July 30

Я хочу сжечь это место дотла - Марис Крейцман

Введение: Прощание с иллюзиями

Сборник эссе Марис Крейцман «Я хочу сжечь это место дотла» — это не просто мемуары, а своего рода манифест позднего политического пробуждения. Автор начинает с разрушения распространенного клише: вопреки идее, что с возрастом люди неизбежно становятся более консервативными («стикер с Deadhead на кадиллаке ждет каждого»), ее собственный путь был прямо противоположным. С каждым годом, с каждым новым знанием и жизненным опытом она двигалась все дальше влево.

Крейцман, определяя себя как «белую цисгендерную гетеросексуальную женщину из среднего класса», признает, что изначально находилась в привилегированном положении. Однако именно осознание этих привилегий в сочетании с личными разочарованиями в системе и привело ее к радикализации. Книга — это каталог ее прошлых заблуждений, честное признание в том, во что она когда-то верила, и что оказалось ложью.

Она верила в меритократию — что усердная работа и амбиции гарантируют успех, измеряемый деньгами или счастьем. Верила в стабильность: что у нее будет собственный дом, а взносы в пенсионный фонд обеспечат комфортную старость. Верила в социальные нормы: что существуют правильные модели поведения в отношениях, а женские журналы могут научить им. Верила, что худоба — это достойная цель, а красота требует жертв.

Ее вера распространялась и на более широкие общественные институты. Она считала, что система здравоохранения, пусть и несовершенная, всегда обеспечит доступ к жизненно важному инсулину. Что полиция — это гарант безопасности. Что борьба с кислотными дождями решит все экологические проблемы. Что аборты в США всегда будут легальны.

Книга — это акт прощания с этими убеждениями. Крейцман признает, что ее прежняя вера в демократические институты была глубоко наивной и привилегированной. «Американская мечта», которую лелеяли ее родители-бумеры, оказалась недостижимой не только для нее, но и в принципе была создана не для всех: не для цветных людей, не для бедных, не для людей с инвалидностью, не для квир-сообщества.

Таким образом, Крейцман позиционирует себя как «поздний цветок» — бывшую «хорошую демократку», которая разозлилась, стала более радикальной и обрела новую силу. Она теперь больше верит в прямую взаимопомощь, чем в государственные программы, и предпочитает помогать людям рядом, а не жертвовать на национальные политические кампании. Книга — это приглашение читателю вместе с ней пережить это горе по утраченному миру иллюзий и, возможно, обрести надежду на построение чего-то лучшего.

Эссе 1: «Она снова потеряла контроль» (She’s Lost Control Again)

Это первое и, возможно, самое важное эссе сборника, задающее тон всему повествованию. Через призму своей жизни с диабетом 1-го типа Крейцман исследует центральную тему книги — иллюзорность контроля. Эссе построено на монтаже сцен из разных этапов ее жизни, каждая из которых по-своему раскрывает хрупкость попыток управлять собственным телом и судьбой.

История начинается с шокирующего воспоминания из 1996 года. Семнадцатилетняя Марис приходит в себя в своей постели от того, что полицейский хлопает ее по щекам. Она дезориентирована, вся в поту, а в дверях стоят перепуганные родители. Это был тяжелейший приступ гипогликемии. Несмотря на то, что родители сделали ей экстренный укол глюкагона, она не приходила в сознание, и им пришлось вызвать помощь. Этот момент — квинтэссенция страха и потери контроля, когда даже в самом безопасном месте, в окружении любящих людей, ее тело ее предало.

Затем действие переносится в 2020 год. Во время сеанса телепсихотерапии врач просит ее оценить уровень тревожности. Она ставит «семь или восемь» — выше обычного. Причина, как она понимает, не только в пандемии, но и в постоянном стрессе из-за уровня сахара в крови. Крейцман объясняет, что диабет — это бесконечная игра с числами. Цель — удержать глюкозу в узком коридоре (70-200 мг/дл). Слишком низкий уровень — немедленная опасность, как в юности. Слишком высокий — отложенная угроза слепоты, повреждения нервов и других осложнений.

Автор критикует морализаторский язык, который окружает диабет: быть «хорошим», «не обманывать», держать все «под контролем». Она развенчивает этот миф, объясняя, что даже при идеальном соблюдении всех диет и расчетов инсулина, результат непредсказуем. Стресс, гормоны, болезнь, даже место укола — все влияет на реакцию организма. «Контроль» — это фикция. Реальность — это жизнь в постоянной неопределенности, с которой она так и не научилась мириться.

Далее следует флешбэк в девятилетний возраст, когда ей только поставили диагноз. Родителей научили всем техническим аспектам: как делать уколы (тренируясь на апельсинах, которые она с тех пор не любит), как распознавать симптомы. Но никто не сказал им, что хроническая болезнь — это огромная психологическая травма, требующая профессиональной поддержки. Вместо этого ее отправили в группу поддержки, где она чувствовала себя одинокой и неспособной выразить свои переживания. Этот ранний опыт заложил основу для ее будущих обсессивно-компульсивных расстройств (ОКР). Ежевечерний подсчет единиц инсулина превратился в ритуал самооценки: меньше 20 — хорошо, больше — плохо. Забота о здоровье стала одержимостью.

Центральной метафорой эссе становится песня Joy Division «She’s Lost Control». Крейцман рассказывает историю песни: Иэн Кертис, страдавший эпилепсией, написал ее о знакомой, умершей от припадка. Его собственный сценический образ — неистовый, судорожный танец — был воплощением этой борьбы за контроль над телом, которое его не слушалось. Название биографического фильма о нем, «Контроль», подчеркивает эту трагическую иронию: он контролировал все, кроме своей болезни. Для Крейцман это прямая параллель с ее собственной жизнью.

Еще одна сцена из прошлого — 1988 год, благотворительный марафон в поддержку исследований диабета. Десятилетняя Марис и ее родители идут многокилометровую дистанцию, веря, что их усилия и собранные пожертвования помогут найти «лекарство». Этот эпизод символизирует наивную веру в то, что усердием и правильными действиями можно победить любую проблему. Крейцман сравнивает эту веру с образом крошечного судна, пытающегося потушить гигантский пожар в океане — жест отчаянный, но по-своему необходимый.

В 2021 году, во время празднования годовщины свадьбы в ресторане, автор использует систему непрерывного мониторинга глюкозы (CGM). Этот гаджет, с одной стороны, облегчает жизнь, но с другой — превращает ее в непрерывный «думскроллинг» собственного тела. Праздничный ужин превращается в пытку, когда, несмотря на все предосторожности, сахар начинает неконтролируемо расти. Это ощущается не просто как физический дискомфорт, а как моральное поражение. Она вынуждена отказаться от десерта и вместо того, чтобы наслаждаться моментом с мужем, уставиться в цифры на телефоне.

Последний флешбэк — 2008 год и токсичные отношения, которые провоцировали у нее панические атаки. Она рассказывает о страшном случае, когда после ссоры она не проснулась на работу из-за критически низкого сахара в крови. Ее спасли коллеги и тот самый парень, который и был источником ее стресса. Эта история подводит ее к понятию «синдром мертвый в постели» — реальная угроза для диабетиков.

Эссе достигает кульминации в настоящем времени, когда Крейцман узнает шокирующую правду: люди в Америке умирают, потому что не могут позволить себе инсулин. Лекарство, которое его создатели продали за символический доллар, стало инструментом обогащения фармацевтических гигантов. Она обнаруживает, что организация, для которой они с родителями собирали деньги, спонсируется теми же компаниями, которые взвинчивают цены. Это становится последней каплей, окончательно разрушающей ее веру в систему. Ее цель меняется с поиска «лекарства» на борьбу за «доступность».

Финал эссе — описание простого бытового ритуала: муж помогает ей заменить сенсор CGM на руке. Этот момент тихой взаимопомощи, нежности и принятия уязвимости становится ответом на иллюзию контроля. Она понимает, что цифры и борьба будут всегда, но спасение не в индивидуальных усилиях, а в солидарности и поддержке близких.

Эссе 2: «Неолиберализм и я» (Neoliberalism and Me)

Это эссе — масштабное исследование политического и экономического разочарования целого поколения, рассказанное через личную историю Марис Крейцман. Она прослеживает свой путь от юношеского идеализма 90-х, полного веры в обещания «третьего пути» Билла Клинтона, до горького осознания того, как неолиберальная идеология разрушила «американскую мечту» и исказила понятия успеха, труда и справедливости.

Повествование начинается с яркой зарисовки из ноября 1992 года. Четырнадцатилетняя Марис на предвыборном митинге Билла Клинтона. Атмосфера на стадионе наэлектризована, как на рок-концерте. Для нее и ее родителей Клинтон — харизматичный герой, который сменит унылых республиканцев и принесет надежду. Он — символ новой эры, молодой, энергичный, играющий на саксофоне. Хотя сам Клинтон в тот вечер не может говорить из-за сорванного голоса, его месседж транслируется через речи соратников и звезд. Ключевая идея, которую впитывает юная Марис, — это обещание восстановить простой контракт с обществом: «Работай усердно, играй по правилам, и ты будешь вознагражден». Для прилежной отличницы это звучит как непреложная истина. Вечер заканчивается гимном надежды из «Отверженных», и Марис плачет от переполняющих ее чувств, уверенная в скором наступлении утопии.

К 1996 году она — студентка престижного Пенсильванского университета и впервые голосует, конечно же, за Клинтона. Она видит в своем поступлении прямое подтверждение его философии: ее тяжелый труд в школе окупился. Она верит в четкую траекторию: хороший колледж -> хорошая работа -> финансовая стабильность, дом, пенсия. В этот же период Клинтон активно продвигает идею «doing well by doing good» («делать добро, преуспевая»), суть которой — переложить социальную ответственность на плечи корпораций. Крейцман, оглядываясь назад, иронично замечает, что доверять благополучие общества крупному бизнесу — все равно что просить лису посторожить кур.

Университетская среда становится для нее первым полигоном для столкновения с реальностью. Она учится бок о бок с Дональдом Трампом-младшим, которого тогда воспринимает как недалекого мажора. Однако его присутствие заставляет ее скорректировать свою веру в меритократию: да, элиты могут купить себе место, но ее-то успехи — результат честного труда, что дает ей иллюзию равных возможностей. Крейцман сравнивает свой опыт с жанром «темной академии» (как в «Тайной истории» Донны Тартт), где аутсайдер попадает в элитный мир. Но вместо интеллектуалов, одержимых классикой, она встречает студентов бизнес-школы Wharton, чья единственная страсть — деньги.

Она чувствует свое интеллектуальное и моральное превосходство, но позже приходит к выводу, что капиталистическая система поощряет именно такое стремление к обогащению. Важнейший урок, который она выносит из курсов по маркетингу, — это осознание «банальности зла» по Ханне Арендт. Будущие «короли капитализма» вовсе не гениальные злодеи. На примере группового проекта она видит, что ее одногруппник (назовем его Трип), обладающий связями и харизмой, абсолютно некомпетентен, но излучает уверенность, которая и является главным ключом к успеху в этом мире. Он — «утилизатор», использующий сложные слова, чтобы скрыть пустоту мысли, но именно его тип личности востребован в корпорациях вроде Goldman Sachs. Она понимает, что ее усердие и добросовестность ценятся гораздо меньше, чем умение Трипа убедительно врать. Консалтинговые гиганты и инвестбанки ищут не знания, а «самоуверенность и убежденность» — способность продать любое решение с улыбкой.

В 2000 году, после окончания учебы, Крейцман попадает в мир издательского бизнеса. Ее первая работа — в литературном агентстве, чей генеральный директор, миллиардер и автор книги о «позитивном использовании негативного подкрепления», накричал на нее в первый же рабочий день. Это был жестокий урок. Она пришла в индустрию с мечтой работать с великими писателями, но реальность оказалась прозаичнее: ее босс только что продал мемуары Джека Уэлча, «Нейтронного Джека», гендиректора General Electric, который прославился массовыми увольнениями и переносом производства за границу, разрушив жизни тысяч рабочих. Уэлч — еще один герой неолиберальной эпохи.

Именно в этот момент, в декабре 2000 года, Билл Клинтон подписывает закон, который дерегулирует торговлю деривативами и, по сути, прокладывает дорогу к финансовому кризису 2008 года. Бывшие одноклассники Марис, те самые «Трипы», получают инструменты для обрушения мировой экономики. Один за другим рушатся столпы корпоративного мира, которые казались незыблемыми: Arthur Andersen, Lehman Brothers. McKinsey, «Гарвард консалтинга», оказывается замешан в скандалах от продвижения опиоидов Purdue Pharma до поддержки авторитарных режимов.

Крейцман осознает, что политика Клинтона, которую она так поддерживала, привела к либерализации торговли, дерегуляции финансов, приватизации госуслуг, снижению налогов для богатых и ослаблению профсоюзов. Это была не демократическая, а по сути республиканская повестка. Идея о том, что индивидуальных усилий достаточно для успеха, оказывается ложью в стране с прогнившими системами. Как пишет Наоми Кляйн, неолиберализм превратил любую личную трудность — от бедности до зависимости — в личную неудачу, а любой успех — в доказательство превосходства «self-made» индивида.

В 2008 году, на фоне финансового коллапса, Крейцман, уволенная из традиционного издательства, находит работу в стартапе. Это кажется ей шагом в будущее, избавлением от косной корпоративной культуры. Однако последующие годы она проведет в «книжных» стартапах, которые лишь имитируют гибкость, на деле требуя еще больше работы за меньшие деньги. На смену «трудолюбию» приходит новый фетиш — «предпринимательский дух». Основатели этих компаний, чаще всего мужчины с доступом к венчурному капиталу, верят, что могут одновременно «изменить мир» и заработать миллиарды, возрождая клинтоновский тезис «doing well by doing good».

Новыми рок-звездами становятся технологические миллиардеры: Джефф Безос, уничтожающий малый бизнес, пока его сотрудники мочатся в бутылки; Илон Маск, борец с профсоюзами; Марк Цукерберг, торгующий нашими данными. В ее собственной, медийной сфере, частные инвестфонды скупают и уничтожают издания, а талантливые журналисты и редакторы вынуждены «поворачиваться к видео» и следовать капризам алгоритмов. Руководят этим процессом те же некомпетентные, но самоуверенные «эксперты», которых она знала по бизнес-школе.

Эссе завершается мощной отсылкой к финалу сериала «Безумцы» (Mad Men). Пегги и Джоан, две женщины, пробившие себе путь в сексистском мире рекламы, сталкиваются с новыми боссами из мегакорпорации McCann Erickson. Их опыт и достижения полностью обесцениваются. В ответ на сексистские комментарии и полное пренебрежение, Джоан произносит знаковую фразу: «Я хочу сжечь это место дотла». Для Крейцман эта сцена — идеальная метафора ее собственного опыта. Это не просто о харассменте, это о тщетности усердной работы в игре с заранее подтасованными правилами. Их новые боссы — это те же некомпетентные менеджеры, которые не знают и не хотят знать, чем на самом деле занимаются их сотрудники.

Последний блок эссе посвящен переосмыслению скандала с Моникой Левински и обвинений в адрес Билла Клинтона. В 90-е, на фоне поп-культуры, полной образов коварных соблазнительниц («Ядовитый плющ», «Увлечение»), Крейцман, как и многие, считала, что личная жизнь президента — не ее дело. Она легко отмахивалась от обвинений Полы Джонс и других женщин. Но годы спустя, особенно после движения #MeToo и слушаний по делу Бретта Кавано, ее взгляд меняется. Она осознает, что ее прежняя позиция была наивной. Когда в соцсетях ей пишут: «Если вы осуждаете Кавано, вы должны осуждать и Клинтона», ее ответ теперь однозначен: «Звучит неплохо!!!» Она больше не видит разницы между секс-хищниками разных политических лагерей. Они все — воплощение безнаказанности и права сильного. Она больше не находит для них оправданий, как и для системы, которая их породила.

Эссе 3: «Шоу должно продолжаться» (The Show Must Go On)

В этом эссе Марис Крейцман исследует темы болезни, стойкости и искусства через призму своего детского увлечения театром. Она показывает, как ранняя страсть к сцене стала для нее не только формой эскапизма, но и способом выживания в период, когда ее тело и жизнь вышли из-под контроля из-за диабета. Эссе ставит под сомнение общепринятый нарратив о «борьбе» с болезнью и воспевает тихий героизм родительской любви и право на уязвимость.

Все начинается с яркого воспоминания: одиннадцатилетняя Марис в роли Одри в школьной постановке «Магазинчика ужасов». Она в кожаной мини-юбке, с огромным светлым париком и синяком под глазом — полностью погружена в образ несчастной девушки из неблагополучного района. Именно в этот момент, исполняя песню, она понимает, кем хочет стать — звездой Бродвея. Этот образ становится ее мечтой о взрослой жизни, полной страстей, драмы и признания. Она начинает коллекционировать кассеты с бродвейскими мюзиклами, разучивать арии и представлять себя на сцене, переживающей бурные любовные романы.

Год спустя, в двенадцать лет, она играет Питера Пэна — символ вечной юности и отрицания взросления. Это ироничное совпадение: она играет мальчика, который никогда не вырастет, в тот самый момент, когда ее собственное тело отказывается взрослеть так, как ей бы хотелось. Настоящее взросление, которое настигает ее в тринадцать лет, оказывается не таким, как в мечтах. Вместо романтических драм — гормональный хаос, проблемы с кожей и, что самое главное, полная дестабилизация ее диабета.

Пубертатный период превращает ее жизнь в ад. Гормоны делают уровень сахара в крови абсолютно непредсказуемым. Каждый день становится испытанием. Крейцман описывает утренний ритуал: замер сахара, звонок врачу, расчет дозы инсулина. Школьные дни превращаются в пытку. После обеда ее тело «бунтует», и она неизбежно оказывается в кабинете школьной медсестры, на зеленой кушетке, укрывшись армейским одеялом. Физическая боль переплетается с душевной: чем больше уроков она пропускает, тем сложнее вернуться. Ее главными кошмарами становятся сны, где на глюкометре высвечиваются нереальные цифры или где ей нужно писать контрольную по геометрии после сотен пропущенных занятий.

В этот тяжелый год школьным мюзиклом становится «Энни». Марис, чувствуя себя измученной взрослой, пробуется на роль злой мисс Хэнниген, но получает главную роль — оптимистичной сиротки Энни. Это снова ирония: ей, потерявшей всякую надежду, предстоит петь о том, что «солнце взойдет завтра». В этот период она полностью зависит от мамы, которая забирает ее из школы почти каждый день. Она чувствует облегчение, видя мамину машину, но тут же — вину за то, что «недостаточно старалась» продержаться. Она понимает, насколько привилегированным было ее детство: ей никогда не приходилось думать об усталости и страхе своих родителей. Ее болезнь сделала ее эгоцентричной, как и любую болезнь.

Состояние не улучшается, и весной 1992 года, в разгар репетиций «Энни», ее госпитализируют на неделю в нью-йоркскую больницу Маунт-Синай для обследования. Она стала «тяжелым случаем». Родители берут отпуск и едут с ней в Манхэттен. Поездки в больницу превращаются в культурные вылазки: после каждого визита к врачу они идут на бродвейское шоу. Театр становится спасением. Она смотрит «Парни и куколки», «Отверженных», «Призрака Оперы». Особенно ее трогает мюзикл «Поцелуй женщины-паука», история о двух заключенных, которые спасаются от ужасов тюрьмы с помощью воображения. Как и они, она находит утешение в мире фантазий, в блеске и гламуре сцены.

Несмотря на все усилия врачей, неделя в больнице не дает результатов. Ее выписывают без четкого плана. Дома встает вопрос о ее участии в спектакле. Школьная администрация логично рассуждает: если она не может посещать уроки, почему ей должно быть позволено участвовать во внеклассных мероприятиях? Но ее родители настаивают. Они понимают, что это единственная вещь, которая приносит ей радость и дает силы.

Марис пропускает десятки уроков, но выходит на сцену в вечер премьеры. Она поет песню «Tomorrow» с полной отдачей, веря в ее обещание. Хотя и здесь не обходится без комичной неудачи: собака, играющая роль Сэнди, чихает ей в лицо на протяжении всей песни. Это становится для нее метафорой жизни: можно стараться изо всех сил, но в конце все равно оказаться в собачьих соплях.

После этого ужасного года ее здоровье стабилизируется. Она наверстывает упущенное в учебе и усваивает важный, хотя и сомнительный, урок: нужно улыбаться и делать вид, что все в порядке, даже когда тебе плохо, — «улыбаться, когда сахар низкий». Этот принцип «шоу должно продолжаться» становится ее кредо. Семена ее будущего ОКР и перфекционизма были посеяны.

В заключительной части эссе Крейцман переосмысливает этот опыт с позиции взрослого человека. Она вспоминает книгу Барбары Эренрайх «Светлая сторона», в которой критикуется культура «воинственного» отношения к болезни. Общество требует от больных быть «воинами», «борцами», вдохновляющим примером стойкости. Но что делать тем, кто просто устал?

В 2008 году диабет был официально признан инвалидностью в США. Это меняет ее самовосприятие: она не «слабая» или «невезучая», а человек с инвалидностью. Но культура «гринда» и преодоления уже глубоко в ней укоренилась.

Эссе завершается историей из недавнего прошлого. Они с мужем собираются на премьеру в театр, но перед выходом у нее резко падает сахар. Они съедают десерт в ближайшем кафе, чтобы поднять его. Раньше, в юности, она бы, шатаясь, все равно поехала на спектакль, следуя принципу «шоу должно продолжаться». Но в этот раз она принимает другое решение. Она выбирает пойти домой, отдохнуть, позволить себе быть слабой.

Этот выбор — подарок, которому она научилась у своих родителей. Да, есть ценность в упорстве. Но есть и огромная ценность в том, чтобы разрешить себе и другим просто отдохнуть, когда мир рушится. В тот момент, когда весь мир требовал от нее борьбы, ее родители позволили ей просто лежать на кушетке. И за это она будет им вечно благодарна.

Эссе 4: «Я хочу быть богатой» (I Wanna Be Rich)

Это эссе — ироничное и ностальгическое исследование американской одержимости богатством и потреблением в 1980-е и 1990-е годы, рассказанное через историю семьи автора и ее связи с легендарным универмагом Barneys New York. Крейцман анализирует, как «еврейская американская мечта» о выживании и успехе трансформировалась в культ элитарности и, в конечном счете, привела к саморазрушению.

Эссе открывается сценой из 1985 или 1986 года. На день рождения своих братьев-близнецов родители устраивают им сюрприз: забирают их из еврейской школы на огромном стрейч-лимузине. Для маленькой Марис и ее братьев это момент абсолютного триумфа. Они — знаменитости, хотя бы на один вечер. Лимузин привозит их в самый шикарный, по ее детским меркам, ресторан на побережье Джерси. Все вокруг кажется воплощением роскоши: накрахмаленные салфетки, хрустальные бокалы, люстры.

Но идиллию нарушает тревожное открытие. Взрослые за соседними столиками, одетые в нагрудники, с жестокостью расправляются с морскими чудовищами — лобстерами. Этот образ вызывает у нее отвращение и становится первым, еще неосознанным, сигналом, что в чрезмерном богатстве и потреблении есть что-то отталкивающее. Однако в 80-е годы, эпоху Дональда Трампа с его золотым унитазом и телешоу «Стиль жизни богатых и знаменитых», желание быть богатым было всеобщим. Богатство, количество «вещей» было мерилом успеха и личной ценности. Любой, казалось ей, мог стать Скруджем Макдаком, ныряющим в бассейн с золотом. Лишь годы спустя она поймет, что накопление богатства — это признак моральной деградации, а в справедливом мире миллиардеров вроде Скруджа просто не должно существовать.

Далее Крейцман рассказывает семейную легенду. Ее двоюродный прадед, Барни Прессман, был основателем знаменитого универмага Barneys. Он был фигурой из «еврейской американской мечты»: начал с продажи дешевых костюмов, а в итоге создал икону стиля и роскоши. Для семьи автора, чьи предки бежали от погромов, превращение из торговцев «шматками» (тряпьем) в владельцев элитного магазина, который уважали даже WASP'ы (белые англосаксонские протестанты), было триумфом ассимиляции. Деньги давали безопасность и власть, освобождали от исторических невзгод.

Однако эта мечта имела и обратную сторону. Постоянная работа становилась одержимостью, а стремление к накоплению, рациональное во времена лишений, превращалось в болезненную жадность в периоды изобилия. Следующие поколения, как, например, семья Саклер (владельцы Purdue Pharma), получали огромное наследство, не приложив к его созданию никаких усилий.

История Barneys — это история трансформации. Вначале это был дисконтный магазин мужской одежды в Челси, с девизом «Никакого обмана, никакого хлама, никаких подделок». Прадед автора, Сэмюэл, работал там. Ее мама в детстве любила приходить в этот магазин, который казался ей гораздо более демократичным, чем пафосные универмаги в верхней части города. Она чувствовала гордость за то, что ее семья создала такой большой бизнес.

В 1960-е сын Барни, Фред, начал менять концепцию магазина, превращая его в центр люксовой моды. Он привез в Америку одежду от Джорджо Армани, открыл женский отдел. Место, где ее мама играла с зеркалами, стремительно менялось. Barneys становился слишком большим. В 1980-е, когда семья автора ездила в магазин за костюмами для бар-мицвы братьев, Barneys уже был не просто дорогим, но и «крутым». Витрины, оформленные Саймоном Дунаном, были произведениями искусства. В рекламе снимались Наоми Кэмпбелл и Кристи Тарлингтон. Магазин проводил благотворительные аукционы, где куртки Levi's, расписанные Энди Уорхолом и Жаном-Мишелем Баския, продавались в пользу исследований СПИДа.

Но для маленькой Марис Barneys не был храмом моды. Ее любимым занятием было прятаться под вешалками с мужскими костюмами и представлять, что она на автомойке. Семейная скидка в 15% почти не помогала, потому что одежда была невероятно дорогой. Самое яркое ее воспоминание о походах в Barneys — это не дизайнерские вещи, а жареный сыр в соседней забегаловке.

В 1990-е культурный вес Barneys продолжал расти. Он стал местом, где можно было найти авангардных дизайнеров вроде Рика Оуэнса и Proenza Schouler. Но за кулисами начались проблемы. В 1993 году внуки Барни, Джин и Боб Прессманы, потратили огромные деньги на открытие нового флагманского магазина на Мэдисон-авеню. Вскоре после этого, в 1996 году, компания объявила о первом банкротстве, и семья потеряла контроль над бизнесом.

Крейцман следила за судьбой магазина на протяжении многих лет. В 2007 году она сама переехала в Челси, недалеко от места, где когда-то был оригинальный Barneys. К тому времени там располагался дисконтный магазин Loehmann's, который идеально соответствовал ее бюджету. Она проводила часы, роясь в вещах и радуясь огромным скидкам, как когда-то, по ее представлениям, богатые женщины радовались находкам на знаменитых распродажах Barneys.

Со временем Barneys, переходя из рук в руки — от ритейл-корпораций до хедж-фондов, — терял свою идентичность. Ремонт 2010 года сделал его похожим на любой другой безликий люксовый магазин. В 2019 году Barneys объявил о банкротстве во второй раз и был продан «на запчасти». Финальная распродажа была жалким зрелищем. Крейцман отмечает, что в процессе ликвидации о благополучии сотрудников, которые когда-то были гордостью магазина, никто не думал.

Кульминацией падения становится новость 2023 года: бренд Barneys, теперь принадлежащий Saks, вступает в коллаборацию с гигантом быстрой моды Forever 21. Для Крейцман это не просто новость, а символ окончательного краха. Институция, в которую она так стремилась попасть, связала себя с компанией, известной плагиатом и использованием потогонного труда.

Эссе завершается горькой иронией. Теперь, спустя столько лет, она наконец-то может позволить себе вещи от Barneys, но больше этого не хочет. Ее собственная «еврейская американская мечта» оказалась гораздо скромнее: жить в городе, где существуют маленькие семейные магазины, а с работниками обращаются достойно. А плавать в бассейне с золотыми монетами, в конце концов, негигиенично и очень больно.

Эссе 5: «Сериянесчастливыхзарплат» (A Series of Unfortunate Salaries)

Это эссе — одно из самых острых и политически заряженных в сборнике. В нем Крейцман препарирует издательскую индустрию, в которой она проработала много лет, разоблачая миф о престижной «работе мечты» и показывая ее изнанку: эксплуатацию, низкие зарплаты, корпоративное лицемерие и культуру, требующую от молодых сотрудников благодарности за возможность быть использованными. Эссе построено на контрасте между ее прошлым — наивной ассистентки — и настоящим — автора, поддерживающего забастовку в собственном издательстве.

Повествование начинается и заканчивается одной и той же сценой: декабрь 2022 года, Марис Крейцман стоит на пикете у офиса HarperCollins, своего издателя. Холодный день, идет снег, но она, несмотря на дискомфорт, чувствует радость и солидарность. Сотрудники издательства, в основном молодые женщины, бастуют уже несколько месяцев, требуя скромного повышения стартовой зарплаты до 50 000 долларов в год (в Нью-Йорке это едва прожиточный минимум) и большей диверсификации найма. Руководство, принадлежащее медиагиганту News Corp Руперта Мердока, отказывается идти на уступки. Крейцман с восторгом читает самодельные плакаты: «Страсть не оплачивает счета» и, конечно, «Серия несчастливых зарплат», давший название эссе. Эта сцена — рамка, в которую заключена история ее трансформации.

Центральная часть эссе — это флешбэк в 2003 год. Марис и ее друзья, такие же ассистенты в разных издательствах, сидят в дешевом баре на Нижнем Ист-Сайде. Они пьют дешевые коктейли по акции и ужинают бесплатными орешками, потому что на большее денег нет. Их общение — это ритуал, соревнование в том, кто расскажет самую ужасную историю с работы. Это их способ справиться с абсурдом и унижением. Одна подруга вынуждена выслушивать жалобы на жизнь от навязчивого автора, потому что ее босс не хочет с ним говорить. Другой (единственный парень в компании) случайно застает начальницу сцеживающей грудное молоко и в панике убегает. Третью отчитывают за то, что она купила шоколадное печенье вместо обычного. Сама Марис накануне до ночи сидела в офисе, работая над фото-кредитами для книги.

Крейцман подчеркивает, что за этими анекдотичными историями скрывались настоящие драмы, о которых они тогда не говорили. Одна из подруг была вынуждена стать донором яйцеклеток, чтобы оплатить аренду. Другая съехала из своей квартиры в Бруклине и теперь каждый день тратит по три часа на дорогу из дома родителей в Нью-Джерси. Третья, умная и талантливая чернокожая девушка, ушла из издательского дела через год, чтобы стать учительницей, — индустрия оказалась для нее просто нежизнеспособной.

Кульминация этой сцены — момент, когда одна из подруг говорит: «Мы должны объединиться в профсоюз». Реакция тогдашней Марис показательна: она презрительно фыркает и мысленно отвечает: «Кто мы, грузчики в порту?» Она и ее друзья видят себя будущими редакторами, белыми воротничками, интеллектуальной элитой, а не «рабочими». Эта мысль — ключ к пониманию ее первоначального мировоззрения, сформированного индустрией, которая продает идею элитарности и «особого пути».

Далее Крейцман описывает свой собственный опыт работы ассистентом. Это была бесконечная «битва с бумагой»: факсы, копирки, межведомственные конверты, застревающий ксерокс. Она работала над книгами, в которые не верила, — диетами, пособиями по самопомощи, мемуарами знаменитостей, — потому что они приносили прибыль. Эта реальность резко контрастировала с романтизированным «золотым веком» издательского дела, о котором она читала в мемуарах легендарных редакторов. Тот мир, с его трехмартинными ланчами и творческой свободой, был возможен лишь потому, что его участники были баснословно богаты и могли не думать о прибыли.

Индустрия, в которую пришла она, застряла между худшими чертами прошлого (элитизм, непотизм, мизогиния, отсутствие разнообразия) и худшими чертами настоящего (корпоративная бюрократия, сокращение бюджетов, ориентация на акционеров). Главным оправданием любой эксплуатации была фраза: «Так было всегда». Молодые сотрудники должны были «платить дань» годами унизительной работы, веря, что однажды это окупится. Для Крейцман этот момент настал в 2007 году, когда ее повысили до младшего редактора. Она почти поверила, что прорвалась. Четыре месяца спустя ее импринт закрыли, а ее уволили. Это стало для нее горьким уроком: усердная работа не гарантирует ничего, кроме неоплачиваемых сверхурочных.

Возвращаясь в настоящее, Крейцман рефлексирует о своем положении автора в HarperCollins. Она признает когнитивный диссонанс: ее книга выходит в издательстве, которое принадлежит создателям Fox News и публикует апологетов правых идей вроде Рона Десантиса. Она также делится инсайдерской информацией, шокирующей для многих читателей: крупные издательства не занимаются фактчекингом нон-фикшн книг, перекладывая всю ответственность на автора. Это разрушает миф о издателях как о стражах истины. Она критикует лицемерную позицию «мы даем площадку разным мнениям», которую издатели используют, чтобы оправдать публикацию ненавистнических и дезинформационных книг ради прибыли.

Ее личная политическая эволюция шла параллельно с общественными сдвигами: избрание Трампа, движение Black Lives Matter, пандемия. Она начала видеть, как решения издателей напрямую влияют на реальный мир, способствуя распространению лжи и ненависти. Она с восторгом наблюдала за новой волной рабочего активизма, когда сотрудники других издательств протестовали против контрактов с Майком Пенсом и Эми Кони Барретт. Она поняла, что работники креативных индустрий ничем не отличаются от бариста в Starbucks или рабочих на складе Amazon — все они заслуживают справедливого отношения и достойной оплаты труда.

Эссе закольцовывается, возвращая ее на пикет. Двадцать лет спустя после посиделок в баре она стоит в толпе таких же людей, которые больше не готовы мириться с тем, что «так было всегда». Она может наконец-то использовать свой гнев, накопленный за годы, во благо. Крики «Чего мы хотим? Контракта!» звучат для нее как музыка. Это катарсис. Это осознание того, что коллективное действие возможно и необходимо.

Забастовка в итоге завершится скромной, но важной победой: зарплаты будут немного повышены. Но дело не только в деньгах. Это победа в битве, которую сама Крейцман когда-то считала невозможной. Это знак того, что устоявшиеся циклы эксплуатации можно и нужно ломать. Эссе завершается твердым убеждением: «Есть вещи, с которыми мы просто не должны больше мириться».

Эссе 6: «Я нашла своего партнера по жизни (и медицинскую страховку), потому что мне повезло» (I Found My Life Partner (and My Health Insurance) Because I Got Lucky)

Это эссе — одно из самых личных и пронзительных, в котором Марис Крейцман переплетает историю своей любви с беспощадной критикой американской системы здравоохранения и культуры индивидуализма. Основная идея эссе заключается в том, что в современном мире такие базовые вещи, как любовь и здоровье, стали вопросом не усердия или личных качеств, а слепой удачи. Эта мысль разрушает фундаментальный американский миф о том, что каждый сам кузнец своего счастья.

Эссе начинается с телефонного разговора с представителем службы поддержки ее страховой компании, которая поставляет ей лекарства по почте. Это кафкианский опыт, знакомый многим: долгие минуты ожидания, перевод с одного оператора на другого, извинения за чужие ошибки. Она на грани слез, потому что доставка жизненно важного лекарства задерживается. Кульминацией этого абсурда становится роботизированный голос в конце разговора, предлагающий ей поговорить с медсестрой о том, «как прожить без лекарств, пока вы ждете доставку». Этот момент — яркая иллюстрация того, насколько сломлена и бесчеловечна система. Она напоминает себе, что ей еще повезло — у нее вообще есть страховка.

Далее Крейцман рассказывает историю своих отношений с мужем, Джошем, но сразу заявляет: это не просто история любви, это история удачи. Она не «работала над собой», не достигала «духовного просветления», чтобы стать «готовой к любви». Они просто встретились и полюбили друг друга. Им повезло. И эта удача принесла с собой не только любовь, но и нечто не менее важное в Америке — хорошую медицинскую страховку. Ее муж состоял в профсоюзе с отличным соцпакетом, и, выйдя за него замуж, она смогла уйти с ненавистной корпоративной работы и стать фрилансером. «Я нашла медицинскую страховку, потому что мне повезло», — эта фраза звучит для нее как приговор американскому обществу.

Она вспоминает свою жизнь до встречи с Джошем. Из-за диабета она не могла позволить себе бунтарскую юность с подработками в барах или творческими поисками. Ей нужна была стабильная офисная работа с полной занятостью, потому что только так можно было получить медицинскую страховку. Она была вынуждена с первого дня погрузиться в корпоративную культуру со всеми ее недостатками: токсичными боссами, угрозой увольнений, отсутствием платы за сверхурочные. Медицинские льготы были той цепью, которая держала ее на этой работе. Мысль о том, что здравоохранение — это базовое право человека, а не привилегия, привязанная к трудоустройству, тогда даже не приходила ей в голову.

В то время она, как и многие американцы, верила в личную ответственность и усердный труд, отрицая роль случая. Она была уверена, что сможет контролировать свою карьеру и здоровье, если будет достаточно стараться. Она видела свой карьерный путь как видеоигру, где можно «прокачаться» от ассистента до менеджера. Но реальность оказалась иной. Она пережила несколько раундов увольнений, видела, как увольняют талантливых и трудолюбивых коллег, и ела «пиццу утешения», которую компания предоставляла оставшимся сотрудникам после очередного массового сокращения. Она поняла, что усердие и решимость ничего не гарантируют.

Этот вывод она переносит и на сферу личной жизни. Крейцман с иронией вспоминает все непрошеные советы, которые ей давали, когда она была одинока. Эти советы, замаскированные под дружеское участие, на самом деле были формой троллинга и обвинения:

·         «Ты слишком разборчива» — как будто она выбирает бытовую технику, а не спутника жизни.

·         «Тебе просто нужен хороший парень» — как будто «хороший» не является базовым требованием к любому человеку.

·         «Ты должна больше выходить в свет» — намек на то, что она ленива, что для нее, перфекционистки, было самым обидным оскорблением.

·         «Относись к свиданиям как к работе» — требование превратить еще одну сферу жизни в изнурительный труд.

·         «Ты не сможешь полюбить другого, пока не полюбишь себя» — самое популярное и самое токсичное клише, которое заставляет людей годами заниматься самокопанием, вместо того чтобы просто жить.

Когда она встретила Джоша и их отношения сложились легко и естественно, она поняла, что все эти советы были бесполезны. Любовь, как и карьера, — это во многом игра случая, а не результат «работы над собой». Капиталистическая идеология навязывает личную ответственность во всем, но реальность сложнее.

То, что доступ к здравоохранению оказывается привязан к этой же лотерее — найдешь ли ты партнера с хорошей страховкой, — кажется ей верхом жестокости и абсурда. Она представляет, как все эти советы для одиноких женщин звучали бы, если бы речь шла не о любви, а о доступе к врачу: «Ходи на свидания как на работу, чтобы получить рецепт. Полюби себя, чтобы попасть к специалисту». Это превращает жизнь в антиутопическое реалити-шоу.

Свадьба с Джошем была нетрадиционной, без белого платья и обряда «послушания мужу». Она даже не думала брать его фамилию. Но институт брака, который она всегда считала консервативным, принес ей неожиданную свободу — свободу уйти из корпоративного мира. Однако эта свобода имела свою цену. Когда она получила свою новую страховую карточку, на ней было имя ее мужа, а не ее. В системе страховой компании она не существовала как самостоятельная личность; она была «иждивенцем» (dependent). Чтобы идентифицировать себя, ей нужно было называть номер социального страхования своего мужа.

Это стало для нее новым вызовом. Как независимая женщина, феминистка, она почувствовала себя униженной и стертой. Ей пришлось переосмыслить свое понимание силы и независимости. Она пришла к выводу, что быть сильной — это не значит делать все в одиночку. Сила — это в том числе умение принять помощь, довериться партнеру, признать свою уязвимость. Возможность найти утешение у мужа после очередного унизительного разговора со страховой — это и есть удача, «удача черт возьми».

Эссе заканчивается на этой сложной, но честной ноте. Крейцман не предлагает простых ответов. Она показывает, что даже в самых счастливых и равноправных отношениях в современном американском обществе женщина может столкнуться с системным унижением, которое заставляет ее пересмотреть самые основы своей идентичности. И спасение не в гордом индивидуализме, а в принятии взаимозависимости и признании роли удачи в нашей жизни.

О проекте Summarizator

Summarizator — это Telegram-канал, где мы собираем саммари самых актуальных и захватывающих книг об ИИ, технологиях, саморазвитии и культовой фантастике. Мы экономим ваше время, помогая быстро погружаться в новые идеи и находить инсайты, которые могут изменить ваш взгляд на мир. 📢 Присоединяйтесь: https://t.me/summarizator