Глава 1: "Он обязательно вернётся!"
— Это он? — риторический вопрос девушки случайно вылетел из её уст, как только она взглянула на фото, сунутое ей прямо в бледные ладони. Она стыдливо сделала невозмутимый вид и принялась разглядывать снимок: в камеру вопрошающе смотрели сотни идентичных подсолнухов, вдали тонкой полоской тянулся хмурый лес, а подле них, казалось, неуверенно стоит парнишка — виновник сей ситуации. Хоть фотография была сделана по локоть, было хорошо видно, как он обхватил себя руками, да и сам выглядел как-то неуверенно, неестественно. Настроение определить тоже было трудно. Вроде как "улыбается", но совсем не "глазами". Говоря проще, выглядит смиренно, зажато. Лена прищурилась и уделила ещё несколько секунд этой фотографии. В её голове сложилось некое описание: тёмные брови, каштановые волосы средней длины, немного взъерошенные ветром. Карие, практически черные глаза, острый, но ровный нос, выраженные скулы и теплый тон в меру загоревшей кожи... Она точно видела его когда-то и не один раз, хотя ей казалось, что она знает всех и каждого в этой деревне. Только когда?
Девица перевела взгляд на старушку, уныло сидящую напротив. Они были знакомы от силы минут двадцать.
Лене с трудом удавалось понимать, что происходит: зачем её мать, перед отъездом, сказала прийти ей именно сюда?
Она частично составляла картину того, кто этот человек, кем был раньше, но для чего ей доверили такую информацию? До встречи с этой бабушкой, коя представилась баб Валей, девушка практически уверовала, что её попросят либо помочь по хозяйству, либо пройтись до леса и собрать каких-либо ягод за денежку, ибо такие случаи были не редкостью. Но теперь она была в замешательстве, не понимая, что от неё хочет эта старушка.
Но вряд ли это могло обернуться чем-то не хорошим: бабуля изначально показалась ей очень миловидной. Её уголки губ почти всегда были по-доброму приподняты, а голубые глаза казались чистыми и невинными. Сияя, переливаясь разными красками на свету, они словно отражали её душу и прекрасно сочетались с необычным образом для бабушки: винтажная рубашка с вьющимися кружевами, волнистая накидка темного цвета и длинная юбка в пол. Как вишенка на торте у шеи и из пучка струились атласные ленты красных бантов. Единственное, в таком виде Лена застала её впервые, что никак не складывалось у девы в голове. Но эти мысли переставали беспокоить Лену, стоило только баб Вали открыть рот: как только бабушка приветствовала девушку, та сразу заметила этот тихий, нежный и живой одновременно голосок, способный успокоить каждого, кому удалось его услышать. А слышала она его очень часто: с самого момента знакомства, старушка всячески упоминала своего сына. Она рассказывала ей о том, как они раньше жили вместе в этом скромном доме и прекрасно ладили, порой даже могли общаться взглядами, словно чувствуя эту связь ребенка и родителя. Только после ухода отца, что-то пошло не так, только что?
Лена вновь взглянула на фотографию и, с правдивыми словами "ваш сын очень красивый", аккуратно вернула её в руки родительнице. Та замерла и робко взглянула на девушку. На покрасневших глазах толстой плёнкой держались слёзы:
— Помоги мне вернуть его, пожалуйста.
— Я не против, но... Как я это должна сделать? Не могу же я его за ручку взять и сюда притащить!
— Вот тут и оно... Но всё очень просто, — дрожащий голос бабушки заиграл, — Я слышала от твоей мамы, что ты хорошо сочиняешь. А я когда-то случаем подслушала его разговор по телефону и знаю его адрес...
Матушка медленно подняла взгляд в глаза Лены, выдерживая интригу:
— Ты напишешь ему письмо! Не прям, шоб с целью его заставить, просто в извинительной тематике, такое, шоб он меня понял, может даже простил и вернулся, ибо я правда хочу попросить прощения. Сможешь?
Девушка удивилась ещё сильнее и на время задумалась. В мыслях промелькнуло, что бабуля от одиночества поехала крышей, да настолько, что просит незнакомого человека вернуть то, что стоило давно отпустить. Лена на мгновенье улыбнулась, но не от радости, скорее насмешливо вспоминая, что сама то не лучше: всех подружек с пелёнок может поимённо пересчитать, ведь помнит каждую, да так детально, что порой сама начинает от этого страдать. У неё складывалось ощущение, что при самой дружбе она шибко ими не дорожила, а как их пути расходились, то Лена сразу впадала в апатию и от каждой подолгу отходила, ведь ни свои ошибки, ни прошлое отпускать до сих пор не умеет, хоть давно не маленькая, но ведёт себя как девчонка. Да что там подружки, она до сих пор перед каждым знакомым за что-то да извиниться хочет, но не может, словно некая невидимая сила мешает ей. И ладно извиняться, прощать то девушка тоже не в состоянии... Подобные нюансы Лена долго могла бы себе перечислять, если бы не нахлынувшее сочувствие к самой себе и старушке. Отказывать девушке не хотелось, но и практики в писательстве, кроме ведения дневника и стихоплетства у неё не наблюдалось. Но было в этой бабушке что-то, что напоминало ей себя. Оттого ей очень хотелось помочь, словно это несчастное письмо решение всех бед и проблем. “Ладно, по ходу дела разберусь!” — с такой мыслью она решительно кивнула и пошла работа.
Девушка достала из сумки свой потрёпанный жизнью блокнот, обложка которого была усыпана алыми маками — любимыми цветами Лены. Чего только в этом блокноте ни было: какие-то наброски, рисунки и записи, непонятные расчеты, стихи, отрывки неизвестных произведений, сухоцветы, красивые фантики и наклейки... Она старалась вести его прилежно, разделила дневник на сектора, дабы избежать путаниц, и всегда носила его с собой, чтобы в любой момент быть готовой пополнить страницы новыми идеями. Вслед за дневником на столе оказалась чёрная ручка из той же сумки. Бабушка наблюдала за девой в ожидании чуда, пока та открывала нужный сектор и пыталась собраться с мыслями. Обстановка была для обеих, мягко говоря, непривычная. Оттого родительница "блудного сына" решила разбавить её:
— Доча, а чем ты занимаешься? Мне твоя мама, Рита, говорила только, что ты стихами маешься, вот и предложила твою помощь. Учишься где или работаешь?
Лена смущенно поправила прядь волос и, вдохнув побольше воздуха, принялась то ли рассказывать, то ли мягко выпускать накопившуюся за всё время боль:
— Да я сейчас ничем, собственно, кроме стихов не занимаюсь, только хозяйство содержу, пока мама по работе в Брянске запропастилась, да и только — девушка опустила глаза вниз и продолжила высказываться:
— Хотела поступить хоть куда-нибудь, хоть в “хмызню” Навлинскую, да всё руки не доходят. Я просто не понимаю как жить: я толком ничего не чувствую, а ошметки этих самых чувств практически без остатка уходят на стихи, ни оставляя ничего кроме странного осадка на моей душе. Я, понимаете, как и все хочу быть любимой и счастливой, жить, не оглядываясь на прошлое, может даже заняться чем-то новым. Вдруг хоть тогда я что-нибудь почувствую! Но я словно боюсь чего-то громадного и внушающего ужас настолько, что не могу действовать в своих интересах. А если набираюсь смелости и начинаю общаться с каким-нибудь Колей у школы, то просто понапрасну трачу своё и его время, не получая что-нибудь хорошее взамен. Я уже теряю всякую надежду, что почувствую себя, пусть не идеально счастливым, но человеком, а не буду просиживать время в хате как некий призрак, которого никто кроме домового и не видит.
— Есть, конечно, у меня “друзья” — Вера и Юра, но им только повод дай побыть наедине, как их надобность во мне улетучивается пока Вера не вспомнит, что у неё есть подруга. Вот мне и остаётся сидеть с этим блокнотом в обнимку и без конца строчить там что-нибудь такое же никакое, как вся моя жизнь, — дева заметно погрустнела и обхватила себя руками.
Валентине показалось это хорошим знаком: она, как никто другой знает, что говорить лучше, чем молчать, как её сын. Она подсела поближе, пододвинув свой стул и положила морщинистую руку девушке на плечо:
— Знаешь, доча, мы с тобой очень похожи. Я всю жизнь так прожила и была близка к счастью лишь с Кирюшей. И только. А сейчас чувствую я, что не жилец уже. Вот тут и оно... А понять от чего — не понимаю! Да и сделать чего я уже не могу...
Баб Валя поджала плечи к себе и еле слышно добавила, охая и ахая:
— Но знаешь, есть хоть что-то, что делает нас разными. И это, дочка, возраст. Ты сейчас как дитятко, ещё не окрепла, да и поди не понимаешь ничего. Но жить тебе, я думаю, ещё ого-го, так что есть время всё как ухудшить, так и исправить. Так что не печалься Лен и запомни мои слова, — старушка чаще заморгала и по привычке подняла голову к верху. Затем она выровнялась и с высокой ноты продолжила:
— А сколько тебе лет то, что мать на тебя дом оставила?
Лена, немного придя в себя и успев лёгким движением взять ручку, отрезала с ноткой гордости:
— Да так, восемнадцатый год пошел, — и отчаянно добавила, — я очень хочу верить, что осмелюсь на это, хоть и чувствую, что что-то мешает...
После короткого сближения Лена выровнялась, хрустнула кистью руки и озадаченно взглянула на чистые листы одного из секторов блокнота. Старушка же проворчала себе под грубый нос: “Но в “хмызню” это не дело, Леночка, не дело... Тут уж я тебе не советчик, делай как знаешь”, и обеспокоенно взглянула сначала на девушку, а затем на чистый лист перед ней, не зная, можно ли чем-то помочь. Лена же вновь поправила прядь волос и, выпустив ручку из рук на мгновенье, завязала длинные волосы в хвостик, после чего вновь схватила перо и, прислонив тыльную сторону к губе, молча уставилась на фотографию сынишки на столе.
Она пыталась угадать характер этого потеряшки, найти в нём что-то, что поможет ей задать мотив письма. Девушка всегда пыталась угадать характер людей по внешности, мимике, манере речи и даже по взгляду. И она считала эти предрассудки важной деталью, которой нельзя пренебрегать. Учитывать страдальческие рассказы матери тоже было не лишним, ведь по ним можно сделать некий вывод об этом двойственном юноше, которого по незнанию довели до уезда к черту на куличики, подальше от своей мамы. Сколько бы она ни смотрела на это фото, ей казался этот человек то ли обозлённым, то ли запуганным, совсем не ясно. Он выглядел очень странно, как-то неоднозначно. Видимо, слишком замкнутый. Или злой? Непонятно...
Всё же у неё не оставалось другого выхода кроме как написать нечто взывающее. При этом в письмо стоило бы добавить всё то, что девушка узнала про этого парня от бабули.
К слову, через полчаса на столе образовались небрежно скомканные листы из блокнота Лены, исписанные неудачными строчками. Но это не давало девушке потерять веру в свои силы, наоборот, она с Валентиной сплотилась в этом деле и действовать в одиночку ей не пришлось. Сначала они решили писать некую “рекламу”, но, после нескольких попыток обнаружили, что это выглядит слишком неестественно, чуждо.
Как только это стало ясно, девушка тяжело вздохнула и откинулась на стуле. Пока она думала о том, что стоило бы изменить, её размышления прервал наказ родительницы:
— Конечно, мы с тобой пытаемся его заманить. Хоть это и выглядит как от моей руки, в нём всё равно есть что-то отталкивающее несмотря на то, что пишешь ты мягко. И это прослеживается в моей манере всё держать под контролем. Однако мне чувствуется, что это его напугает и тогда он точно не приедет...
Не успела она закончить, как её остановил резкий вдох Лены, девица самопроизвольно дернулась и едва не упала со стула. Удержав себя на нём, она зациклила испуганные глаза на старушке:
— Точно! Тогда мы можем попытаться оставить его наедине с вашими чувствами так, чтобы он смог сам решить, что ему делать.
Валентина вздёрнула бровь и покосилась на девушку. Та принялась объяснять:
— Я с вами полностью согласна, и, как бы странно это ни звучало, он приедет лишь тогда, когда вы дадите ему шанс сделать это самостоятельно. Без обвинений, разборок и принуждения. Я уверена, ваш сын такое не любит.
Бабуля расплылась в приятной улыбке, ей определенно понравилась эта инициатива, оттого она решительно кивнула, и черная ручка вновь очутилась в руках Лены. Она минут тридцать писала без остановки, изредка поправляя волосы и нервно двигая ногой. Моментами девушка брала потрёпанную фотографию в руки и, смотря прямо в глаза парнишке, что-то бормотала. Затем, аккуратно кладя обратно, принималась вновь сочинять.
Было видно, что сейчас юная поэтесса находится в состоянии сильнейшего вдохновения и мешать ей было никак нельзя. Но Валентина не была из тех людей, кто стал бы пытаться ускорить и без того быструю работу. Наоборот, она ненавязчиво поглядывала на неё, по-прежнему мило улыбаясь и боясь помешать процессу. В какой-то момент она сама заметила, как стала тише дышать и за всё время ни разу не посмотрела на наручные часы, от которых, обычно, не могла оторвать взгляду. И вот, наконец-то Лена грубо поставила точку, села поровнее, обдав помещение хрустом шеи и повертела исписанный лист в руках.
Валентина с интересом спросила:
Та замешкалась, быстренько пробежалась по тексту и, раздраженно выдохнув часть воздуха, крепко схватилась за его края, желая порвать. К счастью, реакция бабушки не была заторможенной:
— Ты что?! — она с замиранием сердца протянула ладони к листочку. — Прочитай, пожалуйста, дочка. Почитай мне.
Лена хотела возразить, видимо, она чего-то очень испугалась. Девица немного помялась, буркнула что-то по типу "Баб Валь, ну он слишком...", после чего смиренно прочла:
“Здравствуй, любовь моя. Ты единственное, что осталось у меня от твоего папы. Я очень люблю тебя, хотя знаю, что ты мне не поверишь. Ты, наверное, думаешь, что я желала тебе зла, но я ошибочно полагала, что все эти слова вызовут в тебе ревность и ты никогда не уйдешь от меня и мой самый главный страх не сбудется. Я повела себя неправильно, по незнанию думая, что это единственный выход, что только так ты поймешь, что я люблю тебя. Что-то мешало мне сказать тебе об этом. Сказать тебе простое “я тебя люблю” тогда, когда это было необходимо. И именно это, а не дешевые манипуляции, помогли бы нам двоим. Но мы слишком мало говорили и так же слушали, мы постоянно шутили, подкалывали друг друга и, играя, издевались над собственными чувствами, сами того не замечая. Я совершила настоящую ошибку и каждый день страдаю от неё, не зная, как искупить вину. Но я всё же попытаюсь в последний раз попросить тебя поговорить со мной и выслушать — сделать то, чего мы никогда не делали. И возможно это приведёт к тому, чего никогда не было — к пониманию, чтобы мы могли любить друг друга сильнее и не переживать об этом. Я хочу нырнуть в своё прошлое с головой и вытянуть оттуда тебя в настоящее время. Ведь ты — то, чего мне сейчас так не хватает. То, без чего я не могу полноценно жить.
Знаешь, все люди совершают ошибки. Я думала, что являюсь твоей мамой, но вела себя как ребёнок, как твоя подружка. И в этом моя вина. Но и ты, не выдержав, ушел. Я делала вид, что мне всё равно, когда ты уходил. Но это не так. Я ошибалась, не знаю, чем я думала, но я совершила настоящую ошибку.
Если мы вдвоем совершали ошибки в наших отношениях то, пока мы живы, почему бы не сделать шаг навстречу друг другу и попытаться всё исправить? В последний раз...
Мне хочется верить, что у тебя всё в порядке, и в таком случае я рада, но мне очень прискорбно на душе от собственной боли. Я с каждым днём чувствую себя всё хуже, у меня попросту нет сил бороться и жить, я затухаю прямо как цветы в моем палисаднике, за которыми у меня нет возможности ухаживать. И я пуста так же, как мой огород.
С каждой секундой мне всё больнее, каждый час я затаиваю дыхание с мыслями о тебе и каждый день я безудержно плачу так, что сосуды в моих глазах лопаются, а веки пересыхают. Весь этот ужас мне помогают отмечать часы, подаренные тобой и твоим папой. Представляешь, они все ещё ходят, единственные в доме пашут без продыху. Не остановились, наверное, оттого, что осталось в них что-то от вас двоих, что-то жить меня заставляющее и радующее, сердце мое согревающее. Только они помогают мне жить по-человечески, хотя бы тем, что показывают быстро летящее, упущенное и не потраченное с тобой и отцом время. Как смотрю на них, разглядывая позолоченные стрелки, окантовку и безупречный глянец на коже ремешка, так и вспоминаю тебя и папу, два моих самых дорогих человека. Сразу перед глазами всплывает, как вы вдвоем, ещё в детстве твоем счастливом и беззаботном, дарили мне их. Ты радостно смеялся, а папа смущался, держа за спиной большой букет моих любимых цветов, прямо с соседнего поля собранных.
Я никогда до этого момента не любила их, пока они не были подарены мне твоим папой. С того момента я их обожаю: есть в них что-то от твоего папы. Что-то неуловимое, чувственное и любимое.
Но затем он смотрел на тебя и в его взгляде отражалась гордость за своего сына, а после он переводил взор на чуть ли не плачущую меня и расплывался в приятной улыбке, смеясь временами вместе с тобой и мной, как с самым ценным, что у него было. Мне редко удавалось услышать его искренний смех, уж слишком серьезным человеком он пытался казаться, но он до сих пор глухим эхом раздаётся в сердце моём. Взрослые мужчины редко смеются, но как же радостно и легко на душе становится в этот миг! Сразу после этого в глазах размывается циферблат под пеленой очередных слёз. Мне не остается ничего, кроме как осознать всю эту безысходность и застыть под тихий звук падающих солёных капель на потёртое временем стекло.
Если в тебе сейчас хоть что-то вздрогнуло, то я попрошу тебя, приезжай, любовь моя, в место из твоего прошлого и моего будущего - родную деревню, где мы с тобой провели лучшие годы. Я не прошу большего, просто позволь мне увидеть тебя и вновь услышать твой голос, что так важен мне. Позволь мне от всего сердца попросить прощения, хоть я и постараюсь изо всех сил принять любой твой выбор.
Дай мне шанс поговорить с тобой так, как мне нужно было разговаривать четыре года назад. Твоя мама.”
Бабушка была приятно удивлена:
— Откуда же ты знаешь такое, дочка?
— А что, неправдоподобно? Я прогадала? — девица очень испугалась, что ей не удалось угадать с мотивом. За секунду ей стало холодно и жарко одновременно, на лбу проступил ледяной пот, а конечности онемели.
"Неужели я ошиблась? Вдруг она куда строже, чем я подумала? Блин, что же делать?” — девушка отчаянно прокручивала эти мысли, думая, как ей защитить свою писанину:
— Я просто приметила ваш палисадник сразу после того, как открыла калитку, часы я тоже увидела сразу, да и вы сами о многом успели проболтаться: и про своё плохое самочувствие подметили, и на часы неработающие пожаловались. Про мужа своего успели рассказать многое, пока я разувалась и осматривалась, да и про сына. Наверное, это единственное, что есть у вас в жизни. Вот я и "склеила" эти кусочки воедино. Правда... Получилось, наверное, слишком неестественно, я даже не предполагала такого результата, — девушка стыдливо опустила глаза в пол:
Валентина расплылась в улыбке:
— Не горячись, дочка. Мне кажется, этот текст в самый раз. Может он поверит, что он написан мной, ведь есть в нем что-то от меня, нечто такое, что другой человек, совершенно на меня не похожий, небось не сможет от себя добавить. Завтра я как раз собираюсь в Навлю, заскочу там в почту. Ты умничка, раз такое можешь сочинять на ходу. Похвально! Как я могу отблагодарить-то тебя?
Лена скромно отбилась от благодарностей, пообещала зайти к бабуле снова на днях и побеседовать. Она всегда нервничала, когда ей приходилось с кем-то прощаться.
У девушки возникали странные и неприятные ощущения того, что что-то не так и Лена не могла понять, с чем они связаны. Уже обувшись и тяжело вздохнув, она стояла у двери на веранду и слушала бабушку. Она говорила о каких-то будущих встречах, о том, что будет её ждать, и чтобы та заходила почаще.
В какой-то момент Лена взглянула в зеркало у комода напротив. Да, тут определённо было что-то не так. Но своя внешность показалась девушке привычной: обыкновенные золотисто-русые волосы по лопатки, черный неприметный сарафан и простенькие балетки. Что тогда не так? Точно! Этот дом и стены то взывали к себе, то небрежно отталкивали. Даже та стена в зеркале, дверь неподалеку и тот же комод нагоняли на девушку тревогу. Странные, непривычные ей ощущения не кричали ей бежать, наоборот, они пытались заставить её засидеться здесь и девушке не было ясно, закончится ли это чем-то плохим. Лишь под конец монолога Лена заметила, насколько отточенным движением руки та кладёт фотоальбом на тумбочку у кровати и включает светильник. Девица испуганно эмитировала улыбку и прижалась к двери, после чего попрощалась и с бодростью добавила “Он обязательно вернётся!”, после чего выбежала из хаты. Баб Валя, скрутившись, стояла под тусклым светом светильника и, держа одной рукой трость, повторяла заветные слова в попытках себя утешить: “Он обязательно вернётся... Обязательно”.
Преодолев веранду и палисадник, со скрипом калитки Лена направилась в сторону дома, нервно поправляя подол сарафана каждые несколько шагов.
Ей не давали покоя мысли о случившемся: не манипуляция ли это, писать человеку тогда, когда он уехал намеренно?
Но, а с другой стороны, бабулька правда выглядит несколько болезненно и измучено, от чего деве и захотелось её подбодрить, пускай и ложью. Ведь что если она и в правду умирает от бесконечной тоски по своему дитя и для неё эта встреча является жизненной необходимостью? Да и текст, вроде как, вышел подходящий...
Девушка совсем не знала парня, которому писала, оттого ей совершенно не был ясен дальнейший исход событий. Да и не ей было судить, хорошо или плохо она поступила. Помощником или соучастником ей выпала роль быть? Пока ей не удавалось быть настолько зависимым от кого-либо кроме старых подружек, но и без того она очень прониклась состоянием баб Вали и с нетерпением и присущим страхом ожидала дальнейших событий.
Дойдя до конца улицы, девушка принялась обходить озеро. Она быстрым шагом завернула на другую улочку, дошла до её конца и вышла к асфальтированной дороге. Машины ярким гулом проносились возле Лены, от чего закладывало её левое ухо. Но они не пугали её, даже не отвлекали. Девушка не вылезала из размышлений, прокручивала последние мысли из раза в раз. Она хотела предугадать будущее, остерегалась опасности, которой ещё не существовало. Сильный ветер взъерошил ветви деревьев, неаккуратно прошелся по зелёной траве и исчез вдали. Пройдя несколько метров дороги, Лена свернула на тропинку в лес и ускорилась ещё сильнее, дабы не стать добычей насекомых там.
И вот, через некоторое время ей удалось обойти озеро и увидеть родную улицу. Лучи заката золотым блеском переливались на её волосах, а тело начал обдувать вечерний ветерок.
И вдруг, на горизонте, совсем рядом с домом девушки, она приметила черный силуэт. Приглядевшись, она заметила, что человек шатается и идёт, казалось бы, в её сторону.
Трудно было на таком расстоянии узнать, кто это, оттого Лена смиренно пошагала навстречу. Она не понимала, так сказалось на ней знакомство с Валентиной, либо что за странное ощущение она начала испытывать? Чувство страха, беспомощности перед судьбой. Но неужели оно было вызвано этим силуэтом? Или же вина лежит на этом письме? Вновь поднялся сильный ветер, слегка распустив волосы из свободного хвостика девушки, после чего он едва не сбил силуэт с ног. Не заметив это, дева была поглощена своими мыслями. "Что же это со мной такое сегодня? Это деревня, здесь все свои, тогда чего я боюсь? Перестань, Лена, угомонись!" — с подобными мыслями та продолжала свой путь, пока не приблизилась к человеку настолько, что смогла его узнать.
Это был Витя — парень, которого было трудно назвать хотя бы знакомым. Он мельком состоял в скромной компании Лены, точнее был знаком с Юрой, ничего о себе не говорил, да и доверия особого не вызывал. Никто не знал откуда он и что забыл в деревне, где у него нет дома. Ходили непонятные слухи, что он поджег чей-то сарай и своровал алкоголя в магазине. Она сразу старалась уйти, если он вдруг навязывался к ней в компанию и становился четвёртым её членом, помимо подруги Лены Веры и её молодого человека Юры. Но её тревогу обычно считали необоснованной, Юра уверял, что это самый обыкновенный парень и нет причин относится к нему как к изгою и избегать его. Интересно, отреагировал ли он бы так же, сказав это его девушка? Соображения Лены прервал приветствовавший взмах руки ухмыляющегося Вити. Та от страха аж обернулась, чтобы убедиться, есть ли кто помимо неё, кому могла бы выпасть такая скверная участь.
Но, к сожалению, позади никого не оказалось помимо запыленной дороги да старой машины у столба. Ей ничего не оставалось кроме как растерянно взмахнуть ладонью в ответ и сделать несколько шагов навстречу. Приближаясь, Лена мысленно отметила, что больно он похож на так называемого Кирилла, чью фотографию она только что держала в руках. “Не уж-то они братья?” — подумала девушка, пока её мысли не прервал начавшийся по вине парнишки диалог:
— Э-эй, привет! Как там тебя... Лена, точно! — Витя стыдливо рассмеялся:
— Как дела твои? Куда идёшь? Почему личико такое печальное? — заваливал он девушку пустыми вопросами, ошибочно полагая, что это привлечёт её к разговору.
Но, увы, с каждой проведённой здесь секундой Лене становилось всё неприятнее:
— Да я нормально и настроение у меня хорошее, — она чувствовала себя очень неуверенно и улыбалась так же нелепо, как парень.
Юноша зачем-то рассказывал девушке про проведённый день, часто ругаясь непонятно на кого и всякий раз вставляя обвинительную фразу: "этот день поганый просто". Лена мастерски состроила максимально понимающее лицо слушателя, но внутренне она скривилась.
Сказать, что ей был нелюбим этот неполноценный диалог и она хотела его закончить — не сказать ничего. Даже Витя, по мнению Лены, не был полностью в этом виноват. Просто девица по своей натуре всегда предполагала, что это её вина — не отвечать взаимным радушием человеку, который, казалось бы, положительно настроен к девушке. Неужели она судит по первому впечатлению? Тогда от чего прямо сейчас она сжала ладони в кулак и интуитивно поджала к себе плечи, не спуская сощуренных глаз с этого доброжелательного гражданина? Всем этим руководило нарастающее чувство подвоха, которое исходило от этого человека.
Внезапно паренёк замер и уставился на Лену с недоумением, видимо, ожидая более эффектной реакции на свой рассказ. Та напряглась ещё сильнее и нервно поджала губы, ибо ни единого предложения ей не удалось запомнить.
Единственным вариантом дева предпочла сменить тему и уже думала, в какую именно сторону ей загнуть диалог, но Витя был самостоятельным мальчиком и сделал всё сам.
Он рывком приблизился к Лене, та заметно дёрнулась и отскочила. От страха дева в миг сделалась ему подружкой:
— Что-то случилось?? — выдавила девушка максимально заинтересованным и волнующимся голосом.
Тот лишь улыбнулся и почесал затылок, игнорируя этот внезапный вопрос. На секунду нахмурившись, Виктор вновь расплылся в улыбке, после чего задал вопрос, который был достаточно ожидаем. Но Лена вовсе не была к такому готова:
— Как ты смотришь на то, чтобы встретиться сегодня вечером? — храбро и глупо отрезал Витя.
Сначала девица хотела возразить, мол, как же так?! Он имя-то её не сразу вспомнил, разве можно предлагать такое? Но, девушка вовремя остановилась, понимая, что для такого парня как Витя, это вовсе не ответ. Переваривая в себе стыд, Лене пришлось сказать то, чего в последствии, лучше было не говорить:
— У меня есть парень, — потратив на эти слова последние капли уверенности, дева начала продумывать, куда бы ей уйти от такого романтика и, желательно, побыстрее. Тот не стал верить сразу и с издёвкой рассмеялся:
— Да ты что, тогда чего это я ни разу не видел тебя с ним? Ты правда думаешь, что пустые слова отпугнут меня?
Страх девушки моментально перешел в гнев и обиду за то, что этот чудаковатый парень не собирается уходить так просто. Она напряглась и, встав в оборонительную позицию, тотчас настигла его врасплох:
— Ты бы ещё чаще являлся в нашу компанию, умник. Разул бы сначала глаза да посмотрел, с кем и когда я хожу. Я оправдываться перед тобой совсем не обязана, раз уж ты не понимаешь настолько элементарных вещей! — обидчиво провопив это и испугавшись собственных слов, Лена медленно потупилась обратно.
Не прошло и секунды, как гримаса Вити сменилась на нечто свирепое и бесчеловечное, сам он оскалился, устремив карие глаза ей прямо в душу. От страха у Лены закололо в груди. Он молча ускорился и начал надвигаться в сторону девушки. Та мигом обогнула его через машину и рванула в сторону клуба, смахнув ладонью слёзы. Ей непременно показалось, что в таком значимом месте неподалёку, где часто проходили кружки и дискотеки, обязательно будут люди.
Витя же обернулся и стремительно помчал вслед к своей “добыче”.
В процессе бега Лена обернулась и последним что ей удалось увидеть, был отчётливый момент того, как Виктор достал из кармана что-то блестящее и ускорился.
С мыслью "Ну всё, теперь мне точно конец" девушка ринулась что есть мочи и уже представляла, как её неминуемо схватят, а там ничего хорошего. Сердце бешено колотилось, ноги сделались ватными. Сумка с плеча спала к локтю. Рот отчаянно пытался вдохнуть побольше воздуха, а волосы в хвосте бились о спину, пока резинка не упала на землю. Приблизившись к клубу, Лена обнаружила, что людей поблизости нет.
Заскочив в него, девушка с дури понеслась к открытому окну, которое с трудом различила из-за волос перед глазами, и так же быстро выскочила из здания, даже не разглядев ни единого лица тех нескольких людей, которые занимались там своими делами.
Отойдя от окна, Лена прижалась к углу дома, зацепившись сарафаном за деревянную стену. Взволнованно прислушиваясь к каждому шороху, дева пыталась определить, где сейчас находится её “знакомый”. Она практически задыхалась от бега, но издавать лишний шум ей показалось плохой идеей — закрыв обеими руками рот Лена услышала, как Витя громко хлопнул хлипкой дверкой, оказавшись внутри.
"Вперёд!" — скомандовав, девушка оббежала клуб и помчалась в сторону дома, пока парень искал её там. Так страшно ей ещё никогда не было, девушка практически не понимала, что делает и единственной её целью было добежать до заветного родного дома, который ещё никогда не был так любим ею. Оттого она испугалась, что будет слишком заметной и дорогу к нему ей пришлось осуществлять через какие-то кусты и заросли, зачем-то девица огибала чьи-то дома, тем самым удлиняя себе путь и заворачивала во все возможные закоулки, пытаясь скрыться.
Громко стукнула калитка. Лена забежала на веранду и принялась закрывать всё, что только можно: двери, окна и даже вход на веранду она закрыла, опасаясь, что этот псих с лёгкостью выбьет простенькую деревянную дверь.
Присев на диван, девушка пыталась отдышаться. Горло невыносимо пересохло. Деве казалось, что после такой пробежки у неё болит абсолютно всё. Но её это не так заботило. Лену волновали лишь две вещи — успел ли он увидеть, где она живёт и может ли Юра рассказать эту информацию ему, по-прежнему не увидев в Вите ничего плохого?
Минут через двадцать Лене удалось успокоиться и сесть на кухню пить чай, как будто ничего и не случилось. Ей вовсе не хотелось думать о произошедшем, хоть это и было очень трудно: странное жжение в ногах напоминало ей о пережитом стрессе.
Отодвинув скатерть рукой, на которой она умудрилась сломать ноготь, выпрыгивая из окна, девица взглянула на свои ноги: те были плотно покрыты уже проходящей сыпью от крапивы, на ляжках вразнобой расположились множество ссадин от веток, а на одной из ступней виднелись следы крови, видимо балетки Мэри Джейн — не очень-то и подходящая для бега обувь. Да и балетки, как сама девушка, выглядели убито: пятна от земли и травы, небрежно потёртые носки и слипшиеся корни волос от пота, дырка в сарафане...
В прочем, деву даже удивило, что всё перечисленное ей удалось заметить только сейчас — на момент побега это её совсем не волновало. Теперь она не могла быть уверена в том, что ждёт её дальше. Но одно она знала точно: этот взгляд темно-карих глаз она запомнит навсегда.