Китай в эпоху Си Цзиньпина - Иван Зуенко
ВВЕДЕНИЕ: ПОРТРЕТ ДЕСЯТИЛЕТИЯ: ПРОДОЛЖЕНИЕ РЕФОРМ ИЛИ НОВАЯ ЭПОХА?
Анализ современного Китая периода 2012–2023 годов, связанный с личностью Си Цзиньпина, имеет целью не создание моментального снимка, а характеристику глубинных трансформаций, отличающих нынешний Китай от его состояния до 2008 года. Понимание этих перемен важно для России в контексте долгосрочного партнерства. История Китая всегда была временем бурных изменений, особенно с началом экономических реформ (отсчитываемых от смерти Мао Цзэдуна в 1976 году), которые можно разделить на два этапа. Первый, «период реформ и открытости» (гайгэ кайфан), характеризовался экономическим ростом, открытостью внешнему миру, идеологическим раскрепощением, а также негласными политическими практиками коллективного руководства и ротации кадров. Второй этап, начавшийся в 2012 году с приходом к власти Си Цзиньпина, ознаменовался пересмотром многих установок предшествующего периода. Важно отметить, что эти перемены были не столько результатом личных качеств Си, сколько следствием процессов, подготовленных предыдущим этапом развития.
С 2017 года в официальной китайской риторике появился термин «новая эпоха» (синь шидай) для обозначения этого времени. Если до 2021 года «новая эпоха» рассматривалась как надстройка периода реформ, то после публикации «Резолюции ЦК КПК об основных достижениях и историческом опыте столетней борьбы партии» стало характерным противопоставление «новой эпохи» и периода до 2012 года. При этом государство по политическим причинам формально не констатирует завершение реформ, хотя значимость перемен последнего десятилетия неоспорима. Эти перемены не были абсолютно неожиданными и не были вызваны исключительно политической волей Си Цзиньпина; они назрели в результате выявления слабостей сложившейся модели развития и появления общественного запроса на их исправление. Си Цзиньпин, не будучи первым, кто заговорил о национальном реваншизме или необходимости усиления партийного влияния, сделал эти ориентиры знаменем своей политики, знаменем «новой эпохи».
Фокусировка на личности китайского лидера отчасти соответствует традиционному для историков взгляду на китайскую хронологию (матрица Сыма Цяня, деление по «поколениям руководителей»). Си Цзиньпин, став сначала «ядром пятого поколения», а затем «ядром всей Коммунистической партии Китая», действительно стоит особняком. Десятилетие его правления стало временем расцвета Китая, который, набрав силу и богатство, вышел на «проектные мощности». Существует мнение: «При Мао Цзэдуне Китай встал на ноги, при Дэн Сяопине разбогател, а при Си Цзиньпине стал сильным». Нынешний Китай находится на пике своего развития; дальнейший рост в такой же прогрессии маловероятен из-за комплекса внутренних проблем и внешних вызовов. Книга, используя литературную ассоциацию с «Миром Полудня» братьев Стругацких, посвящена рассказу о жизни страны на пике могущества. Композиционно она состоит из трех частей: первая – о приходе Си к власти и его политике; вторая – о переменах в китайском обществе; третья – о внутренних и внешних вызовах. Статистика актуализирована на начало 2024 года, события 2023 года учтены. Российско-китайские отношения намеренно не рассматриваются, фокус смещен на внутренние процессы, в которых российскому читателю сложно разобраться самостоятельно.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: РОЛЬ ЛИЧНОСТИ В ИСТОРИИ: СИ ЦЗИНЬПИН И ЕГО ПОЛИТИКА
ОЧЕРК ПЕРВЫЙ: СИ ЦЗИНЬПИН ДО ПРИХОДА К ВЛАСТИ
Образ Си Цзиньпина в Китае сопоставим с Мао и Дэном, причем значимость последнего затушевывается. Пропаганда делает акцент на молодости Си, создавая образ «человека из народа», хотя он принадлежал к элите с рождения. Родился 15 июня 1953 года в семье Си Чжунсюня, героя Гражданской войны, высокопоставленного чиновника. Семья считала себя «шэньсийцами». В 1962 году Си-старший подвергся опале, был исключен из партии и отправлен на завод. Во время «культурной революции» его посадили в тюрьму, жена отреклась, дочь покончила с собой. Молодой Си учился в элитной школе.
Важный эпизод — ссылка в рамках движения «Вверх в горы, вниз в села». В 1969 году 15-летний Си был выслан в деревню Лянцзяхэ (Шэньси) для «трудового перевоспитания». Жил в яодуне (пещере). Познакомился с Ван Цишанем. С трудом вступил в комсомол и партию, в 21 год стал секретарем партячейки. После освобождения отца в 1975 году поступил в университет Цинхуа на инженера-химика, проведя в деревне шесть с половиной лет («семь лет в деревне» по официальной версии).
После университета в 1979 году выбрал карьеру управленца. Отец, реабилитированный в 1978-м, возглавил Гуандун и стал пионером реформ (СЭЗ Шэньчжэнь). Си Цзиньпин начал секретарем министра обороны Гэн Бяо. Первый брак неудачен. В 1982-м назначен в уезд Чжэндин (Хэбэй), быстро стал «первым лицом». В 1985-м, в 32 года, — вице-мэр Сямэня (Фуцзянь), одной из первых СЭЗ. Остался в стороне от коррупции. В 1987-м женился на Пэн Лиюань, известной певице. Карьера продолжалась в Фуцзяни, где он проработал 17 лет, дослужившись до губернатора к 2002 году. Главное — не был замешан в скандалах.
ОЧЕРК ВТОРОЙ: ПРИХОД СИ ЦЗИНЬПИНА К ВЛАСТИ
Обстоятельства прихода Си к власти в 2012 году важны для понимания последующих изменений. В 2002 году произошла первая мирная передача власти от Цзян Цзэминя к Ху Цзиньтао в рамках системы Дэн Сяопина. Встал вопрос о следующем преемнике. Критерии: возраст (около 50 лет за десять лет до назначения), опыт, поддержка. Кандидаты: Си Цзиньпин (49 лет, Чжэцзян), Бо Силай (53 года, Ляонин), Ли Кэцян (47 лет, Хэнань). Цзян лоббировал Бо, Ху — Ли, Си был компромиссом. Выбор предстоял перед XVII съездом КПК (2007). Си успешно прошел проверку, возглавив Шанхай.
Компромисс: Си — лидер партии и государства, Ли Кэцян — глава правительства. Преемника Си назовут Ли и Ху (им считался Ху Чуньхуа). Бо Силая отправили в Чунцин, где он создал «чунцинскую модель» (госучастие, соцпрограммы, борьба с коррупцией, революционная эстетика), завоевав популярность и бросив вызов договоренностям. К концу правления Ху Цзиньтао популярность партии упала, коррупция процветала. В марте 2012 Бо Силай снят с постов (повод — компромат на соратника и жену), осужден на пожизненное. Си Цзиньпин избран лидером и начал антикоррупционную кампанию. Борьба с Бо подсветила запрос на справедливость, проблему коррупции и идеологический вакуум.
Десятилетие Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао (2002–2012) — время триумфа (Олимпиада-2008, Экспо-2010), но и накопления проблем: откладывались реформы госсектора, не решался «пузырь» недвижимости, росло расслоение. Всепроникающая коррупция. Замедление экономики, исчерпание дешевой рабочей силы, рост госдолга. Идеологическая дезориентация. Все это создавало кризис для власти КПК. Необходимость перемен ощущалась. Бо Силай предложил повестку пересмотра реформ. Си Цзиньпин, изначально нейтральный, после устранения Бо понял, что кризис требует укрепления партии, усиления пропаганды, исправления перегибов реформ.
ОЧЕРК ТРЕТИЙ: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИНИЯ СИ ЦЗИНЬПИНА
В начале правления у Си Цзиньпина вряд ли был четкий план; он действовал ситуативно. Решимость перестройки системы отражала серьезность кризиса 2012 года. Существовала оппозиция, тотальная коррупция. Изучение распада СССР стало важным, борьба с коррупцией — ключевым направлением. Первое десятилетие — «закручивание гаек» во всех сферах. Лейтмотив — исправление социального неравенства. Си призывал к умеренности, подавая пример (посещение дешевой закусочной). Крупный капитал выглядел оппонентом, бизнес поставили под контроль партии.
В идеологии Си осознавал риски дезориентации. Предостерегал о судьбе КПСС. Вакуум заполнила концепция «Китайской мечты о великом возрождении китайской нации» (Чжунгомэн), выдвинутая в ноябре 2012 года. Ее националистический подтекст был очевиден. Компартия стала национальной партией «китайской нации» (Чжунхуа миньцзу), совокупности всех народов КНР. Однако активизировалась ассимиляция нацменьшинств (уйгуры) под предлогом борьбы с «тремя злами». Усложнилась ситуация с иностранцами, нарушавшими законы. С 2016–2017 годов ужесточены требования к ним, пандемия ускорила закрытие страны. Усилена фильтрация потоков, экономика перестраивается на внутренний спрос («система двойной циркуляции»).
Это было частью «китайской мечты» и реакцией на разочарование Западом после «торговой войны» (2018). До этого Китай следовал завету Дэн Сяопина «держаться в тени». Си поднял идею национальной исключительности и реваншизма, потребовав активной внешней политики и нового идеологического наполнения. Китай должен был предложить свои правила. Это выразилось в концепции «сообщества единой судьбы человечества» (Москва, март 2013): в новом мире выгоднее торговать, а Китаю уготована роль лидера. Инициатива «Пояс и Путь» (осень 2013) стала громкой, но к прорывным результатам не привела из-за неверного толкования и ограниченности инвестиций.
Третья концепция — «всестороннее углубление реформ» — не предвещала серьезной перестройки экономики. 3-й пленум ЦК КПК (ноябрь 2013) признал наличие противоречий. Но дешевая рабочая сила и мировая конъюнктура исчерпали себя. Говорили о «новой нормальности», опоре на внутренний спрос. Новые драйверы не найдены, стимулировалась инфраструктурная стройка. «Углубить» реформы не удалось. К началу второго срока Си от этой идеологемы отказались, заговорив о «новой эпохе» и «построении специфически китайского социализма в новую эпоху». Обозначены «две столетние цели»: к 2021-му (100-летие КПК) решить проблему бедности (сяокан). Пандемия затруднила экономическую политику. К концу первого десятилетия Си экономические достижения были скромными. Для свободы действий ему нужен был «третий срок». Проблема «замкнутого круга» китайского экономического чуда не решена.
ОЧЕРК ЧЕТВЕРТЫЙ: РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ «ТРЕТЬЕГО СРОКА»
В начале первого срока Си мало кто предполагал, что он изменит систему. Его воспринимали скорее как лицо «коллективного руководства». Но обстоятельства и вызовы вынудили к кардинальным мерам. Осознание необходимости остаться у власти дольше двух сроков, вероятно, пришло к концу первой пятилетки. Дэн Сяопин стремился не допустить повторения «культурной революции», создав систему ротации (Центральная комиссия советников для «ветеранов», «система ограничения срока службы»). Сложилась практика: лидер занимает три высших поста, ротация каждые два срока по пять лет. При Цзян Цзэмине установилось правило «67 — да, 68 — нет». Си сам был бенефициаром этой системы.
Однако система имела недостатки: имитация деятельности, уход опытных чиновников. Си, став зампредом КНР в 2008-м, делал Ху Цзиньтао «хромой уткой». Возглавив Китай, Си эту систему уничтожил. На XIX съезде (2017) преемники не были избраны в Постоянный комитет. Сунь Чжэнцай осужден. Зампредом КНР в марте 2018 стал 70-летний Ван Цишань, нарушив правило «67 — да, 68 — нет» и схему подготовки преемника. Тогда же из конституции убрали ограничение сроков для председателя КНР. Стало ясно, что Си намерен остаться.
Осенью 2022 – весной 2023 Си в третий раз избран генсеком и председателем КНР. Политическое пространство зачищено: в Постоянном комитете только его люди. «Вторым лицом» стал Ли Цян. Ху Чуньхуа не попал даже в Политбюро. Несколько новых руководителей также перешагнули 68-летний рубеж. Однако для многих правило «67 — да, 68 — нет» действовало. Это гибридная модель ротации: для большинства — пенсия в 60–70, но возможны исключения, легитимирующие нахождение Си у власти. Изменилась и практика обновления Госсовета. Си перестал быть заложником системы «поколений», он может править, сколько позволит здоровье. Началось его второе десятилетие.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: КАК ПОМЕНЯЛСЯ КИТАЙ
ОЧЕРК ПЯТЫЙ: БОРЬБА С КОРРУПЦИЕЙ
Первым делом Си Цзиньпина в 2012 году стала борьба с коррупцией, или «фубай» — понятием, включающим не только взяточничество, но и идейное вырождение, моральную нечистоплотность и деградацию веры. Это явление считалось оборотной стороной успехов рыночных реформ. Коррупция в Китае имеет древние корни, но ее современный извод связан с реформами 1980-х. Децентрализация и лозунг Дэн Сяопина «Обогащайтесь!» привели к появлению чиновников-предпринимателей, что на определенном этапе способствовало формированию рынка, но и вызывало раздражение у населения, оставшегося на обочине. Протесты на площади Тяньаньмэнь в 1989 году были во многом направлены против блата, кумовства и инфляции.
После подавления протестов и на фоне экономического роста сложился «общественный договор»: власть обеспечивает благосостояние, а население закрывает глаза на коррупцию. Слияние интересов бизнеса и элит было почти узаконено. Фискальная реформа 1994 года, перенаправившая налоги в Центр, изменила стимулы региональных властей: они стали ориентироваться на крупные компании, особенно в сфере строительства. «Золотой жилой» стали инфраструктурные проекты, финансируемые госбанками. Мировой финансовый кризис 2007–2008 годов усилил эту тенденцию, так как Китай начал масштабное строительство для поддержания ВВП. Это породило грандиозные амбиции и возможности для «откатов». К приходу Си Цзиньпина коррупция, наряду с загрязнением и госдолгом, считалась главной проблемой. Резолюция ЦК КПК 2021 года признала, что в управлении партией наблюдалась нестрогость, приведшая к распространению коррупции.
Антикоррупционная риторика существовала и до Си, но часто сводилась к показательной порке или использовалась в клановой борьбе. Си Цзиньпин же придал кампании тотальный характер под лозунгом «Бить тигров и мух», насаждая атмосферу страха. Кампания была совмещена с зачисткой политических конкурентов: Лин Цзихуа, Чжоу Юнкан, Сюй Цайхоу, Сунь Чжэнцай. Влияние фракций Цзян Цзэминя и Ху Цзиньтао было подорвано. Особенностью кампании стала ее медийность: подробности личной жизни коррупционеров, как Чжоу Юнкана, широко освещались, чтобы вернуть доверие общества. Ключевую роль играла не прокуратура, а партийная Центральная комиссия по проверке дисциплины КПК (ЦКПД) во главе с Ван Цишанем, ставшим фактически «человеком № 2».
Кампания носила морализаторский характер: боролись не только с «откатами», но и с «излишествами». Сокращены представительские расходы, закрыты бордели, содержание наложниц стало признаком коррумпированности. Алгоритм «низложения» включал разбирательство в ЦКПД, затем, в случае исключения из партии, дело передавалось прокуратуре. Обвинения часто включали растрату, злоупотребление, взятки. За незаконный доход свыше 100 тысяч юаней предусматривалось от десяти лет до пожизненного заключения, при отягчающих обстоятельствах — смертная казнь, но обычно с отсрочкой и заменой на пожизненное. Ни один высокопоставленный «тигр» не был расстрелян.
Кампания имела эффект: Си консолидировал власть, партия вернула доверие общества, чиновники отказались от одиозных атрибутов статуса. Инфраструктура «индустрии греха» практически исчезла. Показное богатство коррупционеров стало менее заметным. К 2023 году разбирательства коснулись 2,3 млн чиновников. Наиболее заметные результаты достигнуты в первую пятилетку Си. Борьба продолжается, затронув в 2023 году министров Цинь Гана и Ли Шанфу. Это фирменный стиль Си Цзиньпина.
ОЧЕРК ШЕСТОЙ: ЭКОЛОГИЯ
Второй серьезной проблемой, за которую взялся Си Цзиньпин, стало плачевное состояние окружающей среды, принесенной в жертву экономическому росту. Эван Ознос отмечал, что при выборе между ростом и экологией всегда побеждал рост. Проблемы смога и загрязненных водоемов существовали задолго до Си, уже в 1980-х годах ощущалась надвигающаяся катастрофа. Китайцы тысячелетиями жили на одной территории, не слишком заботясь о ее сохранении, чему способствовала жесточайшая конкуренция в условиях перенаселенности. Экологическому сознанию было сложно зародиться. Еще в 1980-е годы большинство населения жило скудно, и призывы ограничивать потребление ради экологии не нашли бы понимания.
В 2000-е годы руководство Ху Цзиньтао признало деградацию окружающей среды ценой экономического роста. Были введены концепции «научного развития» и «гармоничного общества», но они остались по большей части словами. При Си Цзиньпине в 2012 году появилась идеологема «экологическая цивилизация», дополненная законами о «зеленой экономике». Результаты есть: успехи в альтернативной энергетике, улучшение качества воздуха в Пекине. Однако в малых промышленных городах с «грязным производством» (текстиль, металлургия) ситуация принципиально не изменилась. Экологические решения, принимаемые наверху, часто саботируются на местах. Бизнесу невыгодно модернизировать производство, а для населения это чревато потерей работы. Местные чиновники также ориентированы на выполнение плановых показателей. Пример угольной шахты в Линьфэне (провинция Шаньси), которая продолжала работать, несмотря на запреты, показателен.
Добыча угля и угольная генерация стали главным объектом критики. На фоне «эффекта голубого неба» над Пекином власти требовали сокращения угольного производства. Этому способствовало падение мировых цен на уголь с 2015 года. Добыча сокращалась, доля угля в энергогенерации упала к 2021 году до 55% (с 80% в 2010). Однако потребление энергии росло. В апреле 2021 года на климатическом саммите Си Цзиньпин пообещал достичь углеродной нейтральности к 2060 году. Госкомитет по развитию и реформам принял жесткую «дорожную карту» сокращения выбросов, что привело к новой волне закрытия шахт. Но к этому моменту конъюнктура цен на уголь изменилась: на фоне восстановления мировой экономики после пандемии спрос и цены на уголь резко выросли. В Китае цена на уголь также выросла, а доходы электростанций по гостарифам остались прежними, что привело к дефициту угля для генерации. В сентябре 2021 года во многих городах ввели веерные отключения света. Отрезвление наступило быстро: были предприняты меры по восстановлению угольного производства, энергетикам разрешили самостоятельно определять цены. Энергетический кризис был преодолен ценой отказа от обвальной декарбонизации; в 2022 году доля угля в энергогенерации вновь достигла 61%.
Призыв к «экологической цивилизации» противоречит призыву наращивать внутреннее потребление для слезания с «экспортной иглы». Китайцев необходимо заставить потреблять. Фуксия Данлоп описывала типичный китайский званый ужин середины нулевых как избыточный и расточительный. Антикоррупционная кампания Си ударила по показному потреблению чиновников, но в целом привычка заказывать больше, чем сможешь съесть, и менять работающие вещи на новые осталась. Государство осуждает расточительство в основном из-за коррупционной составляющей, меньше думая об истощении ресурсов. Легкая промышленность («мастерская мира») — очень грязная индустрия. В Китае, где потребление — политическая задача, умеренность пока не в моде. Призывы к «экологической цивилизации» на фоне стимулирования внутреннего рынка выглядят не очень убедительно. Пока результатом стало лишь то, что остановлено падение Китая в экологическую пропасть.
ОЧЕРК СЕДЬМОЙ: БОРЬБА ЗА СОЦИАЛЬНОЕ РАВЕНСТВО
Третья ключевая и самая сложная задача Си Цзиньпина — преодоление растущего разрыва между богатыми и остальными. Классическая китайская цивилизация не была эгалитарной; имущественное расслоение существовало всегда, а кризисы часто были связаны с усилением «великих домов», которые уклонялись от налогов, подрывая казну. Идеалом же было гомогенное общество равных земледельцев, платящих налоги и служащих в армии. Эта концепция ассоциировалась с мифической системой «колодезных полей» (цзинтянь), к которой апеллировали реформаторы, стремясь к «всеобщему благоденствию» (гунтун фуюй). Цинь Шихуан боролся с торговцами, опираясь на регламентированных земледельцев. Мао Цзэдун в 1950–60-х также стремился к равенству (все были одинаково бедны), но это привело страну на грань катастрофы.
Поэтому реформы Дэн Сяопина отталкивались от обратного: он легализовал идею социального неравенства на «начальной стадии развития социализма», разрешив части людей и районов богатеть раньше других. Этот завет был воплощен наиболее полно, но привел к колоссальному расслоению. Индекс Джини в Китае достиг 40–60 пунктов (в 1980 году был 30), сравнимо с Бразилией или Мексикой, а в середине правления Ху Цзиньтао мог доходить до 73. Эван Ознос описывал экономический бум как «поезд с ограниченным количеством мест». В 2021 году Пекин объявил о преодолении бедности (доход менее 2 долларов в день), но 25% беднейших китайцев владеют лишь 2% национального богатства, тогда как 10% богатейших — 42%. Преодоление этих контрастов стало центральным пунктом повестки Си Цзиньпина ближе к концу второго срока.
Наиболее решительные меры были предприняты в 2021 году, названном автором «Годом великого перелома». Усиление государства на фоне пандемии и сужение финансовых возможностей позволили КПК начать «огонь по офисам» — кампанию по установлению контроля над частным капиталом. 17 августа 2021 года Си Цзиньпин на заседании Комиссии ЦК КПК по финансово-экономическим вопросам подчеркнул, что «всеобщее благоденствие — ключевое требование социализма». Было указано на необходимость регулировать непомерные доходы и побуждать богатых «возвращать больше обществу». Словосочетание гунтун фуюй стало одним из главных. В октябре в журнале «Цюши» вышла статья «Твердо стремиться ко всеобщему благоденствию». Этому предшествовал анонимный пост блогера Ли Гуанманя, декларировавший, что «перемены смоют всю пыль, рынок больше не будет раем для капиталистов». Риторика напоминала «культурную революцию».
«Крестовый поход» на частный капитал начался в 2019–2020 годах с давления на «Алибабу». Под ударом оказались компании, нарушавшие антимонопольное законодательство и накопившие «плохие долги», как девелопер «Хэнда» (Evergrande). Под угрозой «раскулачивания» миллиардеры стали тратиться на благотворительность (например, «Тенсент» обещал 15 млрд долларов на соцпрограммы). Власти запретили частное репетиторство, строительство небоскребов, ужесточили регулирование шеринговых компаний, ограничили доступ детей к онлайн-играм, занялись имиджем звезд шоу-бизнеса и ввели потолок зарплат в футболе. Цель — построить более управляемое, лояльное, патриотичное общество, где корпорации, озабоченные прибылью, не конкурируют с влиянием партии.
Неудачи в экономике из-за антиковидных ограничений в 2022 году и медленного восстановления в 2023 году заставили власти пойти на тактические уступки. Новый премьер Ли Цян в марте 2023 года подчеркнул намерение создавать справедливую деловую среду и отметил, что «частная экономика должна быть перспективной». Государство обещало пока не «кошмарить» частный капитал, понимая, что рыночная экономика с активным частным капиталом, хоть и под госрегулированием, пока остается наиболее эффективной. Однако социальный компонент бизнеса останется во главе угла. Ли Цян начал свое выступление словами о том, что цель работы партии — приносить пользу народу. От эффективности сочетания экономического роста и сбалансированного социального развития зависит, каким войдет в историю правление Си Цзиньпина.
ОЧЕРК ВОСЬМОЙ: УРБАНИЗАЦИЯ
Еще две важные перемены последнего десятилетия связаны с долгосрочными демографическими процессами: депопуляцией и урбанизацией. Возможно, главным событием первой четверти XXI века в Китае станет превращение великой земледельческой цивилизации из преимущественно сельской в городскую. Накануне прихода Си Цзиньпина к власти, в 2011 году, городское население впервые превысило сельское. При Си в развитие сельской инфраструктуры вкладывались миллиарды, селяне массово отходили от крестьянского труда, становясь носителями новых стандартов поведения и потребления. В этом руководство Китая увидело ключ к выходу из «ловушки средних доходов».
Исторически успехи китайского государства зависели от налоговых поступлений из села. Когда земля была поделена равномерно, империя процветала. Концентрация земли в руках сильных хозяйств приводила к оскудению казны, коррупции и крестьянским войнам. КПК, пришедшая к власти на волне крестьянского движения, парадоксально, начала борьбу за превращение Китая в городскую страну. Лучше всего развиваются мегалополисы, такие как пекинская агломерация Цзин-Цзинь-Цзи. Гигантские агломерации, притягивающие бывших крестьян (нунминьгун), становятся головной болью властей из-за нехватки социальной инфраструктуры. Трудовые мигранты часто работают нелегально, без социальной защиты.
Урбанизация в Китае означает экономическое развитие, но сейчас власти стремятся выровнять диспропорции в развитии регионов. Целью стала «урбанизация нового типа», объявленная в 2014 году, нацеленная на подъем не только мегаполисов, но и малых городов. За три десятилетия реформ доля горожан удвоилась, достигнув 55%, но это часто достигалось административными методами, например, переименованием уездов в городские районы. Тысячелетний уклад деревенской жизни рушится, крестьян переселяют в многоэтажки. Основные причины этих изменений – неэффективность крестьянского труда в современных условиях. Производительность южнокорейских ферм в 40 раз выше. Крупные хозяйства с современными технологиями и химическими удобрениями не нуждаются в большом количестве рабочих рук. Китай решил проблему продовольственной безопасности зерном (рис, пшеница) благодаря «полям высоких стандартов».
Сельские земли выгоднее отдать под застройку, чем под сельское хозяйство. Отсутствие частной собственности на землю позволяет местным властям распоряжаться ею для пополнения бюджета, часто с коррупционной составляющей. «Обезземеливание» крестьян соответствует стратегическим установкам государства. Как «огораживание» в Англии создало «резервную армию труда», так и в Китае переселившиеся в города крестьяне становятся не только рабочей силой, но и «новыми горожанами» с иными стандартами потребления. Это важно для перехода от экспортно-ориентированной экономики к модели внутреннего потребления. При этом Китай не хочет дальнейшего перенаселения прибрежных городов, делая ставку на повсеместное превращение деревень в города, пусть даже по внешним признакам.
Появились «Таобао-деревни», специализирующиеся на онлайн-торговле (например, Ваньтоу в Шаньдуне), «майнинг-деревни» для генерации криптовалют. Развивается сельский туризм, хотя не всегда успешно. Пример горной деревни в Гуанси: староста «продал» землю корпорации под ветряные электростанции, жителям построили новое жилье и выделили средства на гостевые дома и кафе. Дети уехали работать в Гуандун и не собираются возвращаться. Связь с «родовой деревней» (гусян) теряется. Таковы приметы времени: Китай вступил на путь урбанизации и с него не свернет.
ОЧЕРК ДЕВЯТЫЙ: ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА
Еще одной вехой правления Си Цзиньпина стало то, что Китай в 2023 году перестал быть самой населенной страной мира, уступив Индии. По переписи 2020 года население материкового Китая составило 1,411 млрд человек, что на 5,38% больше, чем в 2010 году, но среднегодовые темпы прироста сократились до 0,53%. В 2022 и 2023 годах зафиксирована депопуляция, население оценивается в 1,409 млрд. Это произошло вопреки усилиям китайского руководства, которое при Си Цзиньпине радикально смягчило политику планирования рождаемости, но тенденцию к сокращению фертильности это не переломило.
Политика «одна семья — один ребенок», проводившаяся с 1979 года, была вызвана экономическими трудностями и перенаселенностью. Она дала позитивные результаты в контроле численности, но привела к побочным эффектам: гендерному дисбалансу (предпочтение мальчиков), появлению «маленьких императоров» (избалованных эгоцентричных детей) и феномену шиду фуму (родителей, потерявших единственного ребенка). К началу XXI века обозначились демографические диспропорции: большое число пенсионеров и недостаточное количество трудоспособных. Появилось выражение: «Китай состарится, не успев разбогатеть».
Это вынудило власти смягчить политику. Еще до Си, в 2009 году, разрешили второго ребенка паре, где оба супруга — единственные дети. При Си, в 2013 году, это право получили семьи, где хотя бы один родитель был единственным ребенком. В 2015 году разрешили рождение двух детей без ограничений. Наконец, 31 мая 2021 года, после обнародования итогов седьмой переписи, Политбюро ЦК КПК разрешило всем семьям заводить до трех детей. Ограничения на рождение более трех детей остались, даже для нацменьшинств. Однако к быстрым результатам это не привело. Коэффициент рождаемости в КНР в 2023 году составил 1,2, что ниже уровня развитых стран. В развитых регионах (Гуандун, Пекин, Шанхай) он еще ниже.
Несмотря на снятие ограничений, само население не хочет рожать больше. В больших городах женятся поздно, работают много, рожают мало из-за нехватки времени и денег. Цены на недвижимость астрономические. Образование детей требует огромных затрат (детский сад — 2-2,5 тысячи долларов в месяц). Поколение миллениалов, воспитанное на лозунге «Все лучшее — детям», не хочет «распыляться». Проблема содержания детей усугубляется необходимостью заботиться о стареющих родителях («поколение-сэндвич»). Нынешняя молодежь (20-летние), выросшая в тепличных условиях, также подвергается давлению родни по поводу рождения нескольких детей. Книга Лян Цзяньчжана «Китайцы могут рожать больше» (2014) вызвала неоднозначную реакцию: одни признавали правоту, другие жаловались на давление и неготовность социальной инфраструктуры. Поколение единственных детей часто желает повторить этот опыт для своего потомства.
Старение населения — серьезная проблема. Продолжительность жизни выросла с 68,6 лет в 1990 до 78 в 2022. Доля людей старше 65 лет утроилась — до 14,85%. К 2035 году старше 60 лет будет 400 млн человек, к 2050 — полмиллиарда (30-40% населения). Это чревато нагрузкой на бюджет, особенно с планами довести пенсионное покрытие до 90-95%. Проблемы с наполнением пенсионной системы ожидаются к 2035 году. Европейские страны решали проблему привлечением мигрантов, но в Китае этот путь воспринимается скептически из-за отсутствия опыта взаимодействия с сохраняющими идентичность мигрантами и националистических тенденций. Массовый приток гастарбайтеров — не китайский путь. Вероятно, пенсионный возраст повысят до 65 лет. Это может привести к снижению удовлетворенности жизнью и разрыву «общественного договора» (лояльность в обмен на благосостояние).
ОЧЕРК ДЕСЯТЫЙ: «КИТАИЗАЦИЯ» КУЛЬТУРЫ И РЕЛИГИИ
Десятилетие правления Си Цзиньпина ознаменовалось националистическим подъемом, выраженным в лозунге «Китайской мечты о великом возрождении китайской нации». Это не столько личные убеждения Си, сколько выражение общественного запроса на преодоление комплекса неполноценности перед Западом. Оборотной стороной стали процессы «китаизации» (синисизации). Недоверие к иностранцам в Китае имеет давнюю историю, как и ксенофобия в Европе по отношению к китайцам. Европейцев в Китае называли «заморскими чертями» (янгуйцзы) или «лаоваями» (простаками). Это сосуществовало с комплексом неполноценности из-за военных поражений XIX века и призывов интеллектуалов к отказу от национальной культуры.
В 1980-е годы Китай жадно впитывал западное влияние, но уже тогда часть общества осуждала «низкопоклонство перед Западом». Привилегированное положение иностранцев (спецразрешения для китайцев на въезд в СЭЗ, недоступные рестораны и гостиницы) вызывало раздражение. Однако по мере экономического роста китайцы обнаружили, что живут лучше многих, кто раньше смотрел на них свысока. Олимпиада 2008 года стала вехой в освобождении от комплекса неполноценности. Уверенность в национальном превосходстве росла, стимулируемая госпропагандой. Однако это не мешало предпочитать импортные товары и мечтать об эмиграции. Шовинизм редко выходил за пределы соцсетей. Иностранцу с азиатской внешностью в Москве нулевых было опаснее, чем европейцу в Пекине.
Однако иностранцы часто давали повод для ксенофобии. Многие работали в теневом секторе (торговля, развлечения, «тичеры»-учителя английского), не зная языка и не имея разрешений. Высокие доходы и ощущение безнаказанности создавали малоприятный типаж. Видео с пьяными или матерящимися иностранцами становились вирусными, разжигая недовольство. «Тичеры» вызывали раздражение из-за несоответствия компетенции и заработка (5-6 тысяч долларов в Шанхае при средней зарплате 3,5 тысячи). Бум на их услуги завершился с пандемией, когда многие экспаты уехали. Оставшиеся испытали бытовую ксенофобию (выселение из квартир, недобрые взгляды) из-за обвинений Китая в распространении вируса и нарушений карантина иностранцами. Дискриминация не была санкционирована центром, но показала распространенность ксенофобии. Золотые времена для экспатов закончились; «прекрасный Китай будущего», вероятно, будет эксклюзивно для китайцев.
«Китаизация» затронула и религию. Конституция гарантирует свободу вероисповедания, но запрещает деятельность зарубежных религиозных организаций. Буддизм, хотя и заимствован из Индии, давно интегрирован во властную вертикаль (кроме ламаистов). Сложнее с авраамическими религиями: мусульман 25–28 млн, христиан — около 40 млн. Мусульмане делятся на хуэй (китайские мусульмане, интегрированные, говорят по-китайски) и народы запада Китая (уйгуры, казахи и др.), культурно тяготеющие к Центральной Азии. Уйгуры, титульный народ СУАР, поддерживают связи с тюркским и арабским миром. Сепаратизм в Синьцзяне в 1980–90-х стал головной болью Пекина. Беспорядки в Урумчи в 2009 году были жестко подавлены. При Чжан Чуньсяне (2010–2016) политика была мягче, но Си Цзиньпина это не устраивало.
При Чэнь Цюаньго (2016–2021) в Синьцзяне проводилась жесткая политика профилактики преступности, сопровождавшаяся нарушениями прав этнических и религиозных меньшинств. «Уйгурская карта» активно используется Западом в антикитайской пропаганде (сообщения о «концлагерях» под видом «центров перевоспитания»). Государство стремится разорвать духовные и культурные связи уйгуров с исламом: профилактические задержания за религиозные приложения, репосты, хранение литературы, посещение «неправильных» имамов. В Нинся-Хуэйском АР запретили громкоговорители для азана, строительство мечетей в арабском стиле, членам партии — хадж. Паломникам предписаны «смарт-карты» для отслеживания. Это пользуется поддержкой многих китайцев, ассоциирующих ислам с терроризмом. Христианство также попало под прессинг: усилен контроль над общинами, запрет на посещение богослужений для детей и госслужащих, вывешивание госсимволики. В КНР совершались хиротонии католических епископов, не признанных Ватиканом. Ведется снос нелегальных церквей (резонансный случай — в Линьфэне в 2018). Религиозные собрания уходят в «квартирники». Внешне риски, связанные с религиозной «вольницей», к концу десятилетия были устранены.
ОЧЕРК ОДИННАДЦАТЫЙ: АРХИТЕКТУРА
Борьба с «архитектурными излишествами» и «космополитизмом» в урбанистике стала частным примером кампаний за китаизацию культуры и против коррупции. Небоскребы традиционно воспринимались как способ заявить об экономических успехах. За сорок лет реформ Китай построил больше небоскребов, чем США за весь ХХ век. В 2009–2012 годах Китай каждые пять дней заканчивал новый небоскреб (выше 200 м), на КНР приходилось 53% всех строек небоскребов в мире. Если в Нью-Йорке и Гонконге они появились из-за нехватки земли, то в Китае — как дань моде и желанию самоутвердиться, застраивая новые пространства (Шэньчжэнь, шанхайский Луцзяцзуй). Существовала и внутренняя конкуренция регионов: за пионерами реформ (Шэньчжэнь, Гуанчжоу, Шанхай) последовали города «второго темпа» (Тяньцзинь, Чунцин, Ухань).
Показателен проект Sky City в Чанше (Хунань): девелоперы хотели 666 м, чиновники попросили 838 м (самое высокое в мире). Стройку начали в 2013-м, но быстро заморозили после консультаций с Центром. В 2016-м от проекта отказались «из-за экологического урона». В 2014 году Си Цзиньпин призвал покончить со «странной архитектурой», раскритиковав здание-штаны, здание-пончик и здание-пенис (будущая редакция «Жэньминь жибао»). В феврале 2016 года ЦК КПК и Госсовет выпустили постановление о строительстве «экономичных, экологичных и приятных взору зданий». Некоторые проекты упростили: из небоскреба «Пинъань» в Шэньчжэне убрали шпиль (высота сократилась с 660 до 599 м). Аналогично поступили с Greenland Center в Ухане (с 636 до 476 м).
В апреле 2020 года Министерство жилья, городского и сельского строительства провозгласило «новую эпоху китайской архитектуры», запретив строить конструкции выше 250 м (250–500 м — с разрешениями, выше 500 м — запрет в принципе). Местным властям велено следить, чтобы здания выше 100 м не нарушали ландшафты и принципы традиционной культуры. Причины: борьба с излишествами, отказ от небоскребов в пользу традиционной азиатской архитектуры (китаизация), экономика (замедление роста, трудности девелоперов, невостребованность площадей), глобальный скепсис к небоскребам, мало дающим развитию городов. Новый город Сюнъань под Пекином, аналог Пудуна, планируется гораздо менее высотным.
Другим следствием увлечения иностранным стала «копипаст-архитектура» (copycat architecture). Девелоперы создавали проекты, копирующие мировые стили и достопримечательности. В шанхайском пригороде Сунцзян построили Thames Town (тюдоровский стиль, готическая часовня) и кварталы в итальянском, испанском, голландском стилях. В пригороде Ханчжоу появился «Маленький Париж» с копией Эйфелевой башни. В самом Ханчжоу — имитация Венеции. Тема Венеции популярна (казино «Венецианец» в Макао, ТЦ «Флорентийская деревня» в Тяньцзине). В тяньцзиньском квартале Юйцзяпу строили копию Манхэттена, но проект провалился, пополнив список городов-призраков. Мода на «копи-паст» не обошла и приграничные с Россией районы (оушицзе, копии российских скульптур в Маньчжурии).
Большинство таких проектов провалились из-за высоких цен и удаленности от центров. Недвижимость пустует. Некоторые девелоперы удешевляли проекты, предлагая типовые многоэтажки с несколькими узнаваемыми символами. К началу 2020-х «копипаст-архитектура» устарела и коммерчески, и идеологически. Циркуляр Минстроя от апреля 2020 года прямо запретил реплики в европейском стиле, рекомендуя ориентироваться на традиционный восточный. Причины: коммерческий неуспех, отражение комплексов нации, рост национализма и разочарование в Западе. «Европейские улицы» — уже история, символ короткого периода, когда Китай хотел быть ближе к миру.
ОЧЕРК ДВЕНАДЦАТЫЙ: ИНФРАСТРУКТУРА
«Инфраструктурное чудо» Китая эпохи Си Цзиньпина, хотя и началось до его прихода к власти, было им расширено. «Большая стройка» стала двигателем экономического развития, но во многом «не от хорошей жизни», а из-за отсутствия альтернатив для поддержания роста и занятости. Финансовый кризис 2007–2008 годов привел к падению спроса на китайские товары, и Китай, имея резервы и технологии, начал вкладываться в инфраструктуру: железные дороги, шоссе, аэропорты, города. Это превратило Китай в страну с самой современной инфраструктурой, по многим параметрам опережающей потребности страны и возможности мира.
Витриной успехов стали городская и транспортная инфраструктура: самые длинные мосты, аэропорт «Дасин», самая протяженная сеть ВСМ. Но это и самые обширные кварталы невостребованной недвижимости. По оценкам Хэ Кэна (бывший замдиректора Госуправления статистики), пустующей недвижимости хватит на 3 млрд человек; более умеренные оценки на середину 2023 года — 648 млн м² (7,2 млн квартир). Причина — спекуляция жильем, основной объект инвестиций населения. Цены в мегаполисах росли, в малых городах оставались низкими, не окупая вложений. Так образовались районы-призраки (например, новая часть Ордоса). Средний процент пустующей недвижимости в 28 крупнейших городах — 12%.
Массовое строительство на новых территориях породило мегалополисы, где Китай также впереди планеты. Урбанисты спланировали как минимум четыре: Цзин-Цзинь-Цзи (Пекин, Тяньцзинь, Хэбэй), устье Янцзы (Шанхай-Нанкин), Сычуаньская котловина (Чэнду-Чунцин, «Экономическое кольцо Чэн-Юй»), и «Зона Большого Залива» (дельта Чжуцзян, включая Гонконг и Макао, потенциальное население 120 млн, ВРП 1,93 трлн долларов). Зимняя Олимпиада 2022 года проходила в Пекине и Чжанцзякоу (200 км друг от друга), соединенных ВСМ со станцией Бадалин под Великой стеной (самая глубокая в мире). Между Пекином и Тяньцзинем — четыре ветки ВСМ, сократившие время в пути до 30 минут.
Амбициозные проекты невозможны без прорывных мостов. В 2000-х построены 35-километровый мост через Ханчжоуский залив и 165-километровый виадук «Даньян-Куньшань». В правление Си построен мост «Гонконг-Чжухай-Макао» (2009–2018), 55 км, самый длинный морской мост, стоимостью 18-20 млрд долларов (в 4,5 раза дороже Крымского моста). Он соединил Гонконг, Макао и Чжухай, хотя пассажирское сообщение паромами было налажено. Цель — не столько построить мост, сколько потратить деньги: заказы для строителей, «откаты» для чиновников (хунбао). Эта логика справедлива для большинства крупных инфраструктурных проектов. Об экономической целесообразности думали мало: инфраструктура — инвестиции в будущее, и нужно освоить бюджет.
Главный элемент «инфраструктурного феномена» — высокоскоростные железные дороги (ВСМ, гаоте). Они стали локомотивом экономики и средством «сборки» страны. ВСМ — это новые ветки по другим стандартам (меньше углы, безбалластный путь), что в гористом Китае означает до 85% виадуков и туннелей. Это требует колоссальных вложений. В 1990-х железные дороги были тормозом (средняя скорость 48 км/ч). Кампания по развитию началась в 1998-м («большое повышение скорости», датису). К 2008 году средняя скорость — 70 км/ч, на отдельных участках — 160 км/ч. В 2003 году построена первая ВСМ (Циньхуандао-Шэньян, 250 км/ч). Вехой стала ВСМ «Пекин-Шанхай» (1300 км, начата в 2008). Строительство ВСМ стало способом обеспечить занятость и рост. Коррупционный скандал с министром Лю Чжицзюнем (взятки, роскошь) и крушение поезда в Вэньчжоу (2011) привели к ликвидации Министерства железных дорог.
Си Цзиньпин продолжил развитие ВСМ. После затишья 2011–2014 годов начался новый бум. ВСМ соединяют ключевые города и добираются до отдаленных точек (Урумчи, Хуньчунь). Протяженность к 2023 году — 42 000 км (цель — 70 000 км к 2035). Китай — лидер по длине ВСМ. Строятся новые вокзалы на периферии, создавая «точки роста». ВСМ обеспечили полицентрическую урбанизацию и социальную мобильность. Развитие ВСМ стимулировало НИОКР: Китай, начав с иностранных технологий (Alstom, Bombardier, Kawasaki), стал лидером и экспортером («дипломатия ВСМ»). ВСМ не предназначены для грузового трафика. Финансирование государственное, большинство ВСМ убыточны, но долги реструктурируются государством. Как и автобаны, аэропорты, новые города, ВСМ построены на перспективу, пока не востребованы в должной мере.
ОЧЕРК ТРИНАДЦАТЫЙ: ЦИФРОВИЗАЦИЯ
Цифровизация — еще одна сфера очевидных качественных изменений за последнее десятилетие, являющаяся логичным продолжением процессов, начатых до 2012 года. Влияние Си Цзиньпина здесь минимально; ключевой фигурой стал Ма Юнь (Джек Ма), основатель корпорации «Алибаба». В 1995 году Ма Юнь узнал об Интернете и основал компанию, создававшую веб-сайты для китайских производителей. В 1999 году он создал площадку Alibaba для связи китайских поставщиков с зарубежными покупателями. Затем появились «Таобао» (C2C, копия eBay, но с инновациями), T-mall (B2C, копия Amazon) и Aliexpress (ориентирован на мировой рынок).
Площадки «Алибабы» стали предметом национальной гордости и «мягкой силы». Бум интернет-торговли позволил миллионам открыть «магазинчики», вызвал бум микрологистики (120 млрд посылок в 2023 году) и создал общество средней зажиточности (сяокан). Этот бум стал предтечей успехов Китая в инновациях сферы услуг и IT, обеспечив лидерство в 5G, робототехнике, анализе «больших данных» (big data), ИИ, распознавании речи и образов. Приложения Taobao могут опознать вещь по фото и предложить варианты, Alihealth — обработать симптомы и продать лекарства. Джек Ма стал одним из богатейших людей. В октябре 2020 года он ушел с поста председателя «Алибаба», возможно, из-за противоречий с властями (отказ в IPO Ant Group). С конца 2020 года рост интернет-гигантов сменился утратой влияния из-за усиления госконтроля.
Другой двигатель цифровизации — компания «Тенсент» с мессенджером WeChat («Вэйсинь»), появившимся в 2011 году. Он заменил китайцам телефон, СМИ и соцсети (западные заблокированы). Мини-программы в WeChat позволяют решать бытовые вопросы: покупки, такси, аренда. Ключевую роль сыграла функция мобильного платежа WeChat Pay, привязанная к банковскому счету, позволяющая платить по QR-коду. Оплата смартфоном стала повсеместной. Китай перескочил несколько ступенек в эволюции денежных транзакций (чеков не было, банковские карты не стали общераспространенными). Alipay от «Алибабы» появился раньше и удерживает лидерство, но WeChat Pay, появившись в 2013 году, быстро приблизился благодаря интеграции с соцсетью и функции виртуальных хунбао («красных конвертов»). Мобильные платежи стали популярны благодаря доверию к площадкам, «смартфонизации» общества, открытости к новшествам и искусственным мерам (скидки, отдельные очереди для онлайн-оплаты). Рынок электронных платежей вырос до 3,5 трлн долларов, 80% покупок — электронные, 900 млн человек пользуются мобильными платежами. Это изменило экономику, позволив любому стать продавцом. С 2019 года государство развивает «цифровой юань» (e-CNY) — государственную криптовалюту, работающую по QR-коду через отдельное приложение.
Главное достижение эпохи — успехи в сборе и анализе «больших данных». Пользователи расплачиваются приватностью: «Алибаба» и «Тенсент» знают о них все. «Цифровая экономика» выделяется как новый уклад, «фактор данных» — пятый фактор производства. Создание в 2023 году Государственного управления данных КНР стало важным шагом. Успехи в big data и ИИ базируются на доступе к огромным базам данных, слабости политики защиты персональных данных и наличии дешевой рабочей силы для маркировки данных («фабрики данных»). Цель государства — использовать эти результаты для перестройки госуправления на основе рекомендаций ИИ, воплощая утопическую идею идеального общества на новом технологическом уровне.
ОЧЕРК ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ: ЦЕНЗУРА, СОЦИАЛЬНЫЙ И ЦИФРОВОЙ КОНТРОЛЬ
Цензура в Китае — тема спекулятивная, часто представляющая страну «цифровым концлагерем». Контроль действительно усилился, но население приняло правила, и самоцензура играет ключевую роль. Цензура имеет многовековые традиции (Цинь Шихуан, Чжу Юаньчжан). Идея, что государству виднее, какая информация вредна, характерна для Китая. При Си Цзиньпине цензура не стала мягче. Известны «Великий китайский файерволл», блокировки Google, YouTube, Facebook. Китайская версия «Тик-Тока» (Douyin) существует отдельно от международной. Цензура нацелена на темы, ставящие под вопрос единство страны и авторитет руководства («Три Т»: Тяньаньмэнь, Тибет, Тайвань), а также Синьцзян, Гонконг, меры против COVID-19.
Иногда цензура популяризирует запретные темы (Си Цзиньпин и Винни-Пух, пустой стул Лю Сяобо). Сакрализация личности лидера поддерживается цензурой (премодерация новостей о Си). Государственная канцелярия интернет-информации (2014) ужесточила контроль. Любые материалы, включая стримы, идут с задержкой. Администрации сайтов создают собственные цензурные системы. «Фабрики цензуры» вручную вычисляют крамолу (мемы, кодовые слова).
Однако большинство китайцев не пользуются западными ресурсами, имея китайские аналоги, и разделяют официальную позицию по чувствительным темам. Ограничения легко обойти (VPN). Государство не ставит целью полностью остановить информацию, а скорее показать, «что такое хорошо и что такое плохо». Знать о Тяньаньмэнь допустимо, публично сомневаться — нет. Эксперименты с системой «социального кредита» (2014–2020) были свернуты из-за сложности обработки данных и опасений общества. Успешнее частные рейтинги (Sesame Credit от «Алибабы»). Однако инструменты для тотального контроля (видеокамеры, распознавание лиц) уже созданы и обкатываются в Синьцзяне.
ОЧЕРК ПЯТНАДЦАТЫЙ: НОВЫЙ ЯЗЫК КИТАЙСКОЙ ДИПЛОМАТИИ
Первые годы правления Си показали запрос общества на национализм и соответствующее место Китая в мире. Это потребовало смены пассивной внешней политики. Изменился язык китайских дипломатов, что шокировало многих. Это связано с переходом от «мягкой силы» к «дискурсивной силе» (хуаюйцюань – «право на голос»). Увлечение «мягкой силой» (Институты Конфуция с 2004 г.) завершилось к концу 2010-х на фоне настороженного отношения Запада и разрыва с США (2018 г.), когда стало ясно, что важно не то, что происходит, а как об этом пишут.
«Кто владеет дискурсом — тот владеет властью». Си Цзиньпин в 2013 году потребовал «рассказывать миру о Китае», создавать «новые концепции». Идея «сообщества единой судьбы человечества» — часть этой борьбы. «Дискурсивная сила» включает распространение управленческих, технологических, финансовых стандартов. Наиболее заметное проявление — «дипломатия боевых волков». Дипломаты стали активнее, давать интервью, полемизировать. В 2018 году создана медиакорпорация «Голос Китая». Дипломаты завели аккаунты в западных соцсетях. Термин Wolf Warrior Diplomacy (по названию фильмов «Боевой волк») связан с представителем МИД Чжао Лицзянем. К «боевым волкам» относят Хуа Чуньин, Ван Вэньбиня, Лю Сяомина, Лу Шае, Ху Сицзиня.
Возможно, эта дипломатия направлена и на внутреннюю аудиторию, на сплочение партии. Неуклюжесть действий объясняется нехваткой опыта публичной полемики. Агрессивную риторику следует воспринимать философски («последнее китайское предупреждение»). Действия дипломатов не всегда санкционированы сверху; они демонстрируют лояльность. Внешняя политика КНР трансформируется, отсюда «болезни роста». Запрос на наступательную риторику и формирование прокитайской дискурсивной реальности останется.
ОЧЕРК ШЕСТНАДЦАТЫЙ: АРМИЯ
Активизация внешнеполитической риторики совпала с военной реформой Си Цзиньпина. Армия играет важную роль в Китае (НОАК появилась раньше КНР). Лидеры первых поколений (Мао, Дэн, отец Си) были военными. Си Цзиньпин имеет связи с армией, начинал карьеру секретарем министра обороны. Его поддержка в армии стала залогом удержания власти. Контроль над Центральным военным советом (ЦВС) — ключ к власти в Китае. Си сразу занял все высшие посты, включая председателя ЦВС.
Военная реформа 2015–2016 годов была направлена на модернизацию и расстановку своих людей. Армия должна быть готова к задачам на море (Тайвань, Южно-Китайское море, США). Ликвидированы Генштаб и другие главные управления, создано 15 департаментов ЦВС. Вместо семи военных округов создано пять театров боевого командования. Созданы новые виды войск: Силы стратегического обеспечения (кибервойна, космос), ракетные войска, Силы информационной поддержки. Численность НОАК сокращена на 300 тыс. до ~2 млн человек (самая крупная в мире), усилены ВМС, ВВС и новые виды войск.
При Си Китай открыл первую зарубежную военную базу в Джибути (2017). Сообщалось об интересе к базам в других странах (Мьянма, Камбоджа, Таджикистан), но подтвержденных данных мало. Расширение военной активности — часть стратегии «строительства спокойного Китая», «третьей столетней цели» (к 2027 году, 100-летию НОАК, превратить армию в передовую). Это дало основание Западу считать, что Китай готовится к оккупации Тайваня к 2027 году. Однако НОАК уже имеет преимущество над Тайванем; развитие армии скорее нацелено на паритет с США.
ОЧЕРК СЕМНАДЦАТЫЙ: КИНЕМАТОГРАФ
«Новая эпоха» затронула искусство и спорт. В футболе успехов нет, в кинематографе же к началу 2020-х Китай вышел на передовые позиции по бюджетам и спецэффектам, китайские картины обгоняют Голливуд в домашнем прокате («Битва при Чосинском водохранилище – 2» > «Аватар-2»). Самые кассовые фильмы – о будущем или прошлом, современность почти не показывают. Сформировался негласный запрет на изображение проблемных тем с привязкой к текущему моменту. О коррупции, экологии, преступности можно, но если действие до 2013 года («Встреча на железнодорожной станции на юге», Ухань, 2012).
Кино переосмысливает «долгие восьмидесятые» с ностальгией, признавая проблемы («Во веки веков» Ван Сяошуая о политике «Одна семья – один ребенок» и социальном расслоении). Фильм – о покаянии успешного Китая перед неуспешным. На изображение действующих руководителей, включая Си Цзиньпина, – негласный запрет. Режиссер Лэй Сяньхэ показал ковку характера будущего лидера через биографию Дэн Сяопина в фильме «Тропа Дэн Сяопина» (2021), где ссылка Дэна в конце 1960-х представлена как полезное испытание. Фильм намекает на Си Цзиньпина и его близость к народу.
Бум патриотического кино: эпопеи к юбилеям («Основание армии», «Я и моя родина»). Вырос запрос на военно-патриотическую тематику. «Боевой волк – 2» (2017) об отставном спецназовце в Африке, спасающем китайских граждан, собрал >800 млн долларов. Месседж: «Китай – великая страна». «Битва при Чосинском водохранилище» (2021) о Корейской войне, где китайцы сражаются с американцами, собрала >900 млн долларов. Фильм снят на госденьги, вышел в разгар противостояния с США. Битва показана как победа китайцев, несмотря на большие потери. Это эпизод, который можно продолжать, создавая сериал о войне с американцами. Цитата Мао из фильма: «Уважение можно завоевать только на поле боя». Спортивная драма «Стать чемпионом» (2020) о женской сборной по волейболу и ее тренере Лан Пин также отразила общественные настроения.
ОЧЕРК ВОСЕМНАДЦАТЫЙ: ФУТБОЛ
Китай не может похвастаться успехами в футболе, несмотря на огромный интерес и инвестиции, особенно при Си Цзиньпине, известном футбольном болельщике. В футбол в Китае играли с начала XX века, в 1994 создана профлига (с 2004 – Суперлига). Сборная лишь раз участвовала в ЧМ (2002). Футбол уступал баскетболу. В 2016 году в китайский футбол полились миллионы: клубы скупали звезд (Алекс Тейшейра, Халк, Оскар, Карлос Тевес с рекордной зарплатой 40 млн евро).
Однако прорыва не произошло. Тевес уехал через год, заявив, что китайский футбол не достигнет европейского уровня 50 лет. «Шанхай Шанган» с Оскаром и Халком стал чемпионом в 2018, но в азиатской ЛЧ провалился. Сборная, возглавляемая Марчелло Липпи, не прошла на ЧМ-2018. Триумф сборной планировался на домашний Кубок Азии-2023, для которого строили стадионы. Началась натурализация иностранцев (Элкесон, Алан Карвальо, Тайас Браунинг), но это не помогло. Липпи ушел в отставку.
Китай понял, что «не в деньгах счастье». Безумные траты не дали результата. Уровень китайских футболистов оставался низким из-за лимита на легионеров. Коррупция процветала («странные результаты», откаты). Клубы зависели от частного капитала, часто банкротились или меняли названия. В конце 2020 года начались реформы: потолок зарплат (3 млн евро для иностранцев, 630 тыс. для китайцев), запрет на коммерческие названия клубов, мораторий на переезды. Это снизило инвестиции, почти все звезды уехали. Уровень чемпионата упал. Сборная не прошла на ЧМ-2022. Китай отказался от проведения Кубка Азии-2023. Сезон 2023 года дал робкую надежду на восстановление после «санации». Кампания Си по исправлению перекосов затронула и футбол.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: «ЧЕРНЫЕ ЛЕБЕДИ» И «СЕРЫЕ НОСОРОГИ»: ЭПОХА ВЫЗОВОВ
ОЧЕРК ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ: ОТ «ВОВЛЕЧЕНИЯ» К «ПРОТИВОСТОЯНИЮ»: КАК ПОМЕНЯЛИСЬ КИТАЙСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
При Си Цзиньпине нарастало беспокойство: к внутренним проблемам добавились внешние, плохо прогнозируемые вызовы («черные лебеди» и «серые носороги»), осложнившие путь Китая. Осложнение отношений с США и пандемия коронавируса — скорее «серые носороги». Хронологически раньше начался «декаплинг» с США — экономический и технологический разрыв, хотя по ряду позиций страны остаются партнерами. Точка отсчета — «торговая война» Трампа 2018 года.
«Медовый месяц» длился недолго (конец 1970-х – конец 1980-х). События на Тяньаньмэнь (1989) стали кризисом, но США предпочли торговать. Китай воспринял это как гарантию развития. Недовольство Китаем в США росло: он развивался, но не становился похожим на Америку. Появилась теория «обмана со стороны Китая»: Вашингтон надеялся, что «вовлечение» изменит Китай, а Пекин использовал это для укрепления, не проводя проамериканскую политику (Майк Помпео). При Обаме Вашингтон не рисковал разрывом. Си Цзиньпин в 2013-м говорил о связи «китайской мечты» с американской.
Избрание Трампа все изменило. Он заявлял, что Китай «насилует США» несправедливой торговой политикой (заниженный курс юаня, профицит Китая в 335 млрд долларов в 2017). В январе 2018 Трамп ввел пошлины. В январе 2020 заключили «торговое соглашение»: США снизили пошлины, КНР обязалась закупить американской продукции на 200 млрд. Но Китай избавился от иллюзий, перешел к «двойной циркуляции». Пандемия и проигрыш Трампа на выборах избавили Китай от выполнения сделки. Байден не изменил антикитайскую риторику. На встрече в Анкоридже (март 2021) китайцы вели себя жестче (Ян Цзечи). Торговый профицит Китая вернулся к уровню 2017 года. «Торговая война» не справилась с дисбалансом, но разбалансировала отношения.
Цель Америки — ограничить развитие Китая, не допустить появления альтернативного технологического стандарта. В 2018 введены санкции против Huawei и ZTE. Ограничен экспорт американских технологий в Китай. США формируют альянс производителей полупроводников (Chip 4) с антикитайским характером. Сокращается научное сотрудничество, Институты Конфуция в США закрываются. Прогресс разделен по национальному признаку, появляются два «технологических блока». Межличностные контакты сократились. США и Китай, связанные экономически, расходятся политически. Это глобальное противостояние. Попытки «поставить на паузу» (встречи Си и Байдена на Бали и в Сан-Франциско) проваливаются. Американский фактор — главный источник рисков для Китая.
ОЧЕРК ДВАДЦАТЫЙ: КАК ПАНДЕМИЯ КОРОНАВИРУСА ИСПЫТАЛА КИТАЙ НА ПРОЧНОСТЬ
Пандемия коронавируса (2020–2022) стала «серым носорогом», испытавшим Китай на прочность. Успехи Китая в борьбе с COVID-19 в 2020–2021 годах позиционировались как доказательство эффективности «китайской модели», но проблемы выхода из «нулевой терпимости» и народные выступления 2022 года поставили этот тезис под сомнение. В ноябре 2019 в Ухане обнаружен первый случай «пневмонии нового типа» (синьсин фэйянь), вызванной коронавирусом (синьгуань бинду). 11 марта 2020 ВОЗ признала вспышку пандемией. В Китае заболеваемость пошла на спад, а центром стала Европа. К концу 2021 в КНР было 96 тыс. заболевших (в США — 44 млн).
Китай был готов к мобилизации: опыт эпидемий (атипичная пневмония 2002–2003), запрос на вызов для консолидации общества. Си Цзиньпин хотел сыграть на контрасте с мягкостью предыдущего руководства. В Ухане стационар построили за 10 дней. Приняты беспрецедентные меры по «социальной дистанции»: пропаганда, принудительный контроль («коды здоровья»). Ухань был на «осадном положении» 77 дней. Модель (жесткая изоляция + вакцинация) казалась эффективной. Большинство случаев пришлось на Ухань в первые месяцы.
В январе-марте 2020 страны закрывали границы. Позже Китай сам ограничил общение с миром, введя строгие карантины для приезжающих. Даже Си Цзиньпин не выезжал 32 месяца. Зимняя Олимпиада-2022 в Пекине прошла с ограничениями (только местные болельщики, ежедневные ПЦР-тесты), вызвав недовольство. Новые штаммы снижали эффективность вакцин. 28 февраля 2022 в Шанхае зарегистрирован омикрон-штамм. Власти ввели тотальное ПЦР-тестирование, затем двухмесячный «шанхайский локдаун». Начались перебои с продовольствием. 90% случаев протекали бессимптомно. «Локдаун» ударил по экономике, нарушил логистику.
Стало очевидно, что модель не работает, но власти не решались признать ошибку перед XX съездом КПК. Ситуация изменилась в ноябре 2022 после стихийных протестов (Урумчи, Пекин, Шанхай) из-за антиковидных ограничений. Власти прислушались, ограничения были сняты. Результат — обвальный рост заболеваемости (80-90% населения). Власти перестали публиковать статистику. Коронавирус «отменили». Границы открылись. Но пандемия поставила вопросы о гибкости системы принятия решений и последствиях централизации власти при Си.
ОЧЕРК ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ: «ВОССОЕДИНЕНИЕ РОДИНЫ» ПОД ВОПРОСОМ. КОНЕЦ КОНЦЕПЦИИ «ОДНА СТРАНА, ДВЕ СИСТЕМЫ»
Главным внешнеполитическим достижением реформ стало мирное возвращение Гонконга (1997) и Макао (1999) по принципу «Одна страна, две системы» Дэн Сяопина. Бывшие колонии получили статус ОАР с широкой автономией на 50 лет. Это позволяло закрыть «сто лет унижений». Гонконг и Макао были тестовыми площадками, а «вишенкой на торте» был Тайвань, где с 1949 года существовало независимое государство под властью Гоминьдана. В 2000 году Гоминьдан уступил власть ДПП, выступающей за тайваньскую идентичность.
С усилением ДПП перспективы мирного воссоединения по принципу «Одна страна, две системы» рассеялись. Причины: «тайваньская карта» как рычаг США для сдерживания КНР, и фактическая ликвидация Пекином автономии Гонконга при Си Цзиньпине. Это отдалило «воссоединение Родины». До «часа икс» (2046/2047) Гонконг уже «сидит на чемоданах». Финансовый центр сместился в Шанхай. Поток богатых китайцев с континента вызвал рост цен на недвижимость, проблемы с инфраструктурой. Местные жители испытывают конкуренцию на рынке труда. Это рождает протест, сфокусированный на реформе избирательной системы (прямые выборы главы Гонконга).
В 2014 году «революция зонтиков» парализовала город из-за проекта избирательной реформы, контролируемой Пекином. Проект отвергли, выборы 2017 года прошли по старым правилам, победила пропекинская Кэрри Лам. В 2019 миллион гонконгцев протестовал против закона об экстрадиции. Власти отложили рассмотрение. В 2020 году, на фоне карантина, принят «Закон о защите национальной безопасности в Гонконге». Любая деятельность в поддержку суверенитета Гонконга или против конституционного строя карается тюрьмой. Лидеры протестов осуждены. В мае 2022 главой администрации стал Джон Ли, единственный кандидат. Концепция «Одна страна, две системы» фактически перестала работать.
Материковый Китай успешно сотрудничал с Тайванем (торговля, инвестиции, туризм). Но для молодых тайваньцев связь с материком иллюзорна, привлекательна локальная идентичность. ДПП видит союзника в США, которые с 1950-х годов гарантируют существование Тайваня. В 1979 США разорвали дипотношения с Тайванем, признав его провинцией КНР, но приняли Закон об отношениях с Тайванем, позволяющий поставки оружия («стратегическая неопределенность»). Трамп в 2016 ответил на звонок Цай Инвэнь. Байден в 2022 заявил о военной защите Тайваня. В августе 2022 Нэнси Пелоси посетила Тайвань, вызвав эскалацию. Активизировались меры по боеготовности НОАК.
В январе 2024 на Тайване прошли выборы: главой администрации стал Лай Циндэ (ДПП), но в парламенте ни у одной партии нет большинства. Это предохранитель от резких шагов. Лай заявил, что «не нужно объявлять независимость, потому что мы и так независимы», и будет использовать диалог с Китаем. Пекин придерживается линии на мирное воссоединение, не отказываясь от силы. США на пороге внутреннего кризиса и вовлечены в другие конфликты. Перспективы скорого решения «тайваньского вопроса» сомнительны.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Анализ десятилетия Си показывает: многие перемены имеют корни в прошлом. «Новая эпоха» нова, но запрос на национализм, соцсправедливость, госрегулирование был и до Си. Он смог это реализовать. Попытки укрепить «китайскую модель» часто как Сизифов труд, но успехи есть: коррупция скрытнее, экокатастрофа остановлена. Проблемы: нет альтернативы экспортной модели, старение, госдолг. Но Китай — привлекательная ролевая модель. Обратная сторона — автократия, цензура. У Си не было выбора: кризис 2012-го толкал к решительным действиям. Успех связан с его личными качествами.
Си оказался в эпицентре запроса на сильную руку, поднял консолидацию. Проблемы — из достоинств: зачищенное поле эффективно, но что дальше? Высокоцентрализованная система неустойчива без «ядра» (Си). Ради стабильности он отвергает схемы преемника. Ему 70, он полон сил. Предшественники уходили старше. Правление Ху — пример, как не надо. Си будет руководить еще минимум 5 лет. Уйдет ли — зависит от выполнения целей («национальное возрождение», «всеобщее благоденствие»). Китай будет меняться по националистическому и эгалитаристскому треку. Таков мир китайского полудня.