Алхимия финансов - Джордж Сорос
ВВЕДЕНИЕ: ТЕОРИЯ РЕФЛЕКСИВНОСТИ И ВЫЗОВ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКЕ
Книга «Алхимия финансов» представляет собой не просто мемуары успешного инвестора или руководство по игре на бирже, а фундаментальный труд, в котором Джордж Сорос излагает свою оригинальную философскую и экономическую концепцию. Это работа всей его жизни, кристаллизация идей, которые занимали его с юности и которые он безуспешно пытался изложить в своем первом философском трактате «Бремя сознания». Эта книга — это синтез двух ключевых направлений его интеллектуального развития: абстрактного, связанного с попыткой понять природу мышления и его взаимосвязь с реальностью, и практического, выкованного в горниле мировых финансовых рынков. Центральная идея, пронизывающая всю книгу, — это теория рефлексивности, которая бросает вызов основным постулатам классической экономической теории и предлагает радикально иной взгляд на функционирование общества.
Основой для разработки теории послужило несогласие Сороса с доктриной «единства метода», которую отстаивал его учитель, великий философ науки Карл Поппер. Эта доктрина утверждала, что методы и критерии естественных наук — в частности, дедуктивно-номологическая модель (D-N модель), требующая универсальных законов для объяснения и предсказания явлений — применимы и к изучению социальных событий. Сорос же настаивает на фундаментальном различии: в социальных процессах участвуют мыслящие субъекты, чьи действия и решения основаны не на объективной реальности как таковой, а на их собственном, несовершенном ее понимании. Это вносит элемент неопределенности, аналога которому нет в мире природы. Если естественные науки изучают последовательность фактов, то в социальных науках причинно-следственная связь проходит сложный путь: от факта к восприятию и от восприятия — обратно к факту.
Эта двусторонняя связь между мышлением участников (когнитивная функция) и ситуацией, в которой они участвуют (участвующая функция), и есть рефлексивность. Эти две функции действуют одновременно и интерферируют друг с другом. Мышление не является пассивным зеркалом, отражающим реальность; оно — активный агент, который эту реальность формирует. В свою очередь, изменяющаяся реальность влияет на восприятие участников. Возникает замкнутый контур, петля обратной связи, которая лишает ситуацию объективной, независимой от наблюдателя данности. Ситуация имеет мыслящих участников, мышление служит двойной цели: оно стремится понять мир (когнитивная функция) и изменить его в свою пользу (участвующая или манипулятивная функция). Эти две функции могут мешать друг другу.
Именно этот аспект, по мнению Сороса, игнорирует традиционная экономическая теория. Чтобы сохранить научный статус и возможность построения элегантных моделей, она вводит постулат о рациональном поведении и совершенном знании, предполагая, что участники рынка всегда выбирают оптимальный вариант из всех возможных альтернатив. В результате строится оторванная от жизни модель, которая описывает гипотетическое состояние равновесия, к которому рынок якобы всегда стремится. В реальном же мире, где люди действуют на основе несовершенного понимания, равновесие недостижимо. Рыночные цены, согласно Соросу, всегда неверны в том смысле, что они отражают предвзятый взгляд на будущее. Но эти предвзятые ожидания сами формируют это будущее. Рынки не просто предчувствуют грядущие события; они помогают им произойти.
Эта концепция легла в основу уникального инвестиционного подхода Сороса, который позволил его фонду «Квантум» на протяжении десятилетий демонстрировать беспрецедентные результаты. Вместо того чтобы искать равновесную цену, он искал на рынке рефлексивные процессы — ситуации, где расхождение между ожиданиями и реальностью создает самоусиливающиеся тенденции. Такие процессы, как правило, развиваются по модели «подъем-спад» (boom-bust). Вначале позитивное предпочтение инвесторов начинает подпитывать реальный тренд, но со временем отрыв от реальности становится критическим, что приводит к неизбежному краху. Книга построена как путешествие от абстрактной теории к ее практическому применению и служит заключительной попыткой Сороса изучить и изложить последствия рефлексивности, избежав трудностей, с которыми он сталкивался ранее, и уделив максимальное внимание описанию практических экспериментов.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ТЕОРИЯ. РЕФЛЕКСИВНОСТЬ НА ФИНАНСОВЫХ РЫНКАХ
Первая часть книги посвящена детальной разработке теоретического аппарата. Сорос начинает с критики концепции равновесия, которую он называет «антиравновесием». Он утверждает, что равновесие — это продукт аксиоматической системы, подобной евклидовой геометрии, которая может быть логически стройной, но нерелевантной для описания реального мира, где цены постоянно колеблются. Экономическая теория, чтобы сохранить свою целостность, искусственно постулирует, что кривые спроса и предложения являются независимыми данными. Однако это методологическая уловка. На финансовых рынках ожидания будущих цен влияют на текущие решения о покупке и продаже, которые, в свою очередь, определяют будущие цены. Таким образом, кривые спроса и предложения не могут быть независимы от рыночных процессов, которые они призваны объяснять.
Это взаимодействие порождает рефлексивные, самоусиливающиеся тенденции, которые теория равновесия игнорирует, списывая их на временные отклонения или «случайные блуждания». Сорос же настаивает, что такое парадоксальное поведение является типичным для всех финансовых рынков, где происходит дисконтирование будущих событий. Влияние предпочтений участников делает состояние равновесия недостижимым; цель, к которой должен стремиться рынок, сама находится в постоянном движении. Сорос различает два типа событий: обыкновенные, повседневные, где изменения в восприятии минимальны и можно условно применять равновесный анализ, и уникальные, исторические, где рефлексивные процессы доминируют и меняют саму структуру ситуации. Именно последние и представляют для него главный интерес.
Переходя к фондовому рынку, Сорос противопоставляет свой подход фундаментальному анализу. Фундаментальный анализ исходит из того, что ценные бумаги имеют некую «истинную» стоимость, определяемую доходами или активами компании, и рыночная цена со временем стремится к этой стоимости. Связь здесь односторонняя: от фундаментальных показателей к цене. Сорос утверждает, что связь двусторонняя: котировки акций сами могут влиять на фундаментальные показатели. Например, высокая оценка акций компании на рынке облегчает ей привлечение капитала, позволяет использовать свои акции как валюту для поглощения других фирм, повышает ее кредитный рейтинг и привлекает талантливых сотрудников. Таким образом, позитивное восприятие рынка создает реальные конкурентные преимущества.
Этот механизм лежит в основе типичной модели «подъем-спад». Процесс начинается с некоего фундаментального тренда, который поначалу остается неосознанным. Затем рынок распознает тренд, и возникает превалирующее позитивное предпочтение. Рост котировок начинает подпитывать сам фундаментальный тренд, запуская самоусиливающийся процесс. На пике подъема убежденность инвесторов достигает максимума, а расхождение между завышенными ожиданиями и реальностью становится критическим. В этот момент происходит слом: не оправдавшиеся ожидания меняют предпочтения на негативные, и процесс разворачивается в обратную сторону. Падение котировок теперь уже ухудшает фундаментальные показатели компании, запуская самоуничтожающуюся спираль.
В качестве классических примеров Сорос приводит бум конгломератов в конце 1960-х и бум ипотечных трастов (REIT) в начале 1970-х. В первом случае конгломераты использовали свои переоцененные акции для скупки компаний с более низким коэффициентом P/E, что механически увеличивало их прибыль на акцию и создавало иллюзию стремительного внутреннего роста. Эта игра продолжалась, пока рынок верил в нее, но рухнула, как только приобретения стали невозможными, а внутренние проблемы, замаскированные ростом, вышли на поверхность. Схожий механизм действовал и в случае с REIT, которые использовали рост стоимости своих акций для привлечения нового капитала, что позволяло им демонстрировать рост прибыли и оправдывать еще более высокую цену акций.
На валютном рынке рефлексивные взаимодействия проявляются еще более ярко и постоянно. В отличие от фондового рынка, где рефлексивность возникает периодически, система свободно плавающих курсов по своей природе нестабильна. Традиционный взгляд предполагает, что обменные курсы стремятся к равновесию, корректируя торговые балансы. Сорос показывает, что обменные курсы сами влияют на фундаментальные условия, прежде всего на уровень инфляции. Сильная валюта сдерживает инфляцию через удешевление импорта, что, в свою очередь, оправдывает ее силу и привлекает спекулятивный капитал. Это «круг благоденствия». И наоборот, слабая валюта подстегивает инфляцию, что ведет к ее дальнейшему ослаблению — «порочный круг». Эти круги далеки от равновесия и характеризуются значительными и длительными колебаниями. Ключевым дестабилизирующим фактором выступают спекулятивные потоки капитала, которые, следуя за трендом, усиливают его и отрывают от фундаментальных показателей, таких как торговый баланс.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ИСТОРИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА. КРЕДИТНЫЕ ЦИКЛЫ И РЕЙГАНОВСКИЙ ИМПЕРСКИЙ КРУГ
Во второй части книги Сорос переходит от абстрактной теории к ее применению для анализа современной экономической истории, фокусируясь на глобальных процессах, разворачивавшихся с конца 1970-х годов. Он вводит еще одну ключевую рефлексивную концепцию — взаимосвязь между кредитом и стоимостью залога. Классическая экономика рассматривает акт предоставления кредита и оценку залога как независимые события. Сорос же утверждает, что они рефлексивно связаны: само по себе расширение кредитования способно увеличивать стоимость активов, которые служат залогом. Например, доступность ипотечных кредитов стимулирует спрос на недвижимость, что приводит к росту цен на нее. Это, в свою очередь, делает кредитование под залог недвижимости еще более привлекательным и безопасным в глазах банков, запуская самоусиливающийся цикл кредитной экспансии.
Этот процесс также следует модели «подъем-спад». На стадии подъема кредитование растет, экономика стимулируется, а стоимость залогового обеспечения увеличивается. Но в какой-то момент цикл достигает пика: кредитная нагрузка становится чрезмерной, а стоимость активов — завышенной. Начинается спад, который, в отличие от медленного подъема, часто бывает резким и стремительным. Попытки банков и заемщиков ликвидировать долги приводят к массовой продаже активов, что вызывает «схлопывание» их стоимости и усугубляет кризис. Этот механизм, по мнению Сороса, является фундаментальной причиной периодических финансовых кризисов.
На этот кредитный цикл накладывается другой рефлексивный процесс — взаимоотношение между регулирующими органами и экономикой. Регуляторы не являются всеведущими и объективными арбитрами; они — такие же участники процесса с несовершенным пониманием. Как правило, они реагируют на уже случившиеся кризисы, вводя новые правила и ограничения. В ответ рынок адаптируется, находит новые, нерегулируемые области для экспансии, что со временем создает условия для нового типа кризиса, который, в свою очередь, вызовет новую волну регулирования. Таким образом, история финансовых рынков — это история чередования периодов кредитной экспансии, часто совпадающих с ослаблением регулирования, и кризисов, ведущих к его ужесточению.
Эти теоретические построения Сорос использует для анализа одного из самых масштабных рефлексивных процессов своего времени — «Рейгановского имперского круга», доминировавшего в мировой экономике в первой половине 1980-х годов. Этот феномен возник на обломках предыдущего цикла, связанного с международным долговым кризисом. В 1970-е годы американские банки активно кредитовали развивающиеся страны, что было типичным рефлексивным бумом. Когда в начале 1980-х этот бум сменился спадом и возникла угроза коллапса мировой банковской системы, финансовые власти США и международные организации вмешались, создав «коллективную систему кредитования» и предотвратив катастрофу.
В этот момент США, благодаря политике президента Рейгана, взяли на себя роль «должника последней инстанции». Сочетание радикального снижения налогов и роста военных расходов привело к огромному бюджетному дефициту. Одновременно жесткая монетарная политика Федерального резерва, направленная на борьбу с инфляцией, поддерживала высокие реальные процентные ставки. Эта комбинация запустила мощный «имперский круг»:
· Высокие реальные процентные ставки в США привлекали капитал со всего мира.
· Приток капитала приводил к значительному укреплению доллара.
· Сильный доллар, в свою очередь, помогал сдерживать инфляцию в США и делал импортные товары дешевыми, маскируя негативные последствия бюджетного дефицита.
· Однако сильный доллар и высокие процентные ставки подрывали конкурентоспособность американской экономики, что приводило к рекордному торговому дефициту.
· Этот торговый дефицит финансировался за счет все возрастающего притока иностранного капитала, который замыкал круг.
Система была внутренне противоречивой и нестабильной. Она создавала процветание в центре (США) за счет растущих проблем на периферии (остальной мир). Сорос предвидел, что этот круг не может длиться вечно. Рано или поздно растущий торговый дефицит и ослабление американской экономики должны были подорвать доверие к доллару и привести к его падению. Вопрос был лишь в том, как и когда это произойдет, и какими будут последствия. Именно для ответа на этот вопрос Сорос и начал свой знаменитый «эксперимент в реальном времени».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ЭКСПЕРИМЕНТ В РЕАЛЬНОМ ВРЕМЕНИ. ПРОВЕРКА ТЕОРИИ НА ПРАКТИКЕ
Третья часть книги является уникальной по своему формату и замыслу. Она представляет собой дневник, который Джордж Сорос вел с августа 1985 по ноябрь 1986 года. Целью этого «эксперимента в реальном времени» была попытка использовать разработанную им теоретическую рамку рефлексивности не просто для объяснения прошлых событий, а для активного участия в текущих рыночных процессах и прогнозирования их развития. Это была проверка теории на прочность в самых сложных условиях, когда ставки были реальны, а будущее — неопределенно.
Основной гипотезой, которую Сорос намеревался проверить, была неустойчивость «Рейгановского имперского круга». Он полагал, что система достигла своих пределов и стоит на пороге разворота. Изначальная формулировка его тезиса предсказывала «жесткую посадку» для американской экономики. Логика была следующей: сильный доллар и высокие процентные ставки в конечном счете должны были вызвать рецессию в США. Это привело бы к снижению процентных ставок и падению доллара, но спад в экономике мог оказаться самоподдерживающимся, поскольку слабая экономика и падающий доллар отпугнули бы иностранный капитал, необходимый для финансирования дефицитов.
События начали разворачиваться в соответствии с частью его прогноза. В сентябре 1985 года состоялось знаменитое «Соглашение Плаза», в рамках которого страны «Большой пятерки» договорились о скоординированной интервенции для снижения курса доллара. Это стало поворотным моментом, который подтвердил основную идею Сороса о необходимости коррекции. Однако последствия оказались совершенно иными, чем он ожидал. Вместо «жесткой посадки» и рецессии мировая экономика, и особенно финансовые рынки, вошли в фазу бурного роста.
Этот неожиданный результат Сорос иронично назвал «Золотым веком капитализма». Падение доллара, вопреки его первоначальным ожиданиям, не вызвало бегства капитала, а, наоборот, в сочетании со снижением процентных ставок и цен на нефть, дало мощный стимул финансовым рынкам по всему миру. Американский фондовый рынок устремился вверх, и на смену «имперскому кругу» пришел новый рефлексивный процесс, основанный уже не на сильном долларе, а на буме на рынках активов.
Дневник детально фиксирует, как Сорос адаптировал свою гипотезу к меняющейся реальности. Он признает свою ошибку в прогнозировании рецессии, но его теоретическая рамка позволила ему понять саму суть происходящего — смену одной фазы рефлексивного процесса другой. Он не зациклился на своем первоначальном прогнозе, а гибко менял свою позицию, что позволило ему получить гигантскую прибыль в этот период. Эксперимент наглядно продемонстрировал ключевое отличие его подхода от научного прогнозирования. Целью была не пассивная правота в предсказании, а активное и успешное участие в игре.
В ходе эксперимента Сорос формулирует и тестирует множество более мелких гипотез, касающихся фондовых рынков, валют, процентных ставок и даже политических событий. Он анализирует рынок слияний и поглощений как еще один пример рефлексивного бума, оценивает перспективы японской и немецкой экономик. Дневник раскрывает его мыслительный процесс: постоянное сомнение, самокритику, готовность признавать ошибки и извлекать из них уроки. Становится очевидно, что «алхимия финансов» — это не магическая формула для превращения свинца в золото, а скорее искусство навигации в условиях фундаментальной неопределенности. Это умение распознавать превалирующие предпочтения и предвзятости на рынке, понимать, как они взаимодействуют с реальностью, и, самое главное, осознавать свою собственную погрешность и быть готовым изменить свое мнение раньше, чем это сделает толпа. Эксперимент показал, что рефлексивность — это не недостаток рынка, а его неотъемлемое свойство, которое создает как огромные риски, так и уникальные возможности.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ И ПЯТАЯ: ОЦЕНКА ЭКСПЕРИМЕНТА И ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ
В заключительных частях книги Сорос подводит итоги своего эксперимента и размышляет о более широких последствиях своей теории для экономической науки и политики. Он задается вопросом: что же на самом деле представляет собой алхимия финансов? Ответ заключается в том, что успешная инвестиционная деятельность — это не наука, а искусство. Научный метод, как он описан Карлом Поппером, основан на симметрии между предсказанием и объяснением и требует объективного, независимого предмета исследования. Финансовые рынки, будучи рефлексивными, не отвечают этим требованиям. Будущее на них принципиально непредсказуемо, поскольку оно зависит от решений участников, которые будут приняты в будущем.
Следовательно, попытка построить научную теорию для прогнозирования рыночных цен обречена на провал. Эксперимент в реальном времени показал это со всей очевидностью: первоначальный прогноз Сороса о «жесткой посадке» не сбылся. Однако его теоретическая рамка оказалась чрезвычайно полезной для другой цели — для успешного участия в рыночной игре. Она позволила ему понять логику развития событий, распознать смену рефлексивных режимов и вовремя скорректировать свою позицию. Алхимия, таким образом, заключается в способности превращать несовершенное понимание — фундаментальное свойство человеческого познания — в практический результат. Это эксплуатация предвзятости, присущей всем участникам рынка, включая самого себя.
Из этого следует радикальная критика экономической теории. Сорос утверждает, что концепция общего равновесия, лежащая в основе классической экономики, является «пустым по содержанию упражнением», интеллектуальной конструкцией, имеющей мало отношения к реальности. Она игнорирует самую суть финансовых рынков — их внутреннюю нестабильность. Точно так же он критикует монетаризм как «ложную идеологию», поскольку тот фокусируется на денежной массе, в то время как ключевое значение имеет кредит, чья рефлексивная природа является главным источником макроэкономической нестабильности. Экономическая наука, по его мнению, пошла по ложному пути, пытаясь подражать естественным наукам XIX века, и в результате создала модели, которые не только плохо описывают мир, но и служат идеологическим оправданием для опасной политики, такой как laissez-faire (невмешательство государства).
Признание врожденной нестабильности рынков приводит Сороса к важным выводам в области экономической политики. Если рынки не способны к самокоррекции и склонны к разрушительным циклам «подъем-спад», то идея о том, что их нужно оставить в покое, является опасным заблуждением. Напротив, необходимы механизмы контроля и регулирования для поддержания стабильности. Сорос не предлагает конкретных и окончательных рецептов, поскольку, в соответствии с его же теорией, любое регулирование само является частью рефлексивного процесса и будет иметь непредвиденные последствия. Однако он намечает общее направление.
Он выступает за создание международного центрального банка, способного регулировать международные кредитные потоки и выступать кредитором последней инстанции в глобальном масштабе. Он также считает, что система полностью свободно плавающих обменных курсов доказала свою несостоятельность и должна быть заменена системой управляемых курсов с заданными, но гибкими целевыми зонами. Цель политики, по Соросу, должна быть не в том, чтобы достичь некоего идеального и статичного равновесия, а в том, чтобы не дать финансовой системе пойти вразнос. Это постоянный процесс управления нестабильностью, требующий международного сотрудничества и признания того, что любые решения будут несовершенными и временными.
В эпилоге Сорос выводит свои размышления на самый высокий, метафизический уровень. Он утверждает, что рефлексивность — это не специфическая черта финансовых рынков, а фундаментальная характеристика человеческого существования. История в целом представляет собой рефлексивный процесс, открытый и неопределенный, формируемый нашими идеями, ценностями и заблуждениями. В отличие от детерминистских теорий, таких как марксизм, его «шнурочная теория» исторического процесса не имеет предопределенного конца. Мы являемся одновременно и авторами, и актерами в драме истории, и наш несовершенный разум — это и наш главный недостаток, и наш главный инструмент. Таким образом, «Алхимия финансов» завершается как глубокое философское размышление о природе реальности и месте человека в ней, где финансовые рынки служат лишь наиболее яркой и драматичной лабораторией для изучения этих вечных вопросов.
РАЗВЕРНУТОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ: КЛЮЧЕВЫЕ КЕЙСЫ И МЕХАНИКА ПРОЦЕССОВ
Чтобы достичь требуемого объема и глубины, необходимо более детально разобрать механику ключевых рефлексивных процессов, которые Сорос анализирует в книге. Это позволит перейти от общих утверждений к конкретным примерам, иллюстрирующим, как абстрактная теория работает на практике. Сосредоточимся на трех центральных кейсах: бум конгломератов, Рейгановский имперский круг и динамика кредитных циклов. Такое углубление позволит лучше понять стиль автора, который постоянно переключается между философскими обобщениями и детальным разбором рыночных ситуаций.
Начнем с бума конгломератов 1960-х. Этот пример идеально иллюстрирует рефлексивную связь между котировками акций и фундаментальными показателями. Исходный тренд заключался в появлении новой бизнес-модели — диверсифицированной компании, или конгломерата, которая считалась более устойчивой к циклическим спадам. Превалирующее предпочтение инвесторов выражалось в готовности платить высокую цену за акции таких компаний, то есть присваивать им высокий мультипликатор цена/прибыль (P/E). Рефлексивный механизм был запущен, когда менеджеры конгломератов начали использовать свои высоко оцененные акции в качестве валюты для покупки других компаний с более низким P/E.
Механика была следующей: допустим, конгломерат «А» с P/E=20 покупает компанию «Б» с P/E=10. Даже если компания «Б» не показывает никакого внутреннего роста, само по себе это слияние магическим образом увеличивает прибыль на акцию (EPS) конгломерата «А». Инвесторы, видя рост EPS, воспринимали это как доказательство эффективности менеджмента и гениальности бизнес-модели, что толкало P/E еще выше. Это, в свою очередь, позволяло проводить еще более амбициозные поглощения. Фундаментальный показатель (EPS) и рыночное восприятие (P/E) вошли в самоусиливающуюся спираль. Процесс был устойчив до тех пор, пока находились подходящие цели для поглощения, а рынок верил в эту историю. Крах наступил, когда рост замедлился, а иллюзия была разрушена. Регуляторное вмешательство, как в случае с попыткой поглощения Chemical Bank, стало последней каплей. После этого процесс развернулся на 180 градусов, и падение акций сделало дальнейшие поглощения бессмысленными, обнажив внутреннюю слабость разросшихся структур.
Рейгановский имперский круг — более сложный и масштабный процесс, включающий уже не только фондовый рынок, но и валюты, процентные ставки, торговые балансы и международную политику. Здесь взаимодействовали несколько рефлексивных петель. Первая — связь между бюджетным дефицитом и процентными ставками. Политика Рейгана («рейганомика») создала огромный структурный дефицит бюджета. Чтобы его финансировать, не прибегая к печатанию денег (что вызвало бы инфляцию), требовалось привлекать сбережения, что поддерживало реальные процентные ставки на высоком уровне.
Вторая петля, ключевая для этого процесса, — связь между процентными ставками и курсом доллара. Высокая доходность американских активов привлекала глобальный капитал, что толкало курс доллара вверх. Третья петля — между курсом доллара и инфляцией. Сильный доллар делал импорт дешевым, оказывая мощное дезинфляционное давление на американскую экономику. Это, в свою очередь, оправдывало жесткую политику ФРС и высокие ставки. Четвертая, и самая разрушительная петля, — связь между курсом доллара и торговым балансом. Чрезвычайно сильный доллар подрывал конкурентоспособность американских товаров, приводя к рекордному дефициту торгового баланса.
Вся эта конструкция держалась на одном условии: готовности остального мира финансировать двойной дефицит США (бюджетный и торговый), покупая долларовые активы. Пока доллар рос, это было выгодно, и приток капитала не иссякал, поддерживая всю систему. Сорос увидел, что это «процветающее неравновесие» не может быть вечным. Растущий торговый дефицит рано или поздно должен был подорвать экономику США и веру в доллар. Опасность заключалась в том, что в момент разворота тренда накопленный иностранный капитал мог устремиться из доллара, вызвав его обвальное падение. Соглашение Плаза стало управляемым началом этого разворота, которое, вопреки ожиданиям «жесткой посадки», привело к новой фазе глобального финансового бума.
Наконец, общая динамика кредитного цикла является универсальным рефлексивным процессом. Сорос подчеркивает, что займы основаны на оценке способности заемщика обслуживать долг, которая, в свою очередь, зависит от стоимости его активов (залога). Но сам акт кредитования влияет на эту стоимость. В фазе подъема банки охотно выдают кредиты, например, на покупку недвижимости или акций. Это повышает спрос на эти активы и толкает их цены вверх. Рост цен на активы увеличивает кредитоспособность заемщиков и стоимость залога в глазах банков, что побуждает их выдавать еще больше кредитов. Возникает классический пузырь.
В этой фазе и заемщики, и кредиторы чувствуют себя уверенно, их восприятие реальности искажено успехом. Они начинают игнорировать риски. Кризис наступает, когда рост цен на активы больше не может поддерживать растущее долговое бремя. Любой негативный толчок может спровоцировать разворот. Начинается фаза спада: заемщики вынуждены продавать активы, чтобы расплатиться с долгами, банки ужесточают условия кредитования. Массовая продажа активов обрушивает их цены, что снижает кредитоспособность и стоимость залогов, заставляя банки требовать возврата кредитов еще настойчивее. Процесс, который медленно надувался годами, может лопнуть за считанные месяцы или даже недели. Этот механизм, по Соросу, объясняет повторяющиеся финансовые кризисы гораздо лучше, чем теории рациональных ожиданий.
«[Название раздела] завершен. Текущий объем: 30 598 знаков. Продолжить? Ответь "Далее"».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: АЛХИМИЯ КАК ФИЛОСОФИЯ И ПРАКТИКА
Подводя итог своему монументальному труду, Джордж Сорос еще раз подчеркивает, что «Алхимия финансов» — это не сборник инвестиционных советов, а попытка создать новую парадигму для понимания социальных, и в первую очередь, финансовых явлений. Эта парадигма основана на двух столпах: принципах погрешности (fallibility) и рефлексивности. Погрешность означает, что наше понимание мира, в котором мы живем, всегда неполно и искажено. Рефлексивность означает, что эти искаженные взгляды активно формируют ту самую реальность, которую они пытаются постичь. Эта концепция ставит под сомнение не только основы классической экономической теории, но и претензии социальных наук на статус, равный естественным наукам.
Книга демонстрирует, что финансовые рынки являются идеальной лабораторией для изучения рефлексивности. Они не стремятся к равновесию, а подвержены внутренне нестабильным процессам, которые часто принимают форму циклов «подъем-спад». Эти циклы — не отклонение от нормы, а сама норма функционирования рынков. Они порождаются взаимодействием между превалирующим предпочтением (коллективной предвзятостью) инвесторов и так называемыми фундаментальными трендами, причем оба этих элемента влияют друг на друга, создавая самоусиливающиеся, а затем и самоуничтожающиеся процессы.
«Эксперимент в реальном времени» послужил практическим доказательством состоятельности этого подхода. Он показал, что теория рефлексивности не дает возможности делать точные, научные предсказания будущего. Будущее по своей природе неопределенно. Однако эта теория дает мощный концептуальный инструмент для навигации в этой неопределенности. Она позволяет идентифицировать действующие на рынке рефлексивные процессы, понимать их логику и, что самое важное, предвидеть моменты их возможного слома. Успех Сороса как инвестора был основан не на способности видеть будущее, а на умении вовремя распознавать ошибки — как свои, так и чужие — и действовать на опережение.
Сама «алхимия» заключается в этом парадоксальном акте: превращении несовершенного, ошибочного понимания в источник прибыли. Это не магия, а дисциплинированный интеллектуальный процесс, требующий постоянной самокритики и готовности отказаться от самой убедительной гипотезы, если факты начинают ей противоречить. В отличие от большинства участников рынка, которые либо верят в фундаментальный анализ, либо слепо следуют за трендом, Сорос предлагает третий путь: анализировать взаимосвязь между трендами и восприятием этих трендов.
В конечном счете, выводы книги выходят далеко за пределы финансов. Если человеческие дела по своей природе рефлексивны, то это касается и политики, и истории, и социальных отношений. История не является детерминированным процессом, движущимся к предопределенному финалу, будь то коммунизм Маркса или «конец истории» Фукуямы. Это открытый, непредсказуемый процесс, который творится здесь и сейчас нашими коллективными действиями, основанными на наших ценностях, идеях и заблуждениях.
Поэтому главная идея Сороса — это призыв к интеллектуальному смирению и критическому мышлению. Мы должны отказаться от догматических идеологий, будь то рыночный фундаментализм или марксизм, поскольку все они претендуют на обладание конечной истиной, которой в мире людей быть не может. Вместо этого мы должны строить открытое общество — общество, которое ценит свободу, признает собственную погрешность и создает институты, позволяющие исправлять ошибки мирным путем. Книга, начавшаяся как критика экономической теории, завершается как мощный философский манифест в защиту открытого общества, где финансовые спекуляции и философские размышления оказываются двумя сторонами одной медали — попытки человека осмыслить и преобразовать мир, частью которого он является.
Summarizator — это Telegram-канал, где мы собираем саммари самых актуальных и захватывающих книг об ИИ, технологиях, саморазвитии и культовой фантастике. Мы экономим ваше время, помогая быстро погружаться в новые идеи и находить инсайты, которые могут изменить ваш взгляд на мир. 📢 Присоединяйтесь: https://t.me/summarizator