Тело как поле власти

Выступления перед бортпроводницами, митинги на стадионах, Z-флешмобы в учебных заведениях от ясель до вузов — власть производит огромное количество образов, демонстрирующих единение нации в безоговорочной поддержке кровавой войны. Абсурдность этих образов зачастую поражает.

Однако подобные образы циркулируют в российской медиа-сфере уже давно, и принципы их создания и обращения неоднократно описывались. Полезно понимать, какого рода образы и для чего создаёт власть. Если вы хотите понять, что это всё значит, то можете, как предлагает группа питерских студенто_к, обратиться к статье гендерной исследовательницы Елены Гаповой «Полный Фуко: тело как поле власти». Мы приводим краткий пересказ.

Гапова описывает случай 2010 года. Тогда студентки журфака МГУ подарили Путину календарь со своими эротическими фотографиями. Как это стало возможно? Гапова считает, что тела, и в первую очередь — их обнажённые образы, показывают особый характер отношений власти в России.

Для женщины в России главный способ стать видимой — это принять власть, обнажиться и преподнести себя наделённому властью мужчине. Власть же опирается на конструируемый образ «сильного мужика». Президент фотографируется с обнажённым торсом, чтобы показать, что он здоров и могуч.

Настоящая причина популярности того образа, которым «играет» с помощью СМИ Путин, в том, что его качества являются «представительской» частью проекта национального строительства или государственничества, разрабатываемого российской властью. Если под национализмом понимать возникший в конце XVIII века в Европе проект «национального государства» с сильной централизованной властью, то связь между ним и нормативной мужественностью кажется очевидной. Сильное национальное государство осуществляет политическое насилие; опирается на мощные военные институты; политическая же категория «национального гражданства» мыслится как право тех, кто носит оружие и защищает patria. Эти «мужские» категории — гражданство, милитаризм, насилие — выстраиваются вокруг «мужских» институтов (армии, властной вертикали, разведки) и «мужских» практик (войн, революций, государственного насилия, большого олигархического бизнеса). В государственническом проекте вырабатывается соответствующий тип мужественности политической элиты, пребывающей на службе отечеству. К такой нации трудно приложить розановское определение России как женщины, вечно ищущей жениха, главу и мужа. Она хочет видеть себя «такой, как Путин», — сильной страной, с которой считаются в мире.

Именно этот образ очаровывает, именно ему пытаются подыгрывать в своих действиях. Люди либо хотят воплотить образ великой России, либо считают, что этого желания и этих поступков хочет от них власть, поэтому и идут на эти действия. Этим можно объяснить и лизоблюдское письмо ректоров.

Студент_ки, предложившие этот текст, предполагают, что Путин сейчас пытается вцепиться за ускользающий от него образ мужественного вождя. Война позволяет ему снова почувствовать себя сильным. Раньше женщины раздевались и фотографировались для него, а теперь выступают против и кричат о своей ненависти на улицах — Феминистское антивоенное сопротивление стало одним из наиболее массовых и организованных в широком антивоенном движении. Отсюда выступления президента перед бортпроводницами в форме — это попытка вернуть ускользающий статус «мужика».