herzenmag: Об объективности исторического факта (2021)
⏳ Среднее время чтения: 10 минут.
Сегодня многие, в особенности приверженцы конструктивистских и чисто постмодернистских (в собирательном, «бытовом» смысле) теорий, утверждают, что история если и является разделом знания, то субъективным, где знание создается с нуля, конструируется здесь и сейчас, а «связи с прошлым у нас нет».
Одно из главных оснований такого вывода — ненаучный ответ представителей этих направлений на вопросы об объективности исторических источников, работы историка и самого исторического знания.
В этой заметке мы постараемся дать научный ответ на эти вопросы, противостоящий субъективизму нашего идейного противника.
Ввиду краткости материала, мы лишь наметим направления критики, которые, возможно, захочет развить кто-либо ещё.
Небольшая ремарка: объективность трактуется нами в философском смысле, как «существование до, вне, и независимо от сознания».
Объективен ли исторический источник?
Это фундаментальный вопрос, ибо именно исторические источники — эмпирическая основа исторической науки. Являясь свидетельствами, отражающими в себе ход исторического развития общества, именно они опосредуют историческое познание. А потому, если они не способны быть объективными, отражать сущность процессов, то историческая наука принципиально отрывается от своего предмета.
Но как же они могут существовать объективно, если их создали люди с участием сознания, если они — плод субъектной деятельности людей?
Этот классический аргумент, кажущийся не очень далёким господам победным, разбивается довольно легко:
Во-первых, исторический источник существует как исторический источник(!) лишь в отношении историка, в данном случае — человека, познающего через источник отражённую в нём сторону исторического процесса. Неважно, как историк воспринимает его, знает он о нем, или не знает, считает он его чем-то, или чем-то иным — источник есть и он таков, каков он на самом деле.
Банальная для диалектического мышления вещь «что-либо может существовать лишь конкретно, в зависимости от контекста и отношений его существования» неуловима для тех, для кого А всегда равно А не только в формальной логике, но и в реальности.
Хоть надень афинский глиняный горшок на голову, хоть пей из него вино, хоть храни под кроватью на ночь — его качества как исторического источника не изменятся, хоть субъективно он будет различным, однако сделали его глиняным горшком. И именно в понимании того, что именно вещь может отразить как уже завершённый продукт, уже дошедший до наших дней, и состоит задача историка.
Также, стоит заметить, что продукт, созданный кем-то как продукт идеи и субъектной деятельности, по завершении создания становится объективной реальностью даже для своего создателя.
В том смысле, что теперь уже продукт содержательно никак не зависит от сознания человека, для него он — часть внешнего мира, условие дальнейшей деятельности. Если мастер сделал плохую вазу, она объективно не позволит ему пользоваться ей так же долго, как хорошей. А значит, созданные предметы объективны не только как источник в отношении к историку, но и как уже необратимо созданный продукт в отношении к своему творцу, да и остальным тоже.
Также стоит сделать ремарку, которая окажется весьма полезна в будущем — действия другого человека для нас так же в сущности объективны, как и, скажем, действия пролетариата объективны для буржуазии, и субъективны для самого пролетариата.
Объективен ли анализ историком источников и подборка нужного для исследования материала?
Здесь уже сложней и интересней, и в отрыве от третьего пункта разобрать это вполне будет непросто.
Очевидно, что, проводя работу по анализу чего-либо, человек осуществляет деятельность как субъект. Но субъектность как целенаправленная деятельность, влияющая на результат, и субъективность, как непосредственное, имеющее корни в самом сознании, а не вовне его, зависящее от воли человека, — далеко не одно и то же.
Итак, историк субъективен постольку, поскольку у него есть какой-то личный, сиюминутный интерес, система ценностей, убеждений. Сменится интерес историка, например, его политическая позиция — сменится его вывод.
Однако наука на то и наука, что в ней выводятся некоторые критерии проверки знания.
Первейший критерий истины, конечно же, общественная практика. Если идя тем же путём, каким шёл историк, другие люди раз за разом приходят к разным выводам, очевидно, что-то тут не так. Если наличие исторической теории не ведёт к тому, к чему оно должно вести, то теория явно оторвана от жизни.
В науке же важна доказательность. Если человек не аргументирует свою позицию, о её рассмотрении не может быть и речи.
И вот тут кроется интересный момент. Если человек научно меняет свою позицию в отношении того, к чему раньше относился иначе, то это старое отношение, будучи зафиксировано в работах человека, становится для него объективным! Теперь прежняя позиция существует независимо от своего автора в том виде, в котором он её уже сформулировал.
И ровно до тех пор, пока человек не опровергнет свои старые аргументы, не уничтожит свою старую позицию, не объяснит причин перемен, он не имеет «права» говорить о том, что его новая позиция научна, истинна, а старая — нет.
Таким образом, историк во-первых, обязан доказывать свою теорию, что уже ограничивает его субъективность сразу несколько раз — отсекая внутренне логически противоречивую теорию, ставя его построения в отношение к другим его работам, а также, требуя от него или соответствия теории уже достигнутым человечеством знаниям, или опровержения их.
Эти критерии чисто научные, но есть и более общий, философский ценз. Если мы действуем при помощи материалистической диалектики и её производных, целесообразность и верность чего доказана неоднократно, то мы проверяем построения историка ещё и её положениями. Особенно — принципом историзма, требованием рассматривать всё в конкретном развитии и контексте. И обмен бананами у австралопитеков уже не назовёшь капитализмом, ибо нет соответствующей материальной базы. А уж зависимость форм отношений от их условий доказана в рамках абсолютно всех наук, потому историк проходит и проверку другими областями научного знания.
Итак, ни о какой полной субъективности с нуля уже не может идти речи. Философия в союзе со всей системой частных наук выработала и продолжает вырабатывать критерии проверки знания.
Однако всё это внутренние моменты, которые резко теряют содержательность в отрыве от моментов внешних — объективных корней субъективных решений.
Любое наше действие, решение, вывод, осуществляется на основании внешней реальности, обработанной нами также на определённых основаниях. Нельзя помыслить чего-то, не взятого, пусть в крайнем опосредовании, из реальности. Этот принцип должен быть известен каждому материалисту.
А значит, и корни выводов, делаемых историком, можно и нужно искать как в его личной жизненной позиции, так и в общественном положении.
Конструктивисты говорят нам: «Историк сам решает, что и как он изучает, а значит, все субъективно». «Но из чего он выбирает, и каковы основания именно этого выбора?!» — спрашиваем мы в ответ.
Именно для анализа этого необходима истинная философия общественных наук. Она позволит нам конкретно, на основе метода, проверенного общественной практикой, жизнями тысячи тысяч людей, отследить то, чьи интересы представляет историк и как он это делает. И тогда уже становится чётко видно, какие черты своей жизни человек незаконно экстраполирует на прошлое.
Всё то же самое применимо и к выборке источников, осуществляемой историком при исследовании. Если есть что-то, что человек проигнорировал, или притянул не к месту, это можно доказать, вне зависимости от того, что об этом думает опровергаемый субъект.
Часть информации об объективности исторического знания уже была подана в прошлой части. Потому о проверяемости при помощи других наук и философии мы повторять не будем.
Коснёмся лишь предпосылок к истинности, содержащихся в собственно-исторической области.
Во-первых, (это не отрицают и конструктивисты) история имеет конкретную эмпирическую базу в виде исторических источников. А также воспринимаемые каждым человеком эмпирические доказательства бытия прошлого — собственное прошлое человека. То есть эмпирически это знание о чём-то действительном и принципиально познаваемом.
Далее следует сказать об объективности исторических законов — доказательство этому — также общественная практика. Сущностно одни и те же отношения воспроизводятся раз за разом во всех уголках планеты, независимо от того, знают ли о них люди, желают ли этого. Более того, плюрализма истин на деле также нет: одни общественные теории работают, другие — нет, одни способны описывать меняющийся мир, другие в рабстве у своего застывшего объекта. Развитие общества в виде его усложнения с сохранением также принципиально доказывается во всех сферах жизни, ибо всё развитие происходит так, и никаких исключений, и даже доказательств их возможности найдено не было.
Принцип детерминизма, причинной обусловленности всего, на нашем уровне также действует неукоснительно, а значит, все текущие стороны общества имеют свои причины, независимо от того, кто их осознаёт.
Гносеологическим аргументом возможности познания того, чего уже нет в чистом виде, является теория отражения — отражения как общего свойства материи.
В деятельности каждого человека любого времени отражается то, в каких условиях и по каким причинам он что-либо делает. А значит, и исторические источники, письменные или вещественные, содержат в себе отражение восприятия человеком реальности. Которое, в свою очередь, отражало реальность. Да и сам мир отражается в источнике — в материале, из которого он сделан, в месте и условиях его хранения, в том, кто и зачем использовал его после создания…
А что до искажения отражаемой реальности — это уже вопросы психологии и истории психики как смежной дисциплины. Оставим их на другой раз; забегая вперёд, скажем только, что и там всё вполне познаваемо.
Вывод: мы можем видеть, что фразы о полной субъективности историка по сути равны фразам о полной субъективности физика, который сам решает, как и с чем ему экспериментировать. Что, разумеется, ерунда, и вводит в замешательство самих исторических конструктивистов.
Основа их заблуждений — субъективизм, вывод всего из сознания, а не из отражённого им мира, разрыв причинно-следственных связей и банальная демагогия, дешёвое жонглирование понятием субъективности. В заметке даны лишь общие принципы оппонирования им — весьма вероятно, что далеко не все возможные. И мы надеемся, что читатель будет готов пойти дальше, углубляя и развивая диалектико-материалистическое понимание истории.