Солдатский долг - Константин Константинович Рокоссовский
Весной 1940 года, после отдыха с семьей в Сочи, Константин Константинович Рокоссовский был вызван к новому Народному комиссару обороны, маршалу С. К. Тимошенко. Встреча прошла в теплой, товарищеской атмосфере, напомнив Рокоссовскому начало 30-х годов, когда он командовал 7-й Самарской кавдивизией в составе 3-го кавалерийского корпуса под началом Тимошенко. Нарком, сохранивший простоту и доступность, предложил Рокоссовскому вновь принять командование 5-м кавалерийским корпусом, который переводился на Украину. Пока корпус был в пути, Рокоссовский был направлен в распоряжение командующего Киевским Особым военным округом (КОВО) генерала армии Г. К. Жукова для помощи в проверке войск, готовившихся к походу в Бессарабию. Это кратковременное сотрудничество с Жуковым, которого Рокоссовский характеризует как требовательного и знающего командира, позволило ему лучше понять состояние войск округа. Вскоре Жуков убыл в Москву на должность начальника Генерального штаба, а Рокоссовский, вернувшись из Бессарабии, принял корпус.
Опыт, полученный в Бессарабском походе, активно использовался в боевой подготовке. Однако конец 1940 года принес Рокоссовскому новое, неожиданное назначение – командиром 9-го механизированного корпуса, который еще предстояло сформировать. Для кавалериста с двадцатисемилетним стажем это был серьезный вызов. Рокоссовский сроднился с конницей, пройдя путь от драгуна царской армии в 1914 году до комкора Красной Армии. Переход в новый род войск вызывал опасения, но оказанное доверие и интерес к перспективам бронетанковых сил придали ему решимости. Он вспоминает, как еще в Первую мировую войну кавалерия начала терять свое значение с появлением массовых армий, автоматического оружия, артиллерии, танков и авиации. Гражданская война временно возродила ее роль из-за отсутствия сплошных фронтов и наличия конских ресурсов.
Однако развитие военной мысли и промышленности СССР в годы пятилеток позволило оснащать армию современной техникой. Советская военная наука, по мнению Рокоссовского, опережала западную, где господствовали теории Дуэ (авиация) или Фуллера (танки). В СССР же разрабатывалась теория глубокого боя (Тухачевский, Триандафиллов), основанная на взаимодействии всех родов войск. Формирование механизированных корпусов началось еще в середине 30-х годов, и к концу десятилетия Красная Армия имела значительные бронетанковые силы оперативного назначения. Рокоссовский отмечает высокий уровень подготовки командного состава и боеготовности войск того периода, способных отразить любую агрессию.
Однако он с горечью упоминает о серьезных промахах конца 30-х годов, когда пострадали военные кадры, что негативно сказалось на армии. Последствия репрессий, ударивших по опытнейшим командирам, проявились уже в финскую кампанию. Рокоссовский в черновиках (не вошедших в основное издание) прямо писал о 1937 годе как о «черной работе», сведшей на нет многолетние усилия партии по подготовке кадров и оголившей армию перед лицом надвигающейся угрозы. Он задавался вопросом, кому и зачем это было нужно. Этот трагический опыт, включая его собственный арест и тридцатимесячное заключение, сформировал его взгляд на события.
Молниеносный разгром Польши и Франции германскими танковыми клиньями и авиацией подтвердил правильность ставки на механизированные соединения. В СССР возобновилось их интенсивное формирование. 9-й мехкорпус Рокоссовского включал 131-ю моторизованную (полковник Н. В. Калинин), 35-ю танковую (генерал-майор Н. А. Новиков) и 20-ю танковую (полковник М. Е. Катуков, в начале войны его замещал В. М. Черняев) дивизии. Корпус подчинялся напрямую КОВО. Рокоссовский отмечает высокий профессионализм своих ближайших помощников: начальника штаба генерал-майора А. Г. Маслова, заместителя по техчасти полковника Внукова, замполита Каменева. Формирование шло форсированно, параллельно с интенсивной боевой подготовкой. Основной упор делался на воспитание у командиров самостоятельности, решительности и смелости.
Приближение войны ощущалось всеми военными. Германия покоряла Балканы. Пакт с Германией Рокоссовский расценивал как необходимую меру для выигрыша времени и предотвращения единого антисоветского фронта, но иллюзий относительно намерений Гитлера не питал. Поэтому подготовка шла непрерывно: командно-штабные учения, полевые выезды, изучение вероятных маршрутов. Тревогу вызывала хроническая нехватка боевой техники – танки были старые (Т-26, БТ-5, БТ-7), изношенные, их было лишь около 30% от штата. Рокоссовский даже ограничил их использование в учениях, опасаясь остаться вообще без танков к началу войны.
В мае 1941 года командующий КОВО М. П. Кирпонос провел крупные полевые учения, в ходе которых Рокоссовский ознакомился с приграничной местностью. Строительство укрепрайонов только разворачивалось. Общаясь с другими командирами корпусов (Федюнинским, Кондрусевым, Камковым), он убеждался в общем мнении о неизбежности скорой войны. Тревогу вызывала общая беспечность, странные приказы из штаба округа (например, об отправке артиллерии на полигоны у самой границы, от чего 9-му мехкорпусу удалось уклониться). Рокоссовский вспоминает службу на Дальнем Востоке, где войска всегда были в часовой готовности при малейшей активности соседа. В КОВО этого не было. Он критически описывает проницаемость границы, разъезды немецких офицеров под видом поиска захоронений, безнаказанные полеты немецких самолетов-разведчиков (приводя пример с принудительно посаженным самолетом, который по приказу из Москвы отпустили).
Он отмечает несоответствие между сосредоточением советской авиации и складов у границы (что указывало на подготовку к наступлению) и реальным состоянием и расположением войск. Передислокация штаба КОВО из Киева в Тернополь оставалась неясной. Информация сверху не поступала, печать и радио передавали успокаивающие сообщения. Рокоссовский делает вывод: если какой-то план и существовал, он не соответствовал реальной обстановке, что и привело к тяжелому поражению в начале войны. 21 июня 1941 года, после разбора учений, Рокоссовский планировал рыбалку с комдивами, но отменил ее, получив по линии погранвойск сообщение от немецкого перебежчика о нападении 22 июня. Штаб корпуса был приведен в состояние повышенной готовности...
Около четырех часов утра 22 июня 1941 года дежурный офицер вручил Рокоссовскому телефонограмму из штаба 5-й армии с приказом вскрыть особый секретный оперативный пакет. Приказ был подписан лишь заместителем начальника оперативного отдела штаба армии, в то время как вскрытие пакета допускалось только по распоряжению высшего руководства страны или Наркомата обороны. Попытки связаться с Москвой, Киевом или штабом армии в Луцке для подтверждения оказались тщетными – связь была нарушена. В этой критической ситуации Рокоссовский, посоветовавшись с начальником штаба Масловым, замполитом и начальником Особого отдела, принял на себя ответственность и вскрыл пакет.
Директива предписывала немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель. В четыре часа утра была объявлена боевая тревога. Командиры дивизий – Новиков, Калинин и Черняев (заменявший заболевшего Катукова) – были вызваны на КП. Подготовка шла быстро и организованно, каждый знал свое дело. Однако остро стояла проблема материального обеспечения. Катастрофически не хватало автомашин, горючего, боеприпасов. Рокоссовский, не дожидаясь указаний сверху, приказал вскрыть ближайшие центральные склады боеприпасов и гарнизонный автопарк, преодолевая сопротивление интендантов внушением и многочисленными расписками.
Связь с вышестоящим командованием оставалась прерывистой. Лишь к десяти утра удалось на несколько минут связаться с Луцком, где сообщили о повторной бомбежке города и неясности обстановки на фронте. Почти одновременно пришла информация о бомбежке Киева немецкой авиацией. Со штабом округа, которому корпус подчинялся напрямую, связаться так и не удалось; никаких распоряжений оттуда за весь день 22 июня не поступило. Около одиннадцати часов над районом расположения корпуса на большой высоте прошли немецкие бомбардировщики, обстрелянные зенитной артиллерией. Это лишь укрепило Рокоссовского в правильности его действий. Все внимание было сосредоточено на подготовке войск к маршу и бою. Организовывались обеспечение горючим, боеприпасами, порядок в городе, охрана имущества, забота о семьях комсостава, проверка готовности частей, проводились короткие митинги. Рокоссовский, предвидя тяжелые бои, сознательно приказал не выдавать командирам защитные петлицы, чтобы они были видны солдатам и служили примером.
В четырнадцать часов 22 июня корпус тремя колоннами выступил в поход. Справа по шоссе шла 131-я моторизованная дивизия Калинина, сумевшего посадить пехоту на имевшиеся машины и танки. В центре, уступом назад, двигалась 35-я танковая дивизия Новикова, левее – 20-я танковая Черняева. Рокоссовский с горечью отмечал плачевное состояние техники: старые, изношенные Т-26 и БТ-5, немногочисленные БТ-7 составляли менее трети штатной численности. Пехота танковых дивизий не имела транспорта. Корпус лишь назывался механизированным. Первый 50-километровый переход обессилил пехоту, несшую на себе тяжелое вооружение и боеприпасы в жару. Пришлось сократить суточные переходы до 30–35 км, изменив порядок движения танковых дивизий: в первом эшелоне – танки с десантом и частью артиллерии, двигавшиеся скачками, во втором – основная масса пехоты и артиллерии. 131-я дивизия, имевшая транспорт, к исходу 22 июня достигла Ровно, пройдя 100 км.
Утром 23 июня Калинин донес, что командарм-5 Потапов временно подчинил его дивизию себе и поставил задачу занять оборону по реке Стырь. Из этого и других отрывочных сведений вырисовывалась тревожная картина прорыва противника на луцком направлении. Корпус продолжал движение, усилив разведку. Пытаясь наладить управление, штаб корпуса выдвинулся вперед. При подходе к Здолбунову штабная колонна, сопровождаемая батареей 85-мм зенитных пушек (использовавшихся как противотанковые), наткнулась на группу немецких танков и пехоты. Батарея развернулась, но немцы, увидев это, боя не приняли и отошли. Этот инцидент, а также рассказы выходивших из окружения бойцов, потерявших свои части и деморализованных, подтверждали серьезность положения. Рокоссовский отмечает случаи паники и дезертирства, вызванные внезапностью и мощью удара врага, страхом окружения, а также непродуманными сообщениями печати о диверсантах. Он приводит пример панического бегства по шоссе Луцк-Ровно и задержания генерала, пытавшегося остановить бегущих, которого сами солдаты объявили диверсантом.
Были разосланы разведгруппы для установления связи с 19-м и 22-м мехкорпусами. Выяснилось, что корпус Кондрусева ведет бой севернее Луцка, а корпус Фекленко движется на Дубно. Маслову удалось на короткое время связаться со штабом фронта и получить приказ сосредоточиться в районе Клевань, Олыка, перейдя в подчинение 5-й армии. 24 июня корпус вышел в указанный район и вступил в бой. 131-я мотодивизия вела бои на рубеже Стыри у Луцка. 35-я танковая дивизия сражалась юго-западнее Клевани с частями 13-й немецкой танковой дивизии. 20-я танковая дивизия Черняева на рассвете атаковала немецкие моторизованные части на привале у Олыки, нанесла им урон, захватила пленных и трофеи, а затем успешно отбивала атаки подходивших танков. 25 июня продолжались упорные оборонительные бои на рубеже Луцк, Олыка, Клевань против 13-й и 14-й танковых дивизий немцев, стремившихся перерезать дорогу Ровно-Луцк.
26 июня по приказу Потапова корпус нанес контрудар в направлении Дубно, одновременно с 19-м и 22-м мехкорпусами. Рокоссовский критически оценивает это решение: корпуса вводились в бой разрозненно, без учета их состояния и обстановки. Он считает, что командование фронта механически повторило директиву Генштаба, не проявив инициативы и не взяв на себя ответственность за принятие решения, адекватного ситуации. Контрудар захлебнулся. 22-й мехкорпус был атакован, понес потери, отброшен на северо-восток; погиб его командир генерал Кондрусев, командование принял Тамручи. 19-й корпус также был отброшен к Ровно. Наблюдая с НП 20-й дивизии огромные колонны противника, двигавшиеся из Дубно на Ровно, и подход новых сил с юга, Рокоссовский, располагая малым количеством танков, решил опереться на артиллерию. Получив очередной приказ о контрударе, он снова взял на себя ответственность и организовал оборону. Маневром артиллерии 20-й танковой дивизии (85-мм орудия) на шоссе Луцк-Ровно удалось отразить мощную атаку немецкой бронетехники, нанести врагу большие потери и отбросить его. Используя этот успех, дивизия Новикова продвинулась вперед, заняв выгодные высоты.
Рокоссовский подчеркивает важность информации о противнике и обстановке на фронте, которой катастрофически не хватало. Основные сведения добывались разведкой и опросом пленных (в том числе захваченного немецкого полковника с ценными картами). Выяснилось, что немцы прорвались на стыке 5-й и 6-й армий и развивают успех на житомирском направлении. Главный удар противника пришелся южнее 9-го мехкорпуса. Тем не менее, корпус вел тяжелые бои до 29 июня, не позволив врагу перерезать дорогу Ровно-Луцк и прорвать оборону 5-й армии. Активные действия армии Потапова и приданных мехкорпусов создавали угрозу флангу основной немецкой группировки, что вынуждало противника постоянно атаковать, неся потери.
30 июня из-за осложнения обстановки на житомирско-киевском направлении 5-я армия начала отход на рубеж старых укрепрайонов, которые, к огорчению Рокоссовского, не были приведены в порядок. Корпус отходил, применяя методы "подвижной обороны", и занял оборону по реке Случь у Новоград-Волынского. К этому времени от устаревших танков Т-26 и БТ остались единицы. Несмотря на потери и износ техники, корпус продолжал сражаться. Рокоссовский высоко оценивает действия командиров дивизий Калинина, Новикова и Черняева, проявивших знания, инициативу и решительность. Он с горечью вспоминает о гибели полковника Черняева, тяжело раненного под Клеванью и скончавшегося в госпитале.
В разгар боев под Новоград-Волынским Рокоссовский получил приказ Ставки о назначении командующим армией на Западный фронт. 14 июля, сдав командование генералу Маслову, он отправился в Киев. Город встретил его затемненным и пустым Крещатиком. В Броварах на КП фронта он представился командующему Юго-Западным фронтом генерал-полковнику Кирпоносу. Рокоссовский отмечает подавленное состояние Кирпоноса, его рассеянность при докладе об обстановке в 5-й армии и отдачу по телефону явно нереалистичных приказов о "решительных контрударах" силами отдельных дивизий. Это укрепило Рокоссовского во мнении о некомпетентности командующего фронтом. 15 июля он вылетел в Москву, зная о тяжелом положении на Западном фронте, где немцы подходили к Смоленску. В пути он размышлял о причинах поражения в приграничном сражении, о героизме солдат и необходимости создания сильной группировки в глубине страны для остановки врага.
Прибыв в Москву, Рокоссовский был немедленно направлен в Ставку. Здесь ему сообщили о критической ситуации на смоленском направлении: в результате предполагаемой высадки крупного воздушного десанта противника под Ярцево образовалась «пустота». Его задача – возглавить создаваемую подвижную группу, прикрыть это направление и не допустить прорыва немцев к Вязьме. План Ставки и командования Западного фронта предусматривал создание в районе Ярцева сильной группы (2-3 танковые, 1 стрелковая дивизии) для контрудара, который, поддержанный 16-й и 20-й армиями, должен был улучшить обстановку и удержать Смоленск. Рокоссовскому назвали несколько дивизий, которые поступят в его распоряжение, и разрешили подчинять себе все части, встреченные по пути из Москвы. Более конкретные указания он должен был получить у командующего фронтом. Генштаб выделил ему две машины с зенитными пулеметами, радиостанцию и небольшую группу командиров.
К вечеру того же дня Рокоссовский прибыл на командный пункт Западного фронта в Касне. Маршал С. К. Тимошенко, член Военного совета Н. А. Булганин и начальник политуправления Д. А. Лестев встретили его радушно. Командование фронта считало, что противник, используя крупные танковые и моторизованные соединения, прорвал фронт и стремится окружить советские войска под Смоленском, открывая путь на Москву. В первом эшелоне действовали 20-я армия генерала П. А. Курочкина и 19-я армия генерала И. С. Конева. Курочкин вел тяжелые оборонительные бои, его армию по частям подкрепляли соединениями 16-й армии, в том числе разрозненно вводился 5-й мехкорпус И. П. Алексеенко. Конев безуспешно пытался отбить захваченный врагом Витебск. Генерал М. Ф. Лукин с остатками 16-й армии (две кадровые забайкальские дивизии) упорно удерживал Смоленск, находясь, по словам Тимошенко, «в мешке». Переправы через Днепр у Соловьево и Ратчиново, обеспечивавшие снабжение и возможный отход войск Лукина, оборонял сводный отряд полковника А. И. Лизюкова, которого маршал охарактеризовал как надежного командира. Здесь Рокоссовский впервые услышал о Л. М. Доваторе, находившемся в резерве фронта.
Обстановка на 17 июля была неясной, связь с 19-й и 22-й армиями отсутствовала. Поступали сведения о танках противника у Ельни. Данные о десанте в Ярцево не были проверены. Ночью Рокоссовский выехал в Ярцево с наказом Тимошенко подчинять себе любые части для организации обороны Ярцевского рубежа. По пути он начал собирать всех, кто мог быть полезен: пехотинцев, артиллеристов, связистов, саперов, медиков. Так в процессе боев формировалась «группа генерала Рокоссовского». На ходу был создан штаб из 15-18 офицеров, в основном выпускников Академии им. Фрунзе. Начальником штаба и оперативного отдела стал подполковник С. П. Тарасов – выносливый, хладнокровный командир, способный работать под огнем. Штаб был «на колесах»: 8 легковых машин, радиостанция, 2 грузовика с зенитками. Связь налаживалась с трудом, часто приходилось полагаться на «офицеров на колесах».
Первым соединением, встреченным восточнее Ярцева, оказалась 38-я стрелковая дивизия полковника М. Г. Кириллова из 19-й армии, потерявшая связь со своим штабом. Кириллов уже организовал оборону у Ярцева, занятого противником. Рокоссовский подчинил дивизию себе, пополнив ее собранными по дороге бойцами. Приток людей, стремившихся воевать, нарастал – прибывали целые подразделения и группы, выходившие из окружения. Вскоре подошла 101-я танковая дивизия полковника Г. М. Михайлова – около 80 старых танков и 7 новых КВ. Михайлов, Герой Халхин-Гола, был храбр, но действовал мелкими группами, неся неоправданные потери.
Важной оказалась встреча с полковником И. П. Камерой, начальником артиллерии 19-й армии, также потерявшим связь со штабом. Рокоссовский знал его как отличного артиллериста и стойкого большевика еще по боям на КВЖД. Камера возглавил артиллерию группы, что было крайне важно, так как именно на артиллерию приходилось основная надежда в борьбе с вражескими танками.
Первые же бои показали, что в районе Ярцева действует не просто десант, а прорвавшаяся с севера 7-я танковая дивизия противника, к которой подходили моторизованные части. Немцы захватили Ярцево, форсировали реку Вопь и создали плацдарм на восточном берегу, пытаясь продвинуться к Вязьме и одновременно на юг, к переправам в тылу 16-й и 20-й армий. Рокоссовский понял замысел врага: сомкнуть кольцо окружения у Смоленска на рубеже реки Вопь и Днепра, а затем прорваться к Москве. Задача сорвать эти планы легла на две его дивизии.
Оборона носила линейный характер, без второго эшелона. 38-я дивизия оборонялась восточнее Ярцева по реке Вопь. Мотострелковый полк 101-й дивизии с противотанковым артполком прикрывал автостраду и железную дорогу. Танковые полки 101-й дивизии находились в резерве для контратак. Оборонительные работы велись интенсивно. Удалось не только остановить продвижение врага, но и перейти к контратакам, носившим тактический характер, но поднимавшим дух войск. Активность группы Рокоссовского, видимо, озадачила противника, создав у него преувеличенное представление о советских силах на этом участке. Враг подтягивал резервы, усилил авиационные и артиллерийские удары. Спасали леса и окопы.
Большие трудности создавало отсутствие информации об общей обстановке. Все сведения приходилось добывать самим, ценой жизни многих штабных офицеров. Наблюдался и необычный источник пополнения – бойцы, потерявшие свои части и блуждавшие в лесах. Их собирали и направляли в полки.
Сводный отряд полковника Лизюкова, оборонявший переправы на Днепре, был подчинен группе Рокоссовского. Лизюков проявил себя как смелый и умелый командир, уверенно действовавший в сложнейшей обстановке. Его отряд, состоявший из остатков 5-го мехкорпуса (всего 15 танков), отбил все попытки немцев перехватить переправы. Рокоссовский отмечает дружбу Лизюкова с майором М. Г. Сахно, героем обороны Соловьевской переправы.
Бои под Ярцево не прекращались. Рокоссовский приводит примеры героизма и стойкости. Во время немецкой атаки, когда пехота под бомбежкой дрогнула и побежала, Рокоссовский и Камера остались стоять на виду у всех. Это, а также призывы самих солдат («Стой! Генералы стоят!»), остановило бегущих и помогло отбить атаку. Он описывает и мужество артиллеристов гаубичной батареи, продолжавших вести огонь под бомбами, четко выполняя команды: «В щели, ложись!» – «К орудиям!».
Важным моментом стала смена тактики обороны. Рокоссовский лично убедился в неэффективности «ячеечной» системы, при которой солдаты чувствовали себя изолированными, а командиры не могли управлять боем. По его предложению и с одобрения Тимошенко войска перешли к оборудованию сплошных траншей, что повысило устойчивость обороны.
К концу июля прибыл штаб 7-го мехкорпуса во главе с полковником М. С. Малининым. Это позволило создать полноценный аппарат управления. Малинин оказался опытным и энергичным организатором, с которым Рокоссовский быстро сработался и подружился на всю войну. Прибыл и начальник артиллерии корпуса генерал-майор В. И. Казаков, сразу взявшийся за дело. Был создан настоящий КП, налажена устойчивая связь.
Собрав силы, группа Рокоссовского нанесла контрудар, используя элемент внезапности. Удалось овладеть Ярцево, форсировать Вопь и захватить выгодные позиции на западном берегу. Отличился мотострелковый полк Воробьева, хорошо взаимодействовавший с танками КВ, произведшими на врага сильное впечатление. Боевое крещение получил батальон московских коммунистов. Впервые успешно действовали 37-мм зенитные батареи, сбившие несколько пикировщиков. Были захвачены новые немецкие противотанковые ружья, способные пробивать броню Т-34.
К концу июля положение группы упрочилось. Ставка поставила задачу удержать Ярцево и не допустить прорыва на Вязьму. Участок южнее, у переправ, был усилен и подчинен командиру 44-го стрелкового корпуса В. А. Юшкевичу. Немцы, завязнув в Смоленском сражении, готовились к новому наступлению с целью отрезать 16-ю и 20-ю армии. Благодаря разведданным, этот удар был отражен с большими потерями для противника. Решающую роль сыграла артиллерия под руководством Казакова.
Смоленское сражение завершалось. Ставка приказала отвести 16-ю и 20-ю армии за Днепр. Отход прошел благополучно, войска были использованы для усиления обороны на рубеже Холм-Жирковский, Ярцево, Ельня. План немцев окружить основные силы Западного фронта под Смоленском провалился. Враг встретил прочную оборону и был вынужден взять паузу.
Рокоссовского вызвал Тимошенко и сообщил о назначении командующим 16-й армией, которая фактически объединяла его группу и остатки прежней 16-й армии. Произошла встреча с генералом Лукиным, раненным на переправе, и членом Военного совета А. А. Лобачевым. Лукин с горечью сказал: «Шестнадцатую армию не разбили, ее растащили…» Рокоссовский попросил оставить при нем Малинина и Казакова. Объединенная армия (6 дивизий, танковая бригада, артиллерия) заняла 50-километровый фронт, перекрыв магистраль Смоленск-Вязьма.
Вскоре противник предпринял попытку прорвать оборону, но был отбит. Впервые на участке армии действовали «катюши». Наступило относительное затишье. Армия укрепляла оборону, пополнялась за счет выходивших из окружения и прибывавших подкреплений (в том числе батальона московских коммунистов). Рокоссовский отмечает необычный способ добычи оружия – отправку разведгрупп в тыл врага на места прошлых боев. Укрепились связи с Москвой, приезжали делегации, артисты. Прибыла английская военная делегация.
В августе сосед справа, 19-я армия Конева, провела безуспешную наступательную операцию. 16-я армия вела разведку боем. Было установлено, что танковые дивизии противника отведены, их сменила пехота. Наступило затишье, которое настораживало. Информация из штаба фронта была скудной. 2 октября, после силовой разведки, пленные сообщили о появлении в тылу врага танковых частей. Были приняты меры усиления. Ночью разведка донесла о шуме танковых моторов со стороны противника. А с рассветом началось немецкое наступление.
ГЛАВА 3: НЕОЖИДАННЫЙ ПРИКАЗ И ВЫХОД ИЗ ОКРУЖЕНИЯ
Утром 2 октября немецкие войска перешли в наступление по всему фронту 16-й армии. Удар был ожидаем на центральном участке, и он был встречен организованным огнем. Артиллерийская контрподготовка, огонь противотанковых батарей и «катюш» нанесли врагу существенный урон. Пехота 16-й армии не дрогнула, отражая атаки танков и пехоты противника, местами дело доходило до рукопашных схваток. К полудню стало ясно, что наступление немцев здесь захлебнулось. Однако на флангах, особенно у соседа справа, генерала Лукина (19-я армия), обстановка складывалась тяжелая. Противник потеснил его правофланговые части, связь с 30-й армией была потеряна. По просьбе Лукина Рокоссовский направил ему на помощь две стрелковые дивизии, танковую бригаду и артполк. На участке соседа слева, генерала Ершакова (20-я армия), было спокойно.
Вечером 5 октября Рокоссовский получил совершенно неожиданную и непонятную телеграмму из штаба Западного фронта. Ему предписывалось немедленно передать свой участок обороны с войсками генералу Ершакову, а самому со штабом 16-й армии прибыть 6 октября в Вязьму для организации контрудара в направлении Юхнова. Сообщалось, что в районе Вязьмы он получит пять стрелковых дивизий со средствами усиления. Этот приказ вызвал недоумение и подозрения у Рокоссовского и его ближайших соратников – Лобачева, Казакова, Малинина, Орла. Уходить от войск в такой напряженный момент казалось немыслимым. Рокоссовский потребовал подтверждения приказа документом за личной подписью командующего фронтом. Ночью летчик доставил такое распоряжение, подписанное Коневым и Булганиным. Сомнения отпали, но ясности не прибавилось.
Передав дела приемщикам из 20-й армии, штаб 16-й армии двинулся к Вязьме. Чувство тревоги не покидало – уходили в неизвестность, без войск, без уверенности найти их на новом месте. Попытки связаться со штабом фронта по радио были безуспешны. Пришлось полагаться на собственную разведку. Картина по пути была удручающей: брошенные позиции армии Резервного фронта, которая должна была стоять в тылу, разрозненные группы тыловиков из 30-й и 22-й армий, рассказывавших о немецких десантах, толпы беженцев. Становилось ясно, что враг глубоко прорвался в полосе 19-й и 30-й армий и движется на восток. Появились слухи о немецких танках в Сычевке, Холм-Жирковском – севернее магистрали Ярцево-Вязьма. Напрашивался вывод об угрозе окружения.
В пути встретили начальника штаба фронта генерала В. Д. Соколовского, который подтвердил задачу, но, по мнению Лобачева, сам точно обстановки не знал. Прибыв в район нового КП под Вязьмой, штаб так и не смог обнаружить обещанные дивизии или связаться со штабом фронта. Рокоссовский с Лобачевым отправились в город. Начальник гарнизона генерал Никитин доложил, что войск в Вязьме и окрестностях нет, кроме милиции, а в городе панические слухи о немецких танках, идущих с юга, из Юхнова. Местное партийное и советское руководство, включая секретаря Смоленского обкома Д. М. Попова и начальника политуправления фронта Д. А. Лестева, находилось в подвале собора. Лестев был удивлен отсутствием войск, уверяя, что штаб фронта заверил его о наличии пяти дивизий.
Разговор был прерван криком председателя Смоленского горсовета А. П. Вахтерова: «Немецкие танки в городе! Я видел их с колокольни!». Поднявшись на колокольню, Рокоссовский, Лестев и Попов своими глазами увидели вражеские танки, стрелявшие по машинам, пытавшимся вырваться из города. Стало ясно – Вязьма захвачена, нужно немедленно уходить. На нескольких машинах, забрав всех товарищей, им удалось вырваться из города под огнем, чудом избежав столкновения с танком.
К вечеру 6 октября штабной отряд отошел в лес северо-восточнее Вязьмы. Разведка подтвердила худшие опасения: враг нанес удар двумя сходящимися клиньями, местом смыкания которых оказалась Вязьма. Автострада восточнее города была перехвачена, в самой Вязьме – немецкая мотопехота. Штаб 16-й армии оказался в ловушке, между внутренним и внешним кольцами окружения, которое немцы стремились укрепить. Вернуться к своим войскам возможности не было. После обсуждения было принято единственно возможное решение – прорываться на северо-восток, где оборона противника могла быть слабее и была надежда встретить выходившие из окружения части.
В ночь на 8 октября отряд, насчитывавший около сотни машин и несколько сотен человек (включая присоединившийся эскадрон войск НКВД), организованный в три колонны, начал прорыв. Двигались пешком, в тяжелейших условиях – под дождем, по раскисшей грязи. Машины постоянно застревали, их вытаскивали танками БТ-7, имевшимися в отряде. Первая стычка с немецкими мотоциклистами у деревни была короткой и успешной. В одной из деревень, где остановились на короткий отдых, произошел тяжелый разговор с прикованным к постели стариком-колхозником, бывшим солдатом. Его горький упрек: «Сами вы уходите, а нас бросаете врагу… Что же вы делаете?..» – глубоко запал в душу Рокоссовскому и его спутникам.
Продолжая движение на северо-восток, отряд встретил части 18-й стрелковой дивизии народного ополчения (москвичи), также выходившие из окружения. Их присоединение значительно усилило группу. Боевой дух ополченцев был высок. На рассвете, пройдя около 30 км, уставшие люди получили ложное известие от летчика У-2, приземлившегося неподалеку, что Гжатск занят нашими войсками. Обрадованные, решили двигаться дальше на машинах. Лобачев с передовым отрядом уехал вперед на броневике. Однако у моста через реку Гжать колонна попала под сильный огонь. Танк БТ-7 подорвался на мине, броневик Лобачева был подбит. Мост оказался взорван. Стало ясно, что Гжатск тоже в руках врага. Дезинформация летчика (случайная или преднамеренная – осталось неизвестным) едва не привела к катастрофе.
Пришлось снова маневрировать, отходить на север, обходя крупные группировки противника. В ночь на 9 октября, найдя броды, отряд переправился через Гжать и продолжил движение на восток. Только в лесах севернее Уваровки, в 40 км от Можайска, удалось наконец связаться со штабом фронта. Получили приказ прибыть в район Можайска. За Рокоссовским и Лобачевым прилетели самолеты У-2.
В штабе фронта их встретили К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов, И. С. Конев и Н. А. Булганин. Ворошилов, выяснив обстоятельства появления штаба 16-й армии под Вязьмой без войск и увидев приказ, имел бурный разговор с Коневым и Булганиным. Затем представил нового командующего Западным фронтом – генерала армии Г. К. Жукова. Выслушав короткий доклад Рокоссовского, Ворошилов от имени правительства и Главного командования поблагодарил его и его штаб за выход из окружения и пожелал успехов.
Жуков, спокойный и суровый, поставил новую задачу: принять Можайский боевой участок. Но не успели это сделать, как последовало новое распоряжение – со штабом и 18-й дивизией ополченцев немедленно выходить в район Волоколамска, подчинить там себе все части и организовать оборону на широком фронте от Московского моря до Рузы. События развертывались стремительно. 14 октября Рокоссовский прибыл в Волоколамск.
ГЛАВА 4: ВОЛОКОЛАМСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ
Общая обстановка на Западном фронте к 14 октября 1944 года была чрезвычайно тяжелой. Враг рвался к Москве. Партия, правительство и Ставка предпринимали титанические усилия, чтобы остановить его. Весь советский народ поднялся на защиту столицы. На боевые рубежи спешно направлялись части из Москвы, перебрасывались дивизии с других фронтов и из глубины страны. 16-й армии под командованием Рокоссовского предстояло оборонять Волоколамское направление.
Обстановка здесь напоминала июльские бои под Ярцево, но теперь у командарма был хорошо сколоченный штаб и аппарат управления, способный быстро наладить связь и руководство войсками. Личный состав штаба прошел суровую школу войны. Рокоссовский отмечает слаженную работу коллектива: пока он с Лобачевым, Казаковым и Орлом работал в войсках, изучая местность и части, штаб под руководством Малинина эффективно организовывал оборону. Политотдел во главе с Д. Ф. Романовым вел большую работу по мобилизации бойцов.
Развернув КП в Волоколамске, штаб немедленно разослал офицеров для розыска и подчинения всех имевшихся в районе войск, а также для перехвата выходивших из окружения. Первым прибыл 3-й кавалерийский корпус Л. М. Доватора (50-я дивизия И. А. Плиева и 53-я К. С. Мельника), вышедший из окружения боеспособным, хотя и поредевшим. Рокоссовский высоко оценил молодого, энергичного и вдумчивого командира корпуса. Кавалеристам была поставлена задача организовать оборону на широком фронте севернее Волоколамска, до Волжского водохранилища (Московского моря).
Левее расположился сводный курсантский полк на базе училища имени Верховного Совета РСФСР под командованием полковника С. И. Младенцева и комиссара А. Е. Славкина, переброшенный из Солнечногорска. Лобачев, сам выпускник кремлевской школы, с радостью встретил курсантов и доложил об их высоком боевом духе.
На левом фланге, прикрывая Волоколамск с запада и юго-запада до реки Рузы, заняла оборону 316-я стрелковая дивизия генерал-майора И. В. Панфилова (комиссар С. А. Егоров). Эта прибывшая из резерва дивизия, сформированная в Казахстане при поддержке ЦК КП(б) республики, была полнокровной по составу и обеспечению. Рокоссовский был глубоко впечатлен встречей с Панфиловым – разумным, знающим командиром с богатым опытом, энергичным, волевым, но скромным и уважительно отзывавшимся о подчиненных. Он сразу уверился в способностях Панфилова.
Общая протяженность фронта обороны армии достигала почти 100 км. Войска были малочисленны, их пришлось развернуть в один эшелон. В резерве остался лишь стрелковый полк 126-й дивизии, вышедший из окружения, и выведенная на пополнение 18-я ополченская дивизия. Исходя из оценки местности, главный удар противника ожидался на левом фланге, против дивизии Панфилова. Поэтому здесь создавалась особенно глубокая противотанковая оборона.
Вся надежда возлагалась на артиллерию, которой, однако, явно не хватало. Генерал Казаков и его штаб организовали маневр артиллерией, взаимодействие всех ее видов (включая зенитную и "катюши") для борьбы с танками. Были созданы подвижные отряды саперов для минирования танкоопасных направлений, отрыты противотанковые рвы. Оборонительные работы и боевая подготовка шли круглосуточно. Сознание того, что они защищают Москву, удесятеряло силы бойцов. Большую помощь оказала партийная организация столицы, направлявшая батальоны добровольцев. Прибыл и отряд московской милиции, успешно действовавший в тылу врага.
Утром 16 октября противник (две пехотные, две танковые дивизии) нанес мощный удар по левому флангу армии, по позициям 316-й дивизии. Начались тяжелейшие бои. Немцы атаковали группами по 30-50 танков, включая новые "тигры", при поддержке пехоты на бронетранспортерах, артиллерии и авиации (до 300 бомбардировщиков). Войска Панфилова встретили врага организованным огнем. Артиллерия, минометы, "катюши", пулеметы, противотанковые ружья наносили врагу большие потери. Танки подрывались на минах. Пехотинцы и саперы подбирались к подбитым машинам, забрасывая их гранатами и бутылками с горючей смесью. Именно в этих боях у разъезда Дубосеково совершили свой бессмертный подвиг 28 панфиловцев во главе с политруком Клочковым. Несмотря на огромные потери, врагу за первый день удалось вклиниться в оборону лишь на 6-8 км.
17-18 октября ожесточенные бои продолжались. Немцы атаковали корпус Доватора, бросили до 100 танков на стыке с 5-й армией, ввели против дивизии Панфилова еще полторы сотни танков и мотопехоту. Рокоссовскому пришлось маневрировать всеми армейскими артиллерийскими резервами. Ценой больших потерь противнику удалось незначительно потеснить части Панфилова, но прорвать оборону он не смог и вынужден был прекратить атаки. Потери были велики и у 16-й армии. Артиллеристы, пехотинцы, саперы, связисты проявляли массовый героизм.
После короткой передышки бои возобновились. Противник сосредоточил основные усилия на волоколамском направлении, вводя новые части. Обладая превосходством, гитлеровцы медленно, километр за километром, теснили советские войска. 25 октября они овладели Болычевом, Осташовом, форсировали Рузу и захватили станцию Волоколамск. В десятидневных боях армия понесла тяжелые потери, особенно в артиллерии. Генерал Казаков доложил, что имеющихся средств уже недостаточно для борьбы с танками врага. Рокоссовскому пришлось обратиться к Жукову. После нелицеприятного разговора удалось добиться выделения двух полков 37-мм зенитных пушек, которые немедленно были переданы Панфилову.
Для усиления левого фланга был переброшен кавкорпус Доватора. Обстановка осложнялась и на флангах фронта. На севере немцы овладели Калинином, создав угрозу правому флангу 16-й армии. С юга, потеснив 5-ю армию, противник захватил Можайск и Рузу, обойдя Волоколамск. 27 октября после ввода крупных сил танков и пехоты враг овладел и самим Волоколамском. Однако попытка перехватить шоссе восточнее города была отражена подошедшей кавдивизией Плиева.
В боях за Волоколамск навеки покрыла себя славой 316-я дивизия Панфилова (вскоре переименованная в 8-ю гвардейскую и награжденная орденом Красного Знамени). 18 ноября ее легендарный командир погиб на своем НП. Самоотверженно сражался и курсантский полк Младенцева. Наступление врага было остановлено ценой огромных потерь с обеих сторон. Противник был вынужден взять паузу для перегруппировки.
Войска армии, ведя мелкие бои, укрепляли новые оборонительные рубежи. Фронт несколько стабилизировался. Рокоссовский отмечает выход из окружения генерала И. В. Болдина, от которого узнал о трагической судьбе войск, окруженных западнее Вязьмы, и о пленении раненого генерала Лукина.
В конце октября - начале ноября немцы захватили несколько пунктов на левом фланге армии, включая Скирманово, создав угрозу нависания над Волоколамским шоссе. Рокоссовский решил провести рискованную, но необходимую операцию по ликвидации этого выступа. Для контрудара были выделены 50-я кавдивизия Плиева, 18-я стрелковая дивизия Чернышева и танковая бригада М. Е. Катукова, артиллерия и "катюши". Бои за Скирманово (11-14 ноября) прошли успешно. Внезапным ударом, поддержанным артиллерией, пехота и танки разгромили противника. Кавалеристы Плиева, зайдя во фланг и тыл, довершили разгром, хотя и сами попали в трудное положение при отходе. 10-я немецкая танковая дивизия была отброшена с большими потерями. На поле боя осталось до 50 подбитых танков, много орудий и техники.
К этому времени армия получила подкрепления: из Средней Азии прибыли 4 кавдивизии (17, 20, 24, 44-я), составившие второй эшелон; из Сибири – 78-я стрелковая дивизия полковника А. П. Белобородова, полнокровная и хорошо подготовленная; две танковые бригады и 58-я танковая дивизия (почти без техники), пополнилась артиллерия. И все же противник имел подавляющее превосходство, особенно в танках и авиации.
Перед новым наступлением немцев (16 ноября) командование Западного фронта приказало 16-й армии нанести контрудар из района севернее Волоколамска. Рокоссовский считал этот приказ нецелесообразным: сил было мало, времени на подготовку не давалось, враг сам готовился к удару. Его просьба об отсрочке не была принята. Контрудар, начатый 16 ноября, принес мало пользы, а выдвинувшиеся части, особенно группа Доватора, попали под удар начавшегося немецкого наступления и с трудом избежали окружения.
16 ноября 1944 года немецко-фашистские войска группы армий «Центр» под командованием фон Бока перешли в генеральное наступление на Москву на широком фронте от Калинина до Тулы. Главный удар на севере наносился в полосе 30-й, 16-й и правого крыла 5-й армий. Сразу же определилось направление главного удара и в полосе 16-й армии – ее левый фланг, район Волоколамска, обороняемый 316-й (теперь уже 8-й гвардейской) дивизией и курсантским полком.
Атака началась после мощной артиллерийской и авиационной подготовки. Рокоссовский с Лобачевым наблюдали бой с НП Панфилова. Танки, включая «тигры», шли напролом группами по 15-30 машин, сопровождаемые пехотой на бронетранспортерах и густыми цепями автоматчиков. Но их встретил организованный и яростный огонь. Артиллеристы, минометчики, расчеты ПТР и «катюш» били по врагу. Танки горели, пехота несла большие потери. Именно в этот день у разъезда Дубосеково 28 панфиловцев во главе с политруком Клочковым совершили свой подвиг, остановив вражеские танки. Его слова: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!» – стали девизом всех защитников столицы. Наблюдая стойкость и мужество своих войск, уверенное управление Панфилова, Рокоссовский укрепился в вере, что враг Москву не возьмет.
Однако обстановка оставалась крайне тяжелой. 17 ноября противник продолжал наступление, вводя новые силы. Холода сковали болота, что дало немецким танкам большую свободу маневра. Они стали обходить опорные пункты, двигаться по лесам. Советские войска отвечали маневром противотанковых орудий и засад саперов. 18 ноября немцы ввели против левого крыла армии еще одну танковую дивизию и пехоту, потеснили соседа справа, 5-ю армию, и создали угрозу выхода во фланг 16-й армии. В этот критический момент в бой была введена свежая 78-я сибирская дивизия полковника А. П. Белобородова. Внезапной и решительной контратакой во фланг рвущимся к шоссе немцам сибиряки смяли и отбросили противника, спасая положение.
Несмотря на героизм войск, под давлением превосходящих сил врага части армии медленно отходили на 5-8 км в день, но прорвать оборону немцам не удавалось. 18 ноября погиб генерал Панфилов.
К 20-м числам ноября бои шли уже в 10-12 км западнее Истринского водохранилища. Рокоссовский понимал, что этот рубеж представляет собой прекрасную естественную преграду. Заняв его заблаговременно, можно было бы организовать прочную оборону меньшими силами, вывести часть войск во второй эшелон и перебросить резервы на угрожаемое клинское направление, где противник прорывался на стыке с 30-й армией. Он доложил свой план Жукову, прося разрешения на отвод войск. Однако командующий фронтом категорически приказал: «Стоять насмерть, ни шагу назад!».
Рокоссовский считал это решение ошибочным в данной ситуации, так как позади армии не было других войск, и гибель обороняющихся открыла бы врагу путь на Москву. Считая своим долгом отстоять правильное, по его мнению, решение, он обратился напрямую к начальнику Генштаба маршалу Б. М. Шапошникову, мотивировав свое предложение. Шапошников санкционировал отход. Было немедленно подготовлено распоряжение войскам. Но не успели его отправить, как пришла грозная телеграмма от Жукова, отменявшая приказ Шапошникова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск… отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже…».
Пришлось подчиниться. Последствия не заставили себя ждать. Противник, продолжая теснить части 16-й армии, с ходу форсировал Истру и захватил плацдармы на восточном берегу. Одновременно немецкие танковые и моторизованные соединения прорвали оборону 30-й армии севернее водохранилища и устремились на Клин и Солнечногорск, обходя фланг 16-й армии. Для организации обороны Клина был послан заместитель командарма генерал Ф. Д. Захаров, но сил у него было явно недостаточно. Рокоссовский с Лобачевым выехали в Клин, но лишь констатировали невозможность удержать город. В тяжелых боях группа Захарова, отходя от рубежа к рубежу, сумела замедлить продвижение врага на Дмитров и Яхрому. 23 ноября Клин был оставлен.
Рокоссовскому и Лобачеву пришлось выбираться из горящего города под огнем вражеских танков. Узнав о захвате противником Солнечногорска, они двинулись в объезд, через Рогачево, и лишь глубокой ночью добрались до своего штаба в Льялово. Здесь выяснилось, что командование фронта изменило задачу войскам, снятым с истринских позиций: вместо обороны им было приказано наступать и выбить врага из Солнечногорска. Эта задача, поставленная без учета времени и состояния частей, была невыполнимой. Поспешно начатое наступление группы Доватора успеха не имело.
Войска 16-й армии были измотаны непрерывными боями и несли тяжелые потери. Они цеплялись за каждую пядь земли, но сдержать врага полностью уже не могли. Рокоссовский отмечает нервозность и горячность вышестоящего командования в эти дни, подчеркивая важность выдержки и уважения к подчиненным. Он вспоминает один из тяжелых разговоров с Жуковым, после которого ему позвонил Сталин. Спокойный, отеческий тон Верховного Главнокомандующего, его понимание трудностей и обещание помощи (которая вскоре прибыла – полк «катюш», два противотанковых полка, танки и пополнение) оказали огромное моральное воздействие.
В конце ноября ожесточенные бои шли уже на самых ближних подступах к Москве. По приказу Сталина, обеспокоенного угрозой обстрела столицы дальнобойной артиллерией из района Красной Поляны, Рокоссовский организовал контрудар силами подошедших резервов и частей Московской зоны обороны. Враг был отброшен от Красной Поляны.
Особенно яростные бои разгорелись за Крюково, которое несколько раз переходило из рук в руки. Здесь сражались 8-я гвардейская (бывшая 316-я) и 9-я гвардейская (бывшая 78-я сибирская) дивизии. В этих боях впервые в значительном количестве появилась советская авиация, хотя превосходство в воздухе оставалось за противником.
К началу декабря немецкое наступление окончательно выдохлось. Последним усилием врагу удалось потеснить левый фланг армии до рубежа Баранцево, Хованское, Ленино. Здесь он был остановлен. Стало ясно, что враг исчерпал свои резервы и не сможет прорвать оборону. Войска фронта выстояли. В это время подходили стратегические резервы Ставки – 20-я и 1-я Ударная армии, которые развертывались севернее Москвы. Приближался момент контрнаступления.
Разгромив ударные группировки противника под Москвой и отбросив их на 100-300 км, советские войска ликвидировали непосредственную угрозу столице. Эта победа стала началом коренного поворота в ходе войны. Немецкое командование, осознав провал блицкрига, вынуждено было перейти к обороне на всем советско-германском фронте. Ставка Верховного Главнокомандования, не давая врагу опомниться и закрепиться, приняла решение о переходе в контрнаступление.
Войска 16-й армии, как и весь Западный фронт, перешли в наступление без оперативной паузы. Особенно ожесточенные бои шли за Крюково, которое было важным узлом сопротивления немцев. Части 8-й гвардейской дивизии, 17-я стрелковая бригада и 44-я кавдивизия после трехдневных упорных боев, доходивших до рукопашных схваток, 8 декабря освободили Крюково и окрестные селения. Противник бежал на запад, бросая технику и оружие. В Каменке были захвачены два 300-мм орудия, предназначавшиеся для обстрела Москвы.
Началось преследование отступающего врага на истринском направлении. Глубокий снег и сильные морозы сильно затрудняли маневр и преследование, особенно вне дорог. Рокоссовский отмечает, что суровая русская зима, на которую позже ссылалось немецкое командование как на причину поражения, на самом деле скорее мешала советским войскам, замедляя темпы наступления и не позволяя эффективно отрезать пути отхода противника. Немцы же, отступая, применяли тактику «выжженной земли», сжигая деревни, минируя дороги и устраивая завалы. Продвижение вперед требовало огромных усилий от саперов и пехоты по расчистке дорог и наведению переправ. Широко использовались лыжные отряды, но их сил было недостаточно для задержания отходящего врага.
С вводом в бой армий резерва Ставки (20-й и 1-й Ударной) полоса наступления 16-й армии значительно сузилась, что позволило создать второй эшелон и наращивать силу удара на направлениях, где противник оказывал упорное сопротивление. Наступление развивалось успешно. Соседние 20-я (справа) и 5-я (слева) армии также продвигались вперед. Штаб фронта информировал об успехах 30-й и 1-й Ударной армий, а также о переходе в наступление Калининского фронта.
Наибольшее беспокойство у Рокоссовского вызывал рубеж реки Истра. Необходимо было не дать врагу закрепиться на этом естественном и выгодном для обороны рубеже. Армии было приказано стремительно продвигаться вперед. Были подготовлены обходящие группы войск под командованием Ф. Г. Ремизова (танковая бригада) и М. Е. Катукова (танковая бригада) на случай, если противник взорвет плотину Истринского водохранилища. Бои на подступах к Истре показали, что враг намерен упорно обороняться. Главные усилия были сосредоточены на действиях обходящих групп.
Предчувствия оправдались: немцы взорвали плотину. Мощный поток хлынувшей воды создал огромные трудности. Однако удары групп Ремизова и Катукова с севера и юга, а также героические действия пехоты, форсировавшей ледяной поток на подручных средствах под прикрытием артиллерии, вынудили противника к отступлению. Рокоссовский с восхищением описывает штурм реки сибиряками дивизии Белобородова. Он особо подчеркивает решающую роль артиллерии как в обороне, так и в наступлении, отмечая высокое качество советской артиллерии и подготовки артиллеристов, которые были способны противостоять даже превосходящим силам вражеских танков.
Преодолев истринский рубеж, войска 16-й армии продолжали наступление на запад. Противник, отступая, бросал все больше техники и имущества, минируя дороги и завалы. Продвижение замедлялось из-за трудностей с расчисткой путей. К началу января стало ясно, что противнику удалось оправиться от ударов и организовать оборону на рубеже рек Лама и Руза. Войска 16-й армии, понесшие большие потери в людях и технике за время оборонительных боев и контрнаступления, были истощены. В дивизиях оставалось по 1200-1500 человек, включая тыловиков и специалистов. Активных штыков было очень мало. Командование Западного фронта пыталось наращивать силы на отдельных участках путем перегруппировок между армиями, но это давало лишь частичный успех.
Стало очевидно, что контрнаступление под Москвой завершается. Северная и южная ударные группировки противника были разгромлены и отброшены. Непосредственная угроза столице миновала. Эта победа имела огромное стратегическое значение и стала началом коренного перелома в войне.
В середине января 1942 года, когда контрнаступление под Москвой завершилось, и войска Центрального фронта (как теперь именовался бывший Донской) готовились к переходу к обороне на достигнутых рубежах, обстановка на левом крыле Западного фронта резко осложнилась. Немецкие войска, подтянув резервы, нанесли контрудар на жиздринском направлении, остановили наступление 10-й армии генерала Ф. И. Голикова и захватили крупный железнодорожный узел Сухиничи. Это перерезало пути снабжения для выдвинувшихся вперед армий левого крыла фронта.
В этой ситуации Ставка приняла решение направить управление и штаб 16-й армии в район Сухиничей с задачей принять под командование действующие там соединения и восстановить положение. Передав свой участок под Волоколамском соседям, штаб Рокоссовского двинулся к новому месту назначения. По пути Рокоссовский и Лобачев заехали на КП Западного фронта. Жуков и его начальник штаба Соколовский ознакомили с обстановкой, предупредив, что рассчитывать на дополнительные силы не приходится – задачу нужно решать имеющимися на месте войсками. Жуков выразил надежду, что Рокоссовский с этой задачей справится.
От 10-й армии генерала Голикова в состав 16-й передавались четыре стрелковые дивизии (322, 323, 324, 328-я) и одна танковая бригада, занимавшие участок фронта протяженностью 60 км. Из прежних соединений 16-й армии Рокоссовскому оставили только 11-ю гвардейскую дивизию (бывшую 18-ю ополченскую) генерала Чернышева. Соседом слева стала 61-я армия генерала М. М. Попова, переданная Западному фронту.
Путь лежал через Москву. Рокоссовский с Лобачевым воспользовались случаем заночевать в столице, остановившись у своего сослуживца, начальника московской милиции Романченко. Москва, еще недавно суровая и настороженная, постепенно оживала, хотя затемнение еще соблюдалось. Горячая ванна и чистая постель после фронтовых лишений показались роскошью.
На рассвете выехали в Калугу, где уже развернулся штаб. Город не сильно пострадал, но следы поспешного бегства немцев были повсюду – брошенная техника, разграбленные дома. Жители бедствовали, и командование армии приняло меры для оказания им помощи продовольствием.
Ночью в штабе обсудили план действий. Решили прибегнуть к хитрости: создать у противника впечатление, что к Сухиничам перебрасывается вся прославленная в боях под Москвой 16-я армия. Головному эшелону штаба, разместившемуся в Мещовске, было приказано активно работать в радиоэфире, чаще упоминать номер армии, фамилию командарма, перечислять дивизии, которых на самом деле здесь не было. «Атакуем с развернутыми знаменами! И с барабанами…» – шутили в штабе.
24 января Рокоссовский и Лобачев прибыли в Мещовск, а затем выехали на КП 10-й армии в Меховую, занесенную снегом деревушку, куда добирались на санях. Здесь получили неутешительные сведения о численности передаваемых дивизий. Личная поездка в войска подтвердила: дивизии прошли в наступлении более 300 км, были крайне малочисленны (по 2-3 тысячи человек), солдаты измотаны, не хватало вооружения и боеприпасов. Задача, поставленная фронтом, явно не соответствовала имевшимся силам.
Выяснилось, что окружения противника в Сухиничах, о котором докладывалось в штаб фронта, фактически нет. Командир 324-й дивизии генерал П. И. Кирюхин откровенно сказал: «Мы их окружили, знаете ли, флажками. Опасаюсь, как бы самим не очутиться в западне…» Немцы (пехотная дивизия генерала фон Гильса, переброшенная из Франции) прочно удерживали город и активности не проявляли, достигнув своей ограниченной цели – отбросить советские войска от магистрали Орел-Брянск.
КП 16-й армии перенесли в деревню Жердево, в 20 км от Сухиничей. Началась подготовка к штурму города. В ударную группировку включили наиболее боеспособные 11-ю гвардейскую и 324-ю стрелковые дивизии, усилив их всей имевшейся артиллерией. Атака была назначена на утро 29 января.
Однако ночью, когда войска уже заняли исходное положение, из полка, стоявшего ближе всего к городу, поступило донесение: жители сообщили, что немцы в панике покидают Сухиничи. Командир полка выслал разведку и уже двинул батальон с танками в город. Рокоссовский, несмотря на недоверие (немцы обычно упорно обороняли населенные пункты), приказал задержать артиллерийскую подготовку. Вскоре пришло подтверждение: противник бежал, наши части уже в городе. Радость была огромной – задача выполнена, причем почти бескровно. По-видимому, радиодезинформация сработала, и немцы решили заблаговременно уйти.
Штаб армии немедленно переехал в освобожденный город. Следы поспешного бегства были повсюду – брошенная техника, имущество. В городе не оказалось мин – немцы бежали без оглядки. Определился новый рубеж обороны противника – в 6 км южнее города. Попытка с ходу прорвать его не удалась – оборона была хорошо организована. Рокоссовский решил наступление приостановить и закрепиться в Сухиничах, ожидая возможных контратак. Весь штаб и управление разместились в городе, оборудовав оборонительные позиции на случай прорыва врага. Об освобождении Сухиничей было доложено Жукову, который, с недоверием отнесясь к сообщению, успокоился лишь узнав, что Рокоссовский говорит из своего штаба в городе.
Начался период позиционных боев. Фронт получил директиву: удерживая Сухиничи, наступательными действиями изматывать противника. Рокоссовский считал это требование трудновыполнимым и нецелесообразным. Войска были истощены, сил для наступления не хватало, а противник имел численное превосходство и хорошо оборудованную оборону. «Парадокс: сильнейший обороняется, а более слабый наступает, причем по пояс в снегу…» – пишет он. Доклад об этом командующему фронтом с просьбой перейти к обороне и накопить силы был отклонен с приказом: «Выполнять!».
Пришлось искать выход. Решили отказаться от широких наступательных операций и сосредоточиться на последовательном захвате отдельных опорных пунктов противника, максимально концентрируя для этого силы и средства на узких участках. Первая такая операция на правом фланге с участием двух неполных дивизий, артиллерии и десятка танков прошла успешно. Опорный пункт был взят, контратаки отбиты. Метод оправдал себя. Наши войска, хотя и медленно, начали вгрызаться во вражескую оборону, оттесняя немцев к реке Жиздра.
Рокоссовский снова подчеркивает несоответствие между количеством дивизий и их реальной численностью, объясняя, почему часто численное превосходство в дивизиях не означало превосходства в силах. Он вспоминает эпизод с генералом из штаба фронта, критиковавшим действия 16-й и 61-й армий, а затем, приняв командование 61-й, сам допустивший прорыв немцев на 30 км.
В феврале армия получила некоторое пополнение за счет освобожденных из концлагерей военнопленных, горевших желанием отомстить врагу. Прибыла еще одна стрелковая дивизия (97-я) и две танковые бригады. Это позволило подготовить операцию по захвату крупного опорного пункта Попково, откуда немцы обстреливали Сухиничи. Операция, проведенная в конце февраля с участием 146-й танковой бригады и пехоты, была успешной. Попково было взято штурмом после артподготовки и атаки танков с десантом. Противник потерял ключевой пункт обороны.
На очереди был следующий опорный пункт – Маклаки. Его захват позволил бы взломать всю оборону немцев на жиздринском направлении. 8 марта Рокоссовский побывал в частях, готовившихся к штурму, а затем вернулся на КП на аэросанях. Он отмечает большую пользу аэросаней для связи и разведки в условиях снежной зимы и бездорожья, приводя пример, как аэросанная рота разгромила немецкий лыжный отряд, проникший в тыл армии.
Вечером 8 марта, подписывая приказ о действиях после захвата Маклаков, Рокоссовский был тяжело ранен осколком снаряда, разорвавшегося у окна штаб-квартиры. Это было его третье ранение за службу в Красной Армии, и оно надолго вывело его из строя. По распоряжению Жукова он был эвакуирован самолетом в Москву, в госпиталь в Тимирязевской академии.
Находясь в госпитале, Рокоссовский ощутил огромную заботу и любовь советского народа к своим воинам. Постоянные посещения делегаций рабочих, колхозников, писателей, артистов, трогательные подарки и письма пионеров – все это было лучшим лекарством. Администрации госпиталя приходилось даже сдерживать поток посетителей. Благодаря помощи врачей и собственному крепкому организму, он начал быстро поправляться. В Москве ему удалось разыскать эвакуированную семью – жену Юлию Петровну и дочь Ариадну (Аду), и с помощью секретаря МГК Г. М. Попова перевезти их в столицу. Москва уже принимала другой вид – работали театры, кино, хотя затемнение еще сохранялось.
Рокоссовский постоянно поддерживал связь с 16-й армией, был в курсе событий и скучал по своим боевым товарищам. Не дождавшись полного выздоровления, в мае он решил вернуться на фронт, чтобы долечиваться уже там. Штаб армии к тому времени переместился из Сухиничей в лес. Армия отбросила немцев за реку Жиздра, и на фронте наступило временное затишье. Однако два месяца наступательных боев местного значения стоили армии значительных потерь, в том числе был ранен командир 328-й дивизии (ставшей гвардейской) полковник Еремин, убит командир 324-й дивизии Герой Советского Союза Кравченко.
Прибыв в армию, Рокоссовский сразу окунулся в боевые дела. По директиве фронта предстояло провести еще одну наступательную операцию совместно с 61-й армией генерала М. М. Попова. К этому времени в состав 16-й армии для усиления прибыл танковый корпус. Было решено также создать в армии стрелковый корпус из трех дивизий правого фланга под командованием генерала Г. Н. Орла, что значительно облегчало управление войсками. Рокоссовский выехал к Попову для отработки взаимодействия. Встреча прошла тепло, командующие всесторонне обсудили предстоящие действия на смежных флангах. Обе армии остро нуждались в пополнении, и для предстоящей операции собирали буквально все, что можно было найти.
Рокоссовский вновь выражает сомнение в целесообразности этих частных наступательных операций против превосходящего и хорошо укрепившегося противника. Он пишет, что ни он, ни Попов не могли создать достаточно сильный ударный кулак без опасного ослабления других участков. В конце мая операция началась. Малочисленность пехоты вынудила строить боевые порядки в один эшелон. Танковый корпус был оставлен во втором эшелоне для развития успеха. Наступление началось после 30-минутной артподготовки. Пехота с танками сопровождения атаковала и довольно быстро овладела первой и второй позициями противника. Казалось, успех близок. Настало время ввести танковый корпус. Но его не оказалось на месте. Корпус застрял при переправе через небольшую речку с заболоченными берегами – при планировании забыли проверить проходимость местности. Этот печальный случай, сорвавший удачно начатый бой, послужил, по словам Рокоссовского, хорошим уроком на будущее. Потребовалось два часа, чтобы вытащить танки. За это время немцы успели подтянуть резервы. Хотя пехота продолжала упорно продвигаться вперед (до 10 км в глубину), ввод танкового корпуса уже не дал ожидаемого эффекта. Начались тяжелые бои с подошедшими силами врага, включая танки и авиацию. Наступление захлебнулось. Пришлось перейти к обороне на достигнутом рубеже.
В июне 1942 года была предпринята еще одна попытка наступления на том же брянском направлении, теперь уже при поддержке авиации и под личным наблюдением прибывшего на фронт командующего Г. К. Жукова. Соседние 10-я и 61-я армии должны были сковывать противника. И вновь, несмотря на усилия войск и поддержку с воздуха (которая оказалась недостаточной из-за превосходства вражеской авиации), прорвать оборону противника не удалось. К полудню войска были отброшены на исходные позиции. На этом наступательные действия 16-й армии прекратились.
Рокоссовский вновь критически оценивает эти зимние и весенние наступления Западного и Калининского фронтов, считая их незавершенными и не достигшими поставленных целей. Выталкивая противника, советские войска сами оказывались в невыгодном положении, растягивая линию фронта. Он подчеркивает необходимость тщательного расчета сил и средств перед любой операцией.
В начале июля Рокоссовского вызвал к ВЧ Жуков и сообщил о решении Ставки назначить его командующим Брянским фронтом. Рокоссовский был озадачен – он уверенно командовал армией и чувствовал себя на своем месте. Мысль о командовании фронтом вызывала некоторую нерешительность, но отказаться было нельзя. Тяжело было расставаться с 16-й армией, со сплоченным коллективом, с которым прошел через горечь поражений и радость побед. Командование армией принял генерал И. Х. Баграмян.
В Ставке Рокоссовского тепло принял Сталин. Он в общих чертах обрисовал тяжелую обстановку на воронежском направлении, куда прорвался противник, и подчеркнул важность задачи, возлагаемой на Брянский фронт. Узнав о желании Рокоссовского взять с собой некоторых соратников из 16-й армии (Малинина, Казакова, Орла, Максименко), Сталин тут же отдал распоряжение Жукову об их откомандировании. Он пожелал Рокоссовскому успеха и велел быстрее отправляться на место. Рокоссовский понимал, что ему предстоит освоиться с командованием объединением нового, более крупного масштаба, и был полон решимости оправдать доверие.
Он вспоминает поучительный эпизод, свидетелем которого стал позже в Ставке. Сталин вызвал генерала, отстраненного от командования фронтом за провал операции. Генерал жаловался на вмешательство представителя Ставки. Сталин же указал, что командующий фронтом несет полную ответственность и обязан был доложить о помехах, а не оправдывать неудачу чужим вмешательством. "Вот за то, что не осмелились... мы вас и наказали", – заключил Сталин. Этот случай Рокоссовский воспринял как предметный урок для себя.
Прибыв на Брянский фронт, Рокоссовский не застал начальника Генерального штаба А. М. Василевского, который убыл в район Воронежа, где шли тяжелые бои. По данным Генштаба, обстановка там складывалась крайне серьезная. Немецкое командование, оправившись после поражения под Москвой и воспользовавшись неудачами советских войск в Крыму и под Харьковом, 28 июня 1942 года перешло в наступление на воронежском направлении. Прорвав оборону на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов, враг быстро продвигался на юго-восток, вновь захватив стратегическую инициативу. Трудности усугублялись тем, что Красная Армия после тяжелых зимних боев не успела накопить достаточных резервов.
Штаб Брянского фронта располагался в деревне Нижний Ольшанец, восточнее Ельца. Начальником штаба был генерал М. И. Казаков, произведший на Рокоссовского очень хорошее впечатление – знающий, компетентный руководитель. В состав фронта входили 3-я (П. П. Корзун), 48-я (Г. А. Халюзин), 13-я (Н. П. Пухов), 38-я (Н. Е. Чибисов, формировалась) общевойсковые армии, 5-я танковая армия (А. И. Лизюков), а также 1-й и 16-й танковые корпуса и кавкорпус.
Рокоссовскому пришлось включаться в управление войсками с ходу. Шли упорные бои. Противник уже вышел к Дону и частью сил наносил удар вдоль его западного берега на север, пытаясь расширить прорыв. Этому противодействовали войска левого крыла фронта – 13-я и 5-я танковая армии. Незадолго до этого Ставка пыталась организовать контрудар силами 5-й танковой армии по прорвавшейся вражеской группировке с целью перехватить ее коммуникации и не допустить захвата Воронежа. Рокоссовский считает, что эту операцию логичнее было бы поручить командующему Брянским фронтом, который мог бы привлечь и другие силы. Однако контрудар был организован иначе, плохо подготовлен и успеха не имел. В результате противник сам перешел в наступление и на этом участке.
Наблюдая за боями из района действий 5-й танковой армии, Рокоссовский видел тяжелое положение отходивших советских частей под натиском превосходящих сил врага. Однако своевременный ввод в бой 7-го танкового корпуса генерала П. А. Ротмистрова, решительно атаковавшего немецкие танки, изменил ситуацию. Массированный огонь артиллерии, особенно "катюш", и дружная атака пехоты и танков отбросили противника назад. В этих боях геройски погиб командующий 5-й танковой армией генерал Лизюков, лично возглавивший атаку на своем КВ. Рокоссовский с горечью отмечает, что Лизюков был отличным командиром бригады или корпуса, но опыта командования танковой армией, к тому же наспех сформированной, у него не было. Вскоре управление 5-й ТА было выведено в резерв, а корпуса подчинены напрямую фронту, что Рокоссовский считает правильным для того времени решением.
Отразив попытки противника продвинуться вдоль Дона на север, войска Брянского фронта перешли к обороне. На левом фланге, в районе Воронежа, также затухали бои местного значения. Основные события разворачивались южнее, где враг продолжал наступление против войск вновь созданного Воронежского фронта под командованием Н. Ф. Ватутина.
Пользуясь передышкой, Рокоссовский с группой офицеров объехал войска. На правом фланге (3-я армия Корзуна и 48-я Халюзина) обстановка была спокойной, войска прочно закрепились и совершенствовали оборону. Командующие армиями были опытными и знающими генералами. Однако в обеих армиях остро ощущался некомплект личного состава и вооружения. На левом фланге 13-я армия Пухова и 38-я Чибисова также укрепляли оборону. Пухов проявил себя как энергичный и знающий командир. Чибисов, недавно принявший армию, командовал уверенно, хотя его некоторая флегматичность и вызывала у Рокоссовского вопросы, особенно после случая, когда командарм сохранял олимпийское спокойствие во время прорыва противника на его фланге, пока Рокоссовский резким разговором не заставил его энергично действовать.
В августе фронт получил пополнение – стрелковую бригаду, сформированную из бывших заключенных. Эти люди, стремившиеся искупить вину перед Родиной, дрались отважно, особенно в разведке боем, проявляли смекалку (отличились снайперы). Рокоссовский подчеркивает важность доверия к людям, даже оступившимся, их способность к исправлению и героизму во имя Родины.
Информации о положении на соседнем Юго-Западном фронте было мало. Во второй половине августа Рокоссовского вызвали в Ставку, где вместе с Ватутиным обсуждался вопрос об освобождении Воронежа. Ватутин настаивал на лобовом штурме города силами Воронежского фронта через Дон. Рокоссовский предложил другой план: нанести главный удар с запада, с плацдарма 38-й армии Брянского фронта, во фланг и тыл воронежской группировке противника. Он считал этот вариант более перспективным, так как он позволял избежать тяжелого форсирования Дона и создавал угрозу всей южной группировке врага. Он даже обещал передать соседу все возможные силы. Однако Сталин утвердил план Ватутина. Последовавшая операция Воронежского фронта, как и предвидел Рокоссовский, успеха не имела и была прекращена по приказу Ставки.
К этому времени резко осложнилась обстановка под Сталинградом. Враг форсировал Дон и рвался к Волге. Сталин дважды связывался с Рокоссовским по ВЧ, интересуясь, какие силы Брянский фронт может выделить для помощи Сталинграду. По предложению Рокоссовского были срочно отправлены танковые корпуса Катукова и Ротмистрова. В сентябре Рокоссовского вновь вызвали в Ставку. Там Г. К. Жуков ознакомил его с планом мощного контрудара из района Серафимовича во фланг прорвавшейся к Сталинграду немецкой группировке. Рокоссовскому поручалось возглавить эту ударную группу. Однако из-за критического положения под Сталинградом, где враг местами вышел к Волге, операция была отменена. Войска, предназначавшиеся для контрудара, были направлены под Сталинград. Туда же Сталин приказал срочно вылететь и Рокоссовскому, чтобы принять командование Сталинградским фронтом. Указания он должен был получить на месте от Жукова, который также вылетал туда.
Рокоссовский покидал Брянский фронт с тяжелым чувством – опять хорошо задуманный контрудар не был осуществлен. Но мысль о том, что его направляют на самый ответственный участок, где шли решающие бои, была некоторым утешением. В альтернативной версии мемуаров он вновь критикует поспешность и непродуманность действий Ставки летом 1942 года, отсутствие стратегических резервов, слабую разведку и неэффективную систему управления с выездами высших руководителей на фронт, что, по его мнению, приводило к ошибкам и неоправданным потерям.
Перелет на Ли-2 из Москвы под Сталинград прошел благополучно, летели низко, прижимаясь к земле – война научила такой тактике. Сразу после посадки Рокоссовский и Жуков отправились на НП командующего Сталинградским фронтом генерала В. Н. Гордова, который располагался восточнее Ерзовки. Шел третий день напряженных, но безуспешных боев: войска левого крыла фронта пытались прорвать немецкий коридор, выходивший к Волге у северной окраины Сталинграда (участок Рынок-Акатовка), и соединиться с 62-й армией, сражавшейся в городе.
Картина была тяжелой. Немецкие позиции господствовали над местностью. Советские части, находясь в низине, несли потери от артогня. Подбитые танки дымились на склонах. В воздухе господствовала вражеская авиация, беспрерывно бомбившая и войска, и сам Сталинград, превращая его в руины. В наступлении участвовали части 1-й гвардейской и 66-й армий.
Рокоссовский застал Гордова в состоянии крайнего нервного напряжения, он кричал по телефону на командармов, используя нецензурную лексику («матерное управление», как прозвали это солдаты). Жуков резко прервал его, заметив, что криком делу не поможешь, нужно умение организовать бой. Рокоссовский, однако, понимал, что причина неудач крылась не столько в командовании, сколько в недостатке сил и средств, а также в поспешности, с которой Ставка требовала перелома, не считаясь с реальным превосходством противника на тот момент.
К вечеру стало ясно, что и этот день наступления не принесет успеха. Жуков предложил Гордову обдумать дальнейшие действия, а сам с Рокоссовским поехал на КП фронта для связи с А. М. Василевским, находившимся на Юго-Восточном фронте. Рокоссовский с удивлением узнал, что управление Юго-Восточного фронта перебралось на левый берег Волги, что он считал нецелесообразным в условиях тяжелых боев в городе. Командующий, по его мнению, должен быть со своими войсками.
КП Сталинградского фронта располагался неудачно – в открытой лощине недалеко от Волги, в наспех вырытых землянках, не защищавших ни от дождя, ни от обстрелов. Вечером туда прибыл Гордов. Он доложил Жукову о переходе к обороне, объяснив неудачу наступления недостатком артиллерии, боеприпасов и плохой организацией из-за спешки. Жуков приказал Рокоссовскому принять командование Сталинградским фронтом (который вскоре был переименован в Донской, а Юго-Восточный – в Сталинградский). Рокоссовский, согласившись с выводами Гордова о необходимости тщательной подготовки, попросил предоставить ему возможность командовать войсками самостоятельно, сообразуясь с обстановкой. Жуков согласился и в тот же день улетел в Москву.
Вступив в командование, Рокоссовский начал знакомиться с войсками Донского фронта. В его состав входили: 63-я армия (В. И. Кузнецов) – оборонялась по левому берегу Дона (свыше 200 км), удерживая плацдарм у Верхнего Мамона; 21-я армия (А. И. Данилов) – также по левому берегу Дона (150 км) с плацдармами в районе Клетской и Серафимовича; 4-я танковая армия (В. Д. Крюченкин) – на северном берегу Дона и в междуречье Волги и Дона (30 км); 24-я армия (И. В. Галанин) – в междуречье (50 км); 66-я армия (Р. Я. Малиновский) – в междуречье, упираясь левым флангом в Волгу (20 км). Сталинградский фронт (А. И. Еременко) включал: 62-ю армию (В. И. Чуйков) – оборонялась в городе; 64-ю (М. С. Шумилов), 57-ю (Ф. И. Толбухин) и 51-ю (Н. И. Труфанов) – оборонялись южнее города.
Все соединения Донского фронта были сильно ослаблены в боях, пополнений почти не поступало (их направляли на формирование резервов). Рокоссовский отмечает критическое состояние 4-й танковой армии, в которой осталось всего четыре танка (солдаты иронично называли ее «четырехтанковой»). Ее командующий Крюченкин был отозван, назначен П. И. Батов. 21-я армия также сменила командарма (Данилова сменил И. М. Чистяков). 66-ю армию вместо Малиновского (отозванного в Ставку) принял А. С. Жадов. Рокоссовский подробно описывает свои поездки в армии, встречи с командармами, оценку их качеств и состояния войск. Несмотря на тяжелые потери и усталость, боевой дух был высоким. Сознание того, что их действия помогают защитникам Сталинграда, воодушевляло бойцов и командиров. Большую роль в поддержании морального духа играли политорганы во главе с членом Военного совета А. С. Желтовым (вскоре переведенным на Юго-Западный фронт) и начальником политуправления С. Ф. Галаджевым.
Вскоре на Донской фронт прибыли старые соратники Рокоссовского: Казаков (артиллерия), Орел (бронетанковые войска), Максименко (связь). Фронт прочно удерживал оборону по Дону и плацдармы, а в междуречье вел активные действия, сковывая основные силы противника и не давая ему усилить нажим на Сталинград. В октябре по приказу Ставки была предпринята еще одна наступательная операция силами Донского и Сталинградского фронтов с целью прорвать немецкий коридор и соединиться с 62-й армией. Однако из-за недостатка сил и средств (фронт получил лишь две из семи обещанных дивизий) наступление вновь оказалось безуспешным.
Тем не менее, эти активные действия сыграли важную роль, измотав противника и удержав его основные силы в междуречье. К концу сентября – началу октября стало ясно, что наступательные возможности немцев исчерпаны. Группа армий «А» завязла на Кавказе, группа армий «Б» увязла под Сталинградом. Фланги сталинградской группировки были прикрыты слабо (в основном румынскими частями), резервов у противника не хватало. Сложилась благоприятная обстановка для контрнаступления.
Советское командование приступило к его подготовке. План предусматривал нанесение мощных ударов по флангам сталинградской группировки противника с севера (силами Юго-Западного и Донского фронтов) и юга (силами Сталинградского фронта) с целью ее окружения и уничтожения. Донскому фронту отводилась задача сковывания противника в междуречье и нанесения удара с плацдармов у Клетской и Качалинской во взаимодействии с Юго-Западным фронтом для окружения вражеских войск в малой излучине Дона. Главная роль в окружении отводилась Юго-Западному фронту, который получал основные подкрепления.
Подготовка операции велась в строжайшей секретности, под видом усиления обороны. Перегруппировки войск проводились только ночью. Авиация вела интенсивную разведку. Несмотря на нелетную погоду (туман), которая сорвала первоначальные планы массированного применения авиации, 19 ноября 1942 года началось историческое контрнаступление.
Несмотря на крайне сжатые сроки и плохую погоду, подготовка к контрнаступлению была завершена. 19 ноября 1942 года, в 7 часов 30 минут, артиллерия Донского и Юго-Западного фронтов открыла огонь. Густой туман и снегопад не позволили авиации нанести запланированные массированные удары, но она действовала одиночными самолетами и парами, оказывая поддержку наступающим войскам.
Наблюдая за боем с НП 65-й армии, Рокоссовский видел, как трудно дается прорыв. Артиллерийская подготовка, несмотря на свою мощь, не смогла подавить все огневые точки противника из-за плохой видимости. Пехота и танки сопровождения атаковали в густом тумане. Наибольшего успеха в первый день добились войска 65-й армии генерала Батова, которым удалось вклиниться во вражескую оборону на глубину до 5 км. На левом фланге 21-й армии (И. М. Чистяков), действовавшей на стыке с Юго-Западным фронтом, продвижение было более значительным. Командарм Батов проявил инициативу, создав подвижную группу, которая ударами во фланг и тыл способствовала продвижению основных сил.
Ключевую роль в развитии успеха сыграл ввод в бой танковых корпусов Юго-Западного фронта и маневр силами 65-й и 21-й армий. Фронт противника на основном направлении был прорван. Войска Юго-Западного фронта стремительно продвигались на юг и юго-восток, навстречу наступавшим с юга частям Сталинградского фронта. Попытки немецкого командования перебросить резервы из-под Сталинграда для закрытия бреши оказались запоздалыми – они вводились в бой по частям и уничтожались.
23 ноября войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов соединились в районе Советский, Калач, замкнув кольцо окружения вокруг 6-й полевой и части сил 4-й танковой немецких армий под командованием генерал-полковника (вскоре фельдмаршала) Фридриха Паулюса. В котле оказались 22 дивизии и множество отдельных частей – огромная вражеская группировка.
Ликвидация окруженного противника была возложена Ставкой на войска Донского и Сталинградского фронтов. Начались тяжелые бои по сжатию кольца. Ставка торопила, требуя быстрейшей ликвидации котла, так как освободившиеся армии были крайне необходимы для развития успеха на других направлениях. Однако первые попытки уничтожить врага с ходу оказались безуспешными. Противник, опираясь на заранее подготовленные рубежи (в том числе старые советские укрепления) и имея возможность маневра внутри кольца, оказывал отчаянное сопротивление. Наши войска, понесшие потери в предыдущих боях и испытывавшие недостаток сил и боеприпасов, не могли быстро сломить его оборону. К концу ноября наступление захлебнулось. Стало ясно, что для ликвидации такой крупной и упорно сопротивляющейся группировки требуется тщательная подготовка новой операции.
Рокоссовский доложил Сталину о невозможности быстро решить задачу имеющимися силами и предложил поручить операцию одному фронту, усилив его. Внимание Ставки в тот момент было сосредоточено на отражении попыток Манштейна деблокировать окруженную группировку ударом извне (из района Котельниково), поэтому из состава Донского и Сталинградского фронтов были изъяты значительные силы (танковые и моторизованные соединения, артиллерия) для усиления внешнего фронта окружения. Это еще более ослабило войска, действовавшие против котла.
В начале декабря по настойчивому требованию Ставки была предпринята еще одна попытка наступления, но и она не принесла решающего успеха, приведя лишь к большим потерям и расходу боеприпасов. Рокоссовский вновь доложил Сталину о необходимости паузы и серьезной подготовки. На этот раз его доводы были услышаны. Ставка согласилась временно приостановить наступление и поручила разработку плана операции "Кольцо" Донскому фронту, которому передавались все армии, блокировавшие окруженную группировку (57, 64 и 62-я армии из Сталинградского фронта). Для помощи в планировании и обеспечении операции на Донской фронт прибыли представители Ставки: Н. Н. Воронов (артиллерия), А. А. Новиков (авиация), А. Е. Голованов (авиация дальнего действия).
Началась тщательная подготовка. План операции "Кольцо", разработанный штабом Донского фронта при участии представителей Ставки, предусматривал рассечение окруженной группировки ударами с запада на восток на две части с последующим их уничтожением. Главный удар наносился силами 65-й армии, усиленной максимальным количеством артиллерии, танков и инженерных частей. Справа и слева ее поддерживали 21-я и 24-я армии. Остальные армии (57, 64, 62, 66-я) должны были активными действиями сковывать противника на своих участках. Фронт получил некоторое пополнение людьми (около 30 тыс. человек, что было каплей в море для семи армий) и значительное усиление артиллерией РВГК, гвардейскими минометами и несколькими танковыми полками.
В ходе подготовки выяснилось, что численность окруженной группировки значительно больше, чем предполагалось ранее – не 80-85 тысяч, а около 250 тысяч человек к концу декабря! Это делало задачу еще более сложной. Противник создал мощную, глубоко эшелонированную оборону, используя старые советские укрепленные обводы и приспосабливая местность.
Перед началом наступления, 8 января 1943 года, по предложению Рокоссовского и с одобрения Ставки, немецкому командованию был предъявлен ультиматум о капитуляции. В нем излагалось безнадежное положение окруженных войск и предлагались гуманные условия сдачи в плен: сохранение жизни, нормальное питание, медицинская помощь, возвращение на родину после войны. Однако гитлеровское командование, грубо нарушив международные правила, обстреляло советских парламентеров и отвергло ультиматум. 9 января была предпринята вторая попытка вручить ультиматум с южного участка фронта, но и она оказалась безуспешной. Оставалось одно – применить силу.
10 января 1943 года началась операция "Кольцо". После мощной 55-минутной артиллерийской подготовки войска Донского фронта перешли в наступление. Несмотря на отчаянное сопротивление врага, опиравшегося на сильные укрепления, советские войска упорно продвигались вперед, буквально прогрызая оборону. Бои носили крайне ожесточенный характер. Гитлеровцы цеплялись за каждый рубеж, за каждый опорный пункт. Особенно тяжело давалось преодоление среднего оборонительного обвода по реке Россошка. Суровая зима, морозы и метели затрудняли действия наступающих. Малочисленность пехоты вынуждала возлагать основную тяжесть прорыва на артиллерию и танки.
26 января войска 21-й армии генерала Чистякова и 65-й армии генерала Батова, наступавшие с запада, соединились в районе поселка Красный Октябрь и Мамаева кургана с частями 62-й армии генерала Чуйкова, наступавшими из Сталинграда. Окруженная группировка противника была рассечена на две части – южную (в центре города) и северную (в районе заводов «Баррикады» и Тракторного).
Начался завершающий этап ликвидации. 31 января после решительного штурма капитулировала южная группа войск во главе с самим фельдмаршалом Паулюсом, который накануне получил это звание от Гитлера. Рокоссовский лично беседовал с пленным фельдмаршалом, отметив его подавленное состояние и отказ отдать приказ о капитуляции северной группе.
Северная группа под командованием генерала Штреккера продолжала бессмысленное сопротивление. 1 февраля по ее позициям был нанесен мощнейший артиллерийский и авиационный удар. Начался штурм. Видя безнадежность положения, немецкие солдаты стали массово сдаваться в плен, часто вопреки приказам своих офицеров. Утром 2 февраля остатки северной группы капитулировали.
Великая битва на Волге завершилась полной победой советских войск. Было взято в плен свыше 91 тысячи солдат и офицеров, в том числе 24 генерала. Захвачены огромные трофеи: тысячи орудий, минометов, пулеметов, танков, самолетов, автомашин и другого военного имущества. Рокоссовский отмечает огромные трудности, связанные с организацией приема, размещения, питания и лечения такой массы истощенных и обмороженных пленных в условиях суровой зимы и разрухи. Он подчеркивает гуманное отношение советских солдат и командиров к побежденному врагу.
4 февраля Рокоссовского и Воронова вызвали в Москву. Там они были тепло приняты Сталиным, поздравившим их с победой. В этот же день Рокоссовский узнал о введении в Красной Армии погон. Ему была поставлена новая задача: штаб и управление Донского фронта переименовывались в Центральный фронт и в срочном порядке перебрасывались в район Ельца для подготовки нового наступления на курском направлении.
После разгрома немцев под Сталинградом Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение о создании нового фронта – Центрального, которому предстояло развернуться между Брянским и Воронежским фронтами и нанести удар на курском направлении. Командование фронтом было возложено на Рокоссовского. В состав фронта включались 21-я, 65-я общевойсковые и 16-я воздушная армии из бывшего Донского фронта, а также 2-я танковая, 70-я армии и ряд соединений из резерва Ставки. Задача ставилась амбициозная: во взаимодействии с Брянским фронтом нанести глубокий удар в общем направлении на Гомель, Смоленск, во фланг и тыл орловской группировке противника.
Начало операции было назначено на 15 февраля 1943 года. Рокоссовский сразу указал на нереальность этого срока: основная масса войск еще находилась под Сталинградом, и их переброска в район Ельца в условиях зимы, разрушенных коммуникаций и нехватки транспорта была чрезвычайно сложной задачей. Несмотря на обещания Ставки оказать помощь, передислокация столкнулась с огромными трудностями. Единственная восстановленная одноколейная железная дорога не справлялась с перевозками. Графики срывались, эшелоны застревали, вагоны подавались неприспособленные. Вмешательство НКВД, пытавшегося ускорить процесс нажимом, только усугубило хаос. Артиллерия прибывала без тяги, техника выгружалась отдельно от личного состава. Тыловые учреждения застряли под Сталинградом. Войскам приходилось совершать тяжелейшие марши по заснеженному бездорожью, нести на себе тяжелое вооружение, испытывая острую нехватку продовольствия, фуража и боеприпасов. Местное население освобожденных районов оказывало неоценимую помощь, подвозя снаряды на своих санях и делясь последним с солдатами.
Несмотря на все трудности, к 25 февраля часть войск (65-я армия, 2-я танковая армия, 2-й кавкорпус, лыжные бригады) сосредоточилась и перешла в наступление. 70-я армия подходила, 21-я была еще в пути. Наступление вначале развивалось успешно. 65-я армия Батова и 2-я танковая Родина продвинулись вперед. Особенно далеко вырвалась конно-стрелковая группа генерала В. В. Крюкова, которая, увлекшись преследованием, достигла Десны у Новгород-Северского, игнорируя приказы Рокоссовского остановиться и обеспечить фланги. Тревожные данные разведки и партизан о сосредоточении крупных сил противника в районах Брянска, Севска, Рыльска подтвердились. Группа Крюкова была атакована с флангов и тыла и с большим трудом, понеся тяжелые потери, пробилась из окружения с помощью подошедших частей 2-й танковой и 65-й армий. Севск пришлось оставить.
Одновременно застопорилось наступление соседей – Брянского и Западного фронтов. Стало ясно, что первоначальный замысел Ставки – глубокий охват орловской группировки – невыполним. Противник успел подтянуть значительные резервы, в том числе с ржевско-вяземского плацдарма. Рокоссовский доложил Сталину о невозможности выполнить задачу имеющимися силами и в сложившейся обстановке. Задача фронту была изменена: нанести удар на север, на Орел, во взаимодействии с Брянским и Западным фронтами. Но и эта операция, ввиду явного превосходства противника, не сулила успеха. Особенно неудачно действовала вновь прибывшая 70-я армия, сформированная из пограничников. Отличные солдаты, они были плохо подготовлены к действиям в составе крупных соединений, а командование армии оказалось неопытным. Рокоссовский признает и свою вину: армия была введена в бой поспешно, без должной проверки и подготовки. После личного знакомства с армией он добился замены командарма и усиления штаба.
В марте продолжались тяжелые, но малоуспешные бои. Тем временем обстановка на юге, на Воронежском фронте, резко ухудшилась: противник перешел в контрнаступление, вновь захватил Харьков и Белгород, создав угрозу прорыва на Курск. Ставка приказала срочно передать 21-ю армию из Центрального фронта Воронежскому. Рокоссовский вновь доложил Ставке о невозможности продолжать наступление ослабленными силами. Наконец, во второй половине марта Ставка приняла решение прекратить наступление на Орел и перейти к обороне на рубеже Городище, Малоархангельск, Тросна, Лютеж, Коренево. Центральному фронту были переданы 48-я и 13-я армии из Брянского фронта и 60-я армия из Воронежского. Так образовался знаменитый Курский выступ.
Начался период напряженной подготовки к летней кампании. Разведка и анализ действий противника убеждали Рокоссовского и его штаб, что главный удар немцы нанесут именно по Курской дуге, пытаясь срезать выступ ударами с севера (из района Орла) и юга (из района Белгорода) по сходящимся направлениям на Курск. Ставка ВГК, своевременно разгадав замысел врага (операция «Цитадель»), приняла решение преднамеренной обороной измотать и обескровить ударные группировки противника, а затем перейти в решительное контрнаступление.
Центральному фронту предстояло отразить удар северной, орловской группировки врага. Исходя из оценки местности и данных разведки, Рокоссовский решил сосредоточить основные силы и резервы на правом крыле фронта, против северного фаса Курского выступа, на ожидаемом направлении главного удара противника (ольховатско-поныровское направление). Это был сознательный риск, так как остальные участки фронта (протяженностью более 200 км) оставались прикрытыми меньшими силами. Но Рокоссовский был уверен, что именно здесь будет решаться судьба сражения. План был одобрен Ставкой.
С апреля по начало июля войска фронта и местное население проделали колоссальную работу по созданию глубоко эшелонированной (до 150-190 км) обороны. Были отрыты тысячи километров траншей и ходов сообщения, созданы 6-7 оборонительных полос с развитой системой опорных пунктов, подготовленных к круговой обороне. Особое внимание уделялось противотанковой обороне. Были созданы мощные противотанковые районы и узлы, насыщенные артиллерией (плотность на угрожаемых направлениях доходила до 90-100 орудий и минометов на км), установлены сотни тысяч мин и фугасов, противотанковые рвы, надолбы, проволочные заграждения (в том числе электризуемые). К борьбе с новыми тяжелыми танками врага («Тигры», «Пантеры», «Фердинанды») готовилась вся артиллерия, включая зенитную и «катюши». Были созданы подвижные отряды заграждения и мощные артиллерийские противотанковые резервы. Инженерные войска под руководством генерала Прошлякова работали с огромным напряжением.
Параллельно шла интенсивная боевая подготовка войск. Особое внимание уделялось отработке взаимодействия, стрельбе по танкам, действиям ночью. Политическое управление фронта (генерал Галаджев), партийные и комсомольские организации вели огромную работу по укреплению морального духа бойцов, воспитанию стойкости и взаимовыручки. Рокоссовский лично проверял готовность обороны, беседовал с солдатами и командирами, отмечая их уверенность в своих силах. Он также подчеркивает важность связей с партизанами, которые предоставляли ценнейшие разведданные.
Несмотря на трудности со снабжением (противник активно бомбил коммуникации), тыл фронта под руководством генерала Антипенко сумел создать необходимые запасы. К началу сражения войска были готовы встретить врага. В конце июня – начале июля разведка доложила о выдвижении крупных сил противника к переднему краю. В ночь на 5 июля были захвачены пленные немецкие саперы, подтвердившие: наступление начнется в 3 часа утра. До начала оставался час. Рокоссовский, посоветовавшись с находившимся на КП представителем Ставки Г. К. Жуковым, принял решение провести упреждающую артиллерийскую контрподготовку. В 2 часа 20 минут 5 июля 1943 года тысячи советских орудий и минометов обрушили огонь на изготовившиеся к атаке немецкие войска.
Проведенная советской артиллерией контрподготовка, начавшаяся всего за десять минут до запланированной немецкой артподготовки, застигла врага врасплох. Противник понес большие потери, особенно в артиллерии, его система управления была нарушена. Ему потребовалось около двух часов, чтобы прийти в себя. Лишь в 4:30 утра немцы смогли начать свою артподготовку, но уже ослабленными силами и неорганизованно.
В 5:30 утра 5 июля 1943 года северная, орловская группировка немецко-фашистских войск перешла в наступление на 40-километровом фронте в полосе 13-й армии и на смежных флангах 48-й и 70-й армий. Сразу же определилось направление главного удара – на Ольховатку, в полосе 15-й и 81-й стрелковых дивизий 13-й армии. Сюда противник бросил три пехотные и две танковые дивизии, массу танков, включая новые «Тигры» и самоходки «Фердинанд», при мощной поддержке артиллерии и авиации (до 300 бомбардировщиков одновременно). Пехота следовала за танками на бронетранспортерах и в пешем строю.
Однако враг жестоко просчитался. Его встретил организованный и мощный огонь советской артиллерии, минометов, «катюш», пулеметов и противотанковых ружей. Завязались тяжелые, упорные бои. Немецкие танки подрывались на минных полях, расстреливались в упор орудиями прямой наводки. Советские саперы и пехотинцы под ураганным огнем подбирались к вражеским машинам, подрывая их минами и забрасывая гранатами и бутылками с горючей смесью. Стрелковые подразделения отсекали пехоту от танков и уничтожали ее в контратаках. Активно действовала и советская авиация.
Войска 13-й армии сражались с беспримерным мужеством и стойкостью. Четыре массированные атаки врага были отбиты. Лишь в результате пятой атаки, когда противник ввел свежие силы, ему удалось вклиниться в оборону 15-й и 81-й дивизий. Для локализации прорыва были немедленно брошены резервы: 17-й гвардейский стрелковый корпус, две истребительно-противотанковые и одна минометная бригады. Их ввод, поддержанный ударом 200 советских самолетов, замедлил продвижение гитлеровцев. К исходу первого дня боев противнику ценой огромных потерь удалось вклиниться в советскую оборону лишь на 6-8 км.
Стало ясно, что враг еще не ввел в бой все силы и на следующий день последуют новые удары. Рокоссовский доложил обстановку в Ставку. Верховный Главнокомандующий сообщил о передаче фронту из резерва 27-й армии генерала Трофименко. Однако уже утром пришло новое распоряжение: 27-ю армию срочно направить Воронежскому фронту, где сложилось угрожающее положение. Центральному фронту предписывалось рассчитывать только на свои силы и быть готовым к обороне Курска в случае прорыва противника с юга. Пришлось срочно изыскивать внутренние резервы, перебрасывая части с менее угрожаемых участков, в том числе 9-й танковый корпус из района Курска на ольховатское направление.
Не добившись успеха на ольховатском направлении 6 июля, противник с утра 7 июля перенес основные усилия на Поныри – мощный узел советской обороны. Сюда были стянуты значительные силы артиллерии, включая 5-ю артдивизию прорыва, противотанковые и минометные бригады, гвардейские минометы, инженерные части. Начался яростный штурм. Тысячи бомб, снарядов и мин обрушились на позиции защитников. Советские артиллеристы самоотверженно отражали атаки вражеских танков. Массовый героизм проявляли пехотинцы и саперы 307-й стрелковой дивизии генерала Еншина. Пять мощных атак были отбиты. Днем советская авиация нанесла сокрушительный удар по скоплению немецких танков и мотопехоты в лощине у Понырей, сорвав очередную атаку. Однако вечером, под прикрытием массированного налета своей авиации, немцы вновь пошли на штурм, введя свежие силы, включая 60 «Тигров». Им удалось потеснить 307-ю дивизию и даже ворваться на северную окраину Понырей. Но ночью дивизия, приведя себя в порядок, контратаковала и восстановила положение. Поныри остались в руках советских войск.
7 и 8 июля продолжались ожесточенные бои и на ольховатском направлении. Противник непрерывно атаковал, но части 17-го гвардейского стрелкового корпуса и 2-й танковой армии при поддержке фронтовой артиллерии и авиации стойко отражали натиск. 8 июля до 300 немецких танков атаковали позиции на стыке 13-й и 70-й армий. Решающую роль в отражении этой атаки сыграла 3-я истребительная бригада полковника Рукосуева и подошедшие танки 9-го танкового корпуса генерала Богданова. Противник был отброшен с большими потерями.
К 11 июля, понеся колоссальные потери в людях и технике (особенно в танках) и не добившись прорыва советской обороны, немецкое наступление на северном фасе Курской дуги окончательно выдохлось. За шесть дней ожесточенных боев врагу удалось вклиниться в оборону Центрального фронта лишь на 10-12 км. План операции «Цитадель» на этом направлении потерпел полный крах. Войска Центрального фронта, проявив невиданную стойкость и мужество, выполнили поставленную задачу – измотали и обескровили ударную группировку противника. Важную роль сыграла правильная организация обороны и концентрация сил на главном направлении. Рокоссовский вновь подчеркивает значение того, что представитель Ставки Жуков не вмешивался в управление боем, а также важность слаженной работы штаба фронта.
Не давая противнику опомниться, 15 июля войска правого крыла Центрального фронта (48, 13 и 70-я армии) перешли в контрнаступление на Кромы, взаимодействуя с войсками Брянского (М. М. Попов) и левого крыла Западного (В. Д. Соколовский) фронтов, начавших наступление несколько раньше. Замысел Ставки состоял в окружении и уничтожении орловской группировки противника ударами с севера, востока и юга. Рокоссовский считает этот план не самым удачным, полагая, что два мощных сходящихся удара на Брянск были бы эффективнее, но требовали бы больше времени на подготовку. Излишняя поспешность, по его мнению, привела к затяжному характеру операции – вместо окружения происходило выталкивание противника с Орловского выступа.
Преодолевать приходилось мощную, глубоко эшелонированную оборону («линия Хаген»), которую немцы создавали здесь больше года. Противник, хотя и понесший потери, имел значительные силы (включая войска под командованием «мастера обороны» генерала Моделя) и оказывал упорное сопротивление, применяя тактику подвижной обороны и часто контратакуя. Войска Центрального фронта, ослабленные в оборонительных боях, медленно, с большими трудностями продвигались вперед, буквально прогрызая вражеские позиции. Для усиления удара на Кромы была введена 3-я гвардейская танковая армия генерала П. С. Рыбалко, но и она, ослабленная в боях на Брянском фронте, не смогла добиться решительного успеха. Рокоссовский добился ее вывода в резерв.
Несмотря на все трудности, советские войска трех фронтов неуклонно теснили врага. 5 августа войска Брянского фронта освободили Орел. К 18 августа Орловский выступ был полностью ликвидирован. В честь освобождения Орла и Белгорода (освобожденного войсками Воронежского и Степного фронтов также 5 августа) в Москве был произведен первый в истории войны артиллерийский салют.
Курская битва завершилась решающей победой Советской Армии. Стратегическая инициатива окончательно перешла в руки советского командования. Был достигнут коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны.
После разгрома немцев на Курской дуге Ставка поставила перед Центральным фронтом новую задачу: развивать наступление в юго-западном направлении на Шостку, Бахмач, Нежин, Киев, с ходу форсировать реки Десна и Днепр и захватить плацдармы на его правом берегу. Эта операция была частью общего стратегического замысла по освобождению Левобережной Украины и выходу к Днепру силами пяти фронтов.
На подготовку отводилось всего десять дней – срок явно недостаточный, учитывая состояние войск после Курской битвы. Армии были измотаны, нуждались в пополнении людьми и техникой, тылы отстали, коммуникации были разрушены. Но медлить было нельзя: противник спешно создавал мощный оборонительный рубеж по Десне и Днепру («Восточный вал»), и нужно было опередить его, не дать закрепиться.
Несмотря на все трудности, подготовка к наступлению, получившему название Черниговско-Припятской операции, началась немедленно. Командование фронта, опираясь на опыт Курской битвы, большие надежды возлагало на маневр силами и средствами. Инженерные войска генерала Прошлякова готовили переправочные средства. Тыл генерала Антипенко делал все возможное для обеспечения войск.
26 августа 1943 года Центральный фронт перешел в наступление. Главный удар наносился на севском направлении силами 65-й армии Батова и 2-й танковой армии Богданова (сильно ослабленной). Их поддерживали фланговые соединения 48-й армии Романенко и 60-й армии Черняховского. Противник, опираясь на хорошо подготовленный рубеж по рекам Сев и Сейм, оказал отчаянное сопротивление. Тяжелые бои шли за каждый населенный пункт. Немцы яростно контратаковали, бросая в бой танки и авиацию. Войска Батова с большим трудом продвигались вперед и к вечеру 27 августа овладели Севском, но развить успех не удавалось.
Видя замедление на главном направлении, Рокоссовский приказал командующему 60-й армией генералу И. Д. Черняховскому нанести вспомогательный удар на левом фланге фронта. Черняховский, проявив инициативу и смелость, быстро сосредоточил на узком участке несколько дивизий и нанес внезапный удар. Этот маневр оказался чрезвычайно успешным. Войска 60-й армии, почти не встречая сопротивления (противник стянул основные силы против главной группировки фронта), стремительно продвинулись вперед, 29 августа освободили Глухов и к 31 августа прорвались на 60 км в глубину, расширив прорыв до 100 км по фронту.
Стало ясно, что найдено слабое место в обороне врага. Рокоссовский немедленно принял решение перенести основные усилия на левый фланг. Началась быстрая перегруппировка сил и средств. 13-я армия генерала Пухова была снята с правого фланга и введена в прорыв на стыке 65-й и 60-й армий. Сюда же перебрасывалась и 2-я танковая армия.
Стремительное наступление войск Черняховского продолжалось. 6 сентября был освобожден Конотоп, 9 сентября – Бахмач, где были окружены и разгромлены четыре вражеские пехотные дивизии. 15 сентября пал Нежин. Путь на Киев был открыт. Войска 60-й армии, сметая остатки разбитых вражеских частей, вышли на подступы к столице Украины.
Быстрое продвижение левого крыла Центрального фронта создало выгодную оперативную ситуацию. Войска фронта глубоко вклинились в расположение противника, образовался огромный разрыв (100-120 км) между левым флангом Центрального и правым флангом Воронежского фронтов, который вел тяжелые бои восточнее. Это позволяло нанести удар во фланг и тыл немецкой группировке, сдерживавшей Воронежский фронт, и не дать ей отойти за Днепр. Рокоссовский предложил такой план Ставке, но он не был принят. Более того, ему выразили неудовольствие за то, что Черняховский занял Прилуки, выйдя за разграничительную линию.
Тем временем успешно развивалось наступление и на других участках. Армия Батова, преодолевая сопротивление, прошла Брянские леса и приближалась к Десне. Армия Романенко также продвигалась вперед. Войскам было приказано с ходу форсировать Десну. 13-я армия Пухова вышла к реке южнее Чернигова, а 60-я армия Черняховского – еще южнее, на широком фронте.
Преодолев Десну, войска фронта устремились к Днепру. 21 сентября был освобожден Чернигов. 22 сентября части 13-й армии генерала Пухова подошли к Днепру на участке Мнево, Чернобыль и с ходу начали форсирование. Используя лодки, плоты, бочки и другие подручные средства, под прикрытием артиллерийского огня и авиации, пехота переправлялась на правый берег и захватывала плацдармы. Противник, застигнутый врасплох, не успел организовать прочной обороны. К 23 сентября 13-я армия уже удерживала плацдарм глубиной 35 км и шириной 30-35 км. Южнее Днепр форсировали и войска 60-й армии Черняховского, захватив к 30 сентября плацдарм глубиной 12-15 км и шириной 20 км на участке Дымер, Ясногородка. Однако дальнейшее продвижение 60-й армии замедлилось. Черняховский, стремясь быстрее выйти к Киеву, направил главный удар на юг, вдоль Днепра, где противник смог быстро подтянуть резервы из города и организовать отпор. Несколько дней было потеряно в бесплодных атаках.
Севернее успешно наступала 61-я армия генерала Белова (переданная из резерва Ставки и введенная между 65-й и 13-й армиями). Она также форсировала Днепр и захватила плацдарм в районе Лоева. Войска правого крыла – 65-я и 48-я армии – вели тяжелые бои на гомельском направлении в лесисто-болотистой местности Полесья, преодолевая упорное сопротивление врага, и к концу сентября вышли к реке Сож.
Таким образом, к концу сентября Центральный фронт выполнил поставленную задачу: освободил значительную территорию, форсировал Десну и Днепр, захватив важные плацдармы на его правом берегу севернее Киева. Однако 5 октября Ставка приняла решение о передаче 13-й и 60-й армий с их участками и плацдармами Воронежскому фронту (который стал 1-м Украинским). Центральный фронт был переименован в Белорусский, его главной задачей теперь становилось наступление на гомельском и бобруйском направлениях.
Рокоссовский был разочарован этим решением, считая, что упущена выгодная возможность для удара по Киеву с севера, с захваченных плацдармов. Сталин объяснил это настоянием Жукова и Хрущева (находившихся на Воронежском фронте), которым "на месте виднее". Фронтовые средства усиления (артиллерия, танки), находившиеся в 13-й и 60-й армиях, Рокоссовскому было разрешено оставить у себя. Он тепло простился с командармами Пуховым и Черняховским и их войсками, внесшими огромный вклад в успех операции.
Начался новый этап – подготовка к операциям в Белоруссии. Главной проблемой оставалось снабжение. Тылы отстали, коммуникации были разрушены, осенняя распутица сделала дороги непроходимыми. Переброска войск и грузов стала тяжелейшей задачей. Рокоссовский высоко оценивает работу тыла фронта под руководством генералов Антипенко и Лагунова, которые в невероятно трудных условиях обеспечивали войска всем необходимым. Армии пришлось также активно участвовать в заготовках продовольствия и фуража на освобожденной территории, выделяя тысячи солдат и транспорт для помощи колхозам и совхозам.
ГЛАВА 15: НА БЕЛОРУССКОЙ ЗЕМЛЕ
С передачей 13-й и 60-й армий Воронежскому фронту и переименованием Центрального фронта в Белорусский, перед войсками встали новые задачи на гомельском и бобруйском направлениях. Рокоссовский отмечает, что ему было очень жаль расставаться с этими армиями и их командармами, особенно учитывая упущенную возможность удара по Киеву с севера.
В состав Белорусского фронта из расформированного Брянского фронта вошли три новые армии со своими участками: 50-я под командованием генерала И. В. Болдина, 3-я – генерала А. В. Горбатова и 63-я – генерала В. Я. Колпакчи. К моменту передачи они уже достигли реки Сож и вели бои за плацдармы на ее западном берегу. Это несколько облегчало общую перегруппировку сил фронта.
Войска фронта вступили на белорусскую землю. Рокоссовский подчеркивает высокий боевой дух солдат и офицеров, их стремление быстрее изгнать оккупантов с родной земли. Однако наступление шло с огромным трудом. Части были поредевшими после тяжелых боев, пополнение поступало в основном за счет выздоравливающих раненых и призыва местного населения. Остро не хватало вооружения, техники и особенно боеприпасов – тылы не успевали за стремительным продвижением, коммуникации были разрушены.
Командование фронта перебазировалось в Ново-Белицу под Гомелем, где также разместилось правительство и ЦК КП(б) Белоруссии. Рокоссовский с членом Военного совета Телегиным отправились знакомиться с новыми армиями. Болдин (50-я армия) и Колпакчи (63-я армия) уверенно командовали своими войсками, которые вели тяжелые бои за расширение плацдармов на реке Сож.
Особо Рокоссовский останавливается на личности командарма 3-й армии А. В. Горбатова. Он характеризует его как смелого, вдумчивого военачальника, последователя Суворова, ценившего внезапность и стремительность, но иногда понимавшего суворовские принципы слишком прямолинейно в изменившихся условиях войны. Горбатов, видя, что его армия на второстепенном участке не может добиться значительных успехов из-за нехватки боеприпасов, прямо обратился с жалобой к Рокоссовскому, считая, что его армию используют неправильно. Рокоссовский, оценив принципиальность и прямоту командарма, переслал жалобу в Ставку, а самому Горбатову разъяснил общую задачу фронта и роль его армии в операции. Горбатов понял и заверил, что сделает все возможное. (Впоследствии, как отмечает Рокоссовский, Горбатов блестяще действовал и на второстепенном участке, улучив момент для внезапного удара и форсирования Днепра). Этот эпизод, по мнению Рокоссовского, способствовал тому, что Ставка стала полнее информировать командующих фронтами о своих замыслах.
На главном направлении, южнее Гомеля, 65-я армия Батова и 48-я армия Романенко застряли в тяжелых боях в междуречье Сожа и Днепра, в условиях лесисто-болотистой местности. Противник, понимая угрозу своей гомельской группировке, стягивал сюда резервы. Стало ясно, что прорваться здесь будет крайне трудно. Рокоссовский принимает смелое решение: перенести главный удар еще южнее, в полосу 61-й армии Белова, на лоевском направлении. 65-й армии Батова предстояло скрытно вернуться с плацдарма на западном берегу Сожа на восточный, совершить марш в новый район и с ходу форсировать Днепр у Лоева. На подготовку этого сложнейшего маневра отводилось всего шесть суток.
Задача была исключительно трудной, но Батов и его штаб блестяще с ней справились. Чтобы скрыть перегруппировку, один корпус был оставлен в междуречье для имитации активных действий. Все фронтовые средства усиления передавались Батову. Для отвлечения внимания противника 12 октября 50-я и 3-я армии перешли в наступление на своих участках. Они добились лишь незначительного успеха и были отброшены контратаками, но свою задачу по сковыванию сил врага выполнили.
15 октября началось наступление 65-й армии на лоевском направлении. Несмотря на упорное сопротивление противника с господствующих высот западного берега Днепра, войска Батова успешно форсировали реку, овладели Лоевом и начали развивать наступление на запад. Одновременно перешли в наступление и части 61-й армии Белова с ранее захваченного плацдарма южнее Лоева. Успех на лоевском направлении создал угрозу тылу всей гомельской группировке противника и вынудил его начать отвод войск из междуречья Сожа и Днепра. Этим немедленно воспользовалась 48-я армия Романенко, которая также форсировала Днепр и устремилась на Речицу.
Прорыв обороны противника на Днепре и захват крупного плацдарма (40 км по фронту, до 20 км в глубину) южнее Гомеля стал большим успехом войск левого крыла Белорусского фронта. Однако противник успел отойти на вторую линию укреплений в 20-25 км от Днепра и оказал здесь упорное сопротивление. Наступление было временно приостановлено для подтягивания резервов и подготовки нового удара. На лоевский плацдарм были переброшены 1-й Донской и 9-й танковые корпуса, кавалерийские корпуса Крюкова и Константинова, артиллерийский корпус прорыва.
10 ноября наступление возобновилось. После мощной артподготовки войска ударной группировки (65-я и 61-я армии) прорвали оборону противника. В прорыв были введены танковые и кавалерийские корпуса, которые, взаимодействуя, стремительно продвигались на запад, громя вражеские части. Войска 48-й армии, наступавшие вдоль Днепра, освободили Речицу и форсировали Березину южнее Жлобина. Преследуя врага, войска 65-й и 61-й армий вышли в район Мозыря и Калинковичей. Неприступный «Восточный вал» был прорван на 120-километровом фронте. Рокоссовский отмечает исключительно умелые и смелые действия танкистов и кавалеристов, особенно 3-го гвардейского танкового корпуса генерала Панфилова и 1-го Донского гвардейского танкового корпуса генерала Панова.
Успешное наступление на речицком и калинковичском направлениях поставило под угрозу окружения гомельскую группировку противника. Это, а также удачные действия 3-й армии Горбатова на правом крыле фронта и сильный нажим 11-й армии Федюнинского и 63-й армии Колпакчи в центре, вынудили немцев начать поспешный отход из Гомеля. 26 ноября Гомель был освобожден.
К концу ноября войска Белорусского фронта, пройдя за 20 дней наступления до 130 км и освободив значительную часть Белоруссии, вышли на рубеж рек Проня и Днепр на правом крыле и в район Чаусы, Новый Быхов, Рогачев, Мозырь, Овруч в центре и на левом крыле. Эта операция имела важное значение, так как сковала крупные силы противника и не позволила ему перебросить резервы в район Киева, где в это время успешно наступал 1-й Украинский фронт. Рокоссовский вновь подчеркивает огромную помощь, оказанную белорусскими партизанами.
Однако дальнейшее наступление замедлилось. Войска были измотаны, тылы отстали, боеприпасов не хватало. Противник успел закрепиться на новых рубежах. Наступил период тяжелых боев местного значения за улучшение позиций. Особенно трудно пришлось 3-й армии Горбатова, которая в исключительно тяжелых условиях готовилась к форсированию Днепра у Рогачева.
К весне 1944 года стало очевидно, что стратегическая инициатива прочно перешла к Красной Армии. После успешных операций на Украине и затянувшихся боев на рубеже Днепра, Ставка Верховного Главнокомандования начала готовить новую крупную операцию на западном направлении. Все признаки указывали на то, что главный удар будет нанесен в Белоруссии с целью разгрома мощной группы армий «Центр» и освобождения республики.
Для Рокоссовского и его штаба это означало новый этап напряженной работы. Войска фронта, прошедшие с боями сотни километров от Курской дуги до Днепра и Полесья, остро нуждались в пополнении, отдыхе и перевооружении. Требовалось наладить снабжение, подтянуть тылы, восстановить коммуникации. Одновременно шла работа по укреплению достигнутых рубежей и подготовке к будущим наступательным действиям.
В рамках реорганизации фронтов Ставка приняла решение расширить полосу Белорусского фронта, передав ему участок 2-го Белорусского фронта, охватывавший Полесье с юга, вместе с действовавшими там войсками. Фронт Рокоссовского теперь именовался 1-м Белорусским, а его общая протяженность достигла почти 900 км – от Быхова на севере до Владимир-Волынского на юге. В его состав к началу летней кампании входили десять общевойсковых армий (3, 48, 65, 28, 61, 70, 47, 69, 8-я гвардейская и 1-я польская), одна танковая (2-я), две воздушные армии (16-я и 6-я), Днепровская военная флотилия, а также три танковых, один механизированный и три кавалерийских корпуса – внушительная сила.
В марте Рокоссовский был вызван в Ставку для обсуждения плана предстоящей операции. Сталин в общих чертах изложил замысел и поинтересовался мнением командующего фронтом. Рокоссовский, учитывая особенности местности (огромные болота Полесья, разделявшие северное и южное крыло фронта), высказал идею об объединении участков двух фронтов под одним командованием, чтобы обеспечить лучший маневр силами и нанести удары в обход Полесья как с севера, так и с юга. Этот разговор и последующие события (неудача 2-го Белорусского фронта под Ковелем) привели к утверждению Ставкой именно такого варианта.
Общий замысел летней кампании 1944 года, получившей кодовое название «Багратион», был грандиозен. Четырем фронтам – 1-му Прибалтийскому (Баграмян), 3-му Белорусскому (Черняховский), 2-му Белорусскому (Петров, сосед справа) и 1-му Белорусскому (Рокоссовский) – предстояло разгромить группу армий «Центр» (фельдмаршал Буш), освободить Белоруссию, выйти на границы Польши и создать условия для дальнейшего наступления на Варшаву и Берлин. Основная роль в окружении минской группировки противника отводилась 3-му и 1-му Белорусским фронтам, которые должны были наступать по сходящимся направлениям и сомкнуть фланги западнее Минска.
1-му Белорусскому фронту ставилась задача нанести удар на правом крыле четырьмя армиями (3, 48, 65, 28-я) на бобруйском направлении, окружить и уничтожить бобруйскую группировку 9-й немецкой армии, а затем развивать наступление на Минск и Барановичи. Войска левого крыла фронта (на ковельско-люблинском направлении) должны были перейти в наступление позже.
При разработке плана операции возник принципиальный спор со Ставкой относительно способа нанесения удара на правом крыле. Местность (сплошные болота, ограниченный плацдарм у Рогачева) не позволяла сосредоточить здесь всю ударную группировку для одного мощного удара, как того требовала классическая теория и настаивала Ставка. Рокоссовский, детально изучив местность и возможности войск, предложил нанести два равнозначных главных удара с разных участков: северный – силами 3-й и 48-й армий с рогачевского плацдарма, и южный – силами 65-й и 28-й армий из района южнее Паричей, через топи реки Березина. Это решение, хотя и вело к некоторому распылению сил, позволяло ввести в сражение одновременно всю группировку, лишало противника возможности маневра резервами и обеспечивало успех даже при прорыве на одном из направлений. После долгих обсуждений и двукратного «продумывания» в соседней комнате Рокоссовский сумел отстоять свою точку зрения. Сталин, отметив настойчивость командующего как свидетельство продуманности плана, утвердил его.
Началась колоссальная работа по подготовке операции. Особое внимание уделялось инженерному обеспечению наступления через болота: строились гати, мосты, готовились фашины для танков, болотные лыжи (мокроступы) и волокуши для пехоты. Войска интенсивно тренировались преодолевать водные преграды и болота, ориентироваться в лесу. Тщательно велась разведка всеми средствами, включая аэрофотосъемку и использование данных партизан. Были разработаны и осуществлены сложные меры по оперативной маскировке: передвижения войск и техники производились только ночью, создавались ложные районы сосредоточения, имитировались переправы, велся ложный радиообмен. Штабы всех уровней проводили учения и военные игры. Политорганы и партийные организации вели огромную работу по мобилизации личного состава, разъяснению задач, воспитанию мужества и инициативы. Рокоссовский отмечает возросшую роль партийных организаций в ротах и батальонах.
На левом крыле фронта, которому предстояло наступать позже, также шла подготовка. Рокоссовский посетил расположение 1-й польской армии, формировавшейся на территории СССР. Он с теплотой вспоминает встречи с ее командованием – генералами Берлингом, Завадским, Сверчевским, Корчицем – и отмечает высокий боевой дух и патриотический подъем польских воинов, рвавшихся в бой за освобождение своей родины.
К двадцатым числам июня подготовка к операции «Багратион» была в основном завершена. Войска заняли исходные позиции. На участках прорыва было создано значительное превосходство в силах и средствах над противником. Моральный дух армии был исключительно высок. Все – от солдата до маршала – горели желанием как можно скорее начать наступление и разгромить врага на белорусской земле. Накануне начала операции Рокоссовский отправился на НП 28-й армии Лучинского (южная ударная группа), а представитель Ставки Жуков – на НП 3-й армии Горбатова (северная ударная группа).
Успешное наступление северной и южной ударных группировок правого крыла 1-го Белорусского фронта привело к окружению крупной вражеской группировки юго-восточнее Бобруйска. В кольце, диаметр которого составлял около 25 км, оказалось до 40 тысяч солдат и офицеров 9-й немецкой армии. Пути отхода на юг и запад были надежно перекрыты войсками 65-й и 28-й армий. Однако на севере и северо-западе кольцо замыкалось пока только частями 9-го и 1-го гвардейского танковых корпусов.
Немецкое командование предприняло отчаянные попытки вырваться из окружения. 27 июня командир 35-го армейского корпуса фон Лютцов, получив приказ от командующего 9-й армией прорываться либо в Бобруйск, либо на север, решил уничтожить тяжелую технику и идти на прорыв на север, в район Титовки, где оборонялись танкисты генерала Бахарова и подошедшая им на помощь 108-я стрелковая дивизия генерала Теремова. Начались яростные атаки. Рокоссовский приводит свидетельство Теремова об одной из них: до 2 тысяч пьяных гитлеровцев шли в психическую атаку на позиции 444-го и 407-го полков, не считаясь с потерями от ураганного огня советской артиллерии и пулеметов. Это было, по словам Теремова, «безумная атака», «животное упорство стада».
В это же время советская авиация обнаружила огромное скопление отступающих немецких войск, танков и техники в районе Дубовки. По приказу Рокоссовского 16-я воздушная армия нанесла по этому скоплению массированный удар. 526 самолетов в течение часа бомбили и штурмовали деморализованного врага. Картина разгрома была ужасающей: тысячи трупов, искореженная техника. Те, кто пытался спастись вплавь через Березину, также гибли под огнем.
К вечеру 28 июня бобруйская группировка противника юго-восточнее города перестала существовать. Было уничтожено более 10 тысяч гитлеровцев, около 6 тысяч взято в плен, захвачены огромные трофеи.
Одновременно шли тяжелые бои за сам Бобруйск. Город был превращен в сильную крепость с круговой обороной, гарнизон насчитывал более 10 тысяч человек и постоянно пополнялся остатками разбитых частей. Штурм, начатый 27 июня частями 1-го гвардейского танкового и 105-го стрелкового корпусов, встретил упорное сопротивление. Бои шли всю ночь и весь следующий день. В ночь на 29 июня немецкий комендант генерал Гаман предпринял попытку прорыва на северо-запад. После сильного артобстрела пьяные солдаты и офицеры, включая штурмовые батальоны, атаковали позиции 356-й стрелковой дивизии. Ценой огромных потерь им удалось вклиниться в оборону. Однако в это время с востока через Березину переправились части 48-й армии и вступили в бой на окраинах Бобруйска. К 8 утра 354-я дивизия захватила вокзал. Теснимые со всех сторон, немцы еще раз попытались прорваться на северо-запад, но были встречены и уничтожены советскими войсками, действовавшими за городом. 29 июня Бобруйск был полностью освобожден.
Важную роль в Бобруйской операции сыграла Днепровская военная флотилия капитана 1-го ранга В. В. Григорьева. Ее корабли, прорвавшись вверх по Березине, нарушили переправу немецких войск и оказали огневую поддержку наступающим частям, а также переправили на правый берег 66 тысяч советских бойцов.
Разгром бобруйской группировки взломал оборону противника на южном фасе Белорусского выступа и открыл путь для стремительного наступления на Минск и Барановичи. 28 июня Ставка поставила 1-му Белорусскому фронту задачу: частью сил наступать на Минск для завершения окружения минской группировки врага во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом, а главными силами развивать удар на Слуцк и Барановичи, отрезая пути отхода противника на юго-запад.
Началось стремительное преследование. Подвижные соединения – 1-й гвардейский танковый корпус Панова, конно-механизированная группа (КМГ) Плиева, 9-й танковый корпус Бахарова – проявили высокое мастерство. 2 июля корпус Панова прорвался к Пуховичам. КМГ Плиева, совершив бросок на Слуцк, овладела Столбцами, Городеей и Несвижем, перерезав коммуникации минской группировки. Корпус Бахарова, обходя Минск с юга, перехватил слуцкое шоссе. Одновременно танковые части 3-го Белорусского фронта подошли к Минску с северо-востока. Кольцо окружения вокруг остатков 4-й немецкой армии замкнулось.
Отступавшие в беспорядке немецкие колонны подвергались непрерывным ударам советской авиации. Мосты и переправы были разрушены партизанами. 3 июля войска 1-го и 3-го Белорусских фронтов после ожесточенных боев освободили столицу Белоруссии – Минск. Город лежал в руинах, но уцелевшие здания, заминированные немцами, удалось спасти благодаря стремительности штурма. Жители восторженно встречали освободителей.
Ликвидация окруженной минской группировки была возложена на 2-й Белорусский фронт, которому была передана 3-я армия. Войска же правого крыла 1-го Белорусского фронта продолжали безостановочное наступление на запад, в 400-километровую брешь, образовавшуюся в немецком фронте. 4 июля Ставка потребовала максимально использовать эту выгодную ситуацию. Рокоссовский поставил 48-й и 65-й армиям задачу концентрическим ударом окружить и уничтожить барановичскую группировку противника, а затем развивать наступление на Брест. 8 июля Барановичи были освобождены. К 16 июля войска правого крыла, пройдя за 12 дней 150-170 км, вышли на линию Свислочь, Пружаны, создав угрозу пинской группировке врага и улучшив оперативное положение всего фронта. Полесье осталось позади.
Настало время ввести в действие и левое крыло фронта. Здесь были сосредоточены значительные силы: пять общевойсковых армий (47, 69, 8-я гвардейская, 1-я польская, 70-я – переброшенная с правого крыла), 6-я воздушная армия, 2-я танковая армия, два кавалерийских корпуса (2-й гвардейский и 7-й гвардейский). С начала июля сюда перебрасывались фронтовые средства усиления. Предстояло наступать на ковельско-люблинском направлении.
18 июля Рокоссовский решил начать наступление разведкой боем передовых батальонов, чтобы выяснить, не оттянул ли противник главные силы в глубину. Бой показал, что враг удерживает главную линию обороны. Немедленно была подана команда начать общую атаку после мощной артиллерийской подготовки. Войска левого крыла фронта перешли в наступление. Прорвав оборону противника западнее Ковеля, они 20 июля вышли к реке Западный Буг, с ходу форсировали ее и вступили на территорию Польши. Это наступление, являвшееся частью Люблин-Брестской операции, развивалось в тесном взаимодействии с левым соседом – 1-м Украинским фронтом, начавшим наступление неделей раньше. Их согласованные действия лишили противника возможности маневрировать резервами.
Грандиозное наступление советских войск в Белоруссии и на Украине (операция «Багратион» и последующие) привело к сокрушительному поражению немецких групп армий «Центр» и «Северная Украина». Были освобождены Белоруссия, значительная часть Литвы и восточные районы Польши. Немецкое командование было вынуждено вновь менять командующих (провалившегося Буша сменил Модель), но это уже не могло спасти положение.
После стабилизации фронта по Висле и Нареву началась напряженная подготовка к новой, решающей наступательной операции. Войскам 1-го Белорусского фронта предстояло играть в ней одну из ключевых ролей. Были разработаны детальные планы, подтягивались резервы, пополнялись боеприпасы, шло обучение войск. Рокоссовский и его штаб отрабатывали варианты действий, особое внимание уделяя форсированию крупных водных преград и прорыву мощной, долговременной обороны противника.
Однако в середине ноября 1944 года Рокоссовского неожиданно вызвали в Ставку. Сталин сообщил ему о переводе на должность командующего войсками 2-го Белорусского фронта. Это решение было для Рокоссовского полной неожиданностью и вызвало у него недоумение и даже обиду – его переводили с главного, берлинского направления, на второстепенный, как ему казалось, участок. Сталин объяснил это решение необходимостью тесного взаимодействия трех фронтов (1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского) в предстоящей операции и особой важностью задач, возлагаемых на 2-й Белорусский фронт. Командующим 1-м Белорусским фронтом назначался маршал Г. К. Жуков. Сталин подчеркнул, что успех всей операции будет зависеть от согласованных действий всех трех фронтов: «Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и Жуков». Он также пообещал усилить 2-й Белорусский фронт дополнительными соединениями. Рокоссовский, приняв назначение, решил не брать с собой своих старых соратников, выразив уверенность, что найдет достойных сотрудников и на новом месте, что было с одобрением встречено Сталиным.
Приняв командование 2-м Белорусским фронтом от генерала армии Г. Ф. Захарова, Рокоссовский быстро сработался с новым штабом (начальник штаба генерал А. Н. Боголюбов) и управлениями. Он отмечает высокий профессионализм своих новых сотрудников: членов Военного совета генералов Н. Е. Субботина и А. Г. Русских, начальника политуправления А. Д. Окорокова, командующего артиллерией А. К. Сокольского, начальника инженерных войск Б. В. Благославова, начальника связи Н. А. Борзова.
Задача фронту была поставлена в Ставке: наступать на северо-запад, в общем направлении на Мариенбург (Мальборк), обеспечивая с севера действия 1-го Белорусского фронта. При этом Сталин подчеркнул, чтобы фронт не отвлекался на восточнопрусскую группировку противника, разгром которой возлагался на 3-й Белорусский фронт. Взаимодействие с 1-м Белорусским фронтом определялось как ключевое.
В состав 2-го Белорусского фронта вошли семь общевойсковых армий (50-я Болдина, 3-я Горбатова, 48-я Гусева (сменившего Романенко), 65-я Батова, 70-я Попова, прибывшие из резерва Ставки 2-я Ударная Федюнинского и 49-я Гришина), одна танковая (5-я гвардейская Вольского), одна воздушная (4-я Вершинина), а также кавалерийский, танковый, механизированный корпуса и артиллерия прорыва – внушительная сила.
Предстояло действовать на сложном театре: правое крыло – лесисто-озерный край Мазурских озер, левое – более открытая местность, но пересеченная реками и каналами, с мощными укреплениями противника, создававшимися годами. Конфигурация фронта была невыгодной – противник нависал с севера (из Восточной Пруссии).
План операции, разработанный штабом фронта и утвержденный Ставкой, предусматривал нанесение главного удара силами четырех общевойсковых (48, 2 Ударная, 65, 70-я) и одной танковой (5-я гвардейская) армий с плацдармов на реке Нарев (рожанского и сероцкого) в общем направлении на Млаву, Мариенбург. Войска правого крыла (50, 3, 49-я армии) должны были активными действиями сковывать противника и обеспечивать главную группировку с севера. Особое внимание уделялось форсированию Вислы в ее нижнем течении.
Подготовка велась в сжатые сроки. Внезапно Ставка перенесла начало наступления на 14 января (вместо 20-го) по просьбе союзников, попавших в тяжелое положение в Арденнах. Это еще больше осложнило подготовку, особенно в условиях плохой погоды (туман, снегопад), которая практически исключила использование авиации в первые дни. Вся надежда возлагалась на артиллерию. Были созданы мощные артиллерийские группировки (плотность до 200-240 стволов на км), накоплено достаточно боеприпасов.
14 января 1945 года, после полуторачасовой артподготовки, войска фронта перешли в наступление. Несмотря на густой туман и отчаянное сопротивление врага, опиравшегося на сильные укрепления, советские части медленно, но верно прогрызали оборону. Особенно тяжело было на правом крыле, где 3-я армия Горбатова отражала яростные контратаки противника, пытавшегося прорваться во фланг главной группировке. Успех наметился на левом крыле, в полосе 65-й армии Батова. 17 января для развития успеха была введена 5-я гвардейская танковая армия Вольского, которая устремилась к Висле и Балтийскому морю. Одновременно вошел в прорыв 3-й гвардейский кавалерийский корпус Осликовского, который смелым рейдом захватил Алленштайн (Ольштын).
Войска фронта успешно преодолели несколько линий мощных укрепленных районов. 25-26 января танкисты Вольского вышли к заливу Фриш-Гаф у Толькемито, отрезав восточнопрусскую группировку противника от основных сил. 2-я Ударная армия Федюнинского подошла к Мариенбургу и Эльбингу, завязав бои за эти города. 65-я армия Батова и 70-я армия Попова вышли к нижнему течению Вислы и приступили к ее форсированию в трудных условиях ледохода и сильного сопротивления противника, оборонявшего крепости Грауденц и Торн.
Именно в этот момент, 20 января, когда наступление успешно развивалось в западном направлении и войска подходили к Висле, Ставка приказала повернуть главные силы фронта (3, 48, 2 Ударную и 5-ю гвардейскую танковую армии) на север и северо-восток для участия в разгроме восточнопрусской группировки совместно с 3-м Белорусским фронтом. Рокоссовский считает это решение ошибочным, так как оно отвлекало основные силы фронта от выполнения главной задачи на берлинском направлении, растягивало коммуникации и создавало трудности во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом. Он полагает, что ликвидацию восточнопрусской группировки мог бы осуществить один 3-й Белорусский фронт, а 2-й Белорусский должен был продолжать наступление на запад.
Тем не менее, приказ был выполнен. Войска фронта вступили на территорию Восточной Пруссии и Померании. 20 января части 3-й армии пересекли старую польско-германскую границу. Рокоссовский вспоминает об упущении 50-й армии, не заметившей отход противника на своем участке, что привело к задержке наступления и необходимости ввода резервов.
В конце января окруженная восточнопрусская группировка предприняла отчаянную попытку прорыва на запад в направлении Эльбинга. В тяжелейших условиях метели и бездорожья войска 48-й армии Гусева, поддержанные своевременно переброшенными 5-й гвардейской танковой армией, 8-м танковым и 3-м гвардейским кавалерийским корпусами, отразили удар врага, нанесли ему большие потери и захватили множество пленных и техники. Рокоссовский особо отмечает героические действия кавалеристов Осликовского.
При вступлении на территорию Германии Военный совет фронта издал приказ, призывающий солдат и офицеров к гуманному отношению к мирному населению, разъясняя освободительную миссию Красной Армии. Рокоссовский подчеркивает, что советские воины, несмотря на всю пережитую боль и ненависть к фашизму, проявили на немецкой земле подлинное благородство и человечность.
После стабилизации фронта по Висле и Нареву началась напряженная подготовка к новой, решающей наступательной операции. Войскам 1-го Белорусского фронта предстояло играть в ней одну из ключевых ролей. Были разработаны детальные планы, подтягивались резервы, пополнялись боеприпасы, шло обучение войск. Рокоссовский и его штаб отрабатывали варианты действий, особое внимание уделяя форсированию крупных водных преград и прорыву мощной, долговременной обороны противника.
Однако в середине ноября 1944 года Рокоссовского неожиданно вызвали в Ставку. Сталин сообщил ему о переводе на должность командующего войсками 2-го Белорусского фронта. Это решение было для Рокоссовского полной неожиданностью и вызвало у него недоумение и даже обиду – его переводили с главного, берлинского направления, на второстепенный, как ему казалось, участок. Сталин объяснил это решение необходимостью тесного взаимодействия трех фронтов (1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского) в предстоящей операции и особой важностью задач, возлагаемых на 2-й Белорусский фронт. Командующим 1-м Белорусским фронтом назначался маршал Г. К. Жуков. Сталин подчеркнул, что успех всей операции будет зависеть от согласованных действий всех трех фронтов: «Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и Жуков». Он также пообещал усилить 2-й Белорусский фронт дополнительными соединениями. Рокоссовский, приняв назначение, решил не брать с собой своих старых соратников, выразив уверенность, что найдет достойных сотрудников и на новом месте, что было с одобрением встречено Сталиным.
Приняв командование 2-м Белорусским фронтом от генерала армии Г. Ф. Захарова, Рокоссовский быстро сработался с новым штабом (начальник штаба генерал А. Н. Боголюбов) и управлениями. Он отмечает высокий профессионализм своих новых сотрудников: членов Военного совета генералов Н. Е. Субботина и А. Г. Русских, начальника политуправления А. Д. Окорокова, командующего артиллерией А. К. Сокольского, начальника инженерных войск Б. В. Благославова, начальника связи Н. А. Борзова.
Задача фронту была поставлена в Ставке: наступать на северо-запад, в общем направлении на Мариенбург (Мальборк), обеспечивая с севера действия 1-го Белорусского фронта. При этом Сталин подчеркнул, чтобы фронт не отвлекался на восточнопрусскую группировку противника, разгром которой возлагался на 3-й Белорусский фронт. Взаимодействие с 1-м Белорусским фронтом определялось как ключевое.
В состав 2-го Белорусского фронта вошли семь общевойсковых армий (50-я Болдина, 3-я Горбатова, 48-я Гусева (сменившего Романенко), 65-я Батова, 70-я Попова, прибывшие из резерва Ставки 2-я Ударная Федюнинского и 49-я Гришина), одна танковая (5-я гвардейская Вольского), одна воздушная (4-я Вершинина), а также кавалерийский, танковый, механизированный корпуса и артиллерия прорыва – внушительная сила.
Предстояло действовать на сложном театре: правое крыло – лесисто-озерный край Мазурских озер, левое – более открытая местность, но пересеченная реками и каналами, с мощными укреплениями противника, создававшимися годами. Конфигурация фронта была невыгодной – противник нависал с севера (из Восточной Пруссии).
План операции, разработанный штабом фронта и утвержденный Ставкой, предусматривал нанесение главного удара силами четырех общевойсковых (48, 2 Ударная, 65, 70-я) и одной танковой (5-я гвардейская) армий с плацдармов на реке Нарев (рожанского и сероцкого) в общем направлении на Млаву, Мариенбург. Войска правого крыла (50, 3, 49-я армии) должны были активными действиями сковывать противника и обеспечивать главную группировку с севера. Особое внимание уделялось форсированию Вислы в ее нижнем течении.
Подготовка велась в сжатые сроки. Внезапно Ставка перенесла начало наступления на 14 января (вместо 20-го) по просьбе союзников, попавших в тяжелое положение в Арденнах. Это еще больше осложнило подготовку, особенно в условиях плохой погоды (туман, снегопад), которая практически исключила использование авиации в первые дни. Вся надежда возлагалась на артиллерию. Были созданы мощные артиллерийские группировки (плотность до 200-240 стволов на км), накоплено достаточно боеприпасов.
14 января 1945 года, после полуторачасовой артподготовки, войска фронта перешли в наступление. Несмотря на густой туман и отчаянное сопротивление врага, опиравшегося на сильные укрепления, советские части медленно, но верно прогрызали оборону. Особенно тяжело было на правом крыле, где 3-я армия Горбатова отражала яростные контратаки противника, пытавшегося прорваться во фланг главной группировке. Успех наметился на левом крыле, в полосе 65-й армии Батова. 17 января для развития успеха была введена 5-я гвардейская танковая армия Вольского, которая устремилась к Висле и Балтийскому морю. Одновременно вошел в прорыв 3-й гвардейский кавалерийский корпус Осликовского, который смелым рейдом захватил Алленштайн (Ольштын).
Войска фронта успешно преодолели несколько линий мощных укрепленных районов. 25-26 января танкисты Вольского вышли к заливу Фриш-Гаф у Толькемито, отрезав восточнопрусскую группировку противника от основных сил. 2-я Ударная армия Федюнинского подошла к Мариенбургу и Эльбингу, завязав бои за эти города. 65-я армия Батова и 70-я армия Попова вышли к нижнему течению Вислы и приступили к ее форсированию в трудных условиях ледохода и сильного сопротивления противника, оборонявшего крепости Грауденц и Торн.
Именно в этот момент, 20 января, когда наступление успешно развивалось в западном направлении и войска подходили к Висле, Ставка приказала повернуть главные силы фронта (3, 48, 2 Ударную и 5-ю гвардейскую танковую армии) на север и северо-восток для участия в разгроме восточнопрусской группировки совместно с 3-м Белорусским фронтом. Рокоссовский считает это решение ошибочным, так как оно отвлекало основные силы фронта от выполнения главной задачи на берлинском направлении, растягивало коммуникации и создавало трудности во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом. Он полагает, что ликвидацию восточнопрусской группировки мог бы осуществить один 3-й Белорусский фронт, а 2-й Белорусский должен был продолжать наступление на запад.
Тем не менее, приказ был выполнен. Войска фронта вступили на территорию Восточной Пруссии и Померании. 20 января части 3-й армии пересекли старую польско-германскую границу. Рокоссовский вспоминает об упущении 50-й армии, не заметившей отход противника на своем участке, что привело к задержке наступления и необходимости ввода резервов.
В конце января окруженная восточнопрусская группировка предприняла отчаянную попытку прорыва на запад в направлении Эльбинга. В тяжелейших условиях метели и бездорожья войска 48-й армии Гусева, поддержанные своевременно переброшенными 5-й гвардейской танковой армией, 8-м танковым и 3-м гвардейским кавалерийским корпусами, отразили удар врага, нанесли ему большие потери и захватили множество пленных и техники. Рокоссовский особо отмечает героические действия кавалеристов Осликовского.
При вступлении на территорию Германии Военный совет фронта издал приказ, призывающий солдат и офицеров к гуманному отношению к мирному населению, разъясняя освободительную миссию Красной Армии. Рокоссовский подчеркивает, что советские воины, несмотря на всю пережитую боль и ненависть к фашизму, проявили на немецкой земле подлинное благородство и человечность.
Успешный выход войск 2-го Белорусского фронта к Балтийскому морю и рассечение восточнопрусской группировки противника не означали завершения боевых действий. Фронту предстояло решить новую сложную задачу – разгромить сильную вражескую группировку, сосредоточенную в Восточной Померании (группа армий «Висла» под командованием Гиммлера), которая нависала над правым флангом 1-го Белорусского фронта, готовившегося к наступлению на Берлин. Эта операция, являвшаяся логическим продолжением Висло-Одерской, была крайне важна для обеспечения успеха на главном, берлинском направлении.
Рокоссовский подчеркивает, что Восточно-Померанская операция не была просто частью Восточно-Прусской, как утверждают некоторые историки. Изначально его фронт был нацелен на запад, и поворот главных сил на север для ликвидации восточнопрусской группировки был вынужденной мерой, принятой Ставкой из-за отставания 3-го Белорусского фронта. Он считает, что было бы целесообразнее не отвлекать 2-й Белорусский фронт от его основной задачи, а поручить разгром врага в Восточной Пруссии одному 3-му Белорусскому фронту, возможно, усилив его. Ослабление же 2-го Белорусского фронта передачей четырех армий соседу (включая 5-ю гвардейскую танковую) в самый разгар наступления на запад создало серьезные трудности и поставило под угрозу фланг 1-го Белорусского фронта.
К началу февраля 1945 года противник сумел сосредоточить в Восточной Померании значительные силы (до 30 дивизий, включая танковые и моторизованные), перебросив часть войск из Курляндии и с других участков. Используя выгодную для обороны лесисто-озерную местность, многочисленные реки и каналы, а также поддержку береговой и корабельной артиллерии, немцы оказывали ожесточенное сопротивление. Наступление советских войск замедлилось. Войска 2-го Белорусского фронта были измотаны непрерывными боями, несли потери, испытывали трудности со снабжением из-за растянувшихся коммуникаций и весенней распутицы. 65-я, 49-я и 70-я армии с тяжелыми боями медленно продвигались на север и северо-запад, оттесняя противника.
В этой сложной обстановке Ставка приняла решение о проведении совместной операции 1-го и 2-го Белорусских фронтов по разгрому восточнопомеранской группировки. Замысел состоял в нанесении двух сходящихся ударов на север, к побережью Балтийского моря, с целью рассечь вражескую группировку на две части и уничтожить их по отдельности. 2-му Белорусскому фронту предстояло наступать на своем левом фланге в общем направлении на Кёзлин (Кошалин), взаимодействуя с правым крылом 1-го Белорусского фронта (Жуков).
Началась срочная перегруппировка сил. На левый фланг фронта была переброшена 49-я армия, 3-й гвардейский кавалерийский корпус, артиллерия РВГК. Из резерва Ставки прибыли 19-я армия и 3-й гвардейский танковый корпус. Подготовка велась в крайне сжатые сроки, войска вводились в бой практически с марша.
24 февраля после короткой артподготовки войска левого крыла фронта (19-я армия и 3-й гвардейский танковый корпус) перешли в наступление. Несмотря на упорное сопротивление врага, удалось прорвать его оборону. Рокоссовский отмечает, что успех был бы большим, если бы пехота имела непосредственную поддержку танков с самого начала. Командующий 19-й армией не справился с управлением в сложной обстановке, и его пришлось заменить на генерала В. З. Романовского, который быстро наладил руководство войсками.
Решающую роль в развитии успеха сыграл ввод в прорыв 3-го гвардейского танкового корпуса генерала А. П. Панфилова. Действуя смело и стремительно, танкисты 26 февраля овладели важным узлом обороны Бальденбергом. Их поддерживала авиация 4-й воздушной армии генерала Вершинина. Однако пехота 19-й армии отставала, ведя тяжелые бои за опорные пункты, обойденные танкистами. Одновременно противник нанес контрудары по флангам наступающей группировки из районов Руммельсбурга и Ной-Штеттина, пытаясь отрезать вырвавшиеся вперед части. Эти удары были отбиты благодаря своевременному маневру резервами и героическим действиям войск 19-й армии и 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Осликовского, который смелым рейдом захватил Ной-Штеттин.
3 марта танкисты Панфилова подошли к Кёзлину (Кошалин) – крупному опорному пункту и узлу коммуникаций. Панфилов заверил Рокоссовского, что возьмет город своими силами. Применив хитроумный маневр и взаимодействуя с приданной пехотой и артиллерией, танкисты 5 марта штурмом овладели Кёзлином, захватив много пленных, включая коменданта гарнизона. Выход к Балтийскому морю завершил рассечение восточнопомеранской группировки врага. Рокоссовский с теплотой вспоминает символический подарок танкистов – бутылку с водой Балтийского моря.
Теперь ударная группировка фронта была повернута на восток для уничтожения прижатых к морю вражеских сил в районе Гдыня-Данциг. Предстояло преодолеть мощный Гдыньско-Данцигский укрепленный район, обороняемый значительными силами противника (около 20 дивизий) и поддерживаемый огнем кораблей из Данцигской бухты. Чтобы ускорить разгром, Ставка временно передала 2-му Белорусскому фронту 1-ю гвардейскую танковую армию генерала М. Е. Катукова из состава 1-го Белорусского фронта.
Штурм укрепленного района начался 14 марта. Бои носили исключительно ожесточенный характер. Противник дрался с отчаянием обреченных. Советские войска, проявляя массовый героизм и высокое боевое мастерство, шаг за шагом взламывали оборону врага. Широко применялись штурмовые группы, состоявшие из пехотинцев, танкистов, артиллеристов и саперов. Огромную роль сыграла авиация Вершинина, которая не только поддерживала наземные войска, но и подавила огонь вражеских кораблей, вынудив их покинуть бухту.
Войска 70-й армии и 3-го гвардейского танкового корпуса прорвались к Цоппоту (Сопот), рассекая вражескую группировку на гдыньскую и данцигскую. 28 марта после упорных уличных боев была взята Гдыня. 30 марта пал Данциг (Гданьск). Рокоссовский отмечает мужество воинов 1-й польской армии (танковая бригада), сражавшихся вместе с советскими войсками за освобождение Гданьска. Остатки немецких войск были отброшены к устью Вислы и вскоре капитулировали.
Восточно-Померанская операция завершилась полным разгромом крупной вражеской группировки. Были освобождены исконно польские земли Поморья с крупными городами и портами. Ликвидирована угроза правому флангу 1-го Белорусского фронта, что создало благоприятные условия для проведения Берлинской операции. Успех был достигнут благодаря стремительности действий, не дававших врагу передышки, тесному взаимодействию родов войск, массовому героизму солдат и офицеров, а также умелому руководству командования фронта и армий.
Сразу после завершения Восточно-Померанской операции войскам 2-го Белорусского фронта была поставлена новая задача – участие в решающей Берлинской операции. По решению Ставки фронту предстояло в кратчайшие сроки (с начала до середины апреля 1945 года) перегруппировать основные силы на запад, на штеттин-ростокское направление. Необходимо было сменить части 1-го Белорусского фронта на рубеже от Кольберга по побережью Балтийского моря и далее по восточному берегу Одера до Шведта. Главная задача фронта состояла в том, чтобы, форсировав Одер, нанести удар в северо-западном направлении, рассечь и уничтожить 3-ю немецкую танковую армию, прижать ее к морю и тем самым надежно обеспечить с севера правый фланг 1-го Белорусского фронта, наносившего главный удар непосредственно на Берлин.
Переброска огромной массы войск (нескольких армий с их тылами, техникой и запасами) на расстояние 300-350 км представляла собой колоссальную по сложности задачу. Путь лежал через районы, только что ставшие ареной ожесточенных боев, с разрушенными дорогами, взорванными мостами, в условиях весенней распутицы. Железные дороги были разрушены или имели разную колею, не хватало подвижного состава. Рокоссовский подчеркивает титанический труд штаба фронта, тыловых служб (особо отмечая начальника тыла генерал-лейтенанта И. М. Лагунова) и самих войск по организации и осуществлению этого беспрецедентного маневра. Танки и тяжелая техника перевозились по железной дороге, остальные войска двигались походным порядком, комбинируя пешее движение с переброской на автотранспорте и гужевых повозках. Марши проходили организованно, с высоким темпом (до 40-45 км в сутки), несмотря на усталость людей после предыдущих боев.
В начале апреля Рокоссовского вызвали в Ставку, где была окончательно утверждена задача фронту. Он вновь отмечает важность прямого общения со Сталиным и возможность обсудить детали операции. Вернувшись на фронт, он вместе с командармами и штабом провел рекогносцировку на Одере. Местность в полосе предстоящего наступления (между Альтдаммом и Шведтом) представляла собой серьезное препятствие: два русла реки – Ост-Одер и Вест-Одер – разделяла широкая (до 5 км), затопленная и заболоченная пойма. Западный берег Вест-Одера был высоким и господствующим. Форсирование такой преграды требовало нестандартных решений. Было решено наступать одновременно на участках трех армий (65-й Батова, 70-й Попова и 49-й Гришина), используя для переправы через пойму уцелевшие дамбы. Главный удар наносился на 45-километровом участке силами этих трех армий, усиленных тремя танковыми, механизированным и кавалерийским корпусами.
К 16-17 апреля войска фронта завершили перегруппировку и заняли исходное положение для наступления, сменив части 1-го Белорусского фронта. Несмотря на усталость, боевой дух был исключительно высок – все понимали, что впереди последние, решающие бои. Шла интенсивная подготовка к форсированию Одера и прорыву мощной, глубоко эшелонированной обороны противника. Инженерные войска генерала Благославова подвезли и замаскировали переправочные средства (понтоны, лодки), готовили материалы для мостов, прокладывали гати через болота. Артиллеристы генерала Сокольского готовили мощный огневой удар. Авиация генерала Вершинина вела разведку и готовилась поддержать наступление. По инициативе командармов передовые отряды еще до начала общего наступления захватили плацдармы на дамбах в пойме, что впоследствии облегчило форсирование.
16 апреля перешел в наступление 1-й Белорусский фронт. 20 апреля настал черед 2-го Белорусского. Форсирование Одера началось под прикрытием мощной (60-минутной) артподготовки и дымовых завес. Из-за тумана и плохой погоды авиация в первый день действовала ограниченно. Войска 65-й армии Батова начали форсирование на час раньше из-за подъема воды и необходимости поддержать отряды на плацдармах. Используя лодки и подручные средства, пехота переправлялась через оба русла и пойму, ведя ожесточенные бои за дамбы и западный берег Вест-Одера. Противник оказывал яростное сопротивление, бросая в контратаки резервы, включая части дивизий СС «Лангемарк» и «Валлония». Однако к вечеру 20 апреля войска Батова захватили плацдарм шириной 6 км и глубиной 1,5 км. Инженерные части под огнем противника начали наводить переправы.
Войска 70-й армии Попова также успешно форсировали реку на широком фронте, захватили плацдарм и отразили многочисленные контратаки. К концу дня сюда тоже начали переправлять артиллерию. 49-я армия Гришина из-за ошибки разведки (основной удар артиллерии пришелся не по главному руслу, а по каналу) в первый день успеха не имела. Рокоссовскому пришлось вмешаться, приказать продолжать атаки для сковывания противника, а основные силы и средства усиления перенацелить на участки Батова и Попова.
В последующие дни (21-25 апреля) бои за расширение плацдармов продолжались с неослабевающим ожесточением. Противник бросал в бой все новые резервы. Советские войска, проявляя массовый героизм, шаг за шагом продвигались вперед. Решающую роль сыграла переброска на плацдармы артиллерии и танков. К 25 апреля оборона противника на 20-километровом фронте была прорвана. Наши войска подошли ко второй линии обороны на реке Рандов.
С завершением форсирования Одера начался новый этап операции – стремительное наступление на северо-запад и запад. 65-я армия с 1-м гвардейским танковым корпусом наступала на Штеттин и далее на Росток, прижимая врага к морю. 2-я Ударная армия – на Анклам и Штральзунд. 70-я армия с 3-м гвардейским танковым корпусом – на Варен и Висмар. 49-я армия с 8-м мехкорпусом и 3-м гвардейским кавкорпусом – на запад, к Эльбе. 19-я армия – вдоль побережья на Свинемюнде.
26 апреля войска Батова штурмом овладели Штеттином (Щецин). Противник, пытаясь задержать наступление, бросал в бой последние резервы, включая фольксштурм и офицерские школы, но был разгромлен. Отступление немцев превратилось в бегство. Скорость продвижения советских войск достигала 25-30 км в сутки.
3 мая передовые части 3-го гвардейского танкового корпуса генерала Панфилова юго-западнее Висмара встретились с частями 2-й британской армии. 4 мая на Эльбу вышли войска 70-й и 49-й армий. 5 мая части 19-й и 2-й Ударной армий завершили очистку от противника островов Воллин, Узедом и Рюген. Операция 2-го Белорусского фронта успешно завершилась. Последним аккордом стала высадка десанта на датский остров Борнхольм и капитуляция его 12-тысячного немецкого гарнизона.
Рокоссовский описывает картины последних дней войны: унылые колонны пленных немецких солдат, контрастирующие с ликующими толпами освобожденных узников концлагерей и остарбайтеров со всей Европы. Он подчеркивает чувство гордости за советского солдата-освободителя, выполнившего свой тяжкий и благородный долг, и его гуманное отношение к побежденному врагу и мирному населению Германии.
Война окончилась. Дороги Германии заполнили два потока: унылые, бесконечные колонны пленных немецких солдат в потрепанных зеленых мундирах, с потухшими или испуганными взглядами, и ликующие, многоязычные толпы освобожденных из концлагерей и рабства людей со всей Европы. Вид разгромленного врага, еще недавно кичившегося своей силой и сеявшего смерть и разрушение, вызывал у Рокоссовского чувство гордости за советского солдата, за народ-великан, сокрушивший фашизм. Гордость не за себя, а за причастность к великому делу, к общей победе.
Не менее сильные чувства вызывали встречи с освобожденными узниками – изможденными, в лохмотьях, но со счастливыми слезами на глазах. Поляки, чехи, сербы, французы, бельгийцы – люди десятков национальностей приветствовали советских воинов как спасителей, пели песни на родных языках, выражали безграничную благодарность. Среди освобожденных было много и пленных солдат союзных армий – французов, англичан, американцев, бельгийцев, голландцев. Забота об этих десятках тысяч людей легла на плечи Военного совета и тыловых служб фронта.
8 мая 1945 года был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Весть об этом вызвала неописуемое ликование среди солдат. Началась стихийная стрельба в воздух из всех видов оружия – так бойцы выражали свою радость. Рокоссовскому пришлось отдать приказ прекратить этот "салют". Ночью в городе, где располагался штаб, внезапно зажглись уличные фонари и окна домов – конец войне, конец затемнению!
Вскоре Рокоссовский получил приглашение от британского фельдмаршала Б. Монтгомери, чьи войска встретились с частями 2-го Белорусского фронта на Эльбе. Встреча состоялась в Висмаре. Англичане организовали официальную церемонию с почетным караулом и салютом, стараясь придать встрече максимально теплый характер. Сам Монтгомери держался непринужденно. Беседа союзных генералов и офицеров была оживленной, хотя и не обошлось без обилия фотографов и корреспондентов.
В ответном визите советская сторона постаралась проявить русское гостеприимство. Англичан встречал почетный караул кубанских казаков из корпуса Осликовского, произведший на гостей огромное впечатление. Прием проходил за обильно накрытым столом, в неформальной обстановке. Монтгомери и его офицеры чувствовали себя раскованно. Особенно покорил британцев концерт фронтового ансамбля песни и пляски, вызвавший бурю восторга. Эта встреча, прошедшая в атмосфере дружбы, вселила надежду на возможность мирного сосуществования и сотрудничества людей разных стран и систем.
Завершая свои воспоминания, маршал Рокоссовский размышляет о значении Победы. Он называет ее величайшим счастьем для солдата – сознанием выполненного долга перед Родиной и народом, сознанием того, что ты помог отстоять свободу и вернуть мир. Он подчеркивает всенародный характер Великой Отечественной войны и одержанной победы. Источником этой победы, по его глубокому убеждению, стали несокрушимое единство советского народа, его безграничная любовь к Родине, верность ленинским идеям и Коммунистической партии, которая была вдохновителем и организатором всенародной борьбы. Массовый героизм воинов на фронте подкреплялся самоотверженным трудом рабочих, колхозников, интеллигенции в тылу. В огне войны выросли и закалились замечательные командирские кадры, совершенствовалось военное искусство. Армия и народ были едины, и это единство, скрепленное общей целью и общей борьбой, обеспечило историческую победу над фашизмом.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ОТ КАНАЛА САММАРИЗАТОР
На этом подробное саммари мемуаров маршала Константина Рокоссовского «Солдатский долг» завершено. Эта книга — не просто хроника войны, но глубоко личный и честный взгляд выдающегося полководца на величайшие и трагические события XX века. Рокоссовский делится не только стратегическими замыслами и описанием сражений от Москвы до Берлина, но и размышлениями о долге, чести, цене победы, о людях — солдатах и командирах, — которые эту победу вынесли на своих плечах.
Мемуары Рокоссовского отличает стремление к объективности, взвешенность оценок и глубокий анализ, даже когда речь идет о труднейших периодах и допущенных ошибках. Мы постарались передать не только факты и структуру книги, но и сохранить уникальный стиль и атмосферу воспоминаний маршала — его сдержанную интонацию, стратегический ум, неизменное уважение к солдату и тонкую самоиронию, проглядывающую даже в самых суровых описаниях фронтовых будней.
Надеемся, это саммари поможет вам составить представление о масштабе личности Константина Рокоссовского и о его видении войны. Возможно, оно побудит вас обратиться к полному тексту мемуаров, чтобы самостоятельно пройти этот путь — от предвоенной тревоги до триумфа Победы — вместе с одним из ее главных творцов.