«Я периодически нарочно строю вопрос на информации, доступной далеко не всем»

Артём Рожков — об абсурде и упоре на редкие знания

В предыдущих интервью с редакторами третьего этапа ОВСЧ мы говорили о неудачных вопросах и «культурном терроре» в разных смыслах этого выражения, настало время послушать и редактора третьего тура. Артём Рожков цитирует Умберто Эко, сравнивает себя с Владимиром Сорокиным, рассуждает об абсурде, переходящем в эпатаж, и о том, что закладываться на редкие знания — беспроигрышная стратегия. Читайте!

— Когда ты начал писать вопросы? И как произошел переход с «ну, напишу-ка я вопрос» на «хочу сделать тур»?

— Я начал писать вопросы года через два-три после того, как стал достаточно регулярно играть синхроны и очники. Году этак в 2012-м, получается. Однако мои первые вопросы выходили очень плохими — то есть мне казалось, что если я напихаю в текст побольше «иксов», «игреков», «какие буквы мы пропустили», «двумя словами» и прочих подобных конструкций, то непременно получится настоящий вопрос спортивного ЧГК, который ничем не будет отличаться от вопросов маститых редакторов. Поэтому было обидно, когда мои вопросы не ставили в тот или иной турнир.

Впрочем, иногда отдельные вопросы куда-то брали, и это было очень приятно, но я не видел закономерности. Тогда я думал, что нет каких-то объективных параметров интересности, и всё определяется лишь прихотью человека, составляющего пакет.

Качественный скачок произошёл, наверное, на рубеже 2016 и 2017 годов. Связано это с тремя обстоятельствами.

Во-первых, до меня наконец-то дошло, что первично содержание, а не форма. Для того, чтобы получился хороший вопрос, необходимо для начала иметь хороший факт, который интересен и сам по себе, вне вопросного контекста. В этом плане для оценки факта удобно пользоваться критерием Мишеля Матвеева: «хорошим фактом вам было бы приятно поделиться в разговоре с другом, который не играет в ЧГК». И действительно, обычным людям нравятся рассказы про алиби или, например, про учёного, который назвал свою дочь в честь бактерии.

В дальнейшем я немного расширил представления о качестве повода. Мне также нравятся вопросы, в основе которых лежит интересная идея или форма подачи, которые вполне оправдывают отсутствие факта. Так, например, ни в блице про Мандельброта, ни в вопросе про части слова нет каких-то интересных историй, однако сам концепт, сама задумка и являются поводом. Это, безусловно, отличные вопросы.

Во-вторых, в то время я начал довольно много всего тестировать, иногда — по 5-7 пакетов в неделю. Когда наблюдаешь, как на твоих глазах из бесформенного нечто рождается вопрос, обретая структуру и смысл, поневоле чему-то учишься. В провинции, в отличие от столицы, не так много возможностей играть всё, что хочется — зачастую это один синхрон в клубе и ещё максимум один на моноплощадке, если набираются желающие. Многие играют в квизы, я же предпочитаю тестировать. Таким образом и в ЧГК играешь в ненапряжной обстановке, вечером и с кружкой чая, и людям помогаешь улучшить пакет. Вдвойне приятно.

В-третьих, к этому периоду я написал уже несколько пакетов ЭК и СИ. При их подготовке развивается умение складно писать, а также, что самое главное, умение вычленить в большом массиве информации повод для вопроса и лаконично его сформулировать. Я до сих пор считаю себя больше автором свояка, чем автором ЧГК, и в моих своячных пакетах больше оригинальных идей и находок, да и писать их проще. Сделать хорошую тему СИ — исключительно вопрос времени, написать же хороший вопрос ЧГК — дело времени, удачи и вдохновения. Поэтому маловероятно, что в будущем я начну писать в промышленных масштабах.

Ну вот, а дальше всё пошло по накатанной. Сначала мне доверили тур для Поволжской лиги, который собрал умеренно положительные оценки. Потом я подумал, что вполне могу замахнуться на тур для домашнего фестиваля «Симбирск-open», который тоже вышел неплохим. После него я понял, что, пожалуй, осилю и авторский синхрон. Потом меня пригласили сделать пару туров для внутряка ВШЭ (внутреннего чемпионата Ассоциации интеллектуальных клубов Высшей школы экономики, — прим. ред.), где мне удалось поупражняться не столько в написании своих вопросов, сколько в редактировании чужих. Ну и вот я на ОВСЧ. Посмотрим, что из всего этого выйдет.

— В обсуждении прошлогоднего ОВСЧ ты писал, что у редактора, который соглашается на такой турнир, должно быть какое-то количество вопросов заранее. Получилось ли у тебя так сделать в это году, учитывая тур на Симбирск Open, ЭК туда же и твой синхрон Post Modern Talking?

— Количественно – вполне. К концу сентября у меня было около 15 выписок разной степени перспективности, всего же я написал порядка 30 вопросов.

Качественно я собой не доволен – мог сделать намного интереснее. Смотрю на свой тур. Хорошие вопросы? Ну, вроде бы получилось неплохо. Бомба? Нет. Игроки будут аплодировать стоя? Нет. Назовут свою команду в честь каких-то фактов из вопроса (как это уже было с командами «Хунтой под стражу взят Роберт Мугабе» и «Ивасик и Панасик»)? Вряд ли. Есть перспективы попасть хотя бы в шорт-лист «Вопроса года»? Сильно сомневаюсь.

Просто у меня очень высокие требования к качеству вопроса, которым мои собственные вопросы, к сожалению, редко соответствуют. Здесь нет никакого противоречия – я чётко разделяю в себе очень требовательного и привередливого Артёма-игрока и Артёма-автора, который сначала думает «эх, щас как понапишу шедевров», а потом «ну, в этот раз извините, попробую ещё».

При этом я всегда очень радуюсь, когда другие пишут классные вопросы. Жаль, что это происходит не так часто, как хотелось бы.

— Но ведь качество вопроса далеко не всегда коррелирует с его вирабельностью. «Эрудиты» играют под разовым названием «Ивасик и Панасик» не потому, что тот вопрос показался шедевром (прости), просто это вылилось во внутреннюю шутку. В связи с этим вопрос: что для тебя первичнее — чтобы было классно или чтобы вопрос запомнился?

— Совершенно верно. Я не стремлюсь целенаправленно писать вирусные вопросы и специально создавать какие-то мемы, главная цель — написать просто хороший вопрос. Но если при этом он ещё и запоминается, то при прочих равных такой вопрос мне нравится больше.

Другое дело, что если для авторских турниров я сразу закладываюсь на некоторый абсурд, зачастую переходящий в эпатаж (месяц назад, например, я устроил перформанс c раздачей пакетов и шутками на тему токсикомании), то при подготовке ОВСЧ я изначально придерживался более нейтрального стиля и использовал совершенно стандартные приёмы, что может на общем фоне показаться скучноватым.

— Продолжим о Post Modern Talking — расскажи, как и почему решил его сделать. И откуда взялись такие необычные призы?

— Идея пришла осенью 2017 года. К тому моменту я играл довольно часто, стандартные приёмы и темы для вопросов начали приедаться (особенно раздражали бинго-реалии), поэтому я решил, что неплохо бы сделать собственный синхрон, где затрагивались бы темы, интересные мне, а не нечто общепринятое, желательно – в максимально нестандартной форме.

Ключевой идеей было то, что в основе вопросов лежала бы смесь условно «высоких» (литература, опера, живопись, история, философия) и «низких» (поп-музыка, мемы, компьютерные игры, фольклор) реалий. Таким образом, само название PostModern Talking, полученное мэшапом, вполне отражает подобный подход.

Примерно в то же время я вычитал у Умберто Эко интересную мысль. Эко писал:

«Если юноша-постмодернист хочет признаться девушке в любви, он не может просто сказать ей: "Дорогая, я люблю тебя больше жизни", потому что это прозвучит пошло и банально, как цитата из дешёвых бульварных романов. Вместо этого ему следует сказать: "Дорогая, как пишут в дешёвых бульварных романах, я люблю тебя больше жизни"».

Видишь, что происходит? Мысль подменяется цитатой, текст – интертекстом, чувства – иронией. Так и в ЧГК: когда я пишу PMT, меня интересуют не сами факты, а отсылки к ним, их обыгрыш в некотором контексте. То есть важно не то, что произошло, а мысль стороннего наблюдателя о том, как это произошло. Поэтому, например, последние годы я мало читаю непосредственно художественную литературу и много – работы по литературоведению, поскольку мнения мне кажутся более интересными, чем объективная реальность.

Довольно быстро выяснилось, что мне не удаётся выдержать весь пакет в таком духе, чтобы не потерять в играбельности. Название, впрочем, менять не планирую, поскольку оно мне нравится. Посмотрим, что будет происходить со стилем вопросов со временем. Пока PMT – это просто довольно весёлый авторский турнир, без особых претензий на что-либо.

Что касается призов… Обычно вручают кубки, медали и книги. Когда я сам получаю подобные награды, это не приносит большого удовольствия. Медали все похожи одна на другую и просто пылятся в углу, а книги я уже лет 10 читаю исключительно в электронном виде, так удобнее.

Кроме того, нетрудно догадаться, что свинья – моё тотемное животное. В мире Гарри Поттера свинья была бы моим патронусом. Поэтому в те дни, когда продумывалась концепция синхрона, я уже примерно представлял, что буду вручать плюшевых свиней, причём обязательно ручной работы, чтобы команды боролись за что-то уникальное и запоминающееся. И здесь я угадал – призёры очень довольны :)

— В своих вопросах (и ЧГК, и Своей игры) ты относительно часто апеллируешь к Советскому Союзу, его истории, культуре и так далее. Большинство моих молодых чгкшных знакомых, напротив, скорее показывают неприятие этого пласта. Откуда у тебя этот интерес и в чем, по-твоему, важность подобных знаний?

— Когда ты рождаешься в городе, названном в честь Ленина, всё детство ходишь на экскурсии по ленинским местам, а также читаешь литературу хрущёвско-брежневской эпохи (у меня был доступ к очень обширной библиотеке бабушки и дедушки), то трудно совсем обойти эту тему стороной :)

Однако первое впечатление обманчиво. Я вовсе не являюсь апологетом СССР, наоборот — часто подшучиваю над советскими комплексами и стереотипами, занимаясь, таким образом, деконструкцией советского мифа. То есть делаю в вопросах примерно то же, что делал Сорокин в своих ранних произведениях («Норма», «Очередь», «Тридцатая любовь Марины», «Сердца четырёх»). Мне не близка позиция деда, грозящего молодёжи клюкой и ворчащего о том, что «раньше было лучше» и «Сталин бы тут навёл порядок». Скорее, я вижу себя сталкером, который, погружаясь в советскую действительность, пытается поймать в объектив очередного любопытного гада.

В истории и культуре СССР много всего интересного, но нужно выбирать реалии с умом и аккуратно. Про СССР можно снять «Чернобыль», а можно — «Движение вверх». Вопрос не в материале, а в подходе. Я сам неодобрительно отношусь к вопросам, где в качестве пуанта нужно вспомнить цитату из фильма Рязанова или песни какого-нибудь КСПшника. С другой стороны, есть какие-то фундаментальные области вроде космоса или литературы, которые выходят за пределы советского дискурса. То есть я позиционирую своё творчество скорее, как русско-центричное, нежели советско-центричное, а к брежневскому зачёту прибегаю исключительно в юмористических целях или для троллинга. В СССР есть своя эстетика, но важно не переборщить.

— Где, как ты считаешь, проходит граница между тем, о чем можно задавать вопросы ЧГК, а о чем — нельзя?

— Постмодернизм предполагает отказ от метанарративов и модернистских иерархий. Первое – это любая система ценностей, претендующая на абсолютную истину – например, семья, религия, политическое течение. Второе – культурная градация от «высокого» к «низкому». Иными словами, для меня такой границы не существует. Я считаю, что табу нет, все темы равно допустимы, лишь бы вопрос получился интересным, и при этом попал в свою целевую аудиторию.

В объективно хорошем вопросе не должно быть «свояка». Однако, во-первых, далеко не всегда удаётся заранее оценить степень известности той или иной реалии. Во-вторых, если сознательно вводить некие ограничения, то раскрутка вопроса из увлекательного детективного расследования, в ходе которого нужно выдвигать подчас самые невероятные гипотезы, превратится в скучный перебор на небольшом множестве заранее известных бинго-вариантов, а ЧГК редуцируется до игры “угадай, на что это похоже”.

И, в-третьих, что самое главное, есть ещё субъективная оценка, основанная на личном опыте. Мы можем сколь угодно долго говорить об удовольствии от командной работы и «игре в пас», однако самые запоминающиеся вопросы — это как раз вопросы с железобетонным свояком, на которые ты ставишь палец на первой секунде и говоришь правильный ответ, а после объясняешь другим игрокам, что стыдно не знать провинциальных актёров из Бердичева, а после, в конце тура, видишь одинокий плюсик в графе напротив названия твоей команды.

Я думаю, что каждый вспомнит похожую историю из собственного опыта. Поэтому я периодически нарочно строю вопрос на информации, доступной далеко не всем. Здесь, пожалуй, уместно будет привести цитату из обсуждения одного из туров PMT-18:

«Я благодарен этому вопросу за незабываемое впечатление, когда пишешь на бумажке "Лирой Дженкинс", а на немой вопрос в глазах Либера отвечаешь "это правильный ответ"».

Закладываться на редкие знания — это беспроигрышная стратегия. Я рассуждаю так: если у игроков знания будут, то они нормально покрутят вопрос, если нет, то, по крайней мере, узнают что-то новое. Антивилка Мортона. Поэтому тенденция последних лет снижать сложность синхронов, уменьшая тем самым порог вхождения, меня безусловно удручает. Когда я только начинал играть, мы брали свои 2-3 из 36, но было интересно, и мотивация играть не падала — наоборот, была мотивация развиваться и читать источники.

— Ты часто стараешься сделать вопросы необычными и запоминающимися, как это вписывается в концепцию синхрона, который должен быть, по идее, максимально рафинированным для унификации проведения и нивелирования возможных преимуществ или недостатков локальных ведущих на площадках?

— Увы, никак не вписывается. Тем более, в ТЗ есть также ограничения по раздаткам и уровню сложности.

Поэтому каких-то экспериментов и откровений в моём туре ждать не стоит. Это будут 12 несложных и вполне конвенциональных вопросов по фактам и наблюдениям, которые мне кажутся заслуживающими внимания. Все необычные формы подачи я отложил до авторских туров.

— Какой у тебя самый любимый чужой вопрос? А свой?

Очень сложно выбрать, поэтому назову два. Это вопрос Михаила Савченкова про ложные ходы и вопрос Владимира Ксенофонтова про оперы Вагнера. С последним, кстати, вышла забавная история: спустя примерно полгода в «Клевере» (массовая многопользовательская онлайн-викторина, которую проводили в 2018 году, — прим. ред.) задали вопрос, ответить на который помогла как раз-таки эта мнемоника, в результате чего удалось выиграть несколько сотен рублей. Лёша Хмельков потом сказал, что тоже вспомнил это правило во время игры. Это ли не познавательная функция ЧГК?

Что касается своих вопросов, то выбирать ещё сложнее, поэтому вновь назову два – про коня-убийцу и про Пушкина, который был отцом Радищева. Оба, к слову, стояли подряд в одном и том же туре.

— В Поволжье с незапамятных времен проходит Поволжская лига — турнир на вопросах клубов, который служит, по сути, продолжением городских чемпионатов. Уже несколько лет она проходит, по сути, как один синхрон из 60 вопросов, а не как несколько отдельных синхронов. Как ты считаешь, есть ли у этого соревнования перспектива, или это рудимент, который постепенно уступит место «октавам», «гран-при» и им подобным турнирам?

— Если подходить с позиции игрока, то формат турнира мне очень нравится. Вопросов много, каждый город готовит тур по 10, из-за большого разнообразия не успеваешь устать. Кроме того, все города играют более-менее в одно время, результаты заносятся в общую онлайн-таблицу после каждого тура. Всё это выгодно отличает ПЛ от среднего синхрона – по впечатлениям это, скорее, как мини-фестиваль, где ты соревнуешься с лучшими командами Поволжья, только ехать никуда не нужно. К тому же по качеству вопросов ПЛ точно не хуже среднего синхрона, благо, отдельные туры готовят вполне востребованные редакторы – например, Иванов или Рождествин.

Однако если подойти с точки зрения подготовки пакета, есть некоторые причины для беспокойства. Так, последнее время люди очень неохотно пишут вопросы. Когда я только начинал, была большая конкуренция. Большинство игроков клуба присылали по 10-15 вопросов каждый, и считалось очень крутым, если твой вопрос попадал в пакет.

Играли мы тогда редко, синхронов было мало. Сейчас же, на мой взгляд, ситуация кардинально другая. Турниров много, редакторов мало, даже не самые известные завалены заказами на полгода вперёд. Соответственно, если вдруг появляется перспективный автор, то у него не очень много мотивации отдавать бесплатно хорошие вопросы на турнир для 60-70 команд, если он может продать их на синхрон на 200-300 команд. Да и ПЛ проходит только раз в год, а с топ-редактором можно сотрудничать на постоянной основе каждую неделю – соответственно, прогресс идёт быстрее.

Мы в Оргкомитете думаем, как переломить ситуацию в лучшую сторону и рассматриваем разные варианты, однако если вдруг игроки в клубах совсем перестанут писать вопросы, то ПЛ (по крайней мере, в текущем виде) умрёт естественной смертью. Впрочем, пока вроде бы всё идёт более-менее нормально, и вероятность того, что это произойдёт в ближайшие годы, не очень высокая (ну, я надеюсь).

— Для некоторых редакторов работа над пакетом зачастую эмоционально заканчивается во время сдачи, кто-то дальше следит за результатами и обсуждением. А как для тебя?

— Мне часто приходится совмещать функции редактора и организатора, поэтому, помимо подготовки пакета, приходится также заниматься рутинными делами: рассылкой писем, сбором взносов, перепиской с АЖ, публикацией анонсов и результатов… В этом плане работа заканчивается недели через две-три после того, как сыграла последняя площадка.

Если же вынести организаторские функции за скобки, то после сдачи всё равно есть чем заняться. Во-первых, результаты: я смотрю проценты взятия вопросов, чтобы понять, сработал ли план расстановки по туру и удалось ли сделать нормальную сложность. «Нормальная сложность» в моём понимании – когда победитель набирает от 2/3 до 3/4 очков, а слабые команды берут 1-2 вопроса, не уходя с нулём. Да и просто любопытно, кто как сыграл, особенно когда среди участников много друзей и знакомых.

Во-вторых, апелляции. Примерно половина апеллей на зачёт и почти все апелляции на снятие говорят о каких-то недоработках в вопросе. Я читаю тексты апелляций и вердикты АЖ, чтобы в дальнейшем допускать меньше ошибок. Ну и, в-третьих, обсуждение.

В своих интервью редакторы предыдущих этапов (1, 2) не очень позитивно оценили этот аспект игры. Я же, наоборот, люблю читать отзывы игроков и стараюсь максимально оперативно выкладывать пакеты для получения фидбека. По возможности я также курсивом пишу редакторские комментарии, в которых указываю некоторые тонкости работы над вопросом, а также просто какие-то забавные факты из источников, которые не влезли в сам вопрос.

Положительные комментарии игроков дают дополнительную мотивацию писать вопросы в дальнейшем, отрицательные дают пищу для размышления, что можно улучшить в следующий раз, а нейтральные (вроде «взяли на чтении», «норм», «мы просто знали факт», «раскрутили к концу минуты», «авторский ответ X придумали, но написали вместо него Y, потому что Z») помогают понять, сыграл ли вопрос так, как задумывался, потому что даже много тестов дают лишь приблизительное понимание. Считаю, что в ЧГК принцип «клиент всегда прав» как никогда актуален, поэтому все замечания я принимаю к сведению вне зависимости от личности комментатора и выбранных им слов.

Задавал вопросы, расставлял ссылки, примечания и фотографии Наиль Фарукшин.

Если вы не знаете что-то о турнире, который подготовил, в том числе, Артём, но хотите узнать, то посмотреть его анонс можно тут, заявить свою площадку — здесь, а посмотреть, играется ли ОВСЧ в вашем городе и у кого именно, можно здесь, нажав на надпись «Синхроны в городе».

Больше информации об ОВСЧ смотрите здесь, больше интервью читайте в паблике «Студенческие интеллектуальные игры в России». Интервью редакторов предыдущих этапов:

I этап: «Писать хорошие "простые" вопросы все же сложнее, чем хорошие "сложные"» (Андрей Солдатов, Анвар Мухаметкалиев и Баур Бектемиров),

II этап: «Редактировать ОВСЧ — это такая сбывшаяся юношеская мечта» (Мария Подрядчикова, Иван Ефремов и Вадим Яковлев),

III этап: «Давно пора такое пресекать на международных турнирах» (Александр Григорьев, Никита Роенко и Константин Каунин) и «Хочется работать с аудиторией, которая живет в 2020 году» (Павел Семенюк и Рузель Халиуллин).