дощатых стен на полках стояли подстаканники. Такие штампованные посудины с ручкой, в которые ничего не нальешь, потому что в днище у них дыра почти по всей окружности. Мне они все показались одинаковыми, но потом я пригляделся – нет, тут вроде один узор, а тут немного другой… а тут вообще как будто фигурки… я взял один с полки – и чуть не выронил, потому что штучка неожиданно ударила меня током и издала какой-то резкий звук, протяжный, будто вскрикнула. Кричать ей было нечем, узор был из каких-то не то цветов, не то каракатиц… И тут из задней комнаты вышел ребенок.
Это было типичное аборигенское дитя: лохматое, не очень умытое, в короткой рубашечке и в штанах из обрезков рабочего комбинезона.
- Скажи мне, солнышко, - обратилась к нему Меле, - как бы нам купить вот это?...
- Бабуся пошла в Шеол, - угрюмо сказал ребенок. – Но только она не приходит чойто, - и он вдруг залился слезами и загудел, как сирена космодромная.
- Там, - прохлюпал мальчишка.
Меле отодвинула занавеску и прошла внутрь хибары. Я пошел за ней – с подстаканником в руках.
За лавкой была кухня – обычная деревенская, пахло там, правда, не столько едой, сколько чем-то вроде пареного сена, а за кухней коридорчик с притворенными дверями, а в самом конце – комнатушка, по самый потолок набитая хозяйственным скарбом – ведрами, метлами, брикетами колючки и коробками стирального порошка. На полу этой комнатушки лежала немолодая женщина в цветастом платье, и, честно говоря, я бы лучше вызывал к ней врача.
Потому что вид и запах были… не очень.
- У твоей бабушки припадки? Судороги? – спросила Меле очень ветеринарным голосом, от которого у меня мурашки пошли по коже. – Давно она так лежит?
- Бабуся пошла в Шеол, - повторил пацан. – Видать, ее там Гурупира перестрел. Не пускает обратно. А вот ты, - он ткнул в меня пальцем, - можешь за ней сходить! У тебя тунка поет!
- Мы сейчас врача вызовем, - сказала Меле ласково, но внучек помотал головой.
- У доктора Гильбы тунка не поет. Он за бабусей не сходит. Бабуся так и говорит всегда: если не приду, жди - у кого тунка в руках запоет, тот пусть выпьет натемы и сходит за мной.
- Ох ты ж тридцать три в косую линию, - сказала Меле. – Пойдем, ей реально врача надо…
- Не надо, - сказал сзади чей-то то голос.
Мы обернулись. За нами в проходе стояло человек пять местных жителей.
- Я врач, - сказал один из них, с горящими глазами и в марлевой маске, спущенной на окладистую бороду. – Но я не могу пить натему, у меня тунка не поет. Меня просто стошнит, и все. А бабуся Кузу там останется. Молодой человек, вы возьмите еще раз, все-таки это не шутка, проверить надо.
- Что взять?
- Тунку, - и он показал на подстаканник. Я его все еще держал в руке.
- Обеими ручками возьмите вот так…
Я послушался – и странный предмет снова будто ударил меня током и издал высокий вопль. Хотя, может быть, это была бабуся Кузу.
- Вот натема-то, - мальчишка пролез между соседями и протянул мне стакан. В подстаканнике. Там плескалось что-то, похожее на очень крепкий чай.
- Вы пейте, пейте, - сказал доктор. – Вам зачтется.
- А если он не вернется? – сказала Меле.
Вот чепуха, я не собирался ходить никуда. Старуха явно дернула какого-то местного наркотика и отключилась, и вот вернемся в цивильную часть - надо будет в полицию…
- Он вернется, - сказал бородач. – Он плохой шаман, слабый, по песне слышно. Но все-таки дар у него есть. Слабых обычно Гурупира у себя не придерживает, не о чем ему с ними говорить, а вот с бабусей Кузу он что-то в этот раз заговорился, видно… Как раз плохой шаман и нужен, чтобы хорошему помочь. Вы, девушка, не волнуйтесь, и вы, молодой человек, не бойтесь. Вот если бы у вас наяву видения были – это было бы опасно, могла бы вас там натема придержать. А так вы только на краешек сходите, позовете бабусю, она с вами и придет. Честное слово, что вы, врачу не верите?
- Он боится, - сказала Меле. – Давайте, я выпью!
- Храбрая вы девушка, - сказал доктор. – Но только если вы почем зря выпьете, то натемы у нас больше нет, а как варить ее – это только бабуся Кузу знает, а нам, понимаете, без нее остаться вот так, с бухты-барахты, без наступника или наступницы – никак нельзя.
- Ну, что делать будем? – печально спросила Меле.
Старшим звонить было бессмысленно – Мама по заказчикам, ОНил на товарном складе… да и что мы им скажем? Что нас аборигены на трип уговаривают?
- У нас в округе никто так не умеет, ни у кого не поет, - сказал другой местный житель – с лопатой в руках. Держал он ее как бы невзначай, но я подумал, что по хребту в случае чего он мне ею приложится – и не поморщится, пожалуй. – Бабуся там по важному делу, об урожае на три округа договаривается… Никак нельзя, чтобы она не пришла обратно, а уже вторые сутки вот все там…
- Исчахнет, - сказала здоровенная матрона с деревянной разделочной доской подмышкой. – Исчахнет, и нам от того погибель выйдет.
- Вы пейте, - ласково сказал доктор-бородач. – Пять минут – и вы обратно с бабусей. Пожалуйста!
Я посмотрел на жижу в кружке. На Меле. На аборигенов. На бабусю Кузу смотреть было неприятно, я и не стал. Я взял кружку, и ее подстаканник тоже вякнул что-то, уколов меня в ладонь.
- Только Маме не говори и ОНилу, - сказал я, глубоко вдохнул и одним глотком опрокинул в себя натему.
Это было как будто я ухнул в тоннель – сначала все завертелось вокруг, свет сузился и замерцал, меня ударяло о какие-то неожиданно твердые стены, а потом выбросило на пол.
В «Харибде».
Это была лестничная площадка служебной палубы, только воняло там раза в три сильнее и противнее, чем обычно.
Потому что диффузор таки надо чинить, подумал я, кое-как поднимаясь и оглядываясь.
У меня было странное ощущение – какое-то «мятное», как будто между мной и «Харибдой» стояла прохладная упругая стена. Я вроде понимал, что никакой «Харибды» быть не должно, но вот она здесь, а еще были какие-то люди, глоток чего-то невыносимо горького, было что-то, кусающее в ладонь – но все это как-то прохладно и неважно. Это можно отодвинуть. А вот диффузор надо чинить. Иначе мы не взлетим, МАУС по регламенту не позволит. Надо было сходить за инструментами, и я поднялся по винтовой лесенке к люку.
А люка-то и нет.
Я несколько раз провел пальцами по совершенно гладкому металлу.
Люка не было.
Лестница была. Дверь внизу в субкамеру была. Вонь была, вполне натуральная. Я моргнул, прикусил губу изнутри и ущипнул себя через штаны.
Было больно.
Люк не появился.
Тогда я спустился и протянул руку к двери, уверенный, что субкамера не откроется.
Но она открылась. Может, инструменты там, подумал я, хотя с чего бы? Я инструменты где попало не разбрасываю.
Открыл, я, значит, дверь, а там вроде все знакомое – коллекторы, магистраль горячего отвода, магистраль охлаждения реактора, везде органика киселем висит… а прямо под диффузором сидят на полу Мама и ОНил и играют в кости.
Я так от этого зрелища охренел, что забыл и про инструменты, и про люк, и про то, что мне все это вообще, видимо, просто снится или кажется.
- Вы что здесь делаете, товарищи начальники, - говорю. – Во-первых, вы ТБ нарушаете, а во-вторых…
А во-вторых, ОНил обернулся, и я увидел, что у него вместо лица какие-то сплошные рты, глаза и рога в странных сочетаниях, и почему-то мундир какой-то на нем («генеральский» - всплыло в памяти) вместо обычной его одежды, а ниже пояса – юбка из травы по колено, а от колен ноги мохнатые, как у козла, только заканчиваются не копытами, а деревяшками, как у пиратов в кино.
Гурупира.
И Мама оказалась не Мама.
- Отпусти бабусю, - сказал я рогам и ртам. Но, по большей части, конечно, деревяшкам.
- Щас, - ответил Гурупира. – Спешу и падаю. Она в кости играет, как Великий Ворон. Ты давай, чини вот это вот, делай свое дело, а нам взлетать пора.
И они с бабусей вдруг оказались не на полу, а на стене – в комме, и я увидел, что Гурупира сидит в кресле первого пилота и тычет пальцем в секвенцию «Старт».
Меня аж затошнило.
Если он сейчас запустит реактор на рабочий режим, а я фильтр не заменил…
Ну нет, нет. МАУС по блокировке ему не позволит.
И тут такой голос нашего ИИ, Бена:
«Обход блокировки безопасности в системе расширения по коду тета. Стартовый режим включен».
Я бросился к блоку фильтра, открыл дверцу – а дальше что? Инструментов-то у меня нет, а там четыре винта под крестовую отвертку, не пальцем же их выковыривать…
Не пальцем.
Потому что палец внезапно вытянулся и стал оформляться в крестовидное жало. Ну, ладно. Хорошо… Кое-как я совладал с этим неожиданным оснащением, вывернул винты, вытащил корпус фильтра – а теперь? Взамен фирменной начинки, способной проработать три года, я приспособил было микроволоконные картриджи для системы водоочистки, но они забивались через неделю. А теперь у меня и того не было. Я тупо смотрел на фильтр, а Бен продолжал вещать: «Критическое нарушение схемы. Обход блокировки по коду тета. Вставьте фильтр системы расширения во избежание расплавления рабочей зоны реактора». Ну, сказал я себе и стенам, из чего фильтр делать будем?
Стены чавкнули – а может быть, это содрогнулась вся конструкция потусторонней «Харибды», и откуда-то сверху на меня посыпалось содержимое каморки бабуси Кузу – тряпки, посудные мочалки и брикеты колючки. Ответ кривого мироздания был ясен, я отверг только тряпки, а колючкой набил корпус, подложив сверху и снизу по стальной мочалке для прочности, и всунул это ужасное изделие на место.
Однако Бен не успокоился. «Температурный режим превышен. Отработка стартовой последовательности в режиме обхода блокировки может привести к взрыву реактора. Персоналу покинуть помещение субкамеры».
Я и без него уже колотился в стену, потому что двери в том месте не было. На экране комма Гурупира, хохоча, взгромоздил деревянные ноги на пульт и поглядывал в мою сторону с явным удовольствием и азартом.
Я не мог сбежать. Я не мог ворваться в рубку и дать ему по рогатой башке (еще вопрос, хватило бы у меня на это сил и безумия, но…). Я… должен был что-то сделать с системой. Что-то, что хотя бы уменьшило перегрев.
Я должен был придумать выход или умереть.
В камере было жарко, нестерпимо воняло полуразложившейся органикой. А еще она стала меньше. Стены обступали меня. Потолок надвинулся. Гурупира на экранчике закрывал по очереди глаза – то козлиный, то орлиный, то собачий, то человеческий… и скалился.
Я ничего не мог придумать. Мне казалось, что я листаю в уме огромный толстый учебник Као Кана «Системы жизнеобеспечения кораблей третьего класса», но все страницы пустые. Пустые и белые. Быстро желтеющие от лютого жара. Я ничего не мог придумать слишком долго.
«..нутная готовность», - сказал Бен. – «Начинаю отсчет. Шестьдесят….»
Нет. Был один способ. Ужасный, как фильтр из колючки, но все-таки… Если пятую магистраль пустить через водную систему… Это опасно для оранжерей, кухни и канализации, очень может быть, что до ближайшего порта нам придется сидеть на сухпайке и отправлять естественные надобности в скафандры, и оранжерея погибнет… но, по крайней мере, рабочая зона не расплавится…
Я бросился к шкафу коллекторов. Я поскользнулся, упал, с трудом поднялся из поганой жижи на полу. Свет в субкамере был уже красный, как возле плавильной печи или машины непрерывного литься. И жар ходил такой же – волнами, качал все перед глазами, мешал рассмотреть цвета на наклейках. «Сорок три. Сорок два». Я понял, что упираюсь макушкой в потолок и что он опускается. Где-то я про это читал… Нет, нет. Потом. Сейчас рассмотреть этикетки, вот что ты за инженер, дубина, что не знаешь наизусть, где у тебя какие магистрали… Я расшатал одну, оторвал – оттуда полезла какая-то мерзкая жижа, ну нееет, нет! Вот же пятая, она раскалена – светится розовым… Святые пассатижи, тут же перчатки нужны! Почему ты, идиот, не носишь с собой перчатки? Как теперь вот с этим? Голыми руками?
Долгих десять секунд – драгоценных десять секунд – я озирался, ждал и молился, чтобы кривое мироздание подсунуло мне хоть что-то, похожее на термоперчатки.
Оно не подсунуло.
Я закусил губу и нацелился на фланец. Это смахивало на зачет по экстремальному техобслуживанию. Потолок давил на плечи, пальцы, превращаясь послушно в отвертки, горели от раскаленных винтов. Голос Бена гремел в ушах: «..дцать!» «Десять!» «Девять»!
Где-то между «Два!» и «Один!» я все-таки сорвал эту чертову магистраль с одного патрубка, заглушил его (кажется, просто смял, как пластилиновый), перекинул фланец на другой, и тишина означала, что дурацкая моя схема работает, и охлаждение тоже, и диффузор, и даже поганый фильтр из укатанской колючки, видимо, фильтрует, и, хотя стены не отступили и жар по-прежнему искривлял воздух вокруг меня, я вдруг понял, что все равно все будет хорошо, можно падать в обморок, только надо еще показать язык несуществующему экрану комма: на тебе, Гурупира! Выкуси!
Не было ведь на самом деле ни стен, ни горячего воздуха, ни субкамеры.
Была тесная комнатушка на задворках лавки, Лысые Пазырыки, Курманга-Ново, Селитебо и так далее… Была Меле, вцепившаяся мне в руку так, что пальцы мои слиплись. Толпа аборигенов, затаившая дыхание. И бабуся Кузу, умытая и переодетая в чистое, торжественно шаркая, выплыла в полукруг и поставила мне на лбу крестик красной губной помадой.
- Ты как? – спросила Меле.
- Я ничего. У меня был… инженерный трип. Я «Харибду» чинил… чтоб мне так наяву никогда… давай пойдем, а то вдруг ее и вправду Гурупира угнал…
Меле озабоченно посмотрела на меня. Мне хотелось спать, есть и смеяться – все сразу. Потом я понял, что держу что-то в другой руке – посмотрел и покрылся гусиной кожей.
В той жизни, до натемы – это был подстаканник. Или не подстаканник. Тунка. Что-то, что кусало меня в ладонь, как батарейка, и издавало вопли.
Сейчас это был фильтр для диффузора. Старой модели, в заводской упаковке. Три года бесперебойной работы системы. Машинально я посмотрел на срок годности: не истек.
- А подарочек, - сказала бабуся Кузу, перехватив мой оторопелый взгляд. – Ну как тебе без подарочка отпустить, спасибо, вызволил, забодал меня этот старый дьявол, играй давай с ним в камушки на то и на это! Выиграла я, а вот угадала ли?
Я кивнул.
- Ну вот так-то оно и бывает, - отвечала бабуся на невысказанный вопрос. – Да ты не беспокойся. Это оно все настоящее.
Так мы с Меле оттуда и ушли – озадаченные, а я еще и с фильтром. Ну и тунки для всего экипажа нам бабуся Кузу тоже в подарок дала. Стоят в кают-компании на полочке. Я их не трогаю – неровен час, запоют в руках. Или превратятся во что – объясняй потом.
А новую диффузорную систему я все-таки ОНилу в смету вписал. Неправильно это - в Шеол каждый раз за запчастями ходить.
Сыграли темы: Магазин очень узкой специализации, в нём всего один товарный номинал от tosainu , Даже плохой шаман может помочь хорошему шаману от kattrend .