Загадочный мистер Накамото: Пятнадцатилетние поиски криптогения - Бенджамин Уоллес
ВВЕДЕНИЕ: ТАЙНА МИСТЕРА НАКАМОТО
Автор Бенджамин Уоллес в своей книге предпринимает пятнадцатилетнее расследование, чтобы раскрыть личность Сатоши Накамото, псевдонимного создателя Биткойна. Накамото таинственно исчез весной 2011 года, оставив после себя не только революционную технологию, но и огромное состояние, которое, по всей видимости, осталось нетронутым. Его анонимность и сдержанность стали пищей для легенд, породив культ личности: от бейсболок с его именем, которые носят знаменитости вроде Канье Уэста, до бронзовой статуи в Будапеште, изображающей его в виде спектральной фигуры в капюшоне. Были даже инициативы по созданию утопического острова Сатоши и выдвижению его на Нобелевскую премию. Несмотря на многочисленные попытки разгадать эту загадку, включая расследования таких гигантов, как программа «60 минут», личность Накамоト оставалась одной из величайших тайн цифровой эпохи. Уоллес, заинтригованный этой историей еще в 2011 году, когда писал первую большую статью о Биткойне для Wired, спустя годы вновь погружается в поиски, веря, что на этот раз ему удалось приблизиться к разгадке. Его предполагаемый кандидат – фигура крайне скрытная, неоднократно называвшая себя опасной и, по слухам, владеющая оружием, с недвижимостью на Гавайях и в Австралии. Предстоящая встреча лицом к лицу с этим человеком вызывает у автора серьезные опасения, подогреваемые советами его сестры, опытного телепродюсера, о необходимости мер безопасности, вплоть до бронежилета и предупреждения местной полиции.
Новый виток расследования Уоллеса начался с электронного письма, полученного в канун Нового 2021 года, с темой «Новая информация о Сатоши». С момента своей первой статьи о Биткойне автор периодически получал подобные сообщения с различными теориями. Это письмо, однако, содержало ссылку на блог Сахила Гупты, бывшего стажера SpaceX, который утверждал, что Сатоши Накамото – это Илон Маск. Гупта ранее уже выдвигал эту гипотезу, основываясь на своем опыте работы в SpaceX и предполагаемом разговоре с главой администрации Маска, Сэмом Теллером. В своем новом посте Гупта приводил дополнительные аргументы, включая анализ переписки и технические детали. Уоллес, поначалу скептически настроенный, все же связался с Гуптой. В ходе видеозвонка Гупта подробно изложил свою теорию: его восхищение Маском во время стажировки, работа над дипломным проектом о цифровой валюте Fedcoin, где он впервые столкнулся с легендой о Сатоши. Гупта обнаружил сходство в языке Маска и Накамото (оба использовали выражения «порядок величины», «чертовски»), их интерес к программированию на C++ и экономике. Реакция Теллера на прямой вопрос «Илон – это Сатоши?» («Ну, что я могу сказать?») показалась Гупте многозначительной. Хотя Маск публично отрицал свою причастность к созданию Биткойна, Гупта продолжал находить подтверждения своей теории: оригинальная цель PayPal (создание валюты, свободной от банков), использование Маском, как и Накамото, двух пробелов после точки, и даже случайное обнаружение IP-адреса Накамото вблизи аэропорта Ван-Найс, которым часто пользовался Маск. Гупта был на «99 процентов уверен» в своей правоте. Уоллеса, несмотря на сомнения (смог бы Маск в свой «худший год жизни» в 2008-м создать Биткойн, параллельно развивая Tesla и SpaceX?), захватила эта одержимость, особенно на фоне колоссального роста стоимости Биткойна. Он решил посвятить себя разгадке этой тайны.
Интерес Уоллеса к Биткойну возник в июне 2011 года, когда редактор Wired Джейсон Танц предложил ему написать о новой цифровой валюте и связанной с ней теневой торговой площадке Silk Road. Биткойн, которому на тот момент было менее трех лет, уже прошел путь от утопического проекта до рынка с оборотом в 130 миллионов долларов, омраченного скандалами и преступностью. Но сама идея децентрализованной валюты, решающей проблему двойного расходования без участия центрального органа, была революционной. Уоллеса, гуманитария по образованию и не самого продвинутого пользователя технологий, эта тема захватила. Образ Сатоши Накамото, неуловимого гения, напоминал ему героев его юношеских увлечений – таинственных изгнанников и затворников. Он начал посещать биткойн-встречи в Нью-Йорке, погружаясь в мир шифропанков, хакеров и анархистов. Он узнал, что 31 октября 2008 года Накамото опубликовал свою работу «Биткойн: Одноранговая электронная денежная система» в закрытом списке рассылки по криптографии Metzdowd. Это произошло на фоне финансового кризиса, краха Lehman Brothers и спасения AIG, что делало идею децентрализованных денег особенно привлекательной. Форум Metzdowd, населенный технически подкованными либертарианцами, привыкшими к псевдонимам, стал идеальной площадкой. Накамото активно взаимодействовал с первыми энтузиастами, принимая их отзывы и дорабатывая код. В январе 2009 года он выпустил альфа-версию программы, которую в первый день скачали 127 человек. Этих пионеров привлекала идея денег 2.0 – долговечных, неподделываемых, мгновенно переводимых в любую точку мира и свободных от контроля правительств и банков.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ 1: РАННИЕ ПОИСКИ И ПРЕДТЕЧИ
БЛЕСТЯЩИЙ ПОНИ: ЗАГАДКА ЛИЧНОСТИ
С самого начала Гэвин Андрезен, ставший главным разработчиком Биткойна после ухода Накамото, не знал его настоящего имени, лишь надеясь на встречу, но не ожидая ее. Другие разработчики сходились во мнении, что Накамото, указавший Японию местом проживания в профиле P2P Foundation, на самом деле не был японцем. Его английский был безупречен, с оборотами, характерными для носителя языка, возможно, британца или выходца из страны Содружества. На это указывало и использование англицизмов вроде «colour» и «optimise», а также цитата из лондонской Times, встроенная в генезис-блок: «Канцлер на грани второго спасения банков». Накамото тщательно оберегал свою анонимность: домен bitcoin.org был зарегистрирован через сервис анонимизации anonymousspeech.com, который сам был связан с временным брокером жилья в Токио. Электронные адреса на vistomail.com (с возможностью манипулировать датой отправки) и gmx.com (бесплатный почтовый провайдер) также служили этой цели. Майкл Марквардт (Theymos), администратор форума BitcoinTalk, был убежден, что Накамото использовал TOR для сокрытия IP-адреса. Стиль общения Накамото был по-деловому непроницаемым; на личные вопросы он не отвечал.
Код Биткойна рассказывал свою историю. Гэвин Андрезен считал, что у программистов есть авторский стиль, такой же различимый, как у писателей. Стиль Накамото казался Гэвину несколько устаревшим. Ирландский разработчик Майк Хирн, работавший на Google в Швейцарии, заметил использование венгерской нотации, популярной среди Windows-программистов в 1990-х, что было необычно для опенсорс-проекта, часто создаваемого в пику закрытым системам вроде Windows. Мнения о его квалификации расходились: Гэвин ставил его в топ-10% программистов, тогда как Амир Тааки, ранний разработчик и анархист-хакер, сомневался даже в наличии у Накамото профильного образования, указывая на монолитность кода вместо модульной структуры, характерной для профессионалов. Тааки, имевший математическое образование, видел в «белой книге» скорее уверенность в математических и статистических инструментах. Гэвин предполагал, что код написан небольшой группой или даже одним человеком из-за малого количества комментариев. Другие же считали, что Биткойн слишком сложен и гладко запущен для одного мозга; «белая книга» использовала местоимение «мы», что могло указывать на коллектив или институт. К январю 2011 года, еще до исчезновения Накамото, его фигура начала приобретать мифические черты. Когда сотую долю биткойна назвали «сатоши», а сам Накамото перестал появляться на форуме с 13 декабря, началась паника. Кто поведет проект дальше? Не умер ли он? Впервые открыто заговорили о его настоящей личности. Возникла идея, что «Сатоши Накамото» – это коллективный псевдоним, как Николя Бурбаки. Или что анонимность придает проекту полезный флер. Были и предположения о конкретных личностях: писатель Нил Стивенсон, основатель WikiLeaks Джулиан Ассанж, или российский математик-затворник Григорий Перельман. Хотя Гэвин вскоре успокоил сообщество, сообщив, что Накамото просто занят, 16 апреля 2011 года на BitcoinTalk появилась новая ветка: «Кто такой Сатоши Накамото?»
МАТЕМАТИКИ С ОРУЖИЕМ: ИДЕОЛОГИЯ ШИФРОПАНКОВ
В сентябре 1992 года в Окленде, Калифорния, в доме Эрика Хьюза, математика-аспиранта, собрались два десятка революционеров. Тим Мэй, физик, рано вышедший на пенсию благодаря работе в Intel, обратился к собравшимся. Его вдохновляли «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд с идеей убежища для интеллектуалов и научно-фантастическая повесть Вернора Винджа «Истинные имена» о хакерах, действующих под псевдонимами в виртуальной реальности. Мэй был убежден, что технологии – анонимные цифровые деньги Дэвида Чаума и прорывы в криптографии – позволяют воплотить эти идеи. Традиционная симметричная криптография, где ключ для шифрования и дешифрования был один и тот же, требовала его передачи, что создавало уязвимость. С появлением интернета и необходимостью общения миллиардов незнакомцев этого стало недостаточно. В 1970-х Уитфилд Диффи, Мартин Хеллман и Ральф Меркл независимо друг от друга открыли асимметричную криптографию: пара математически связанных ключей (приватный и публичный) позволяла незнакомцам безопасно общаться и создавать цифровые подписи.
Мэй изложил эти идеи в «Манифесте криптоанархиста», который и зачитал в гостиной Хьюза. Он описал будущее с безопасной, неотслеживаемой электронной почтой и онлайн-платежами, неподвластными государственному контролю. Публично-ключевую криптографию он считал столь же революционной, как печатный станок или колючая проволока, способной «демонтировать колючую проволоку вокруг интеллектуальной собственности». Мотивацией Мэя была и непосредственная угроза: правительство США преследовало Фила Циммермана, создателя PGP (Pretty Good Privacy), программы для шифрования электронной почты, так как сильная криптография приравнивалась к оружию. Мэй, Хьюз и Джон Гилмор (сооснователь Electronic Frontier Foundation) хотели сделать криптографию доступной массам. Джуд Милхон, известная как St. Jude, предложила название группы – «шифропанки». Их девизом стало: «Шифропанки пишут код». Собравшиеся играли в «Крипто-Анархическую Игру», разработанную Мэем и Хьюзом для стимулирования мышления об анонимности и цифровых деньгах. Шифропанки были эклектичной группой, включавшей как реальных людей, так и тех, кто скрывался за никнеймами вроде Black Unicorn. Их объединяло предвидение угроз приватности в цифровом мире и вера в криптографию как единственную защиту. Девиз «код – это речь» означал, что любые ограничения на код – это посягательство на свободу слова. Они распространяли запрещенные алгоритмы на футболках и в виде татуировок. Некоторые шифропанки имели и личные мотивы для защиты приватности, от BDSM-практик до полиамории. Радикальное крыло крипто-анархистов верило, что технология упразднит правительство. Тим Мэй мечтал об анонимном информационном рынке BlackNet, а Джим Белл предлагал «политику убийств» через анонимные пожертвования. Эти экстремистские идеи шокировали более умеренных участников, вроде Циммермана. Впрочем, деятельность шифропанков часто сводилась к жарким спорам, раздражавшим профессиональных криптографов. Однако ощущение причастности к созданию будущего было всепроникающим. Главной целью многих шифропанков были цифровые деньги – венец «Либертарии в Киберпространстве» Мэя.
ВЭЙ: ПРЕДТЕЧА B-MONEY
Вэй Дай, криптограф-любитель, создатель библиотеки Crypto++, которую использовал Биткойн, был одним из тех, кого подозревали в том, что он и есть Накамото. Главной причиной была его концепция b-money, описанная в 1998 году. B-money предвосхищала несколько ключевых идей Биткойна: одноранговая сеть, коллективно поддерживающая общий реестр транзакций; механизм эмиссии денег, основанный на решении вычислительных задач; и использование публично-ключевой криптографии для защиты анонимности пользователей. B-money, наряду с Hashcash Адама Бэка, была упомянута Накамото в «белой книге» Биткойна. Дай, как и Накамото, был призрачной фигурой. Он окончил Вашингтонский университет в конце 1990-х, но о нем мало что было известно, фотографий в интернете практически не было. Когда Уоллес летом 2011 года прямо спросил Дая по электронной почте, не он ли Сатоши, тот ответил: «Сатоши – это не я».
Дай рассказал, что давно потерял первоначальный интерес к криптографии как к технологии будущего и больше увлекся философией, проводя много времени на блоге LessWrong, посвященном «совершенствованию искусства человеческой рациональности». Он не думал, что Накамото – кто-то из его знакомых, так как тот, по-видимому, изобрел Биткойн независимо и не знал о b-money, пока на нее не указал Адам Бэк. Дай соглашался с предположением Gwern (псевдонимного блогера), что Накамото, вероятно, не был профессиональным или академическим криптографом, а скорее студентом или программистом-одиночкой (каким был сам Дай, когда работал над Crypto++ и b-money). Вэй Дай переслал Уоллесу письма от Накамото. В первом, от августа 2008 года, Накамото просил разрешения сослаться на b-money в своей «белой книге» и уточнял дату публикации. Во втором, от начала 2009 года, Накамото прислал ссылку на программу Биткойн на следующий день после ее релиза, отметив: «Думаю, она достигает почти всех целей, которые вы ставили в своей статье о b-money». Этот обмен письмами показывал, что Накамото знал о работе Дая и ценил ее, но также и то, что они, по-видимому, не были одним и тем же лицом, если только это не была сложная игра с самим собой.
БУМ-БУМ: НИК САБО И BIT GOLD
Ник Сабо, еще одна заметная фигура в обсуждениях на BitcoinTalk, был следующим, к кому обратился Уоллес. Сабо был лишь немногим менее скрытен, чем Вэй Дай, его трудовая биография была практически невидима, и позже он признавался, что верит в «безопасность через неизвестность». Сабо естественным образом тяготел к шифропанкам с их приверженностью реальным действиям. Криптография, по его словам, позволяла перейти от «интеллектуальной мастурбации» к «либертарианской реальной политике» – «практической инженерии». В апреле 1993 года, живя в Орегоне, он написал и распространил на встрече либертарианцев памфлет о защите электронной приватности и участвовал в местном телешоу, протестуя против поддержки телеком-гигантом AT&T чипа Clipper (государственной технологии для слежки), предложив 200 долларов тому, кто первым сделает качественные наклеййки «Большой Брат Внутри». Он также предлагал идеи по противодействию зарождающейся технологии распознавания лиц путем «шифрования» своего образа с помощью разнообразных головных уборов, причесок и макияжа.
Высокий, мягкотелый, не слишком следящий за модой, Сабо вырос в штате Вашингтон и унаследовал от отца, Юлиуса, чьи венгерские родители потеряли ферму из-за коммунистов, неприязнь к социализму. Юлиус участвовал в венгерском восстании 1956 года, бежал в США и стал ученым-растениеводом. Мать Ника, Мэри, работала бухгалтером и приносила домой Apple II. Любимой книгой молодого Сабо был роман Роберта Хайнлайна «Луна – суровая хозяйка», сочетавший либертарианскую философию и космос. Изучая информатику в Вашингтонском университете (за десять лет до Вэя Дая), он стажировался в Лаборатории реактивного движения в Пасадене. Этот опыт изменил его: видя динамизм небольших проектов, он разочаровался в американской космической программе с ее фокусом на имиджевых проектах. Сабо мог быть педантичен до крайности, анализируя собственные телесные ощущения как данные научного эксперимента. Возможно, юношеские обиды сделали его воинственным. Он мог быть резок с оппонентами в онлайн-дискуссиях. Вскоре после подписки на список рассылки шифропанков Сабо переехал из Орегона в Область залива Сан-Франциско, чтобы быть ближе к их встречам. Он также глубоко погрузился в идеи экстропианцев – группы, посвященной трансгуманизму и радикальному продлению жизни, от умных лекарств до загрузки сознания в облако (что Сабо называл «Будущим Восторгом»). Экстропианцы, такие как Джей Прайм Позитив и Том Морроу, объединяли футуристический оптимизм с либертарианской неприязнью к ограничениям. Среди них было много общих с шифропанками участников, но экстропианцы были более гедонистичны. Список их интересов – продление жизни, колонизация космоса, домашнее обучение, биохакинг, ИИ, цифровые деньги – стал программой для будущих лидеров Кремниевой долины. Сабо нашел среди них единомышленников. Он жил в коммуне Nexus-Lite, где его соседи разделяли его политические взгляды и устраивали вечеринки «Экстропаганза». В этой среде Сабо стал мягче и эмпатичнее. Его эрудиция была такова, что некоторые заочные знакомые считали «Ник Сабо» псевдонимом группы.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ 2: ПЕРВЫЕ КОНФЕРЕНЦИИ, КАНДИДАТЫ И КАТАСТРОФЫ
ВЕЧЕР ПСЕВДОНИМНОГО ОБЩЕНИЯ: ПЕРВАЯ БИТКОЙН-КОНФЕРЕНЦИЯ
Спустя несколько недель после переписки с Ником Сабо, Уоллес, все еще не приблизившись к разгадке, посетил первую в мире Биткойн-конференцию. Покупка билета оказалась непростой задачей: он стоил 26 долларов, и платить нужно было в биткойнах. Уоллес решил купить криптовалюты на 200 долларов, что казалось ему безумием – платить 14 долларов за монету, которую нельзя потрогать или использовать для чего-то реального. Опасаясь повторить ошибку Стефана Томаса (потерявшего свои ключи), он сначала зарегистрировался на Mt. Gox, токийской бирже, считавшейся самой надежной. Затем он зарегистрировался в Dwolla, платежной системе из Айовы, которой потребовалось четыре дня на верификацию его банковского счета. После этого он перевел деньги из банка в Dwolla (еще день), затем из Dwolla на биржу Tradehill в Сан-Франциско, чтобы конвертировать доллары в 14 биткойнов. Четыре из них он вывел на адрес, контролируемый его компьютером, и отправил около двух с третью организатору конференции (цена биткойна упала ниже 11 долларов). Остаток он вывел с Tradehill на Mt. Gox для сохранности. Деньги будущего?
Регистрация проходила в офисе OnlyOneTV Брюса Вагнера, продюсера шоу The Bitcoin Show на YouTube, на Пятой авеню в Манхэттене. Был конец августа, и люди – почти исключительно мужчины – съехались со всего мира, чтобы поговорить о невидимых деньгах, ничем не обеспеченных, которые почти никто не понимал, но которые торговались по 15 долларов за монету, тогда как полгода назад стоили меньше доллара. Гэвин Андрезен приехал из Массачусетса, Джефф Гарзик – из Северной Каролины, Стефан Томас прилетел из Швейцарии, а Роджер Вер, известный как «Биткойн-Иисус», – из Японии. В очереди за бейджами Уоллес увидел Джеда Маккалеба, будущего основателя Ripple, который изначально создал Mt. Gox как площадку для обмена картами из его любимой игры (Magic: The Gathering Online eXchange). Несмотря на то, что присутствовало всего около шестидесяти пяти человек, Брюс Вагнер назвал мероприятие «Bitcoin Conference & World Expo 2011 NYC». Вечером участники собрались в ресторане Hudson Eatery в Адской кухне, одном из немногих мест, которые Брюс убедил принимать биткойны, на «вечер псевдонимного общения». На следующий день в отеле Рузвельт Гэвин говорил о будущем, когда Биткойн станет мейнстримом и «скучным»; Джефф – о необходимости улучшить PR Биткойна; Стефан – о разработке приложений. Это не слишком походило на революцию. Стефан даже испытал такие трудности с оплатой биткойнами в «биткойн-дружелюбных» ресторанах, что в итоге заплатил долларами. Но была и неукротимая энергия. Между туманными рассуждениями о будущем, где доминирует Биткойн, и нетворкингом предпринимателей, участники обменивались теориями о Накамото, который так и не ответил на письмо Уоллеса. Уже тогда начали проявляться религиозные обертоны: первый блок, добытый Накамото, назывался Генезис-блоком. На футболках с символикой конференции красовалась надпись «Я – САТОШИ». Вопрос о его присутствии витал в воздухе. Но Уоллес сомневался, что Накамото был бы способен на такое путешествие.
МИСТЕР РОДЖЕРС: ХЭЛ ФИННИ, ПИОНЕР И ЭНТУЗИАСТ
Хэл Финни, на которого Уоллесу указал Ник Сабо, обладал лучезарной улыбкой и тонкими усиками, напоминавшими персонажа из фильма «Телеведущий». Он был известен своим энтузиазмом и добротой. В конце 1970-х, работая в зарождающейся индустрии видеоигр, он создавал звуковые эффекты для Intellivision, тщательно воссоздавая рев толпы и даже имитируя человеческую речь. Финни всегда любил головоломки и с детства увлекался шифрами и научной фантастикой. Окончив Калифорнийский технологический институт с отличием, он, несмотря на свой IQ, оставался удивительно отзывчивым человеком. Он и его жена Фрэн, с которой он познакомился в колледже, назвали своих детей и домашних животных в честь астрономических объектов. Узнав об экстропианцах, Финни стал активным участником их списка рассылки, экспериментируя с различными подходами к здоровому образу жизни. В 1992 году он и Фрэн записались в Alcor, крионическую организацию, выбрав заморозку всего тела. «Он не верил в Бога, – говорила Фрэн, – он верил в будущее».
Именно через экстропианцев Хэл Финни узнал о проекте, который станет делом его жизни. Прочитав о Филе Циммермане и его DIY-криптографии, Финни загрузил PGP, поэкспериментировал и был впечатлен. Это привело его к работам Дэвида Чаума о криптографической защите приватности онлайн. «Это просто взорвало мне мозг», – вспоминал Финни. Его захватили «тайна и парадокс» криптографии. Вдохновленный «Истинными именами» и их «неотслеживаемыми личностями», Финни увидел в криптографии способ воплотить это будущее в реальность. Он вызвался помочь Циммерману и многие годы работал над PGP, сначала как волонтер, затем как один из первых двух сотрудников компании PGP Inc. Это была идеальная работа, сочетавшая его любовь к головоломкам с борьбой за приватность. В отличие от многих параноидальных и аутичных фигур в этой сфере, Финни выделялся своей нормальностью и добротой. Фил Циммерман сравнивал его душу с душой Мистера Роджерса. При этом Финни был истинным шифропанком, активно писавшим код и твердо верившим в свободу. Он рассуждал о том, как криптография могла бы помочь аболиционистам. Он признавал, что анонимность и псевдонимность, несмотря на недостатки, приносят «реальную пользу всему обществу», указывая на «Записки Федералиста» и информаторов. Сам он использовал несколько псевдонимов онлайн. После того, как финская служба ремейлеров была взломана по настоянию Церкви Сайентологии, Финни создал один из первых зашифрованных анонимных ремейлеров. Когда правительство США потребовало ослабления криптографии в экспортных версиях программ, Финни, чтобы продемонстрировать абсурдность политики, объявил конкурс на взлом новой экспортной версии браузера Netscape. Он был решен за месяц, а второй – менее чем за 32 часа. Ремейлеры были лишь первым шагом; главной его страстью стали цифровые деньги.
ВСЕГДА СМОТРИ НА СВЕТЛУЮ СТОРОНУ: БОРЬБА ХЭЛА ФИННИ С БАС
Через месяц после твита о Биткойне Хэл Финни заметил, что его беговые результаты ухудшаются. Фрэн обратила внимание, что он больше не может одновременно говорить и бежать. Его речь стала невнятной, правая рука задрожала. В мае, во время Лос-Анджелесского марафона, судороги в правой ноге стали настолько сильными, что ему пришлось сойти с дистанции. На их тридцатую годовщину свадьбы они не смогли завершить традиционную велопрогулку – Хэл слишком устал. Неделю спустя ему диагностировали БАС (боковой амиотрофический склероз). Его голос стал тише, руки ослабли. «Раздражает и беспокоит, что мои начальные симптомы проявляются в голосе и руках, двух наиболее используемых и высокопроизводительных источниках вывода», – сообщил он друзьям на LessWrong. Более 90% людей с БАС предпочитали умереть, когда больше не могли дышать самостоятельно. У Хэла таких планов не было. Он намеревался перейти на искусственную вентиляцию легких и даже воспользовался сервисом по «банкированию» голоса.
Он читал, что Стивен Хокинг, проживший сорок лет с БАС, мог печатать десять слов в минуту, подергивая мышцей щеки. «Возможно, я даже смогу писать код», – говорил Хэл. В декабре, собирая деньги на борьбу с БАС, Фрэн пробежала эстафету на Санта-Барбаре International Marathon, передав чип Хэлу, и они вместе прошли последние две мили, Хэл – с тростью. Он встретил свою судьбу с таким оптимизмом, что Фил Циммерман сравнивал это с песней Монти Пайтона «Always Look on the Bright Side of Life». «Все с БАС говорят о том, как это ужасно, – писал Хэл на LessWrong. – Но никто, кажется, не замечает всех тех вещей, которые ты можешь делать, которых никогда раньше не делал. Я никогда не пользовался электрической инвалидной коляской. Я никогда не управлял компьютером глазами». Когда он больше не мог встать со стула, он установил подъемное кресло. Когда правая рука отказала, он научился быстро печатать левой. Когда и та ослабла, он печатал двумя пальцами. Затем одним. Потеряв возможность использовать руки, он перешел на айтрекер. Когда его инвалидное кресло начало вызывать пролежни, он разработал систему управления креслом с помощью айтрекера. «Он ликовал, делая это», – говорила Фрэн. К августу 2011 года, когда Уоллес связался с Хэлом, тот мог общаться только с помощью айтрекера. Он писал, что ожидает усовершенствования Биткойна, но и его фрагментации. Он предвидел проблемы со стимулами для майнеров после добычи всех монет и беспокоился о безопасности цифровых активов. На вопрос, не он ли Сатоши, Хэл ответил: «Нет, не я. Хотел бы я создать нечто столь же потенциально меняющее мир, как Биткойн. В моих нынешних обстоятельствах, с ограниченной продолжительностью жизни, мне было бы мало что терять от раскрытия анонимности. Но это был не я». О Вэе Дае он сказал: «Я знаю Вэя много лет. Он блестящий парень… Однако мое впечатление от стиля письма Сатоши таково, что он отличается». Дальнейшие расспросы Хэл мягко отклонил, сказав, что Сатоши ценит свою приватность.
БУЛАВКА, А НЕ ПУЗЫРЬ: БИТКОЙН ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Одиннадцать лет спустя, в Майами, Уоллес случайно столкнулся с Адамом Бэком, который из малоизвестного крипто-консультанта превратился в главу компании Blockstream стоимостью 3 миллиарда долларов. Биткойн проделал долгий путь. После первоначального внимания, в основном негативного (эпизоды в «Хорошей жене» и «Симпсонах», закрытие Silk Road, банкротство Mt. Gox), он постепенно завоевывал признание. В 2014 году Сенат США провел слушания о Биткойне, Ричард Брэнсон и Билл Гейтс высказывались о нем с энтузиазмом. Марк Андриссен предсказывал, что через двадцать лет о Биткойне будут говорить так же, как об интернете. И чем дольше Биткойн существовал без взлома самой системы, тем надежнее он казался. К моменту конференции Bitcoin 2022 в Майами, тринадцать лет спустя после запуска, один биткойн стоил более 65 000 долларов, а общая капитализация криптовалют превышала 3 триллиона долларов. 86% американцев слышали о крипто, 16% использовали или инвестировали в нее. Но это не означало, что они ее понимали.
На пути во Флориду Уоллес сидел между сотрудником Bank of America, занимающимся цифровыми активами, и человеком, кредитующим биткойн-майнеров. Оба считали «скучный» старый Биткойн менее интересным, чем новые проекты DeFi и NFT на других блокчейнах, таких как Ethereum. Но именно «скучность» делала Биткойн наиболее вероятным кандидатом на массовое принятие. В Майами сенатор Синтия Ламмис должна была обсуждать законодательство о Биткойне, а Такер Карлсон – брать интервью у Майкла Сэйлора, чья компания MicroStrategy владела биткойнами на сумму более 5 миллиардов долларов. Толпа на конференции была лишь немногим менее мужской, чем десять лет назад, но более оппозиционно настроенной. Футболки и худи пестрели лозунгами: «АБСОЛЮТИСТ СВОБОДЫ СЛОВА», «БИТКОЙН ПРОТИВ МИРА», «БИТКОЙН – ЭТО БУЛАВКА, А НЕ ПУЗЫРЬ», «Я – САТОШИ НАКАМОТО». Кто-то разорвал пятидолларовую купюру. Плакат «СВОБОДУ РОССУ!» собирал подписи за освобождение Росса Ульбрихта. На панели «Становясь суверенной личностью» выступал крипто-инфлюенсер с татуировкой ₿ на бицепсе. Идеология самодостаточности, необходимая для запуска Биткойна, теперь, по мнению Уоллеса, мешала его распространению. Жесткий либертарианский настрой отталкивал обычных людей. Трудно было доказать, что крипто – это лучшая мышеловка, когда она постоянно прищемляла пальцы. С ростом цены биткойна ставки возросли, как и проблемы – от волатильности до преступности. Голландского трейдера пытали дома на глазах у дочери. Фанатичные приверженцы Биткойна, или максималисты, казалось, были безразличны к этим рискам. Во время одной из панелей, когда речь зашла о том, что 70% мира не живет в демократии, кто-то в зале восторженно воскликнул «Да!». На улице стоял человек с плакатом с именами икон либертарианской экономики: Людвиг фон Мизес, Мюррей Ротбард, Фридрих Хайек. На сцене Накамото, где проходили основные выступления, на экранах сменялись цитаты из его писем, банальные для посторонних и глубокомысленные для посвященных.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ 3: НОВЫЕ ПОДОЗРЕВАЕМЫЕ И СТАРЫЕ ЗАГАДКИ
ИССЛЕДОВАНИЯ САТОШИ: РАННИЕ КАНДИДАТУРЫ И ПОИСКИ ПО ФРАЗАМ
К концу 2011 года, когда была опубликована статья Уоллеса в Wired, уже два журналиста предложили своих кандидатов на роль Сатоши Накамото. Джошуа Дэвис из The New Yorker предположил, что Накамото – опытный криптограф, и на ежегодной конференции Crypto в Санта-Барбаре выследил Майкла Клира, ирландского аспиранта-криптографа. Клир соответствовал многим критериям: британское правописание, скрытность, интерес к одноранговым сетям, блестящий ум и опыт работы с ПО для торговли валютой. При прямой встрече Клир отшутился и предложил «проанализировать» дизайн Биткойна для Дэвиса. Неделю спустя Клир написал, что, по его мнению, он может идентифицировать Накамото, но выразил сомнение в этичности публикации личности человека, стремящегося к анонимности, одновременно предложив имя «человека, который по многим параметрам соответствует профилю автора». Этим человеком оказался Вили Лехдонвирта, финский исследователь виртуальных валют, который также рассмеялся в ответ на вопрос Дэвиса и заявил, что у него нет необходимых навыков в C++ или опыта в криптографии. Дэвис счел его отрицание убедительным и вернулся к Клиру, который на этот раз твердо сказал: «Я не Сатоши. Но даже если бы и был, я бы вам не сказал». Позже Клир яростно отрицал свою причастность, говоря, что «шутил», когда играл с Дэвисом в кошки-мышки, и что «никогда бы не позволил себе даже отдаленно присвоить чужое творчество и тяжелый труд».
Тем временем репортер Fast Company Адам Пененберг, известный разоблачением журналистских мистификаций Стивена Гласса, также был увлечен тайной Накамото. Он искал в Google характерные фразы из текстов Накамото. Фраза «computationally impractical to reverse» («вычислительно непрактично обратить») привела его к патентной заявке на метод безопасной связи, поданной 15 августа 2008 года, за три дня до регистрации домена bitcoin.org. «Вот это совпадение так совпадение», – писал Пененберг. В заявке значились три автора: Нил Кинг и Чарльз Брай, жившие в Мюнхене, и Владимир Оксман из Нью-Джерси. Пененберг нашел и другие совпадения: Брай посещал Финляндию за шесть месяцев до регистрации bitcoin.org через финскую интернет-компанию. Facebook-страница Кинга изобиловала анти-уолл-стритовскими сообщениями, а его отзывы на Amazon напоминали стиль постов Накамото на форуме. Хотя Кинг не использовал британское правописание, Пененберг уже пришел к выводу, что Накамото использовал англицизмы как «ложный след». Когда Пененберг связался с Браем, тот ответил: «Надеюсь, я вас не слишком разочарую, сказав, что я не Сатоши», и что он «с абсолютной уверенностью» мог сказать, что его соавторы тоже не Сатоши. Кинг сказал Пененбергу, что тематика патента сильно отличалась от Биткойна, о котором он никогда не слышал «до этого вопроса», и что Биткойн показался ему «решением в поисках проблемы». Пененберг счел аргументы Кинга неубедительными и, не утверждая, что идентифицировал Накамото, считал свои косвенные улики «гораздо более убедительными», чем у Дэвиса. Уоллес с ним согласился, коря себя за то, что не додумался до метода поиска по уникальным фразам.
АНОНИМ: СЛУЧАИ РАСКРЫТИЯ ПСЕВДОНИМОВ И ОТРИЦАНИЯ
Уоллес пересмотрел свое отношение к отрицаниям Ника Сабо. Его прежняя доверчивость казалась наивной. Дело было не в честности или нечестности Сабо, а в том, что Уоллес ознакомился с другими случаями раскрытия псевдонимов. В 1996 году профессор английского языка Дональд Фостер идентифицировал журналиста Джо Клайна как Анонима, автора бестселлера «Основные цвета» о президентской кампании Билла Клинтона 1992 года, основываясь на сходстве их стилей письма. Клайн яростно отрицал авторство. «Ради бога, конечно, я этого не писал», – кричал он репортеру New York Times. Он оставил шестидесятисекундное сообщение на автоответчике, отрицая авторство, отрицал его на CBS News и своим коллегам в Newsweek, позволив журналу публиковать спекуляции о других подозреваемых. В конце концов, Клайн признался.
Марк Фелт, бывший исполняющий обязанности заместителя директора ФБР, неоднократно и изощренно отрицал, что он был «Глубокой Глоткой», секретным источником, с помощью которого репортеры Washington Post Боб Вудворд и Карл Бернстайн раскрутили Уотергейтский скандал. Фелт давал показания под присягой большому жюри, что он не «Глубокая Глотка» (хотя поспешно отозвал эти показания). Газете The Wall Street Journal он предположил, что «Глубокая Глотка» мог быть «собирательным образом». В своих мемуарах Фелт подчеркивал: «Я никогда не сливал информацию Вудворду и Бернстайну или кому-либо еще!» Годы спустя, когда друг сына Бернстайна сообщил The Hartford Courant, что Джейкоб назвал Фелта «Глубокой Глоткой», Фелт заявил газете: «Нет, это не я. Я бы сделал лучше. Я был бы эффективнее». В конце концов, Фелт признался. Эти люди всегда отрицали. Отрицания Фелта, как позже размышлял Вудворд, «лишь укрепили мое печальное понимание того, что любой, оказавшийся в затруднительном положении – или считающий, что оказался, – скажет что угодно, чтобы защитить и выгородить себя». Со временем все мы привязываемся к определенной версии истории нашей жизни. Упрощение и повторение закрепляют эту версию, и мы склонны ее придерживаться. (Вудворд знал, о чем говорил, солгав об этом своему коллеге из Washington Post Ричарду Коэну, который собирался написать колонку, называющую Фелта «Глубокой Глоткой», пока Вудворд это не опроверг.) Если у вас были причины быть анонимным и терпеть неудобства, связанные с поддержанием прикрытия, солгать об этом было пустяком. Эту проблему иллюстрировал Ральф Меркл, соавтор публично-ключевой криптографии, чья работа была одной из восьми, процитированных в «белой книге» Биткойна, и который изобрел деревья Меркла, структуру данных, используемую Биткойном. Неизбежно он попал в длинный список возможных Накамото. В интервью он сказал: «Я отрицаю, что я Сатоши». Интервьюер: «Значит, я могу вычеркнуть это из списка?» Меркл: «Абсолютно. Но вы действительно ожидаете, что Сатоши скажет: „Да, я Сатоши“?» – «Если бы вы были Сатоши, вы бы сказали мне, что вы Сатоши?» – «Боже упаси, нет».
ВПЕЧАТЛЯЮЩЕЕ ПРОЯВЛЕНИЕ ЗАПОЗДАЛОЙ МУДРОСТИ: УЛИКИ ПРОТИВ НИКА САБО И ЕГО РЕАКЦИЯ
Многие другие улики указывали на Ника Сабо. Уровень операционной безопасности (OPSEC) Накамото свидетельствовал о человеке, который глубоко продумал и практиковал искусство избегания всех способов, которыми интернет может связать ваши данные. «Его мастерство в неотслеживаемости практически беспрецедентно», – сказал Уоллесу Рэй Диллинджер, криптограф, который вместе с Хэлом Финни рецензировал код Накамото перед запуском Биткойна. «Я никогда не встречал кого-либо, кто действительно мог бы оставаться неизвестным, когда хотел, в интернете». Ник Сабо думал об этих вещах за пятнадцать лет до появления Биткойна. «По моему ограниченному опыту создания интернет-псевдонимов, – говорил Ник коллегам-шифропанкам в 1993 году, – меня постоянно отвлекала необходимость избегать оставления указателей на мое Настоящее Имя». Отрицания Ника, когда его спрашивали, не он ли Накамото, были немногословны. Отсутствие в «белой книге» Биткойна ссылки на очевидное влияние Ника – плюс контрастное более позднее замечание на BitcoinTalk, где Накамото писал, что «Биткойн является реализацией предложения Вэя Дая о b-money... на Cypherpunks... в 1998 году и предложения Bitgold Ника Сабо», – оставалось необъясненным. Долг перед работой Ника был настолько очевиден, что шифропанк Джеймс Дональд, первый, кто ответил Накамото на Metzdowd в конце 2008 года, назвал биткойны «монетами bitgold». Хэл Финни затем ответил, в контексте обсуждения того, что лучший способ разобраться в вопросах о Биткойне – это выпустить его исходный код: «Я обнаружил, что для bitgold создан проект на sourceforge, хотя кода там пока нет».
Почему Ник никогда не обижался на отсутствие упоминания его работы в цитатах «белой книги»? Если он был скромным, почему бы ему хотя бы не вступиться за Хэла и не сказать: «Да, странно, что RPOW Хэла не был процитирован»? Он никогда не говорил: «Я бы хотел присвоить себе эту заслугу, но мои навыки в C++ и близко не дотягивают до уровня Сатоши». Он никогда не говорил: «Я понимаю, почему все думают, что я Сатоши, но давайте покончим с этими слухами: вот начальник, на которого я работал в 2008 и 2009 годах, а вот с кем я встречался. Они оба могут подтвердить, что я работал по двенадцать часов в день над чем-то другим, и что когда Накамото преуспел в том, что я пытался сделать годами, меня парализовала зависть». Ник никому не был обязан давать разъяснения, но подозрения преследовали его именно потому, что он почти не признавал многочисленных причин считать его Накамото. Это заставляло людей думать, что он либо был Накамото, либо не возражал, если вы так думали. Почти таким же заметным, как молчание Ника, были его колкие исключения из этого правила. После того как Гверн Бранвен утверждал, что Биткойн не так уж и нов, Ник написал пространное опровержение, назвав аргумент Бранвена «впечатляющим проявлением запоздалой мудрости». Когда инвестор из Кремниевой долины Баладжи Шринивасан воспользовался своими модераторскими полномочиями в Telegram-канале, названном в честь основателя Биткойна, Ник высмеял Шринивасана за его «жалкие корпоративные нормы, которые, похоже, включают отношение к имени Накамото как к вашей собственности и цензурирование людей под его рубрикой». И Ник явно видел себя отцом криптографии, написав: «Знание долгой истории негосударственных денег было одним из вдохновений первоначального изобретения криптовалюты с минимизированным доверием». Когда в 2022 году Уоллес глубоко погрузился в объемные интернет-тексты Ника, он легко услышал отголоски основателя Биткойна. Накамото однажды написал: «Если вы мне не верите или не понимаете, у меня нет времени пытаться вас убедить, извините». Ник однажды написал: «Если вы этого не понимаете, я ничем больше не могу вам помочь». Уоллес перечитал длинное электронное письмо, которое Ник отправил ему в 2011 году, и увидел, что, как и Накамото, он использовал два пробела после точки и интернет-сленг, включая «BTW». Ник свободно владел тем же словарем и ссылался на те же источники, что и Накамото, от работ австрийского экономиста Карла Менгера до концепции равновесия пионера теории игр Джона Нэша.
ВЫНЮХИВАЯ БРОНЗУ: УРОКИ ОХОТЫ ЗА СОКРОВИЩАМИ ФОРРЕСТА ФЕННА
Вскоре после конференции в Майами и перед тем, как уволиться с работы, Уоллес поехал в Техас по заданию и воспользовался возможностью встретиться с Джастином Поузи. Джастин был молодым компьютерным ученым, работавшим директором по инжинирингу в Cisco. Когда Уоллес видел его в последний раз, почти два года назад, тот стоял в Йеллоустонском национальном парке со своей вислой Такером. Джастин провел лучшую часть последнего десятилетия в поисках сундука с сокровищами в Скалистых горах. За ужином в итальянском ресторане в Остине Уоллес рассказал Джастину, над чем работает. Тот жил в Редмонде, штат Вашингтон, когда запустился Биткойн, и вспомнил одного руководителя Microsoft, который явно интересовался им. Разговор перешел на сокровища. Эксцентричный арт-дилер из Санта-Фе по имени Форрест Фенн наполнил бронзовый сундук рубинами, бриллиантами, золотыми монетами, доколумбовыми артефактами, наличными и ювелирными изделиями; спрятал его; самостоятельно опубликовал мемуары, содержащие стихотворение-загадку с девятью ключами; и отправил мир на поиски сокровищ.
Тысячи людей приняли участие. Пятеро погибли: трое в реках, один замерз насмерть, один упал со скалы. Других арестовали, они обанкротились или развелись из-за своей одержимости. Десятки искателей верили, что разгадали тайну, хотя им нечего было предъявить. Расхождение они объясняли вычурными теориями о том, что сокровище было перемещено или его никогда и не было. Некоторые из этих «разгадок», как их называли охотники, были дикими: Фенн указал, что сокровище зарыто к северу от Санта-Фе, и один искатель, убежденный, что оно зарыто на заднем дворе Фенна, настаивал, что если начать в Санта-Фе и идти на север, обогнув весь мир, то окажешься на заднем дворе, все еще будучи «к северу от Санта-Фе». Другие теории более убедительно соотносились со стихотворением. Майкл О'Коннелл, кадровый полицейский из Бостона с двумя магистерскими степенями, обнаружил, что если наложить стихотворение Фенна на миллиметровку и удалить точки и апострофы, то две самые длинные строки содержат по тридцать одному символу. Фенн останавливался во время детских походов в Йеллоустоун в домиках напротив Лесной тропы США №31. Основываясь на этом, Майкл расшифровал каждый из девяти ключей стихотворения и определил местоположение. К моменту их разговора сокровище уже было найдено кем-то другим, но место не было раскрыто. Майкл был убежден, что оно должно было быть там, где он рассчитал. Теория Майкла была одной из нескольких, которые Уоллес слышал и которые звучали не просто правдоподобно, а почти наверняка правильно. И все же все они были неверны. «Люди так возбуждаются от этих разгадок», – сказал Мэтт Демосс, публиковавший вдумчивые видео на YouTube об охоте за сокровищами. «Я получаю по пять писем в день, каждое указывает на пять разных мест. Но все эти люди готовы умереть за свою разгадку. Не знаю, с чем это сравнить, кроме как с религиозной преданностью. Нужно помнить, что человеческий мозг отлично умеет находить связи. Мы видим Пояс Ориона в звездах, но если бы мы были на другой планете, мы бы его не увидели. Так что легко находить связи, которых нет». Урок, который Уоллес извлек из охоты за Фенном, заключался в том, что редкие совпадения ничего не доказывают и даже не так уж редки. Другой урок – никогда не путать силу чьей-либо убежденности с силой его аргументов. Он стал устойчив к яростно отстаиваемым теориям, даже самым правдоподобным, принимая их по номиналу. Эти уроки, по его мнению, были бы еще более актуальны для тайны Накамото.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ 4: ПОСЛЕДНИЕ КАНДИДАТЫ И РАЗМЫШЛЕНИЯ
МЕДЛЕННО, НО НЕ ЯРОСТНО: ДЕЛО ДОРИАНА НАКАМОТО И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
Утром 6 марта 2014 года Райан Накашима, репортер Associated Press, просматривая заголовки, наткнулся на статью в Newsweek, уже подхваченную мировыми СМИ. На обложке журнала было черно-белое изображение человека в маске со словами «ЛИЦО БИТКОЙНА». Статья затрагивала обе специализации Райана: личность Сатоши Накамото (особенно актуальная после исследований Серхио Демьяна Лернера о его несметных и нетронутых запасах биткойнов) и упадок печатных СМИ. Newsweek, недавно перезапустивший печатное издание, нанес этой 4500-словной историей настоящий удар. Таинственный человек, по-видимому, скрывался на виду, прямо в Лос-Анджелесе. Репортер Newsweek Лия Макграт Гудман, в отличие от других, предположила, что Сатоши Накамото – это реальное имя. В базе данных натурализации она нашла Дориана Прентиса Сатоши Накамото, американского гражданина японского происхождения с интригующим прошлым: 64-летний безработный инженер, изучавший физику, ставивший двойные пробелы после точки и, по словам его отчужденного брата, «засранец», работавший над секретными правительственными проектами. Его проблемы со здоровьем совпадали по времени с уходом Сатоши из проекта Биткойн.
Гудман, получив электронный адрес Дориана от компании по продаже моделей поездов, написала ему о его хобби. Дориан ответил, что увлекается этим с подросткового возраста и сам вытачивает детали. На вопросы о его прошлом он отвечал «уклончиво», а после вопросов о Биткойне перестал отвечать совсем. Сын Дориана сказал Гудман, что отец не будет с ней говорить о Биткойне. Гудман отправилась к его дому в Темпл-Сити. Дориан, отец шестерых детей, разведенный и живущий с 93-летней матерью, не открыл дверь. Вскоре прибыли два помощника шерифа, вызванные Дорианом. Гудман объяснила им причину своего визита, и Дориан вышел из дома. Он коротко ответил на пару вопросов: «Я больше не связан с этим и не могу это обсуждать. Это передано другим людям. Они теперь этим занимаются. У меня больше нет никакой связи». Он вернулся в дом. Гудман ушла, уверенная, что подтвердила свою сенсацию. Биткойн-сообщество отреагировало гневно, особенно на публикацию фото дома и машины Дориана с читаемыми номерами. Гэвин Андрезен выразил сожаление, что Newsweek «задоксил» семью Накамото. Райан Накашима, обнаружив, что адрес Дориана находится недалеко от бюро AP, решил поехать и взять интервью. Дом Дориана с японским ландшафтным дизайном не выглядел жилищем богача. Около дюжины репортеров уже сидели на соседских газонах. Внезапно дверь открылась, и вышел неприметный, слегка растрепанный мужчина. Репортеры бросились к нему. «Ладно, сейчас никаких вопросов, – сказал Дориан Накамото. – Я хочу свой бесплатный обед». Райан, стоявший сзади, предложил ему обед. «Я иду с этим парнем», – сказал Дориан. Райан провел Дориана через толпу к своей машине. В машине Дориан сказал, что хочет суши. Райан включил диктофон. Дориан немедленно опроверг, что он изобретатель Биткойна.
ВЕНГЕРСКИЙ МОЗГОВОЙ ШТУРМ: РАЗОЧАРОВАНИЕ В НИКЕ САБО
Несмотря на теорию Сахила Гупты об Илоне Маске, весной 2022 года Уоллес все больше сомневался в своей собственной одержимости Ником Сабо как Сатоши. Было очевидно, как отмечал Маск, что Сабо как никто другой был интеллектуальным архитектором Биткойна. Но его поведение вокруг Биткойна было странным. Многие калифорнийские технари в 1990-х увлекались Японией. Словарь, который Ник использовал и который казался показательным посторонним, был частью стандартного глоссария мира цифровых денег. В отличие от безупречного письма Накамото, онлайн-беседы Ника часто демонстрировали поспешную небрежность. И ссылка Накамото на то, что Вэй Дай опубликовал b-money в списке шифропанков, была бы странной ошибкой для Ника, учитывая, что b-money впервые была предложена в его собственном частном списке рассылки lib-tech. Некоторые из кажущихся совпадений при ближайшем рассмотрении оказались обманчивыми. «Передатированные посты в блоге» Ника оказались не такими уж подозрительными: даты оригинальных постов все еще были видны в URL-адресах, и Ник объявлял, прежде чем перепостить их, что его блог уходит в «сезон повторов». Открытое приглашение Ника к сотрудничеству над реализацией bit gold появилось за шесть месяцев до того, как Накамото анонсировал Биткойн, тогда как Накамото говорил, что потратил полтора года на написание программного обеспечения. Даже в апреле 2008 года, за полгода до анонса Биткойна, идея bit gold Ника была сосредоточена на сложной оценке монет на основе того, когда они были созданы. Действительно ли он за следующие шесть месяцев совершил значительный концептуальный скачок к ясности Биткойна?
Уоллес также задавался вопросом о личности Ника. Чтобы поверить, что он Накамото, нужно было принять, что кто-то, опубликовавший сотни тысяч слов и энергично участвовавший в десятках интернет-дебатов под своим именем, решил отказаться от признания за свое величайшее достижение. Ранние искатели Накамото отмахивались от англицизмов и временных меток как от уловки, но Уоллесу трудно было представить Ника Сабо в очках Граучо Маркса на протяжении почти двух лет. Было ли это все сложной уловкой, когда Накамото писал вещи вроде «Я не юрист» (Ник к тому моменту имел юридическое образование) и «Я лучше разбираюсь в коде, чем в словах» (Ник был, по всей видимости, полной противоположностью)? Действительно ли он принимал обличье в частных электронных письмах еще до запуска проекта, который легко мог никуда не пойти? Когда Накамото впервые написал создателю Hashcash Адаму Бэку летом 2008 года, он вел себя так, будто никогда не слышал о b-money Вэя Дая; после того как Бэк упомянул ее, Накамото сказал Даю, за три месяца до публикации «белой книги» и за шесть месяцев до запуска программного обеспечения, что Биткойн «расширяет ваши идеи в полноценную рабочую систему». Все это предполагало как сложную кампанию по дезинформации в то время, когда не было особых причин предполагать успех Биткойна, так и неуклюжее подражание Ником кому-то, кем он не был. Уоллес считал, что существует более фундаментальное несоответствие. Ник был инстинктивным экстропианцем, с умом колибри, который мог порхать где угодно: умные наркотики, генная инженерия, корпорация будущего. Он был безумным изобретателем со «впечатляюще большим списком проектов, более 150 из них», как он однажды хвастался. Был ли Ник действительно способен провести три с половиной года, засучив рукава, отлаживая код и корпя над мелочами, как это должен был делать Накамото? Ник был прежде всего Мыслителем с большой буквы. Наконец, Уоллес задавался вопросом, почему бы Нику не признаться сейчас? Юридическая ответственность была понятной проблемой при запуске Биткойна, но тринадцать лет спустя никто не был арестован просто за использование или создание криптовалюты. Если беспокоила личная безопасность, было множество примеров очень богатых людей, которые спокойно жили своей жизнью, несмотря на то, что были потенциальными целями. А отказ от признания в роли Накамото означал отказ от реальных выгод: богатства, славы и, что важно для Ника, по мнению Уоллеса, власти быть услышанным и серьезно воспринимать его идеи.
МОЙ ОТЕЦ – ЧЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК: ХЭЛ ФИННИ ПОД ПОДОЗРЕНИЕМ
Эпизод с Дорианом Накамото придал эмоциональный вес мантре биткойнеров «оставить Сатоши в покое». Но он также поддержал противоположную позицию: важно знать, кто настоящий Накамото, чтобы невинные прохожие вроде Дориана не подвергались преследованиям. И поэтому, несмотря на фиаско Newsweek, одержимость Накамото только росла. В течение нескольких часов после разоблачений Newsweek на биткойн-конференции в Техасе распространился слух, что в 1980-х и начале 1990-х Хэл Финни жил не просто в том же пригороде с тридцатитысячным населением, что и Дориан, а менее чем в двух милях от него. Люди начали задаваться вопросом, могли ли Хэл и Дориан знать друг друга или Хэл был Сатоши Накамото и позаимствовал имя своего соседа. Робин Хэнсон предположил в блоге LessWrong, что существует по меньшей мере 15-процентная вероятность того, что его старый соратник-экстропианец Хэл был более вовлечен в Биткойн, чем признавал. Репортер Forbes Энди Гринберг, также услышавший слух, начал разрабатывать вариант теории: возможно, Дориан изобрел Биткойн, но Хэл, учитывая невнятный английский Дориана, представил идею миру.
Гринберг собрал двадцать тысяч слов из текстов Хэла и отправил их стилометристам из Juola & Associates. Затем он связался с Фрэн Финни, которая передала его вопросы мужу. Хэл к тому времени был на аппарате ИВЛ и мог общаться лишь движениями глаз и бровей. Он отрицал какую-либо связь с Дорианом или изобретением Биткойна. Когда Гринберг все еще не был убежден, Фрэн предложила ему приехать домой к Финни и спросить Хэла лично. Перед поездкой Гринберга в Санта-Барбару ему позвонил Джон Нокер из Juola & Associates и сказал, что тексты Финни наиболее близки к «белой книге» Биткойна. Когда Гринберг прибыл к Финни и задал свои вопросы, Хэл с трудом двигал глазами и бровями, показывая, что он не Накамото и не имеет никакого отношения к созданию Биткойна. Сын Хэла Джейсон показал Гринбергу Gmail-аккаунт своего отца, включая более дюжины писем, которыми обменялись Хэл и Сатоши Накамото. «Мой отец – честный человек, – сказал Джейсон Гринбергу. – Он бы с удовольствием принял участие в создании Биткойна, и он бы этого не скрывал. Но он не был вовлечен». Гринберг уехал, убежденный отрицаниями Финни. Это действительно было просто сумасшедшее совпадение. После статьи Гринберга биткойнеры пожертвовали Финни двадцать пять биткойнов, на тот момент стоивших 16 000 долларов, которые те надеялись потратить на электрический переключатель, который позволил бы Хэлу управлять клавиатурой и инвалидной коляской с помощью поверхностных мышц. Но переключатель оказался несовместим с мышцами, которые Хэл еще мог контролировать, поэтому Финни вместо этого потратили деньги на расходы, связанные с концом жизни. Очевидное отсутствие у Хэла богатства лишь укрепило консенсус в том, что он не был Сатоши Накамото. Во вторник в конце августа 2014 года Хэл и Фрэн вылетели на медицинском самолете в Скоттсдейл, Аризона. Из частного аэропорта их доставили в отделение интенсивной терапии больницы Paradise Valley. Фонд продления жизни Alcor, переехавший из Калифорнии, находился неподалеку, и команда Alcor уже ждала в больнице прибытия члена A-1436. В возрасте пятидесяти восьми лет, после почти пяти лет борьбы с БАС, Хэл начал замечать, что его ум уже не так быстр, как раньше. Он ясно дал понять, что как только он больше не сможет общаться, он не хочет, чтобы его держали на аппарате жизнеобеспечения.
МЕШОК СЛОВ: ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕНИЯ СТИЛОМЕТРИИ
Вернувшись из Остина в мае 2022 года, Уоллес решил расширить свой поиск. Это была загадка из области компьютеров. Компьютеры должны были помочь ее решить. Но стилометрия до сих пор давала путаные результаты. В Великобритании профессор вычислительной лингвистики поручил своим студентам сравнить «белую книгу» Биткойна с текстами различных кандидатов на роль Накамото. Они обнаружили, что Ник Сабо наиболее близок. Juola & Associates, которые изначально назвали Нила Кинга, а затем Хэла Финни наиболее близкими к Накамото, сообщили Доминику Фрисби, что Сабо и Финни стабильно показывают лучшие совпадения. Студент факультета компьютерных наук Джорджтаунского университета, рассматривая Сабо, Финни, Вэя Дая, Тима Мэя и австралийского криптографа Яна Григга, по-разному указывал на Сабо, Дая или Мэя как на возможных авторов «белой книги», а на Григга или Финни – как на возможных авторов электронных писем. Другая пара ученых, рассматривая несколько иной набор подозреваемых, пришла к выводу, что Гэвин Андрезен был наиболее близким совпадением.
В июне Уоллес посетил Патрика Джуолу в его лаборатории в Питтсбурге. Джуола, профессор Университета Дюкейн, превратил стилометрию из сомнительного ремесла в надежную науку. Предпосылка научной стилометрии заключалась в существовании «человеческого стилома», уникальной подписи в письме каждого человека. Стилометрия, как и криптоанализ, использовала частотные аномалии для взлома кода. Пионеры, которые в начале 1960-х годов применили статистический подход к определению авторства «Записок Федералиста», сосредоточились на частоте служебных слов. Какую бы гордость писатель ни испытывал за свой точный выбор слов, компьютер просто смотрел на числа: частоту слов, частей слов и комбинаций слов, даже независимо от их порядка. Для машины и лингвистов-вычислителей заветное произведение писателя было просто «мешком слов». Джуола смог публично продемонстрировать мощь стилометрии в 2013 году, когда к нему обратилась лондонская Times, расследовавшая слух о том, что Роберт Гэлбрейт, автор романа «Зов кукушки», на самом деле Джоан Роулинг. Сравнивая роман Гэлбрейта с романом Роулинг «Случайная вакансия» и романами трех других британских писательниц криминального жанра, программа Джуолы оценила четыре характеристики: длину слов, сто самых распространенных слов и наиболее частые двух- и четырехбуквенные кластеры. По каждому из показателей Роулинг показала очень близкое совпадение. Это ничего не доказывало, но предполагало, что Гэлбрейт – это либо Роулинг, либо кто-то, кто пишет в очень похожем стиле. Вооружившись этим фактом, репортер Times обратился к агенту Роулинг, и та призналась. В лаборатории в Питтсбурге Джуола назвал проблему атрибуции Сатоши Накамото «очень, очень сложной для работы». Текстов Накамото было «не так много... А у половины названных кандидатов их еще меньше». Джуола считал, что противоречивые результаты разных стилометристов указывают на то, что Накамото был группой, а не на преднамеренную обфускацию со стороны того, кем бы ни был Накамото, что оставило бы следы. «Вроде как стирание отпечатков пальцев с орудия убийства. Если отпечатков нет, вы не знаете, кто это сделал, но вы знаете, что тот, кто это сделал, осознавал, что совершил что-то плохое, и пытался скрыть улики». Неудачной, но неизбежной особенностью «накамотологии» было то, что в итоге вы начинали использовать язык детективов по расследованию убийств, говоря о ком-то, чье единственное преступление, насколько было известно, заключалось в написании умной компьютерной программы и бесплатной ее раздаче.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: НОВАЯ ФОРМА ЖИЗНИ И НЕУЛОВИМЫЙ СОЗДАТЕЛЬ
После своей основополагающей работы в криптографии Ральф Меркл, который вел список пессимистических прогнозов, оказавшихся неверными, начал искать другие интересные проблемы для решения. Это привело его к продлению жизни. «Я как-то задумался об этом, – сказал он Уоллесу. – Я сказал себе: я понимаю это взросление и все такое, но стареть – это отстой, а это дело с умиранием – есть ли альтернатива? Может, не умирать? Не то чтобы я был категорически против смерти, но нет ли чего-нибудь получше?» Поначалу его отталкивала крионика. «Я думал, это довольно плохая идея», – вспоминал он, учитывая все сложности, связанные с охлаждением и разогревом чрезвычайно сложной молекулярной машины, которой является человек, минимально разрушительным способом. Но это казалось проблемой, достойной его внимания. «Я начал думать о том, что такое жизнь и смерть», – сказал он. Он занимался этим следующие «шесть или двенадцать» месяцев и вышел из периода размышлений с новой концепцией проблемы. Существовала клиническая смерть, и существовала «информационно-теоретическая» смерть. Клиническая смерть – это как выключение компьютера. Информационно-теоретическая смерть – это растворение компьютера в кислоте. Если думать о людях как об информации, матрице молекул, а не как о мешках с кровью и костями, то крионика становилась методом сохранения информации. Если кого-то кремировали, ему уже ничем нельзя было помочь. Но если они всего лишь пережили клиническую смерть, можно было меньше беспокоиться о том, как молекулярная машина может развалиться или оказаться невозможной для сборки, и сосредоточиться вместо этого на том, можно ли восстановить информацию, составляющую личность. Меркл рассматривал процесс восстановления информации просто как еще один тип криптоанализа, декодирование шифротекста поврежденного, но целого криоконсервированного тела для нахождения открытого текста исходного человека. «Как только я пришел к этому выводу, стало совершенно очевидно, что крионика не только является разумным претендентом, но и очень разумным претендентом». Меркл в то время был исследователем в Xerox PARC, и он написал статью о том, как электронная микроскопия может восстанавливать информацию из мозга, что убедило его в осуществимости этого. Его еще больше убедила книга «Машины созидания» К. Эрика Дрекслера, в которой описывалось, как, теоретически, нанотехнологии могли бы восстанавливать клетки с помощью крошечных клеточных ремонтных машин, называемых ассемблерами. Меркл стал активным членом правления Alcor.
Однажды апрельским днем Уоллес ехал по невзрачной пустынной равнине Северного Скоттсдейла, Аризона. Строительство перекрыло дороги, потребовав объезда. Его пункт назначения, когда он показался, был настолько неприметным, что там мог бы располагаться стоматологический кабинет или служба выполнения заказов издательства. Это было низкое, блочное здание, облицованное светло-серой штукатуркой и скудно озелененное местной флорой. На парковке стояло несколько машин, а со стен здания свисали шары видеокамер. Незаметная вывеска синими буквами гласила: ALCOR. Самая активная в мире крионическая организация переехала сюда из Калифорнии в 1994 году. Возникли проблемы с коронером и департаментом здравоохранения Риверсайда, которые не полностью разделяли крионическую мечту. Аризона предлагала геологическое и метеорологическое спокойствие. Ни землетрясения, ни тайфуны не беспокоили пустыню Сонора. Политика штата «не наступай на меня» также была благоприятна для проекта. В этом месте незнание Уоллесом личности Сатоши Накамото казалось тривиальной уступкой непознаваемому. Разве не все мы живем с гораздо более грандиозными метафизическими вопросами всю свою жизнь, не впадая в экзистенциальную кататонию? И все же здесь был храм, построенный группой людей и для группы людей, которые, столкнувшись с величайшей тайной из всех, были уверены, что у них есть ответ. Когда Уоллес вошел в здание, в поле зрения был только один административный сотрудник. В большом вестибюле была выставка старых номеров журнала Cryonics. Один из них рассказывал историю бывшего руководителя Alcor, чей «Первый жизненный цикл» длился с 1941 года, когда он родился, до 1991 года, когда он был криоконсервирован. Биткойн, как утопический проект, подобно всем утопическим проектам, никогда не имел шансов. Магия и дикость угасали. Но как новый класс активов он доказал свою устойчивость. Его цена снова росла, достигнув нового исторического максимума выше 73 000 долларов в марте 2024 года. Fidelity теперь советовала розничным клиентам выделять небольшую часть своих инвестиционных портфелей на криптовалюту. А технология блокчейн казалась неизбежной, открываемое ею творческое пространство все еще захватывало дух. Сатоши Накамото был чем-то, чем тот, кто стоял за псевдонимом, никогда не мог бы быть. Это было имя и идея, и, не имея тела или истории, которые могли бы его тянуть вниз, он будет жить вечно.