Забытое Просвещение. Золотой век Центральной Азии. - Фредерик Старр

1. Введение: Центр мира, о котором забыли

Книга американского историка С. Фредерика Старра «Забытое Просвещение» выдвигает мощный и во многом провокационный тезис: в период с VIII по XV век Центральная Азия была не периферией, а подлинным интеллектуальным и культурным центром мира. Как убедительно доказывает Старр, именно здесь, на обширной территории от современного северо-восточного Ирана до Синьцзяна, процветала эпоха научного расцвета, которую впоследствии либо забыли, либо ошибочно приписали «арабской» или «персидской» цивилизации. Восстановление этой утраченной истории, по мнению автора, имеет стратегическое значение не только для самого региона, но и для понимания целостной картины мирового научного и культурного наследия.

Именно в городах Центральной Азии жили и творили мыслители, чьи имена стали символами средневековой науки и философии. Этот блестящий небосвод талантов включал в себя:

Аль-Бируни (973–1048) — выдающийся ученый-энциклопедист из Хорезма, внесший фундаментальный вклад в географию, математику, астрономию, физику, историю и сравнительное религиоведение.
Ибн Сина (Авиценна) (ок. 980–1037) — уроженец окрестностей Бухары, гений медицины и философии, чей «Канон врачебной науки» на протяжении полутысячелетия оставался главным медицинским учебником в исламском мире и Европе.
Аль-Хорезми (780–850) — математик из Хорезма, чьи труды подарили миру алгебру как самостоятельную дисциплину и познакомили его с индийской системой счисления, включая ноль.
Аль-Фараби (870–950) — уроженец Отрара (современный Казахстан), известный на Востоке как «Второй Учитель» после Аристотеля; философ, заложивший основы для всех сфер знания.
Омар Хайям (1048–1131) — поэт и блестящий математик из Нишапура, разработавший геометрическую теорию кубических уравнений, создавший один из самых точных в мире солнечных календарей и, как заключили два советских историка науки, предвосхитивший в своих работах «первые теоремы неевклидовой геометрии».
Фирдоуси (ок. 940–1020) — поэт из Хорасана, автор монументальной поэмы «Шахнаме», ставшей национальным эпосом для ираноязычных народов, причем географическим и духовным центром повествования является именно Центральная Азия.

Почему этих деятелей следует считать именно центральноазиатскими? Старр подчеркивает, что хотя многие из них писали на арабском — универсальном языке науки того времени, — это не делает их арабами, так же как «японец, пишущий книгу на английском, не становится англичанином». Подавляющее большинство этих ученых по происхождению были иранцами (персонатами) или, позднее, тюрками. Они говорили на различных иранских и тюркских языках (согдийском, хорезмийском, персидском), которые существенно отличались от языков на территории современного Ирана. Их культурная идентичность была глубоко укоренена в тысячелетней истории градостроительства, торговли и уникального синтеза идей, характерных именно для этого региона, находившегося на перекрестке с Индией и Китаем, а не только с Ближним Востоком.

Повествование книги строится вокруг трех ключевых вопросов, которые ставит автор:

1. Что было достигнуто? — Этот вопрос раскрывает масштаб и глубину научных, философских и культурных открытий эпохи.

2. Почему это произошло? — Здесь анализируются уникальные исторические, географические и социальные условия, которые сделали возможным такой интеллектуальный взрыв.

3. И что со всем этим стало? — Этот вопрос посвящен причинам упадка и постепенного забвения великого наследия.

Отвечая на эти вопросы, Старр реконструирует историю целой цивилизации, чье влияние ощущалось от Европы до Китая. Чтобы понять, как стал возможен этот золотой век, необходимо сначала обратиться к его глубоким корням, уходящим в доисламское прошлое региона.

2. Фундамент цивилизации: Древние города, торговля и котел идей

Интеллектуальный расцвет Центральной Азии VIII–XV веков был не случайным явлением, а закономерным итогом тысячелетий уникального исторического развития. Доисламское наследие региона — его высокоразвитая городская культура, сложнейшие ирригационные системы и стратегическое положение на пересечении мировых цивилизаций — создало тот прочный и динамичный фундамент, на котором вырос золотой век.

2.1. Мир городов и гидравлическая цивилизация

Задолго до прихода арабов Центральная Азия была, по словам античного географа Страбона, «страной тысячи городов». Такие центры, как Балх, Мерв и Афрасиаб (древний Самарканд), поражали своими масштабами. Внешние стены, защищавшие Балх и его пригородные сады, простирались более чем на 75 миль. Внешний вал оазиса Мерва имел длину 155 миль — втрое больше знаменитого Адрианова вала в Британии. Эти мегаполисы были центрами процветающей экономики, основанной на сельском хозяйстве, ремеслах и международной торговле.

Ключевой для понимания этой цивилизации является концепция «гидравлической цивилизации». Жизнь в засушливом климате была возможна только благодаря сложным ирригационным системам. На таких реках, как Балх, возводились массивные плотины с огромными шлюзами, от которых отходило до двадцати магистральных каналов, питавших акведуки и подземные кяризы. Необходимость коллективного управления водными ресурсами способствовала формированию высокоорганизованного и дисциплинированного общества. Она же порождала глубокое уважение к точным знаниям — гидрологии, инженерному делу и математике, — без которых выживание было бы невозможно.

2.2. Перекресток культур и цивилизаций

Уникальное географическое положение сделало регион сердцем континентальной торговли. Центральноазиатские города были не просто транзитными пунктами, а центрами производства и экспорта. Знаменитая дамасская сталь на самом деле была тигельной сталью (crucible steel), технология производства которой зародилась в таких центрах, как Мерв. Местные ткани, бумага, стекло и ювелирные изделия расходились по всему миру. Эта экспортно-ориентированная экономика стимулировала открытость, инновации и готовность заимствовать и усовершенствовать чужие технологии.

Вместе с товарами в регион приходили идеи, религии и культуры. Доисламская Центральная Азия представляла собой уникальный «котел», в котором плавились и синтезировались различные влияния:

Зороастризм: Древняя иранская религия, зародившаяся в этом регионе, с ее концепциями борьбы добра и зла, страшного суда, рая и ада, оказала глубокое влияние на авраамические религии, включая иудаизм, христианство и ислам.
Эллинизм: После завоеваний Александра Македонского греческая культура пустила глубокие корни. Греческий язык на протяжении 200 лет был лингва франка. В таких городах, как Ай-Ханум в Афганистане, были построены театры, гимнасии, а храмы украшали коринфские колонны. Греческое рациональное мышление стало неотъемлемой частью интеллектуального наследия.
Буддизм: Придя из Индии, буддизм распространился по всему региону. Монументальные монастырские комплексы, такие как в Бамиане или Термезе, были не только религиозными центрами, но и очагами учености, где переводились и изучались тексты, велись философские диспуты.
Несторианское христианство и иудаизм: Общины несториан и евреев, пришедшие в регион по торговым путям, играли важную роль в передаче знаний. Несториане, в частности, были известны своими переводами греческих научных и философских текстов на сирийский язык, что позже облегчило их перевод на арабский.

Таким образом, Центральная Азия была не просто «перекрестком цивилизаций», а, как метко определяет автор, «цивилизацией-перекрестком». Она не пассивно впитывала влияния, а активно их перерабатывала, создавая собственную, ни на что не похожую синкретичную культуру, отличавшуюся открытостью, прагматизмом и интеллектуальным любопытством.

Именно на эту богатую и сложную почву в VII веке пришли арабские завоеватели, и этот контакт привел к совершенно неожиданным для них последствиям.

3. Арабское завоевание и «Восточный ветер» над Багдадом

Парадокс арабского завоевания Центральной Азии заключается в том, что, хотя арабы пришли как военная и политическая сила, в конечном счете именно интеллектуальная и культурная мощь завоеванного региона «покорила» столицу халифата. Как доказывает Старр, «восточный ветер» из Центральной Азии определил облик Багдада и стал движущей силой его собственного золотого века.

3.1. Завоевание и сопротивление

Арабское завоевание региона, начавшееся в середине VII века, преследовало две основные цели: распространение веры и захват добычи. Процесс был долгим и кровавым. Арабский полководец Кутейба ибн Муслим действовал с исключительной жестокостью. В Хорезме, как свидетельствует аль-Бируни, он целенаправленно уничтожал местную ученую элиту и сжигал книги, написанные на хорезмийском языке, нанеся непоправимый урон древней культуре. Однако завоевание натолкнулось на ожесточенное сопротивление. В середине VIII века мощное восстание под руководством Абу Муслима, опиравшегося на недовольное население Хорасана, привело к свержению правящей династии Омейядов. К власти пришла новая династия — Аббасидов, чья политическая база во многом находилась на востоке халифата, в Центральной Азии.

3.2. Центральная Азия строит Багдад

Влияние Центральной Азии проявилось в самом основании новой столицы — Багдада — в 762 году. Халиф аль-Мансур поручил выбрать место для города и разработать его план астрологу из Мерва по имени Наубахт. Круглая форма Багдада, уникальная для арабского мира, была, по всей видимости, скопирована с древней цитадели Мерва (Эрк-Кала). Более того, ключевую роль в управлении халифатом при знаменитом Харуне ар-Рашиде играла семья Бармакидов — выходцев из Балха, потомственных настоятелей буддийского монастыря. Бармакиды стали визирями и фактически правили государством. Именно они выступили главными инициаторами и спонсорами грандиозного переводческого движения, благодаря которому научное и философское наследие Греции, Персии и Индии стало доступно на арабском языке.

3.3. Дом Мудрости и правление аль-Мамуна

Культурная гегемония Центральной Азии достигла своего пика при халифе аль-Мамуне (813–833). Сын персиянки, он вырос на востоке и на несколько лет (810–819 гг.) даже сделал своей столицей Мерв. Вернувшись в Багдад, он привез с собой огромное число центральноазиатских ученых, инженеров и мыслителей.

Именно с его именем связывают расцвет «Дома Мудрости» (Байт аль-Хикма). Однако, как показывает Старр, это была не формальная академия наук, а скорее личная библиотека халифа и неформальный круг ученых, собиравшихся под его покровительством. В этом кругу абсолютно доминировали выходцы из Центральной Азии, такие как математики и инженеры братья Бану Муса из Мерва, которые внесли огромный вклад в механику, геометрию и астрономию.

3.4. Рационализм и реакция

Правление аль-Мамуна было отмечено острым идеологическим конфликтом. Халиф стал ярым сторонником мутазилизма — рационалистического течения в исламской теологии, которое утверждало, что разум является высшим критерием истины. Пытаясь силой насадить эти взгляды, аль-Мамун устроил своего рода «инквизицию» (михна), требуя от богословов признания догматов мутазилизма. Это вызвало мощнейшую ответную реакцию со стороны традиционалистов, которые отстаивали верховенство Корана и преданий (хадисов) над человеческим разумом. Лидером этого консервативного движения стал Ахмад ибн Ханбал, также уроженец Мерва. Его стойкость перед лицом репрессий сделала его героем и привела к формированию одной из четырех основных правовых школ суннитского ислама. Этот конфликт посеял семена глубокого недоверия к свободной философской мысли в исламском мире, что имело долгосрочные и разрушительные последствия.

В итоге, несмотря на все потрясения, интеллектуальный центр мира начал постепенно смещаться из Багдада обратно на восток — в процветающие и все более независимые города Центральной Азии.

4. Эпоха гигантов: Расцвет науки и мысли в городах Центральной Азии

С ослаблением Багдада интеллектуальный центр исламского мира не просто вернулся в Центральную Азию, а раздробился, породив созвездие конкурирующих городских центров, каждый из которых культивировал свой уникальный сплав науки, ереси и культурного возрождения. В период с IX по XII век главными центрами интеллектуальной жизни были уже не Багдад, а блестящие мегаполисы региона: Нишапур, Бухара, Гургандж и Мерв. Именно здесь, под покровительством местных династий, творили величайшие умы эпохи, чьи достижения определили развитие мировой науки на столетия вперед.

4.1. Странствующие ученые и интеллектуальная столица Нишапур

Феномен «странствующих ученых», перемещавшихся от одного двора к другому в поисках покровителей, был характерен для всей эпохи. Изначально магнитом для них был Багдад, где выходцы из Центральной Азии вносили решающий вклад в так называемую «арабскую» науку, например, в усовершенствование астролябии. Однако с ослаблением халифата центр притяжения сместился.

При династии Тахиридов новой интеллектуальной столицей стал Нишапур в Хорасане. Этот город был настоящим «котлом» идей, где процветали не только ортодоксальные богословские школы, но и радикальные вольнодумцы, скептики и даже атеисты. Такие мыслители, как Ибн ар-Раванди, подвергали сомнению саму идею пророчества, а великий врач ар-Рази в своих философских трудах отстаивал примат разума над любым религиозным откровением.

Этот период также ознаменовался культурным подъемом, связанным с возрождением персидского языка. Восстание Якуба «Медника» в IX веке дало мощный импульс к вытеснению арабского языка из литературы и дворового обихода. Именно на этой почве в X веке появился Фирдоуси и его великая эпическая поэма «Шахнаме». Важно отметить, что духовным и географическим центром этого эпоса, воспевающего историю иранских народов, была Центральная Азия (Туран), а не территория современного Ирана.

Хотя Нишапур оставался центром свободомыслия и персидского литературного возрождения, в X веке политический и культурный центр тяжести сместился в Бухару, где династия Саманидов создала более стабильную, хотя и идеологически двойственную, среду для расцвета титанов мысли.

4.2. Золотой век Саманидов: Бухара и рождение титанов

В X веке эстафету культурного лидерства подхватила Бухара, столица могущественной династии Саманидов. Это была эпоха экономического процветания, политической стабильности и щедрого меценатства. В отличие от позднейших правителей, Саманиды активно покровительствовали не только придворной поэзии, символом которой стал Рудаки, но и фундаментальным наукам и персидской литературе.

Интеллектуальная жизнь Бухары имела двойственный характер. С одной стороны, здесь процветали светская культура, философия и естественные науки. С другой — Бухара стала центром кодификации исламской традиции. Именно здесь аль-Бухари проделал свой титанический труд по сбору, проверке и систематизации хадисов (преданий о словах и деяниях пророка Мухаммеда), создав второй по значимости для суннитов священный текст после Корана.

В этой среде сформировался один из величайших гениев человечества — Ибн Сина (Авиценна). Его ранние годы, проведенные в Бухаре, были отмечены невероятной жаждой знаний. Доступ к знаменитой библиотеке Саманидов («Сокровищнице мудрости»), где были собраны редчайшие рукописи, и общий высокий уровень медицинских знаний в регионе позволили ему уже в юности стать выдающимся врачом и философом.

4.3. Академия Мамуна в Гургандже: Два светила под одной крышей

В начале XI века еще одним блистательным научным центром стал Гургандж (столица Хорезма). При дворе местной династии Мамунидов сложился уникальный интеллектуальный кружок, который условно называют «Академией Мамуна». Здесь работали такие выдающиеся ученые, как математик Абу Наср Мансур Ирак и врач Абу Сахл Масихи.

Именно в Гургандже состоялась знаменитая научная переписка между двумя титанами мысли — молодым Ибн Синой и уже зрелым аль-Бируни. Их спор касался фундаментальных вопросов: они обсуждали физику Аристотеля, природу света, возможность существования других миров и вакуума. Этот диалог продемонстрировал невероятную интеллектуальную амбицию эпохи и выявил принципиальное различие в их подходах: Ибн Сина опирался на метафизику и дедуктивную логику, тогда как аль-Бируни отстаивал эмпирический и математический методы познания.

Блестящий расцвет этого центра оборвался трагически. Могущественный и жестокий султан Махмуд Газневи потребовал от правителя Хорезма «выдать» ему всех ученых для украшения своего двора. Это требование привело к бегству Ибн Сины и его учителя Масихи (который погиб в пути) и фактическому пленению аль-Бируни.

4.4. Тюркские династии: Новые правители, новые культуры

С XI века доминирующей силой в регионе становятся тюркские династии, пришедшие из степей. Они являют собой ключевой парадокс эпохи: правители кочевого происхождения, которые, вопреки стереотипам, не разрушили городскую цивилизацию, а стали ее ревностными покровителями, тем самым катализируя рождение формальной тюркской литературной традиции.

Караханиды, правившие на востоке региона, активно перенимали городскую культуру, строили монументальные сооружения (их высокие минареты были настоящими «башнями победы») и поддерживали развитие литературы на тюркском языке. Именно в эту эпоху были созданы два фундаментальных труда, заложивших основы тюркской письменной культуры: «Словарь тюркских наречий» Махмуда Кашгари и дидактическая поэма «Благодатное знание» Юсуфа Баласагуни.
Махмуд Газневи был фигурой противоречивой. С одной стороны, он вошел в историю как безжалостный завоеватель, грабивший храмы Индии. С другой — он был щедрым меценатом, который, подобно коллекционеру, собирал при своем дворе в Газни сотни поэтов (во главе с «королем поэтов» Унсури) и ученых, включая «плененного» аль-Бируни. В отличие от Саманидов, чье покровительство способствовало развитию фундаментальной науки, хищническое «коллекционирование» талантов Махмудом привело к расцвету панегирической поэзии и прикладных наук, прославлявших его правление, но не к глубоким философским изысканиям, наблюдавшимся в Бухаре.
Сельджуки, захватившие огромные территории от Центральной Азии до Средиземноморья, продолжили традицию патронажа. Ключевую роль в их государстве играл визирь Низам аль-Мульк. Стремясь укрепить суннитскую ортодоксию и побороть инакомыслие (в первую очередь, исмаилитов), он создал по всей империи сеть медресе «Низамийя». Как мы увидим, эта система стала институциональным завершением консервативной реакции, зародившейся еще во времена аль-Мамуна, и превратилась в инструмент унификации образования и насаждения догматизма, что, в конечном счете, негативно сказалось на свободе научной мысли.

Первые толчки грядущей интеллектуальной реакции уже ощущались. Несмотря на продолжавшуюся культурную жизнь, в эту эпоху все сильнее проявлялись тенденции к догматизму, а появление таких фигур, как аль-Газали, бросившего вызов всей традиции рационалистической философии, предвещало глубокие перемены и скорый закат великой эпохи Просвещения.

5. Катастрофа и последний всплеск: Монгольское нашествие и Ренессанс Тимуридов

Монгольское нашествие в XIII веке стало катастрофическим поворотным моментом в истории Центральной Азии. Оно не только привело к неисчислимым разрушениям, но и парадоксальным образом послужило катализатором для последних великих культурных достижений эпохи Просвещения в регионе, которые, однако, стали его лебединой песней.

5.1. Монгольское завоевание: Попытка геноцида

Вторжение было спровоцировано высокомерием и недальновидностью хорезмшаха, который приказал казнить монгольских послов. Ответ Чингисхана был сокрушительным. Его армия прокатилась по региону, оставляя за собой руины. Такие процветающие города, как Отрар, Бухара, Самарканд, Мерв и Гургандж, были стерты с лица земли. Завоевание сопровождалось массовыми убийствами, которые автор называет «попыткой геноцида». В Мерве, по свидетельствам современников, было убито более миллиона человек. Монголы целенаправленно уничтожали ирригационные системы — основу жизни «гидравлической цивилизации», что имело катастрофические долгосрочные последствия. Демографический коллапс, упадок городов и разрушение экономической базы подвели черту под многовековым развитием региона.

5.2. Культурные последствия: Утечка умов и возрождение на чужбине

Несмотря на варварские разрушения, монголы парадоксальным образом способствовали распространению центральноазиатских знаний. Они ценили ученых и ремесленников и забирали их с собой для службы при своих дворах в Персии (государство Ильханов) и Китае (династия Юань). Это привело к «утечке умов» и новому расцвету науки, но уже за пределами самой Центральной Азии.

Ярчайшим примером этого процесса является деятельность Насир ад-Дина ат-Туси. Попав на службу к монгольскому правителю Хулагу, он получил беспрецедентные ресурсы для создания знаменитой Марагинской обсерватории на северо-западе Ирана. Собрав международную команду ученых, ат-Туси совершил настоящую революцию в астрономии. Он разработал математическую модель, известную как «пара Туси», которая позволяла объяснить движение планет без использования некоторых искусственных построений Птолемея и стала важным шагом на пути к гелиоцентрической системе Коперника. Другой великий сын Центральной Азии, поэт-суфий Джалаладдин Руми, также творил в изгнании, в Конье, но его мировоззрение и духовный мир были целиком и полностью сформированы в домонгольской культурной среде Балха.

5.3. Ренессанс Тимура и его наследников

Последний великий культурный всплеск в регионе связан с империей Тимура (Тамерлана) и его потомков.

Тимур был таким же жестоким завоевателем, как и Чингисхан, но в отличие от него, он был великим строителем. Он превратил Самарканд в ослепительную столицу мира, свозя туда лучших мастеров и ремесленников со всех завоеванных земель. Его архитектурные проекты, такие как гигантская мечеть Биби-Ханым или дворец Ак-Сарай в его родном городе, поражали своей «гигантоманией» и были призваны продемонстрировать его безграничную власть.
Культурный расцвет достиг своего апогея при наследниках Тимура, особенно при Улугбеке в Самарканде и Хусейне Байкаре в Герате.

Улугбек, внук Тимура, был уникальным правителем-ученым. В Самарканде он построил величайшую обсерваторию средневековья, оснащенную гигантскими инструментами. Его ключевым вкладом стал методологический сдвиг: вместо того чтобы сверяться с авторитетом Птолемея, он сделал упор на новые, прямые наблюдения. Результатом многолетних трудов стал звездный каталог «Зидж-и Гургани», который по точности превосходил все предыдущие и оставался непревзойденным вплоть до изобретения телескопа. Судьба Улугбека была трагична: он был убит в результате заговора, в котором участвовал его собственный сын.
Герат при правлении Хусейна Байкары и его визиря, великого поэта Алишера Навои, стал столицей искусств. Навои был не только гениальным поэтом, поднявшим чагатайский (староузбекский) язык до уровня классического персидского, но и щедрым меценатом. Под его покровительством расцвел талант художника Кемаледдина Бехзада, чьи миниатюры считаются вершиной персидской живописи.

Этот последний блестящий, но неглубокий расцвет культуры был преимущественно эстетическим финалом великой эпохи. Он не породил нового витка научного развития; инструменты науки применялись к искусству, но не к фундаментальным исследованиям. Почему этот ренессанс стал прекрасным, но печальным завершением, а не новым началом?

6. Ретроспективный анализ: Причины взлета и упадка

Эпоха Просвещения в Центральной Азии оставила после себя колоссальное наследие, которое повлияло на развитие всего мира. Однако каковы были фундаментальные причины столь мощного интеллектуального подъема и последующего, столь же стремительного упадка? В заключительной части книги С. Фредерик Старр анализирует этот исторический феномен.

6.1. Почему это произошло? Синтез факторов

Золотой век, как показывает Старр, стал возможен благодаря уникальному сочетанию ряда благоприятных условий, которые сформировались в регионе на протяжении тысячелетий:

Географическое положение и торговля: Расположение на перекрестке мировых путей обеспечивало постоянный приток товаров, людей и, что самое главное, идей, создавая атмосферу открытости.
Городская и гидравлическая культура: Тысячелетняя традиция урбанизма и необходимость управления сложными ирригационными системами породили общество, ценящее организацию, дисциплину и технические знания.
Культурный синкретизм: Способность впитывать, перерабатывать и творчески синтезировать наследие великих цивилизаций — Греции, Индии, Персии, Китая — стала визитной карточкой региона.
Институты патронажа: Традиция покровительства наукам и искусствам со стороны правителей, аристократии и богатых купцов создавала материальную базу для работы ученых и мыслителей.
«Песок в устрице»: Наличие постоянных интеллектуальных вызовов — будь то аномалии в астрономических наблюдениях, противоречия в философских текстах или споры между религиозными течениями — стимулировало критическую мысль и поиск новых решений.

6.2. Почему это закончилось? Анализ упадка

Автор последовательно рассматривает несколько теорий, объясняющих угасание интеллектуальной жизни, и приходит к выводу, что решающую роль сыграли внутренние, а не внешние факторы.

Монгольское нашествие: Хотя монголы нанесли цивилизации чудовищный удар, Старр утверждает, что это было не первопричиной, а скорее усугубляющим фактором. Явные признаки интеллектуального застоя проявились задолго до прихода Чингисхана.
Смещение торговых путей: Открытие морского пути в Индию действительно изменило мировую торговлю, но это произошло значительно позже, и поэтому не может считаться основной причиной упадка.
Упадок патронажа: Приоритеты правителей со временем изменились. Если раньше они поддерживали фундаментальную науку, то поздние династии, такие как Тимуриды, больше ценили эстетику, прикладные искусства и военную славу.
Внутренний конфликт в исламе: По мнению Старра, это ключевая причина. Поворотной фигурой здесь стал мыслитель аль-Газали (1058–1111). В своем труде «Непоследовательность философов» он подверг сокрушительной критике рационалистическую философию (особенно взгляды Ибн Сины), утверждая, что разум не способен постичь высшие истины. Альтернативой он провозгласил мистический путь познания (суфизм). Атака аль-Газали не была тотальным походом против науки; он выделил ограниченную сферу для практических приложений и даже освободил от критики математику, хотя и утверждал, что она порождает скептицизм. Однако его работа стратегически подорвала престиж и легитимность свободной философской и теоретической мысли, маргинализировав ученых.
Слияние государства и религии: Окончательный удар по свободомыслию нанес союз между консервативным духовенством (улемами) и государственной властью. Сельджукские правители, а затем и их последователи, увидели в ортодоксальном исламе опору своей власти. Система медресе «Низамийя», созданная для борьбы с инакомыслием, превратила образование в инструмент насаждения догмы, где критическому мышлению и научным изысканиям уже не оставалось места.

6.3. Потерянное наследие

В итоге интеллектуальный импульс, зародившийся в Центральной Азии, угас на своей родине, но нашел продолжение в другом месте. Через арабскую Испанию и Сицилию, благодаря переводам на латынь трудов аль-Хорезми, Ибн Сины, аль-Фараби и других мыслителей, их идеи достигли Европы и стали одним из катализаторов европейского Ренессанса. В самом же исламском мире начался период стагнации.

В заключительном абзаце автор предлагает взглянуть на этот процесс с иной точки зрения. Эпоха Просвещения в Центральной Азии была необычайно долгой — она продолжалась более четырех веков, что является огромным сроком по мировым историческим меркам. Возможно, ее завершение было в какой-то степени естественным историческим процессом. Однако его последствия для самого региона и для всего исламского мира оказались глубокими и продолжительными, определив их траекторию развития на многие столетия вперед.