April 17

«Русская модель управления» А. А. Прохоров


🧩 Предисловие

Русская управленческая реальность — территория парадоксов, столь же привычных, сколь и необъяснимых. Автор сразу обозначает цель книги: не просто описать особенности отечественного управления, а выявить и систематизировать специфически русскую управленческую модель, отталкиваясь не от западных теорий, а от практики, истории и ментальности.

Прохоров отмечает, что в России вопрос управления волнует каждого — от рабочего до министра. Управление здесь не технократическая дисциплина, а социальная мифология, в которой вся страна — одновременно объект и субъект. Поэтому попытка рационального анализа этой области — дело рискованное, но насущное.

Книга родилась из долговременного наблюдения за российским бизнесом и госуправлением, и именно живой материал, а не кабинетные модели, стал её основой. Автор подчёркивает: несмотря на анекдотическую неэффективность, русская управленческая система не только живёт, но и достигает результатов. Это противоречие и станет главным предметом анализа.

Прохоров сразу оговаривает методологический принцип: не оценивать "плохо-хорошо", а понять "почему работает именно так". Он отказывается от импорта западных аксиом, предпочитая описывать то, что реально существует и функционирует в отечественной управленческой культуре. При этом автор признаёт важность западного опыта, но подчёркивает: заимствование возможно лишь при понимании собственной природы.

Завершая предисловие, Прохоров обещает не просто теоретический трактат, а мысленную карту русской управленческой цивилизации — со своими аномалиями, циклами, механизмами и внутренней логикой. Книга адресована тем, кто хочет не просто критиковать или реформировать, а понимать, как устроена власть и управление по-русски.


⚖️ Глава 1. Парадокс русского управления: неэффективность и результативность

С первой главы Прохоров погружает читателя в суть главной интриги русской управленческой модели: как система, демонстрирующая внешнюю неэффективность, оказывается способной к достижению впечатляющих результатов?

На первый взгляд, российская практика управления — это хаос, произвол, бесконечная импровизация, отсутствие формализации и процедур. Здесь не работают законы и регламенты в привычном для Запада смысле, документы легко игнорируются, а результат — не следствие планомерной работы, а почти всегда «чудо», «прорыв», «героизм» или «аврал». Казалось бы, всё это должно гарантировать провал. Но нет — система даёт эффект. Почему?

🔍 Ключевая мысль главы: результативность не обязана быть производной от эффективности. В российской культуре управления важен не путь, а финал. Неважно, как ты к этому пришёл — важно, что ты «сделал». Это не инженерная логика, а логика культурно-историческая, восходящая к православной эсхатологии, героическим архетипам и традициям личностного подвига.

Российская модель апеллирует к прорыву, а не к процедуре. Это управление, построенное на преодолении, а не на последовательности. Бюрократический саботаж, кадровая некомпетентность, институциональный бардак — всё это компенсируется мобилизацией ресурсов «в последний момент», сверхнапряжением и персональной волей. Так рождались и индустриализация, и победа в войне, и космос, и крупные бизнес-империи 1990-х.

Прохоров выделяет две ипостаси русской результативности:

  1. Имперская, когда ресурсная машина включается в предельно мобилизованном режиме;
  2. Гибридная, когда личные связи, неформальные договорённости и «схемы» позволяют обойти системные блокировки.

📌 Автор не идеализирует этот подход. Он подчёркивает его нерациональность, энергоёмкость, износ и высокую зависимость от человеческого фактора. Но при этом указывает: именно в этой модели — исторически обусловленный инстинкт выживания, сформированный в условиях угроз, нестабильности, внешнего давления.

🎭 Особая роль в этой системе принадлежит персонализированному управлению — феномену «царя», «генерального», «первого лица», который становится точкой сборки усилий, вместо институтов и процедур. Такой «сверхуправляющий» не делегирует, а концентрирует, не реформирует, а решает, не объясняет, а действует. Системный дефицит компенсируется харизмой, страхом или доверием.

📉 Но в мирное, стабильное время такая система начинает давать сбои. Там, где нужна последовательность, она предлагает интуицию. Там, где требуется прозрачность, — туман и неясность. Прохоров предупреждает: модель эффективна при мобилизационном режиме, но токсична в условиях нормального развития.

📊 Глава заканчивается выводом: неэффективность — это форма, а результативность — цель. Русское управление не стремится быть красивым, прозрачным, предсказуемым. Оно стремится победить, «выжить» или «проскочить». И пока эта логика работает — система воспроизводится.


🧱 Глава 2. Неконкурентное устройство русского общества

В этой главе Прохоров обращается к фундаменту любой управленческой модели — социальной среде, в которой она возникает и действует. И сразу заявляет: российское общество исторически и культурно неконкурентно по своей сути.

💡 Основная идея главы: В России конкуренция не является доминантой социального развития, как, например, в западной культуре. Здесь она не только не поощрялась, но часто расценивалась как разрушительная, аморальная и даже опасная.

Исторически в России не было институциональных предпосылок для устойчивой конкуренции. Ни феодального дробления, ни полноценного самоуправления, ни буржуазной революции — ничего из того, что порождало конкурентную среду на Западе. Взамен — централизованная вертикаль власти, подчинённая логике удержания и выживания, а не соревнования.

🧭 Социальные отношения в такой системе строятся не по логике «сильнейший побеждает», а по принципу «встраивания в иерархию» и поиска покровителя. Здесь не выигрывает тот, кто лучше, а тот, кто ближе к источнику ресурса, власти, признания. Именно поэтому в российской культуре важнее связи, чем заслуги, и лояльность — важнее эффективности.

👥 Прохоров описывает замкнутость социальных структур: родственные, клановые, корпоративные сообщества в России заменяют рынок, а отсутствие горизонтальной мобильности закрепляет статус-кво. В таких условиях конкуренция воспринимается как угроза целостности, а новатор — как потенциальный разрушитель системы.

📉 Именно поэтому реформы, основанные на конкурентной логике, так часто проваливаются. Они не «приживаются» в социальной ткани, отторгаются массовым сознанием. Вместо естественного отбора идей — имитация, вместо открытого рынка — «свой» и «чужой».

🇷🇺 Автор подчеркивает, что неконкурентность — не следствие отсталости, а форма адаптации. В условиях огромной территории, нестабильного правового поля и постоянных угроз единство и выживание ставились выше развития и разнообразия. Конкуренция же, с её конфликтной природой, просто не вписывалась в эту логику.

🔁 Важное следствие: управленческие решения в такой среде редко принимаются на основе объективных показателей. На первое место выходят интуиция, личное доверие, неформальные сигналы. Показательная цитата духа времени: «Ты мне не конкурент — ты мне друг (или враг)».

📜 Прохоров также замечает, что русская традиция не знает понятий честной конкуренции, честной прибыли, честной победы — всё это воспринимается либо с подозрением, либо с иронией. Даже успеха добиваются «неслучайно» — по договорённости, по протекции, через «прикрытие».

🚫 Конкуренция подавляется и на уровне риторики. В российской лексике слово «борьба» звучит агрессивно, а «сотрудничество» — благостно. В этом — глубокое отражение антиконфликтного, коллективистского характера культуры, где соревновательность воспринимается не как двигатель прогресса, а как источник опасности.

📌 Итог главы: неконкурентность — не просто черта общества, а определяющая характеристика среды, в которой возникает русская модель управления. В такой системе управленец — не координатор конкурентов, а медиатор интересов, распределитель ресурсов, хранитель баланса. Он отвечает не за развитие, а за стабильность. И именно это объясняет многие парадоксы отечественного менеджмента.


🌱 Глава 3. Факторы успеха

На фоне парадоксов русской управленческой модели Прохоров задаётся важным вопросом: если система неэффективна, почему она всё же иногда даёт впечатляющие результаты? Ответ — в особых, сугубо российских факторах успеха, которые работают не благодаря, а часто вопреки классическим принципам управления.

🔑 Главная идея главы: в условиях нестабильности и формального хаоса эффективность достигается через неформальные, скрытые механизмы, лежащие вне традиционных теорий менеджмента.

Автор выделяет четыре ключевых фактора, обеспечивающих результат в русской управленческой системе:


1. Личностный ресурс

Главный актив российского управления — человек. Не абстрактный субъект системы, а конкретная фигура, лидер, «властитель», «решала», «связной». Именно на таких людях — инициативных, гибких, часто харизматичных — зиждется всё. Они могут «договориться», «вытащить», «продавить» — вне рамок и вопреки инструкциям.

📌 Это управление не по процессу, а по «фигурам». Система может быть сломана, но если есть нужный человек — она работает. Успех зависит от субъективного фактора, а не от формальных структур.


2. Культурная привычка к нестабильности

Русская управленческая культура адаптирована к кризису. Прохоров утверждает: постоянное «чрезвычайное положение» — привычный фон для функционирования. Там, где западный менеджмент теряется, русская система активизируется. Время работает на русского управленца в момент катастрофы, когда привычные алгоритмы дают сбой, а спасает интуиция, импровизация и коллективное напряжение.

⛓️ Это культура «аврала», «героического усилия» — и в ней скрыта парадоксальная эффективность.


3. Сетевое взаимодействие

Формальные иерархии в России часто не работают. Их подменяет сеть личных отношений — горизонтальных, нефиксированных, неформальных. Здесь успешный управленец — это узел в социальной сети, умеющий подключать, координировать, мобилизовывать.

🔗 Такие сети могут быть коррупционными, но могут быть и жизненно необходимыми, особенно в условиях дефицита ресурсов. Это система «телефонного права», «договорённостей», «по знакомству», но при этом — рабочая и порой удивительно эффективная.


4. Способность к имитации и мимикрии

Русская управленческая система прекрасно приспосабливается к внешним требованиям, сохраняя при этом внутреннюю логику. Она может сымитировать западную реформу, внедрить «бенчмарки» и «показатели эффективности», сохраняя в глубине прежние подходы. Это позволяет выживать при смене идеологий и режимов — от царизма до цифровизации.

🧬 Такая мимикрия — не лицемерие, а стратегия выживания, позволившая русскому управлению пройти через революции, реформы, модернизации, сохранив свою суть.


📍 Прохоров подчёркивает: эти факторы успеха — не универсальны, не тиражируемы и не гарантируют устойчивого развития. Но в экстремальных условиях, в условиях неопределённости — именно они обеспечивают результат. Это антисистема, которая работает тогда, когда системы рушатся.

🎯 Главное, по мнению автора, — не пытаться заменить русскую модель на чужую, а понять, где и когда её механизмы дают преимущество, и как ими можно управлять сознательно.


🏗️ Глава 4. Причины образования русской модели управления

В этой главе Прохоров переходит от описания симптомов к диагностике происхождения феномена. Что породило русскую управленческую модель в её уникальной конфигурации? Почему в течение столетий она сохраняется, невосприимчива к реформам и заимствованиям?

🧭 Ключевая идея главы: русская модель управления — не историческая случайность и не ошибка развития. Это естественный результат особого пути формирования государства, общества и культуры в условиях специфических вызовов и ограничений.


📜 1. Особенности формирования русского государства

Российское государство возникало не «снизу», а «сверху». В отличие от Европы, где власть эволюционировала из местного самоуправления, Россия формировалась как империя с централизованной структурой, подавляющей автономию. У истоков управления — соборность и воля князя, а не права личности или институтов.

Централизация стала не просто организационным выбором, а единственно возможной формой удержания территориальной целостности в условиях разбросанности, климатической суровости и внешнего давления.


🛡️ 2. Историческая среда — климат, география, угрозы

Россия развивалась в условиях, которые Прохоров называет «антибуржуазными»:

  • Огромные пространства;
  • Суровый климат;
  • Постоянные внешние угрозы;
  • Отсутствие надёжных транспортных коммуникаций;
  • Скудные ресурсы на душу населения.

Это делало сотрудничество важнее конкуренции, а подчинение — выживающим навыком. Модель управления должна была не столько обеспечивать рост, сколько гарантировать выживание и контроль.


🏛️ 3. Отсутствие права как регулятора

В России право не стало универсальным и устойчивым арбитром. Законы часто противоречили друг другу, принимались ситуативно, не исполнялись или игнорировались по воле начальства. Поэтому управление строилось не на законе, а на приказе, доверии, страхе или привычке.

📌 Прохоров подчёркивает: отсутствие правового мышления ведёт к персонализации власти, к восприятию начальника как источника всех решений. Эта традиция глубоко укоренилась — от крепостного хозяйства до корпоративной культуры современной России.


🪢 4. Коллективизм и патернализм как базовые установки

Русская культура — не индивидуалистическая, а коллективно-подчинённая. Идея «общего дела», «служения», «вписанности в иерархию» формировала не только быт, но и административную практику. Управление в таких условиях воспринималось как продолжение отцовской власти, а не как сервис или делегирование полномочий.

Патернализм стал не только политикой, но и идеологией: государство не просто управляет — оно заботится, защищает, кормит, наказывает и прощает.


🌀 5. Цикличность русской истории

Прохоров вводит важную мысль: русская управленческая модель воспроизводится по историческим циклам. Каждый этап реформ — будь то Пётр I, Александр II, Хрущёв или Гайдар — заканчивается реставрацией старых практик под новым фасадом. Это объясняется не только сопротивлением элит, но и ментальным комфортом общества в привычной структуре власти.

Новый менеджмент, новые формы, новые лозунги — но управление остаётся прежним по духу: вертикальным, неформальным, мобилизационным.


🤝 6. Влияние инородных и инокультурных моделей

Русская модель формировалась не в изоляции, а во взаимодействии с другими цивилизациями: византийской, ордынской, европейской. Но каждый заимствованный элемент проходил через фильтр адаптации, теряя универсализм и приобретая особый «русский акцент».

Так появилась гибридная система, где восточная иерархия уживалась с западными формами, а формальные институты были лишь ширмой для неформального управления.

📌 Именно поэтому большинство «модернизаций» в России носили декоративный характер. Изменялись оболочки, но не суть. Управление оставалось персонализированным, централизованным и интуитивным.


📉 7. Преобладание негативного отбора

Из-за нестабильности и перманентной мобилизации российская управленческая система поощряла не тех, кто умеет эффективно управлять, а тех, кто умеет выживать, приспосабливаться, угождать или контролировать поток ресурсов. Это рождало касту администраторов, ориентированных на удержание власти, а не на результат.

Такой отбор закреплял устойчивость системы, но одновременно воспроизводил её архаизм.


🔚 Итог главы: русская модель управления — это институциональное отражение исторической судьбы, культурных архетипов и геополитических обстоятельств. Она не может быть понята вне контекста российской истории и ментальности. Попытка насильственно её изменить — без осознания причин её возникновения — обернётся очередным провалом.

Прохоров подводит читателя к ключевому тезису всей книги: русское управление — не болезнь, а форма адаптации. И работать с ним нужно не как с аномалией, а как с особым типом системы, имеющей свою логику, эффективность и границы применимости.


🕸️ Глава 5. Кластерные структуры и круговая порука

Прохоров поднимает завесу над тем, как функционирует реальная организационная ткань российского управления — за пределами уставов и диаграмм. Он показывает: вместо формальной иерархии в России действует неформальная сеть, основанная на личных связях, взаимных обязательствах и негласной солидарности. Именно эта структура — неофициальная, но живая — позволяет системе работать в условиях формальной неэффективности.


🧬 Что такое кластерные структуры?

В терминологии автора «кластер» — это группировка людей, объединённых не функциональной необходимостью, а отношениями доверия, лояльности, общей биографии или зависимостями. Кластер — не формальный отдел, а «своя команда», «свои люди», действующие как единое целое в распределении ресурсов, принятии решений и защите интересов.

Такие структуры формируются вокруг личности: начальника, предпринимателя, чиновника. Их эффективность держится не на регламентах, а на неформальных договорённостях и личной ответственности перед «своими».

🧩 В кластере действуют негласные правила:

  • «Не сдавать своих»;
  • «Разруливать внутри»;
  • «Держаться вместе, несмотря ни на что».

♻️ Круговая порука как операционная модель

Связующим элементом кластерной системы становится круговая порука — механизм коллективной ответственности, при котором все участники группы гарантируют действия друг друга. Это создаёт высокую степень лояльности, но одновременно порождает закрытость, блокирует контроль и затрудняет наказание виновных.

Прохоров подчёркивает: круговая порука — не отклонение, а системообразующий элемент русской управленческой культуры. Она заменяет собой институциональные гарантии. Здесь не закон защищает от произвола, а «прикрытие», «вхождение в круг», «доверие старших».

📌 Классический пример — структура любой российской администрации, корпорации или даже ОПГ, где формальные должности существуют, но решающим остаётся, к какому «кластеру» принадлежит человек.


🤝 Эффективность и пределы кластера

Кластеры обладают определённой эффективностью: они быстро мобилизуют ресурсы, принимают решения в обход бюрократии, создают зону стабильности в нестабильной среде. Это особенно важно в условиях слабых институтов и кризисов.

Однако у этой модели есть жёсткие пределы:

  • 📉 Закрытость приводит к коррупции, информационному голоду и изоляции;
  • 🧱 Низкая мобильность: чужим попасть в кластер почти невозможно;
  • ⚖️ Снижение ответственности: если все «в ответе за всех», не отвечает никто;
  • 🚧 Конфликт с внешней логикой: внешние реформы сталкиваются с внутренними связями и вязнут.

Прохоров подводит важную мысль: в кластере управляют не идеи, а отношения. Эффективность зависит от устойчивости сети, а не от рациональности процесса.


🔄 Противоречие с модернизацией

Кластерная модель входит в конфликт с модернизационными проектами. Реформы требуют прозрачности, ответственности, профессионализма — а кластер требует верности, тишины и лояльности. Потому большинство реформ в России либо имитируются, либо размываются внутри кланов, либо используются как инструмент межкластерной борьбы.

Прохоров приводит парадокс: современный российский менеджмент может быть невероятно эффективным — при условии, что остаётся закрытым и клановым. Как только его открывают внешнему контролю — он рассыпается.


🪤 Сетевой иммунитет против «чужих»

Русская управленческая сеть обладает высокой избирательностью. В неё не попадают случайные, компетентные или иные по духу люди. Напротив — кластеры отторгают чужаков, выстраивая ценностные фильтры и поведенческие маркеры.

Система узнаёт «своего» не по дипломам, а по мимике, фразам, идеологическим намёкам. Это антисистема по отношению к открытому обществу, но она прекрасно работает в закрытой среде — как организм с мощной иммунной системой.


📌 Вывод главы: русская управленческая модель держится не на институтах, а на неформальных связях — кластерах, объединённых круговой порукой. Это создаёт уникальный тип устойчивости: не прогрессивной, а инерционной, не основанной на развитии, а на самосохранении. Именно поэтому российская система может быть живучей, но крайне плохо приспособленной к реформам, конкуренции и прозрачности.


⚖️ Глава 6. Стабильное и нестабильное состояния системы управления

В этой главе Прохоров вводит важнейшую категорию своей концепции — состояния системы управления. Русская модель, по его наблюдениям, существует в двух фазах: стабильной и нестабильной. Это не просто перемены обстановки, а два качественно разных режима функционирования, с разными правилами, логикой и результатами.


🧩 Дихотомия: стабильность ≠ эффективность

Прохоров сразу оговаривает: стабильное состояние в российской системе — не синоним эффективности. Напротив, стабильность часто означает застой, инерцию, закрытость. А нестабильность — это мобилизация, импровизация, прорыв.

В этом — ключевая особенность русской управленческой культуры: эффективность достигается в момент нестабильности, а стабильность служит не развитию, а удержанию.


🟩 Стабильная фаза: контроль и имитация

Стабильное состояние характеризуется:

  • Централизацией решений;
  • Жёсткой иерархией;
  • Подавлением инициативы снизу;
  • Торжеством ритуала над содержанием;
  • Имитацией деятельности (бумаготворчество, отчёты, визиты «на места»).

📌 В этой фазе система живёт по принципу: делай вид, что работаешь, и не трогай начальство. Осуществляется консервация структуры, все действуют предсказуемо, и главное — не нарушать равновесия.

Именно в этот момент кластеры и круговая порука достигают расцвета: порождается внутренняя лояльность, взаимное покрытие, избегание ответственности. Всё работает — пока никто не требует результата.


🟥 Нестабильная фаза: хаос и результат

Нестабильность приходит как внешняя угроза или внутренняя встряска: война, кризис, реформа, смена элит. И вот тут русская система оживает. Она способна мгновенно перейти от вялого функционирования к экстремальной мобилизации. Появляется:

  • Прямая личная ответственность;
  • Доверие «на вырост»;
  • Импровизация как стиль;
  • Решения в обход регламентов;
  • Сверхнапряжение и героизм.

🔥 Это время «героев» — людей, готовых брать на себя полномочия, идти на риск, двигаться «по наитию». В этом режиме система способна совершать подвиги, создавать «из ничего» и достигать того, что в стабильности было бы невозможно.


🔄 Цикличность перехода: «вызов — прорыв — затухание»

Прохоров описывает типичный сценарий русской управленческой динамики:

  1. Стабильность превращается в застой;
  2. Возникает вызов, который не может быть решён традиционными средствами;
  3. Запускается мобилизационная волна;
  4. Достигается результат — часто героический;
  5. Происходит затухание, возвращение к стабильности;
  6. Начинается новая институционализация старых схем — и всё по кругу.

📉 Таким образом, развитие происходит не поступательно, а рывками, с чередованием энтузиазма и апатии, подъёма и отката.


🧠 Влияние на управленческое сознание

Этот дуализм порождает особую управленческую психологию:

  • Ожидание «последнего момента»: решения не принимаются заранее, потому что «ещё не горит»;
  • Импульсное мышление: реагировать — вместо планировать;
  • Недоверие к рутинным механизмам;
  • Героизация нестабильности и романтизация кризиса.

Русский управленец ощущает себя не оператором процессов, а спасателем на пожаре. Его компетенция — не в предсказуемости, а в умении выруливать в условиях неопределённости.


📌 Вывод главы

Прохоров утверждает: русская система не может развиваться в стабильности, она просто сохраняется. Зато в нестабильности она проявляет чудеса эффективности — за счёт личной энергии, жертвы, страха, вдохновения. Это не дефект, а особый режим существования, требующий осознания, а не отрицания.

Понимание этой двойственности позволяет объяснить, почему в России плохо работают «нормальные» реформы, но случаются великие прорывы. Система устроена не на развитие, а на реакцию. И всё управление — это балансировка между двумя крайностями, без устойчивой средней линии.


⚖️ Глава 7. Неправовой характер государства и управления

В этой главе Прохоров без обиняков констатирует: российская система управления исторически развивалась вне правовой логики. Государство в России — не юридический механизм, а источник воли, силы и порядка, где право не регулирует, а подчиняется власти.


📜 Право как декорация, а не регулятор

Главный тезис главы: в России право никогда не было универсальной нормой, одинаково применимой ко всем. Оно — инструмент, часто ситуативный, подчинённый целям власти или интересам сильных. Закон в такой системе:

  • Применяется избирательно;
  • Может быть отменён «по указанию»;
  • Существует параллельно с «понятиями»;
  • Чаще — угроза, чем защита.

Прохоров подчёркивает: это не аномалия, а устойчивая историческая традиция, сложившаяся ещё в допетровской Руси и устойчиво воспроизводимая по сей день.


🛠️ Административная воля против правового порядка

Если на Западе управление строится на делегировании полномочий и правилах, в России оно всегда держалось на личной воле начальника. Решение — это не логика процедуры, а проявление силы. Управленец не реализует закон — он «принимает меры», «разруливает», «даёт отмашку».

В результате:

  • Бюрократия становится властью сама по себе, а не механизмом исполнения;
  • Контроль заменяется страхом;
  • Ответственность — гибкой, зависящей от текущей позиции в иерархии.

📌 Закон не выполняется — его «исполняют», если надо».


⚖️ Неправовая среда как форма адаптации

Прохоров подчёркивает парадокс: в неправовой среде тоже существует порядок, но особого рода — персонализированный, неформальный, ситуативный. Управленческая культура приспосабливается:

  • Люди учатся ориентироваться по «сигналам сверху»;
  • Создаётся своя логика «что на самом деле можно»;
  • Возникает двойная бухгалтерия поведения: одно — на бумаге, другое — в жизни.

Такой стиль требует социального чутья, умения «читать между строк», адаптироваться к настроениям, а не нормам.


🔄 Закон как угроза

Важно: в российской традиции закон не воспринимается как гарант свободы. Напротив, он ассоциируется:

  • С контролем;
  • С наказанием;
  • С неравной применимостью.

Прохоров приводит наблюдение: чем выше формализация, тем больше страх. Люди стараются «не светиться», «обходить острые углы», не связываться с правовыми структурами, даже если они теоретически защищают.

📉 В этом контексте возникает явление правового нигилизма: все понимают, что закон «есть», но в него не верят.


⚙️ Управление как практика исключений

Один из ключевых элементов русской модели — доминирование исключений над правилами. Система выстраивается не как поле норм, а как цепь «решений по ситуации». Регламент существует — но его можно обойти. Сроки заданы — но «можно решить». Ресурсы распределяются — но «есть возможность договориться».

Прохоров подчёркивает: гибкость — вместо прозрачности, воля — вместо процедуры. Это делает систему адаптивной, но непредсказуемой и несправедливой.


🔐 Социальные следствия: цинизм и двойственность

Жизнь в неправовой системе формирует определённый психологический тип:

  • Склонность к недоверию;
  • Цинизм по отношению к институтам;
  • Логика «на всякий случай»;
  • Культ «личных связей» вместо защиты законом;
  • Идея, что закон — ловушка для наивных.

📌 Люди начинают мыслить не категориями прав и обязанностей, а категориями «можно/нельзя» и «пронесёт/не пронесёт».


🧩 Ирония русской легализации

Прохоров остроумно замечает, что в России даже легализация нередко имеет форму имитации. Когда система сталкивается с требованием «правового государства», она:

  • Создаёт законы, которые не исполняет;
  • Формирует институты, которые блокирует;
  • Отчитывается — но не реформируется.

📊 Это порождает фасадную легитимность, где закон есть — но живёт отдельно от реальности.


📌 Вывод главы

Русская управленческая модель изначально формировалась вне правовой логики. Её устойчивость опирается на личную власть, ситуативные решения и негласные нормы, а не на закон как универсальный инструмент. Попытка внедрить правовое мышление без изменения управленческого архетипа обречена: закон будет либо симулироваться, либо разрушаться изнутри.

Прохоров не призывает к фатализму, но ясно даёт понять: без осознания неправовой природы системы невозможна её трансформация. Необходимо не просто писать законы, а переучивать общество и элиты жить в их рамках — процесс небыстрый и болезненный.


☯️ Глава 8. Дуализм русской души

В этой главе Прохоров обращается к психологическому и культурному основанию всей управленческой конструкции — внутреннему раздвоению русского человека, которое он называет дуализмом. Это не просто черта характера, а фундаментальная установка, оказывающая решающее влияние на стиль управления, поведение в системе и сам образ власти.


🧭 Суть дуализма

Прохоров описывает дуализм как постоянное сосуществование противоположных начал в русской ментальности:

  • Смирения и бунта;
  • Покорности и презрения к власти;
  • Страха перед законом и жажды справедливости;
  • Идеализма и цинизма;
  • Отчуждённости от государства и надежды на «доброго царя».

📌 Этот онтологический разлом определяет парадоксальную психологию русской управляемости: человек не принимает правила, но ждёт чуда; боится начальства, но презирает его; нарушает запреты, но требует порядка.


👥 Власть как «чужая и своя»

Одним из следствий дуализма становится двойственное отношение к власти:

  • Власть — не «наша», а «ихняя»;
  • Ей нужно служить, но её можно обманывать;
  • Она обязана помогать, но ей не доверяют.

Прохоров показывает, как в русском сознании укоренилась идея власти как неизбежного зла, с которым надо уживаться, а не сотрудничать. Это ведёт к двойным стандартам поведения:

  • При начальстве — покорность;
  • Без начальства — анархия или саботаж.

Так рождается парадокс лояльности без верности, подчинения без доверия.


⚖️ Закон и правда

Русская дуальность особенно ярко проявляется в отношении к нормам:

  • Закон воспринимается как чуждое, формальное, принудительное;
  • Правда — как внутреннее, подлинное, эмоциональное.

В этой системе человек скорее нарушит закон, если посчитает это «по правде» — и осудит другого, кто соблюдает его, но «не по-людски».

📌 Это подрывает любое формализованное управление: правила оспариваются не по процедуре, а по душевному ощущению справедливости.


🧩 Управленческий эффект: игра на два фронта

Внутренний дуализм делает русского управленца мастером адаптации к противоречиям:

  • Он умеет быть и «формальным», и «по-пацански»;
  • Официальный регламент сочетается с личным словом;
  • В подчинении — покорность, в кулуарах — критика и обиды;
  • В отчётах — порядок, в реальности — хаос и импровизация.

Прохоров подчёркивает: эта гибкость — источник устойчивости, но и тормоз развития. Потому что никакая реформа не проходит через такую двойственность без искажений.


🔄 Дуализм как механизм психологической компенсации

Русский дуализм — не просто отклонение, а форма выживания в условиях несоответствия между внешними требованиями и внутренним укладом. Это способ примирить:

  • Давление и отсутствие свободы — с мечтой о справедливости;
  • Институциональный произвол — с нравственным идеализмом;
  • Коллективизм — с индивидуальным страданием.

Прохоров называет это ментальной защитой от системной травмы — столетиями накапливавшегося конфликта между жизнью «по понятиям» и жизнью «по правилам».


🤝 Эмоциональный код управления

В дуальной культуре формальная логика не работает без эмоциональной. Чтобы быть эффективным, управленец должен не только знать регламент, но и чувствовать «настроение», «атмосферу», «людское восприятие».

Власть, основанная лишь на законе, будет восприниматься как бездушная. Только та, что сочетается с «человечностью», «понятием» и «душевностью», воспринимается как «настоящая».

📌 Именно поэтому «жёсткий, но справедливый» начальник в России уважаем больше, чем рациональный реформатор.


🧠 Последствия для реформ

Дуализм не исчезает с приходом новых институтов. Он адаптируется:

  • Меняется язык, но не поведение;
  • Меняются формы, но не внутренние ориентиры;
  • Либерализация приводит не к свободе, а к новым формам двойной морали.

Реформатор, не понимающий дуализма, либо наталкивается на невидимую стену сопротивления, либо сам становится частью игры, начав мимикрировать под «своего».


📌 Вывод главы

Прохоров утверждает: дуализм русской души — не дефект, а архетип. Он рождает уникальную управленческую культуру, в которой власть всегда балансирует между насилием и заступничеством, а подчинённый — между послушанием и внутренним бунтом. Только тот, кто умеет слышать обе стороны этой раздвоенности, может быть успешен в русской системе управления.


🔄 Глава 9. Механизм смены режимов функционирования системы управления

Если предыдущие главы показывали, что из себя представляет русская управленческая модель, то в этой Прохоров отвечает на вопрос: а как она трансформируется? Каким образом система, столь инерционная и жёсткая, вдруг переходит в мобилизационную фазу, совершает рывок, а затем вновь возвращается в состояние покоя? Ответ — в особом механизме переключения режимов, встроенном в русскую управленческую «прошивку».


⚙️ Смена режима как встроенный алгоритм

Русская модель, по наблюдению автора, не развивается эволюционно. Вместо поступательных изменений — скачки, рывки, переломы. Система ждёт внешнего давления или внутреннего перегрева, чтобы «проснуться» и перестроиться. Такой переход:

  • Не инициируется институтами;
  • Не осуществляется заранее;
  • Не проектируется — он происходит как вспышка.

📌 Управление в России переходит от стабильного к кризисному режиму не по сигналам логики, а по нарастающему напряжению, как удар грома после тишины.


🪫 Порог инерции

Прохоров вводит понятие «порога инерции» — момента, когда система уже не способна продолжать жить по-старому, но ещё не знает, как жить по-новому. В этот момент:

  • Растёт число сбоев;
  • Увеличиваются жалобы «вверх»;
  • Начинаются управленческие затыки;
  • Возникает кризис доверия внутри вертикали.

💡 Однако до тех пор, пока система может «продолжать притворяться», она не меняется. Смена режима — вынужденная, и только при условии, что «старое больше не работает вообще».


⚡ Режим прорыва

Когда система переключается, она делает это взрывным способом. Происходит:

  • Разрыв старых связей;
  • Возвышение новых фигур (часто из второго ряда);
  • Появление временной открытости;
  • Ускоренное принятие решений.

📌 Эта фаза — золотой век русской мобилизационной эффективности. Она кратка, но интенсивна. Управление становится:

  • Персонализированным;
  • Хаотичным, но деятельным;
  • Основанным на импровизации и прямом влиянии.

Происходит скачок результатов, но и чудовищная перегрузка системы, после которой следует откат.


🪙 Цена перехода

Переключение режимов даёт краткосрочный эффект, но оставляет глубокие деформации:

  • Сжигаются кадры;
  • Обостряется институциональное недоверие;
  • Возникает административный «откат»;
  • Укрепляется клановость — спасшиеся становятся «новыми кругами поруки».

Прохоров подчёркивает: каждый режим сменяет не столько предыдущий, сколько его последствия, и это делает развитие непрогнозируемым.


🌀 Циклический характер

Автор рисует замкнутую петлю:

  1. Стабильность →
  2. Нарастающая неэффективность →
  3. Кризис →
  4. Всплеск активности →
  5. Результат →
  6. Усталость →
  7. Консервация →
  8. Новая стабильность.

📉 В итоге, система не эволюционирует, а колеблется, не находит устойчивого режима между крайностями. Это порождает хроническую непредсказуемость управления, особенно в долгосрочной перспективе.


🔁 Повторение без прогресса

Смена режимов не обязательно ведёт к модернизации. В России один и тот же цикл может повторяться в новых исторических декорациях, но с той же внутренней логикой:

  • От Петра до Сталина;
  • От перестройки до 1990-х;
  • От реформ нулевых — к реставрации авторитарных моделей.

Прохоров называет это «маятниковым управлением», где развитие имитируется, но суть остаётся прежней: система работает в режиме скачков и спадов, без долгосрочной трансформации.


📌 Вывод главы

Русская управленческая система обладает встроенным механизмом смены режимов, но он не направлен на прогресс — лишь на адаптацию к новому кризису. Управление строится на реакции, а не стратегии. Поэтому каждый переход — это не ступень вверх, а разворот по кругу.

Прохоров подводит философскую черту: в России реформатору важно не только начать движение, но и понимать, когда оно перейдёт в обратную сторону — и быть готовым к тому, что его усилия станут частью очередного витка, а не новой реальности.


🌍 Глава 10. Неизбежность импорта идей и образцов

Прохоров в этой главе затрагивает тему, которая проходит красной нитью через всю российскую историю модернизаций: заимствование чужих моделей управления. Он задаёт важный вопрос: если русская система устойчива и самодостаточна, почему она снова и снова обращается к внешним заимствованиям?


📥 Импорт как традиция

Россия не впервые импортирует чужие управленческие идеи — от Петра I до гайдаровских реформ. Это не исключение, а постоянный и исторически закреплённый механизм обновления. Сам Пётр не скрывал: «Учиться надо у других». Только учёба эта всегда была асимметричной:

  • Заимствуются формы, но не дух;
  • Импорт адаптируется под местные условия;
  • Результат — гибрид, а не реплика.

📌 Русская система не встраивает инородное, а поглощает и переделывает его под себя. В итоге возникает фасад западных институтов с восточной логикой действия.


🧬 Причина импорта — внутренняя негибкость

Прохоров утверждает: русская управленческая модель почти не содержит внутренних механизмов самообновления. Когда система заходит в тупик, она не знает, как себя реформировать «изнутри». Тогда запускается внешний импульс — импорт идей.

Однако это заимствование:

  • Редко сопровождается пониманием контекста;
  • Чаще всего прикладное, инструментальное;
  • Осуществляется элитами, а не всем обществом.

⚠️ В результате реформы воспринимаются как вторжение чуждого, а не развитие собственного.


🧩 Парадокс «внешнего спасения»

Общество в такие моменты живёт в амбивалентной позиции:

  • С одной стороны, оно требует перемен;
  • С другой — отвергает инородность.

Этот парадокс порождает феномен симуляции реформ:

  • Используются западные термины и схемы;
  • Внедряются формы, совместимые с привычной управленческой средой;
  • Реальное содержание остаётся прежним.

📌 Так, в России могут существовать: «департамент корпоративного развития» с полным советским командным стилем, «customer service» в формате «ждите до завтра», «комплаенс» как прикрытие бюрократического контроля.


🌐 Роль элит в импорте

Импорт всегда осуществляется сверху вниз. Его проводники — образованные, западноориентированные слои элиты, чаще всего не имеющие прочной опоры внутри страны. Эти «просветители»:

  • Сталкиваются с непониманием и саботажем;
  • Быстро теряют инициативу;
  • Отступают, а заимствованные элементы оказываются встроенными в старую схему.

Прохоров называет это «мягкой контрреволюцией управления»: когда новые формы существуют, но управляют по-старому.


🔁 Цикличность импорта

Импорт идей в России никогда не бывает единичным актом. Он повторяется волнами, почти по графику:

  1. Осознание отставания;
  2. Восторг перед чужим опытом;
  3. Быстрая адаптация;
  4. Отторжение обществом;
  5. Ассимиляция;
  6. Возврат к своим формам.

📉 Такая динамика делает любые внешние реформы временным всплеском, а не точкой поворота. Структура управления остаётся прежней, лишь меняя риторику и вывески.


🧠 Культурные барьеры

Прохоров подчёркивает, что заимствование институтов — это не только административный, но и культурный процесс. Для устойчивой адаптации нужны:

  • Смена ценностей;
  • Поддержка со стороны массового сознания;
  • Признание легитимности нового порядка.

Ничего из этого в России не возникает «само собой». Поэтому заимствования:

  • Быстро становятся декоративными;
  • Служат элитной витриной;
  • Используются в пропагандистских целях — «у нас тоже как в Европе».

⚖️ Реформа как мимикрия

Самый опасный эффект импорта — эффект ложной трансформации. Внешне всё выглядит иначе, но внутренняя управленческая логика сохраняется. Это создаёт:

  • Иллюзию прогресса;
  • Усиление цинизма («всё как было»);
  • Устойчивость порочных практик под новым фасадом.

📌 Прохоров сравнивает это с тем, как нефтяная скважина переименовывается в «энергетический хаб», но бурит по-старому.


📌 Вывод главы

Импорт идей и образцов в России — необходимое и неизбежное зло. Без него система не обновляется, но с ним — не становится другой. Русская управленческая модель умеет принимать чужое, но делать его своим, зачастую лишая содержания. Поэтому главный вопрос реформ — не в выборе модели, а в способности к внутренней трансформации, которую нельзя заменить импортом.

Прохоров заключает: истинная модернизация начинается не с заимствования, а с понимания себя — иначе каждое новшество станет новой маской старой системы.


🌐 Глава 11. Состояние системы управления как фактор межнациональных отношений в России

В этой главе Прохоров делает важный поворот: он показывает, что русская управленческая модель влияет не только на внутренние процессы, но и играет ключевую роль в конфигурации межнациональных отношений внутри страны. Речь не о внешней политике, а о внутреннем многонациональном устройстве России, где именно особенности управления определяют характер взаимодействия между этносами.


🧱 Управление как основа имперского баланса

Россия исторически развивалась как многонациональное государство, и управление в нём всегда играло скрепляющую роль. Оно заменяло собой:

  • Единые культурные ценности;
  • Рыночную интеграцию;
  • Политическое участие.

📌 Прохоров подчёркивает: империя держится не идеей, а управлением — системой распределения, контроля и модерации конфликтов. И в этом — специфическая роль русской модели: её сила — в способности администрировать сложное, а не гармонизировать разное.


🧬 Унификация как стратегия

Русская модель стремится к административному выравниванию: все регионы и народы подчиняются единому центру по одним и тем же правилам (формально). Эта модель универсализма:

  • Подавляет локальную специфику;
  • Не признаёт автономных традиций;
  • Воспринимает разнообразие как угрозу управляемости.

📉 Отсюда — неприятие федерализма в практике, несмотря на его декларативное признание. Вся система строится по принципу «разные — но одинаково подчинённые».


🤝 Неуправляемость как этнопроблема

Когда система управления входит в фазу нестабильности, именно этнические линии становятся точками разлома:

  • Усиливаются сепаратистские настроения;
  • Возникают локальные конфликты;
  • Обостряется недоверие к центру.

Прохоров подчёркивает: слабость центра автоматически превращает национальный вопрос из латентного в острый. То, что при сильной вертикали подавляется административно, при ослаблении выходит наружу — как буря накопленных претензий.


📍 Административный асимметризм

Формально все субъекты РФ равны, но реально — система глубоко несимметрична:

  • Некоторые регионы получают больше ресурсов;
  • Другие — больше полномочий;
  • Третьи — статус «прикосновенных» (например, Чечня после 2000-х);
  • Четвёртые — фактически управляются в «ручном режиме».

⚠️ Это порождает чувство несправедливости, и не только у национальных республик, но и у русских регионов, которые видят: «им можно больше».


🗣️ Национальное недоверие к системе

Многие нерусские народы воспринимают управление не как нейтральный механизм, а как инструмент русификации, подавления, несправедливого перераспределения. И это недоверие не компенсируется никакими культурными жестами — потому что система:

  • Не объясняет свои решения;
  • Не допускает участия в принятии решений;
  • Не способна к прозрачному диалогу.

📌 В итоге: чем менее управляем регион, тем больше он национализирует проблему.


🪤 Встроенное противоречие

Русская модель предполагает:

  • Централизованную власть;
  • Неформальное управление;
  • Унификацию правил;
  • Вертикаль решения.

Но многонациональная страна требует:

  • Уважения к различию;
  • Институциональной гибкости;
  • Признания локальных элит;
  • Диалога, а не приказа.

⚖️ Это делает русскую управленческую модель несовместимой с устойчивым федерализмом. Она работает, пока всё жёстко централизовано — и рассыпается при малейшей децентрализации.


🧨 Управление как источник этнического риска

Прохоров чётко говорит: не этнические различия вызывают конфликты, а неэффективное управление этими различиями. Там, где:

  • Слабые институты;
  • Высокая коррупция;
  • Неравенство доступа к ресурсам;
  • Клановое перераспределение;

— именно там этнические признаки становятся языком протеста и флагом недовольства.

📉 Административный провал маскируется национальным конфликтом.


📌 Вывод главы

Прохоров подчёркивает: в многонациональной стране управление — не просто техника, а форма сосуществования. Русская модель, со своей тягой к уравниванию, иерархии и неформальности, плохо приспособлена к управлению многообразием. Она эффективна как инструмент подавления, но не как система интеграции.

Для устойчивого будущего России необходимо:

  • Признание этнокультурной специфики;
  • Отказ от уравнительного подхода;
  • Расширение институционального представительства;
  • И главное — реформирование самой управленческой модели в сторону многоуровневости и диалога.

🕳️ Глава 12. Деградация нестабильной фазы в стабильную

В этой заключительной главе Прохоров подводит своего рода трагический итог: то, что в русской модели порой даёт эффект — нестабильная, мобилизационная фаза — со временем вырождается в новую форму стагнации. И этот переход не только закономерен, но и встроен в саму логику системы.


🔄 От героизма к бюрократии

Русская система умеет потрясающе мобилизоваться в условиях кризиса. Возникает прорыв, воля, креатив, риск, личная ответственность. Но — это не может длиться вечно. Вскоре:

  • Энергия иссякает;
  • Ключевые фигуры выгорают или теряют влияние;
  • Стихийно рождаются новые «правила» и процедуры;
  • Возникает новый «кластер» — из бывших прорывников.

📉 И героическая фаза начинает имитировать саму себя: все ещё говорят на языке реформ, но уже работают по логике сохранения статуса кво.


🧩 Закономерность вырождения

Прохоров подчёркивает: нестабильность в русской модели не институционализируется. Она не умеет закреплять успех:

  • Нет механизмов преобразования «временного» в «норму»;
  • Нет структуры, которая бы зафиксировала результат;
  • Есть лишь память и миф — о «золотом времени» героизма.

Это делает любой прорыв циклически обречённым: рано или поздно система начинает воспроизводить себя — уже в новом фасаде, с новыми лозунгами, но со старым содержанием.


🪤 Сопротивление саморефлексии

Одна из причин деградации — неспособность системы анализировать саму себя. Управленцы не видят структурных причин проблем, они:

  • Уходят в мораль (всё зависит от «людей»);
  • Уповают на «сбои» (но не на изъяны конструкции);
  • Отвергают институциональные интерпретации.

📌 Результат — реформы без механизма устойчивости. Как только исчезает внешняя угроза или герой-инициатор, система начинает приспосабливать перемены к привычным алгоритмам.


🎭 Симуляция обновления

В фазе деградации начинает работать механизм имитации реформ:

  • Новые формы сохраняются, но наполняются старым содержанием;
  • Описания успехов заменяют успехи;
  • Контроль — заменяет развитие;
  • Текучка — вытесняет цели.

Прохоров называет это «капсулированием мобилизации»: когда система закрывает прежнюю динамику в стеклянный куб, делает из неё музей или символ, но больше не воспроизводит её дух.


⏳ Смена поколений как точка обнуления

Интересная мысль автора — деградация чаще всего наступает при смене поколений:

  • Те, кто прошёл нестабильную фазу, уходит;
  • Приходят новые — с другим языком, без личного опыта;
  • Но в наследство им достаётся структура, заточенная под аврал;
  • Они не знают, как работать без героизма — и переходят к рутине и симуляции.

📉 Это превращает систему в новую стабильность, с теми же дефектами, но с меньшей мотивацией к прорыву.


🧱 Противоречие между результатом и системой

Прохоров выводит парадокс: чем ярче был прорыв, тем жестче последующая консервация. Почему?

  • Потому что система стремится закрепить достигнутое;
  • Она не умеет перерабатывать успех в институциональный опыт;
  • Она фиксирует не логику успеха, а его оболочку.

📌 В итоге сама логика успеха становится табу — ведь она требует нестабильности, открытости, риска. А система уже перешла в режим охраны, а не развития.


📌 Итог всей книги

Прохоров завершает книгу философским, но точным выводом: русская модель управления — не просто стиль или способ. Это целостная система с внутренней логикой, цикличностью, механизмами самосохранения и границами применимости.

Она:

  • Невероятно устойчива в нестабильной среде;
  • Гибка в кризисе;
  • Способна к импровизации и прорыву;
  • Но — не умеет закреплять успех, не воспроизводит развитие, а лишь откатывается в новую форму стабильного застоя.

📉 И потому каждый новый прорыв — не ступень эволюции, а новый круг по спирали, в котором старые управленческие механизмы побеждают новые формы.