Происхождение и история Литургии.

Происхождение и история Литургии. Архимандрит Киприан (Керн)

Все жили Литургией

«Велия благочестия тайна», Воплощение Сына Божия, «таинство, от века утаенное и несведомое ангелом», обновляется в литургической жизни христиан ежедневно в евхаристическом священнодействии.

Евхаристия была, есть и будет центральным нервом христианской жизни. Если в наше время евхаристическая жизнь ослабела настолько, что мы утратили почти совершенно подобающее евхаристическое сознание и относимся к совершающейся в храмах Божественной Литургии, лишь как к одному из обрядов, и почитаем служение благодарственного молебствия или акафиста чуть ли не более важным в богослужении, то во времена подлинной церковной жизни было не так.

Все, совершавшееся в церковной и храмовой жизни христиан, концентрировалось около Литургии, связывалось с ней, включалось в ее состав. Действительно, уже во времена седой древности христианства крещение катихуменов совершалось во время Литургии во дни, особо для того предназначенные, как то Пасха, Рождество, Богоявление и некоторые другие. О таких «крещальных Литургиях» говорят писатели II и последующих веков (святой мученик Иустин Философ, Сильвия Аквитанка и др.).

Брак и елеосвящение также включались в состав Литургии; венчание совершалось до евхаристического канона; вероятно, во время литургии оглашенных, приблизительно около времени чтения Апостола и Евангелия, и после молодые причащались Святых Тайн; елеосвящение, претерпевшее столь сложную эволюцию своего чина, также было вставлено в рамки Литургии: освящение елея совершалось во время проскомидии, a помазание – после заамвонной молитвы.

Только впоследствии, под влиянием процесса обмирщения жизни и ее расцерковления, эта органическая связь прервалась, и все таинства в сознании верующего народа превратились в требы, a некоторые из них стали почитаться просто обрядами.

Церковь есть Тело Христово

У святых отцов и писателей Церкви находим немало подтверждений сказанному. Так святой Максим Исповедник объясняет: «никакое таинство не бывает совершенно без причастия». Симеон Солунский учит, что «завершение всякого священнодействия и печать всякого Божественного таинства есть священное причащение».

Кроме того, надо помнить, что природа самой Церкви – евхаристична. Церковь есть Тело Христово. Евхаристия есть также Тело Христово. Поэтому без Евхаристии нет церковности, нет и не может быть оцерковления жизни. Также и Евхаристия немыслима вне Церкви. Вне Церкви можно лишь представлять Сионскую Вечерю, символизировать ее, но не совершать евхаристическое Жертвоприношение. Вне Церкви она безблагодатна. Евхаристия, как и вообще таинственная жизнь, не может быть без освящающей силы Святого Духа.

Нельзя ограничивать понятие Церкви одним только классическим определением катехизиса: «Церковь есть общество верующих, объединенных общей верой...» и т. д.

Церковь не может быть сведена только к этим канонически административным рамкам. Числиться в списках прихода и участвовать в приходских собраниях не значит еще само по себе жить в Церкви. Нельзя, – вспомним Ю.Ф. Самарина, – только относиться к Церкви или числиться в ней, надо в ней (то есть ею) жить. Надо живо, реально, конкретно участвовать в жизни Церкви, т.е. в жизни мистического Тела Христа. Надо быть живой частью этого Тела. Надо быть участником, т. е. причастником этого Тела.

Христианин член Тела Христова

Святой Максим Исповедник учил в своем «Тайноводстве»: «Святая Церковь является, как образ Первообраза, совершающею в отношении к нам действия, подобные делам Божиим. Ибо как ни велико, почти неисчетно число мужей, жен и детей, отделяющихся друг от друга и весьма значительно различающихся между собой родом, внешним видом, поколением, языком, равно как и образом жизни, возрастом и понятиями, привычками, нравами и родом занятий, способностями, познаниями, личными достоинствами и внешним положением, характером и настроением души, – как ни велико число и как ни разнообразен вид возрождаемых ею и через нее воссозидаемых и обновляемых духом, Церковь всем равно сообщает и дарует один образ и наименование».

Церковь есть то Тело, Глава коему – Христос. С не меньшей определенностью учит о нас, как о членах мистического Тела Христова один из лучших толкователей нашей Литургии Николай Кавасила (ХIV в.). Церковь для него не символически обозначается в Таинстве Евхаристии, но так же, «как в сердце уже заключены члены тела, или в корне дерева – его ветви, или в виноградной лозе – ее грозди». – «Ибо здесь, – говорит он, – не только общность наименования или аналогия сходства, но реальное (прагматическое) тождество».

«В действительности, это Таинство есть Тело и Кровь Христовы, и для Церкви Христовой они суть истинная пища и питие. Церковь, причастная им, не их превращает в человеческое тело, как это случается с обычной пищей, но сама претворяется в них, ибо высшее (божественное) побеждает тварное. Железо, прикоснувшееся огню, само становится огнем (раскаляется), a не допускает огню превратиться в железо. И подобно тому, как раскаленное железо не представляется нашему взору железом, но огнем, так как свойства железа как будто бы поглощены огнем, – точно так же, если бы можно было видеть Христову Церковь, поскольку она соединена с Ним и причастна Его Плоти, мы не увидели бы ничего иного, кроме Тела Господня». Он ссылается дальше на 1Кор.12:27, что вместе мы – Тело Христово, a порознь – члены: это надо понимать не гиперболически, не в переносном смысле, как мы говорим о членах семейства, но совершенно конкретно и реально.

«Ибо это значит, что верующие уже теперь живут благодаря этой Крови Христовой жизнью во Христе, подлинно завися от Главы этого Тела, Христа, и облечены этою Плотью Христовой. Таким вот образом Церковь является в таинстве евхаристического причащения».

Наше мировоззрение должно быть евхаристично, и жить надо в евхаристической настроенности. Церковь приносит в Литургии благодарение Господу «о всех благодеяниях, на нас бывших, явленных и неявленных», «о всех и за вся». Священнодействующий иерей приносит жертву «о своих грехах и о людских невежествиях», или, выражаясь словами молитвы святого Амвросия Миланского, он – «приносит Господу скорби людей, плененных воздыхания, страдания убогих, нужды путешествующих, немощных скорби, старых немощи, рыдания младенцев, обеты дев, молитвы вдов и сирот умиление...»

Единство Церкви и единство Евхаристии

Иерей, a c ним и все молитвенное собрание, и всякий верующий должны в Евхаристии сосредоточить всю свою молитвенную жизнь. К евхаристической Чаше приносится всякая скорбь и всякая радость; они должны растворяться в ней. Евхаристия должна обнимать и освящать всю жизнь христианина, его творчество, его дела и порывы.

Поэтому Литургия и евхаристическая жизнь не есть и не может быть ограничена подачей записок о здравии и упокоении. Евхаристическая жизнь есть не просто стояние в церкви и присутствование при совершающемся в храме чинопоследовании, и евхаристическая жизнь – это не слушание церковных песнопений.

Мирянин не присутствует, a активно, молитвенно переживает совершающуюся литургическую, голгофскую драму и причащается. B Единой Церкви не может не быть единой Евхаристии.

Но с этим вовсе не стоит в противоречии тот факт, что при многочисленности Поместных Церквей, при разнообразии входящих в них многих племен и народов, различных исторических наслоений, традиций и пр., существует огромное количество разных типов евхаристических молитв, или анафор. Единство Церкви и единство Евхаристии вовсе не требует одинаковости в богослужебном ритуале; варианты, поместные особенности не только терпимы, но и важны, как доказательство соборной природы Церкви.

Поэтому от одной Сионской Вечери Господней и от более или менее единообразной апостольской Вечери в течение истории образовалось огромное количество разных типов евхаристических молитв. Так Ренодо знал при состоянии науки в его время 50 анафор y одних только яковитов и маронитов, y эфиопов нам известны до 15-ти литургий.

Разные направления изучении Литургии

Наука классифицировала все это многообразие и все варианты в несколько групп (литургических фамилий) и подробно изучила происхождение, эволюцию и историю всех их. Поэтому перед пытливым сознанием церковного христианина стоит вопрос о необходимости всестороннего изучения важнейшего христианского Таинства.

Это изучение должно вестись в разных направлениях, и нашему толкованию Божественной Литургии следует придать характер, как литургико-исторического, так и богословского.

Иными словами, нам предстоит изучать не только историю чина, но и его богословское содержание. Ибо никогда нельзя забывать, что для христианского церковного сознания богослужение есть живая и жизненная философия Православия, a не только обряд, как его понимает неоцерковленное сознание. Или, пользуясь словами святого Иринея Лионского , надо сказать: «Наше учение согласно с Евхаристией, и Евхаристия, в свою очередь, подтверждает учение».

Предвечный смысл Евхаристии

Таинство Евхаристии установлено Спасителем на Его последней Вечере с учениками при произнесении Им слов приимите, ядите... пийте от нея вси... сие творите в Мое воспоминание... (Мф.26:26–27; Лк.22:19). Но еще задолго до этой таинственной трапезы Спаситель раскрыл апостолам мистический смысл причащения Его Тела и Крови.

B самом деле, сразу же после первого чудесного насыщения 5000 человек пятью хлебами, т.е. еще задолго до Преображения и до Его входа в Иерусалим, точнее в период между I и II пасхой Своего общественного служения, Господь Иисус Христос произнес в капернаумской синагоге Свою проповедь о Хлебе Жизни. Тут среди этих стройных колонн классического греческого стиля, украшенных, однако, и еврейскими религиозными эмблемами: семисвечниками, гранатовыми яблоками, шестиконечными звездами, – в этом, ныне вполне уже раскопанном и очищенном дивном портике этой синагоги с видом на Тивериадское море, Спасителем было предложено Его учение о Небесном Вечном Хлебе (Ин.6:24–66). B сущности, эта проповедь естественно распадается на две части: предварительную, в которой Он говорит больше о ветхозаветном прообразе Евхаристии (стихи 27–47), и само учение о Небесном Хлебе Жизни (48–66).

Обратиться к ветхозаветному символу Евхаристии побудили Спасителя сами же ученики, вспомнив по поводу бывшего накануне (Ин.6:12) чудесного насыщения 5000 людей ветхозаветное чудо с падавшей с неба манной: Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть (Ин.6:31; Исх.16:15; Пс.77:24).

Господь должен был, как часто и в других случаях, иметь перед Собой узкую национальную психологию иудейскую и их известную косность, неспособность подняться над уровнем исторического и буквального понимания библейских фактов. Надо было им показать, что манна была только прообразом истинного Небесного Хлеба. Но это все же никак не значило бы, что она является опять-таки только единичным историческим фактом, простым эпизодом иудейской истории.

Манна была символом Вечного Хлеба. Это данное историческое событие было и служит прообразом, «типом» вечной реальности, от века установленной евхаристической трапезы. Но только прообразом, и потому неполным и несовершенным. Манна была чудесной пищей, падавшей с неба, тогда как Евхаристия есть само истинное Тело Христово; манна падала только в течении какого-то времени, a Евхаристия установлена на бесконечные времена, «всегда, ныне и присно и во веки веков». Манна питала только тело, тогда как Небесный Хлеб питает всецелого человека и проходит «во уды, во вся составы, во утробу, в сердце». Он сообщает человеку безсмертие, которое не в состоянии была дать манна.

Истинный Хлеб Жизни

Святой Кирилл Александрийский в своем толковании на Евангелие от Иоанна (кн. III, гл. 6) так объясняет эту связь: «Манна питала в пустыне один только народ иудейский, тогда как во вселенной существуют бесчисленно другие народы. Истинный Хлеб Жизни, сошедший с неба, имеет силу питать всю вселенную и давать ей совершенную жизнь».

Псалмопевец воспринял эту ветхозаветную манну, как хлеб небесный и хлеб ангельский (Пс.77:24–25). По этому поводу тот же святой Кирилл говорит, что хотя ангелы и не могут вкушать грубой пищи, «но ничего не воспрещает думать, что т.к. они суть духи, то и могут нуждаться в таковой же пище, очевидно духовной и умственной». И несколько дальше: «Христос есть Хлеб и самих ангелов». И святой Амвросий Миланский учит: «Тобою (т.е. Хлебом Небесным) питаются преизобильно ангелы на небе».

Но обратимся к более существенной части той же капернаумской беседы Господа. He манна есть истинная и вечная жизнь, a Христос – Хлеб, сшедший с небес (Ин.6:41). B этом учении Христа важны две главные мысли, a именно: а) Евхаристия воскрешает вкушающих от нее (Ин.6:48–54), и б) Евхаристия есть соборное единство всех ее причастников, членов таинственного Тела Христова (Ин.6:56).

B самом деле, если прообраз Евхаристии, манна, могла только напитать человеческие физические силы странствующих в пустыне иудеев и имела, таким образом, только временное значение, то вечный смысл Евхаристии есть воскрешение и вечная жизнь. Я есмь Хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; Хлеб же, сходящий с неба, таков, что ядущий его не умрет (Ин.6:48–50). Этот Хлеб, т.е. Плоть Господа, дается за жизнь мiра, и ядущий его жить будет вовек (Ин.6:51), a тот, кто не будет есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, не будет иметь в себе жизни (Ин.6:53). Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу Его в последний день (Ин.6:54).

Слово Божие сделало наше тело животворным - соединившись с ним.

Святой Кирилл Александрийский, толкуя Ин.6:51, так догматизирует по этому поводу: «Поскольку Животворящее Слово Божие вселилось во Плоти, Оно преобразовало его (т.е. Тело) в собственное качество, т.е. жизнь, и, всецело соединившись с ним неизреченным образом единения, сделало его животворным, каково и Само Оно есть по природе. Поэтому Тело Христа животворит тех, кто становится причастником его, так как оно изгоняет смерть, когда является между умирающими, и удаляет тление, неся в себе Слово, совершенно уничтожающее тление». И несколько далее святой отец продолжает говорить о границах этой воскрешающей мощи Тела Христова: «Оживет всякая плоть, ибо пророческое слово предвозвещает, что восстанут мертвые» (ср. Ис.26:19).

Мы думаем, что следствия таинства Воскресения Христова простираются на все человечество. A Златоуст учит: «В Ветхом Завете было обещание долговечности и многолетия, но теперь обещается не просто долговечность, но жизнь, конца не имеющая». Таким образом, Евхаристия есть единая существенная связь наша с умершими. Причащаясь Тела и Крови Христовых, мы входим в теснейшее общение и с усопшими причастниками их. B византийском же чине проскомидии, как это будет ясно из дальнейшего изложения, это общение с миром усопших становится особенно ясным благодаря молитвенному поминовению имен живых и усопших при вынимании частиц из просфор и потом при погружении их в Чашу Святой Крови с произнесением слов «Отмый, Господи, грехи всех поминавшихся честною Твоею Кровию и молитвами святых Твоих». Православная Литургия византийского чина являет, таким образом, особенно ясное литургическое исповедание общения со святыми и соборного единства церковного.

Из этого следует и другое: капернаумская беседа раскрывает и экклезиастический смысл Евхаристии. Спаситель говорит: Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин.6:56). Каждый, причащаясь Тайн Господних, становится членом Его мистического Тела, т.е. Церкви. Евхаристия есть Тело Христово, и Церковь, пo aпостолу Павлу, также есть то же соборное Тело Христово (Еф.4:15–16; Кол.1:24). Другими словами, природа Церкви евхаристична. Евхаристии нет вне Церкви, ибо нет тела вне Тела; и Церковь не может быть без Евхаристии. Нельзя поэтому быть членом Церкви и не причащаться того, что есть Тело Христово, т.е. Сама Церковь.

Соединяемся со Христом через вкушение плоти и крови Его

Вот что читаем мы y Златоуста: «Чтобы не любовию только, но и самим делом быть нам членами Плоти Христовой, будем соединяться с этой Плотью. A это бывает через пищу, которую Христос даровал, чтобы выразить Свою великую любовь к нам. Для этого Он смесил Самого Себя с нами и растворил Тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое, как тело, соединенное с головою. И это есть знак самой сильной любви... Чтобы ввести нас в большее содружество с Собою и показать Свою любовь к нам, Он дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами Плоти Его, и соединяться с Ним, и насыщать Им всякое желание».

Вот каков этот таинственный Хлеб Жизни, Хлеб Небесный. Сам Христос, сошедший с небес и родившийся от Пречистой Девы в граде Вифлееме, в «Доме Хлеба», так как [Вифлеем] значит именно Дом Хлеба; Он внесен по прошествии 40 дней, когда настало «время сотворити Господеви», в Храм и принят там праведным Симеоном словно приношение Хлеба для Тайной Евхаристической Вечери. Предназначенный еще от вечности к причастию верных, к их освящению и обожению, как от вечности же, прежде создания мира, предназначен к заколению и Агнец Божий (1Пет.1:20). B дивной молитве святого Амвросия Миланского, положенной Церковью для чтения иереем перед совершением Литургии, так сказано об этом Хлебе:
«Хлеб сладчайший... Хлеб чистейший, всякия сладости и благовония исполненный, Хлеб, им же питаются преизобильно ангели на небеси... Хлебе святый, Хлебе живый, Хлебе вожделенный, сходяй с небесе и даяй мирови жизнь».

Как Он может дать нам есть Свою Плоть?

Спрашивали иудеи: Как Он может дать нам есть Свою Плоть? (Ин.6:52). Слова Спасителя соблазняли даже близких Ему учеников, которые постоянно Его слушали (Ин.6:61). С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним. (Ин.6:66).

Как это типично для всех времен, до нашего включительно! Чудеса Христовы иудеи видели и изумлялись им; нравственному учению Его внимали и с благоговением принимали, как самую возвышенную проповедь, и этим готовы были ограничить круг своих религиозных потребностей.

Догматическое же учение о вечном бытии Сына (Ин.8:58) и о единосущии Его с Отцом показалось благочестивому иудею хулой (Ин.5:18,?10:30–31). A уж это учение в «капернаумском сонмище» о возможности освящения тела, о причастии к обоженной плоти, об обожении, таким образом, и себя и о воскресении в этом теле – всё это показалось безумием и повергло в скорбь иудейского рационалиста и оттолкнуло от Спасителя даже близких Ему учеников. Разве не то же мы видим и теперь? Разве не тот же дух рационализма и скепсиса томит наш разум? Разве не хотим мы в Тайной Вечере видеть только «трогательную» сцену прощальной трапезы с учениками и вслед за тем в Литургии – только символическое воспоминание этой Вечери? Разве многие верующие в наши дни не отходят от Христа и от Церкви подобно соблазнившимся ученикам Господа?

Без Евхаристии нет Церкви

Ах, как многие в наше время готовы принять в Евангелии только «исключительно высокую нравственную проповедь» и вслед за Ренаном и Толстым видеть в Христе только «совершенного учителя морали»! Ах, как многие не понимают, что Евхаристия есть центральная точка христианской религиозной жизни, что без нее нет Церкви, нет и Самого Вечного Богочеловека!

Существуют люди, которые воздыхают о духовных благах, – говорит Lagrange, – которые ишут их около Господа Иисуса Христа. Но Евхаристия их отвращает; они приемлют ее только, как воспоминание прошлого. Но тогда Иисус не присуствует среди них реально, Он как бы лишен божественного свойства быть везде и всегда со Своими. Он отдан определенному моменту истории... И они говорят: Как может этот Человек дать нам есть Свою Плоть?

Потому-то Спаситель и предложил эту Свою проповедь o Heбесном Хлебе задолго до Тайной Вечери, чтобы приготовить Своих апостолов к принятию этой мысли, чтобы приучить к ней. Рационалистическое же сознание среднего религиозного обывателя не может принять этой слишком дерзновенной, головокружительной мысли. Она, по-видимому, останется «юродством» для многих еще на многие века. Принять Евхаристию, принять учение об обоженной плоти, о вочеловечении Бога, может быть, гораздо труднее, чем согласиться с мыслью о существовании Бога.

Становление Евхаристии на тайной вечере

Для полноты исторического разбора и правильности анализа евхаристического богослужения надо начать исследование с возможно более древних евхаристических молитв.

Божественная Литургия, как и всякое церковное тайнодействие, имеет свое обоснование в Священном Писании. Таинство Тела и Крови установлено Самим Господом на Его прощальной Вечере с учениками. По Его заповеди апостолы и их преемники продолжали совершать то же тайнодействие и передали это последующим поколениям, как воспоминание о Господе, о Его земной жизни, искуплении, Тайной Вечере, страдании и смерти, Воскресении и вознесении на небо.

Вечеря должна была быть тайной, т.е. только в обществе учеников. Поэтому и не называется точно домохозяин, a только ученики посылаются «ко ослице». Стечение паломников в святой Город могло быть огромным; Иосиф Флавий говорит о количестве свыше 250 000 агнцев, закалавшихся в тот день. B комнатах могло помещаться по нескольку фратрий, каждая не менее 10 душ. Но Спаситель хочет провести Вечерю только в кругу Своих близких учеников. Поэтому текст Мк.14:14 в некоторых рукописных кодексах имеет уточнение места совершения Вечери: Моя горница.

Приготовление к Вечере совершалось 14-го же. Между 3 и 6 часами апостолы купили во дворе храма пасхального агнца и сами его заклали; дома испекли его законным образом, т.е. на вертеле, приготовили опресноки, горькое зелье, «харосэт» и вино.

Порядок иудейского обряда вкушать Пасху

Обычай ветхозаветного закона требовал вкушения вечери стоя (Исх.12:11), но во время Спасителя уже установилась традиция возлежать. Когда стемнело, Спаситель через Елеон пришел в Иерусалим с 12 апостолами.

Порядок молитв, обрядов, яств и пр. у иудеев представляется приблизительно таким.

1. Первая чаша, смешанная с водой. Глава семейства произносит молитву «киддуш» [освящение]. Читается благодарение над вином и благодарение праздника. Евангелисты их не уточняют, но ученые предполагают, что они не отличаются особенно от обычных еврейских застольных благословений. B Мишне даны такие благодарения, например, благословение над вином: «Благословен Ты, Господи Боже наш, Царь вселенной, создавший плод виноградной лозы...»; над хлебом: «Благословен Ты, Господи Боже наш, Царь вселенной, выводящий хлеб из земли...»; благословение праздника: «Благословен ... избравший нас из всех народов, и возвысивший нас над всеми языками, и освятивший нас Своими заповедями...»
2. Омовение рук (оно совершалось трижды и в разные моменты).
3. Глава семейства омокает горькие травы в солило, так называемый «харосэт» – приправу из миндаля, орехов, фиг и сладких плодов – и подает их прочим членам семейства.
4. Он же разламывает один из опресноков (средний из трех), половину которого отлагает до конца вечери; эта половина – «афигомон». Блюдо с разломанными опресноками (без афигомона) поднималось со словами [хлеб страданий]: «Это хлеб страданий, который вкушали наши отцы в земле египетской». Интересны мистические толкования этого в раввинистической литературе. После возвышения хлеба глава семьи кладет обе руки на оба хлеба, что по таинственному толкованию священной тетраграммы имени Божия означает: нож, хлеб, и оба – обе возложенные руки.
5. Наполняется вторая чаша. Младший спрашивает, чем эта ночь отличается от других ночей.
6. Глава семьи рассказывает по Библии историю рабства и исхода из Египта.
7. Поднимается вторая чаша со словами: «Мы должны благодарить, хвалить, славословить...» Чаша опускалась и вновь поднималась.
8. Пение первой половины Галлела (Пс.112:1–113:8). Причем, по рабби Шамаи, пели лишь 112 псалом, тогда как по рабби Гамалиилу, продолжали пение до Пс.113:8.
9. Пили вторую чашу.
10. Омовение рук.
11. Праздничное ядение: глава семьи подавал части опресноков, горькие травы, омоченные в харосэт, и пасхального агнца.
12. Разделялся остаток афигомона.
13. Третья чаша с послетрапезной молитвой.
14. Пение второй части Галлела (Пс.115–118).
15. Наполняется четвертая чаша.
16. По произволению прибавлялась и пятая чаша с пением псалма 135.

Сопоставление иудейского обряда с Тайной Вечерей Спасителя

Из этого порядка и сопоставления его с Тайной Вечерей Спасителя можно сделать следующие выводы. Христос преподал евхаристическую чашу после вечери (1Кор.11:25). Христос совершил законную вечерю. Евангелисты не говорят ничего о ходе законной вечери, не упоминают агнца, но это подразумевается.

Евангелист Лука упоминает две чаши, тогда как другие евангелисты говорят лишь об одной. Первая чаша евангелиста Луки (Лк.22:17) – чаша ветхозаветная, может быть, именно первая, a может быть, вторая Чаша из Лк.22:20 – чаша евхаристическая, чаша благословения. O четвертой и пятой (произвольной) евангелисты умалчивают. Они говорят о пении Галлела [воспевши, пошли] (Мф.26:30; Мк.14:26).

Хлеб, упоминаемый евангелистами, вероятно, был так называемым «афигомоном». За второй чашей «благодарили, хвалили, славословили». Последнее указание важно для дальнейшего развития текста евхаристических молитв. Фрир находит, что Тайная Вечеря была пасхальной скорее по характеру, намерению и общему сходству, чем по деталям времени и обряда.

Характер перво-христианского богослужения.

Скудость сведений не позволяет совершенно реконструировать порядка апостольских евхаристических собраний. B этом отношении надо быть чрезвычайно осторожным, чтобы не стилизовать в желательном для себя направлении то, что не договорено писателями новозаветных книг. Надо иметь в виду следующее:

1. Проявившийся cразу после сошествия Святого Духа харизматический порыв в первохристианской общине придал всему строю и быту апостольскому характер экстатичности, расплавленности и исключительной подвижности. Ни о каких записях молитв не могло быть и речи. Сами молитвы, имевшие своим образцом молитвы, произнесенные Спасителем во время Вечери, не были отступлением от привычных благодарений евреев.
2. Эта еврейская традиция сразу же определила характер христианского богослужения. Надо помнить, что с Храмом не было порвано сразу же после основания новозаветной Церкви. Традиции, и храмовая, и синагогальная, поддерживалась. Правда, наряду с этим сразу же вошло в обычай «преломление хлеба по домам».

Но для этого [преломление хлеба] ритуал был более простой, чем чин пасхальной Вечери, совершенной Спасителем. Вечеря совершалась самое большее субботняя, в конце которой по примеру Спасителя присоединялся евхаристический чин.

Ясно, что прототипом для апостольской Евхаристии была Вечеря Господня, (1Кор.11:20), которая сама была построена по типу еврейской вечери. Следовательно, на апостольскую анафору влияет прежде всего еврейский ритуал. Иерусалимская община повторяла пусть и не ту же пасхальную, но все же еврейскую вечерю. Тут были и Чаша благословения, и Хлеб преломления (1Кор.10:16). Но из повествования апостола Павла совершенно правильный вывод делает епископ Фрир, когда замечает, что апостол имел дело не с одним только иудейским влиянием Иерусалимской общины, но и с обычаями и идеями языческими.

Элементы апостольской Евхаристии

Судя по Деяниям Апостольским (Деян.2:42), верующие постоянно пребывали в учении апостолов, в общении, преломлении хлеба и в молитвах. Несколько ниже Дееписатель дополняет свой рассказ: единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца. Характерно именно это сопоставление, a может быть, даже и противоположение храму, месту иудейского религиозного ритуала, домов, в которых совершалось христианское преломление хлеба, для иудеев неприемлемое.

Если с этим богослужением первых дней первого года жизни христианской Церкви сопоставить одно свидетельство из времен лет на 25 позже, т.е. именно факт пребывания апостола Павла в Троаде, на возвратном пути из его третьего путешествия, то картина получится такая.

«B первый день недели», воскресный, в день Господень, собираются христиане вкупе «для преломления хлеба». Павел ведёт беседу, слово его затягивается за полночь. B горнице было много светильников. После падения юноши Евтиха из окна третьего этажа и его исцеления апостолом Павлом этот последний преломляет хлеб, вкушает и продолжает беседу до рассвета (Деян.20:7–11). Te же элементы апостольской Евхаристии налицо: учение, собрание всех вкупе, преломление хлеба. He упоминается только молитва, но она сама собой разумеется.

Скудость источников этого периода не позволяет сказать ничего больше о чине и структуре апостольской Евхаристии. Если стоять на точке зрения буквального понимания текста и текстуальной критики, то, действительно, ничего другого и не найти. Памятники, подобные «Дидахи», не содержат ничего, кроме нескольких отрывков из харизматических молитв. Именно эта харизматичность и не давала возможности и основания для запечатления молитв, формул и действий.

Доксологическая формула дана нам уже ясно во 2Кор.13:13: Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа... – и эта же формула вошла почти во все анафоры.

Апокалиптическое видение 4-х животных, взывающих: Свят, Свят, Свят (Апок.4:8), в связи с видением пророка Исайи (Ис.6:13), также очень рано входит в состав евхаристической молитвы.

Имена Евхаристии первых времен христианства.

Евхаристическое богослужение первых времен христианства обозначалось самыми различными именами, например: Господня Вечеря, преломление хлеба, приношение, призывание, Вечеря, Вечеря Господня, Трапеза Господня, приношение, преломление, литургия, анафора, агапа, синаксис (от греч. «собрание»).

Впрочем, наиболее часто встречается название «Евхаристия». B ветхозаветном словоупотреблении этим именем обозначалось y Семидесяти благодарение, выражение благодарности; например, Иудиф.8:25; 2Мак.12:31.

B Новом Завете это слово часто употребляется в смысле благословения (Мф.14:19; Мк.6:41; Ин.6:11; Лк.24:30). B повествовании о Тайной Вечере это слово употреблено в смысле именно литургическом. Во всяком случае, писатели раннего христианства очень рано и охотно пользуются этим словом. Наряду с ним на Востоке так же очень часто пользовались термином «анафора», возношение. Это последнее значит, как само евхаристическое богослужение вообще, так и в более узком смысле евхаристический канон, т.е. та часть Божественной Литургии, которая начинается словами «Благодарим Господа...» и до конца приношения.

Источники для изучения этого периода: «Учение 12-ти апостолов», творения святого мученика Иустина Философа и святого Иринея Лионского ; отчасти послания святого Игнатия Богоносца.

Евхаристия после-апостольского времени.

Как Евхаристия апостолов, так и анафора непосредственно за ними следующего века есть развитие того же чина еврейской вечери. «Вечеря Господня» во II веке усложняется под влиянием сторонних факторов, но и остается в основе своей все той же еврейской застольной молитвой. Древнейшие памятники эпохи («Дидахи») не дают почти ничего нового. B IX и X главах указаны 3 молитвы:

1. над Чашей: «Благодарим Тебя, Отче наш, за святую лозу Давида, отрока Tвoeгo, которую Ты явил нам чрез Своего Отрока Иисуса. Тебе слава во веки»;
2. над Хлебом: «Благодарим Тебя, Отче наш, за жизнь и ведение, которые Ты явил нам через Своего Отрока Иисуса. Тебе слава во веки. Как этот хлеб был рассеян по холмам и, будучи собран, стал единым, так да будет собрана Церковь Твоя от концов земли в Tвoe Царство. Ибо Твоя слава и сила чрез Иисуса Христа во веки»;
3. по насыщении: «Благодарим Тебя, Отче Святый, за Святое Tвoe Имя, которое Tы вселил в сердцах наших, a также за ведение, веру и бессмертие, которое Ты явил нам чеpeз Своего Отрока Иисуса. Тебе слава во веки. Ты, Владыка Вседержитель, сотворил все ради Своего Имени, дал людям для вкушения пищу и питие, чтобы они Тебя благодарили, нам же Ты чрез Своего Отрока даровал духовную пищу и питие и вечную жизнь. Прежде всего мы благодарим Тебя за то, что Ты всемогущ. Тебе слава во веки! Помяни, Господи, Церковь Свою, чтобы избавить ее от всякого зла и усовершить ее в любви Твоей, – собери ее, освященную, от четырех ветров в Свое Царство, которое Ты уготовал ей. Ибо Твоя сила и слава во веки! Да приидет благодать и прейдет этот мiр! Осанна Богу Давидову! Кто свят, тот да подходит, a кто нет, тот пусть кается! Маранафа! Аминь».

По-видимому, первая молитва соответствует молитве над ветхозаветной чашей; вторая молитва читалась над преломленным хлебом и только третья молитва характера евхаристического. Из этой «Вечери Господней» впоследствии разовьется «вечеря любви» (агапа).

Евхаристическая молитва была харизматической.

Очень характерно такое замечание, следующее непосредственно за третьей молитвой: «Пророкам позволяйте благодарить, сколько хотят». Из этих слов ясно, почему никакой формулы евхаристической молитвы не зафиксировано; молитва была харизматической, она произносилась «пророком» по вдохновению Святого Духа, в экстатическом порыве религиозного творчества. Но тем не менее следует заметить, что:

• благодарили за то, что Бог всемогущ, т.е. что Он Творец вселенной и Промыслитель;
• благодарили за то, что «чрез Отрока Своего Бог дал духовную пищу и питие»;
• молились за Церковь.

Как хлеб от земли после призывания над ним Бога не есть уже обыкновенный хлеб, но Евхаристия, состоящая из двух вещей: земного и небесного, так и тела наши, принимая Евхаристию, не суть уже тленные, имея надежду на Воскресение.

Из сказанного ясно следующее:

• евхаристическая молитва есть благодарение за творение мира;
• в ней освящаются творения;
• Дары суть истинное Тело и Кровь;
• ясно упоминается какое-то призывание Бога;
• причащение освящает нас и есть залог воскресения;
• учение согласно с Евхаристией, и Евхаристия подтверждает учение, т.е. ясно сознание того, что богослужение не есть просто внешний обряд, не что-то пустоименное, a живая и жизненная философия христианства;
• литургика есть молитвенное переживание истин веры, богослужебное их исповедание.

Вот тo немногое, что дают нам произведения ранних христианских писателей до III века включительно. Прежде чем перейти к изучению литургических памятников IV и позднейших веков, a также и творений церковных писателей того времени, по которым можно уже с большей вероятностью восстановить схему анафоры, надо разобраться еще в одном вопросе, связанном с Евхаристией раннего христианства, a именно с «вечерями любви», или «агапами».

Евхаристия и Агапы

Агапы можно и не считать первоначальной формой евхаристических собраний, но все же апостольское происхождение их безспорно. Евхаристия, и агапы всегда различались, но не отделялись. Евхаристические Хлеб и Чаша всегда отличались в глазах верующих от всякой другой пищи, но были соединены с обрядом братских вечерей.

Тертуллиан дает такое описание агапы: «Садятся за стол не иначе, как помолившись Богу; едят столько, сколько нужно для утоления голода; пьют, как пристойно людям, строго соблюдающим воздержание и трезвость; насыщаются так, что той же ночью могут возносить молитвы Богу; беседуют, зная, что Бог все слышит. По омовении рук и зажжении светильников каждый приглашается петь хвалебные песни Богу, извлеченные из Священного Писания или кем-либо сочиненные...» Отмечаем обряд внесения светильников. Объяснения этому дадут нам другие памятники. Харизматический характер этих собраний еще чувствуется y Тертуллиана. Достойно замечания и то, что отсутствует упоминание о Евхаристии. Леклерк считает, что она уже перенесена на утро. Во всяком случае, она от них отличается.

Вот что на основании исторического исследования нашего богослужения можно сказать о взаимоотношении «вечерей любви» и евхаристического богослужения.

Евхаристия и агапы вовсе не синонимы в первохристианском быту. Евхаристию часто присоединяли к концу «Вечери Господней» или «вечери любви», но могли и не присоединять (эфиоп. церк. постан.). Скоро и такой порядок был заменен уже вполне отделившейся Литургией. Впоследствии «агапы» стали просто благотворительными установлениями в некоторых частях христианского мiра (Африка, Рим, Милан и др.). Наконец, они исчезли, но память о них может быть восстановлена в некоторых богослужебных обычаях.

Сложность изучения молитв Литургии III века

До сих пор предметом нашего исследования были свидетельства древнехристианских писателей о Евхаристии, агапах и некоторых богослужебных обычаях, унаследованных апостольскими мужами от иудейского ритуала. Первые два века христианства не знают записанного чина анафоры. Во всяком случае, он до нас не дошёл. Объяснять это можно и харизматической настроенностью эпохи, о которой уже было сказано, a также и возможной конспиративностью [тайное учение], запрещавшей открывать сокровенное учение непосвященным и потому не допускавшей письменных формуляров богослужебного чина таинств.

Более или менее подробные повествования о чине евхаристического богослужения мы можем найти в произведениях отцов и учителей Церкви конца IV века (святого Кирилла Иерусалимского, святого Василия Великого и святого Иоанна Златоуста). К тому же времени надо отнести и первые записи литургийных молитв, надписанных именем того или иного писателя Церкви и санкционированных соборным авторитетом церковного Предания. Начиная с этого же отрезка времени (IV–V век или несколько позже), можно уже говорить о разделении и классификации евхаристических молитв на группы и типы. Иными словами, с IV–V века уже можно начать научно обоснованное исследование литургического материала и его систематизации по характерным поместным и историческим признакам.

Ho вот открытие Hauler'oм в 1900 г. в Веронском палимпсесте произведения Ипполита Римского, известного до того только по заглавию 'Αποστολική παράδοσις, вырезанному на статуе этого святого, перевернуло почти все выводы, построенные кропотливыми трудами ученых литургистов и историков. Благодаря добросовестной критической работе ряда ученых пришлось признать древнейшим источником найденное «Апостольское предание» святого Ипполита.

Анафора III века

Но самое главное в том, что «Апостольское предание» святого Ипполита содержит полный чин евхаристической молитвы, древнейшей из доселе нам известных, помещенной после хиротонии нового епископа, лобзания мира и умовения рук. По ней уже можно судить с очень большой обстоятельностью об анафоре III-го века. Вот текст этой молитвы (цитирую по книге Фрира, стр. 49–52):

«Господь с вами».«И со духом твоим».«Горе сердца».«Имеем ко Господу».«Благодарим Господа».«Достойно и праведно».«Благодарим Тебя, Боже, через Твоего возлюбленного Сына Иисуса Христа, Которого Ты в последние времена послал нам, как Спасителя и Искупителя и Ангела Твоего совета; Который есть неотделимое от Тебя Слово; и Которым Ты создал все и Который Тобою особенно любим; Ты послал Его с неба в утробу Девы, и Который, обитая во чреве (Ея), воплотился и показался Твоим Сыном, рожденным от Духа Святаго и Девы; Который исполнил Твою волю и стяжал Тебе народ святой, распространил руки во время Своего страдания, чтобы страстью освободить тех, кто в Тебя поверит; Который, когда предан был вольной страсти, чтобы освободить мертвых и разрушить козни диавола, попрать ад, просветить праведников, учредить уставы и явить (Свое) Воскресение, – прияв хлеб и воздав Тебе благодарение, сказал: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое»; подобным образом и чашу, говоря: «Это Моя Кровь, которая за вас изливается; когда это вы творите, то творите в Мое воспоминание».

«Итак, воспоминая Его смерть и Воскресение, мы предлагаем Тебе Хлеб и Чашу, благодаря Тебя за то, что Ты нас удостоил предстать пред Тобою и священнодействовать Тебе».

«И мы молим Тебя послать Духа Твоего Святаго на приношение Святой Церкви, собирая всех воедино, чтобы, причащаясь Святых Даров во исполнение Святаго Духа, в утверждение веры и истины, Тебя хвалили и славили, чрез Отрока Твоего Иисуса Христа, через Которого Тебе подобает слава и честь, Отцу и Сыну со Святым Духом, во Святой Твоей Церкви, ныне и во веки веков. Аминь».

Сходство Евхаристических молитв III века.

Фрир написал параллельно эту евхаристическую молитву с такой же молитвой Апостольских постановлений (СА VIII) и нашел поразительное сходство, местами даже полное буквальное тождество. Напечатанные сбоку примечания показывают, что многие слова и даже целые выражения заимствованы из других современных и даже более ранних памятников, как, например: творений мученика Иустина Философа, псевдо-Варнавы, святого Иринея, святого Ипполита Римского, оксфордского папируса Дэйр-Бализэ и др.

Как видим, евхаристическая молитва содержит благодарение за искупительный подвиг Спасителя, приводит описание Тайной Вечери с установительными словами, содержит эпиклезу Святаго Духа и краткое ходатайство за Церковь.

Что еще важнее, евхаристическая молитва, древнейшая из известных в своем более или менее полном составе, есть развитая доксологическая тринитарная формула. Анафора святого Ипполита идет тем же путем усовершенствования евхаристического богослужения, который нам уже известен из произведений святого Иустина Философа и мученика Иринея Лионского.

Источники для изучения Литургии в IV веке

Для историка-литургиста обстановка резко улучшается с середины следующего, IV, века. Это благоприятное обстоятельство объясняется очень ценными и авторитетными свидетельствами таких крупных церковных писателей, как святой Кирилл Иерусалимский и святой Иоанн Златоуст; кроме того, в путевом дневнике так называемой Сильвии Аквитанки, или Этерии, мы имеем ряд интересных описаний иерусалимского богослужебного обихода при Константиновом Воскресенском храме.

К тому же IV веку надо отнести и литургию СА VIII. Но это уже литургический памятник в настоящем смысле слова; в Апостольских постановлениях мы имеем полный чин литургии, тогда как произведения и святого Кирилла Иерусалимского, и святого Иоанна Златоуста дают нам описания богослужения, a не самый его чин.

Из разных произведений этих писателей, т.е. из Огласительных поучений святого Кирилла, особенно из так называемых тайноводственных, мистагогических (19–23), и из произведений святого Иоанна Златоуста в антиохийский период его жизни можно составить себе вполне удовлетворительное представление о евхаристическом чинопоследовании того времени.

Описание литургии по творениям Кирилла Иерусалимского и Иоанна Златоуста.

Рассмотрим сначала литургию по творениям святого Кирилла. O литургии оглашенных сведений почти нет. Им упоминаются в Церкви следующие чины: катихумены, просвещаемые, монахи, девы, клир и певцы. Из Огласительных слов ясно, что во время литургии оглашенных читалось Слово Божие и произносилась проповедь. Сильвия упоминает еще и каждение в пещере Анастасиса, т.е. y Гроба Господня; она же говорит и о том, что чтения Писания производились и на греческом, и на сирском языках или же объяснялись на сирском языке.

Проповедь обращена главным образом к просвещаемым. Из слов святого Кирилла можно ясно понять, что оглашенным не должно было оставаться при самом таинстве Евхаристии. «Disciplina arcana» [тайное учение] в это время строго следила за недопущением непосвященных к сокровенным истинам веры. B начале литургии верных диакон подает умывать руки литургисающему иерею и окружающим жертвенник пресвитерам. Затем следует лобзание мира при возгласе диакона: «Возлюбим (т.е. облобызаем) друг друга».

Анафора опущена (из-за ограничения объема рассылки), прочитать можно в оригинале книги на сайте Азбука веры.

Переходя к описанию святого Иоанна Златоуста, напоминаем, что это – не сама литургия Златоуста, a только описание, составленное из различных произведений его. Формуляр самой литургии Златоуста относится к гораздо более поздней эпохе. Наиболее древние из нам известных суть Барберинов и Порфириев, оба не старее VIII века.

Из произведений самого Златоуста, т.е. из различных проповедей его, произнесенных в антиохийский период, евхаристическое богослужение может быть реконструировано приблизительно в такой схеме:

Схема так же опущена (из-за ограничения объема рассылки), посмотреть можно в оригинале книги на сайте Азбука веры.

Выводы о Литургии IV века.

Из описания Литургии этими двумя церковными писателями IV века (святым Кириллом Иерусалимским и святым Иоанном Златоустом) можно усмотреть уже значительную разработанность, как отдельных действий, движений и жестов с оглашенными, кaющимися и др. или во время причащения или чтения Писания, так и самих выражений молитв.

Гораздо более подробно очерчивается в евхаристической молитве момент творения мира, искупительный подвиг Христа, ангельское славословие, молитва призывания Святого Духа и т.д. Литургические формы принимают свою большую отделанность, выраженность и занимают прочное место в чине богослужения.

Чин усложняется внесением разных подробностей. От прежней харизматической настроенности апостольского века не осталось и следа. Вероятно, был уже записанный формуляр службы, до нас не дошедший, но, конечно, уже связавший свободу творчества. Правда, такой формуляр службы не исключает возможности дальнейшего развития и усложнения чина.

Литургия развивается и дальше, как на Западе, в Риме и др. областях, так и во всех поместных Церквах Востока. Происходит процесс изменения евхаристических молитв по разным поместным, национальным и историческим признакам. С этого времени можно говорить уже о систематизации евхаристических типов по группам или фамилиям.

Подобные же результаты были получены Брайтманом при схематической реконструкции литургии, служившейся в Понтском экзархате, в области Кесарии Каппадокийской. Он использовал в данном случае произведения святого Григория Чудотворца, святого Василия Великого, святого Григория Назианзина и святого Григория Нисского, a также и канонические правила Соборов IV века (Анкирского, Неокесарийского и Гангрского).

Анафора состоит из своих, уже установившихся к тому времени и нами рассмотренных частей, т.е. благодарения за творение, ангельского славословия, описания искупительного подвига, описания Вечери с установительными словами, анамнезисом и эпиклезой.

Описания Литургии y отцов и учителей Церкви V–VIII веков

Из них можно собрать ряд указаний o том, как совершалась Евхаристия в эпоху непосредственно за святым Иоанном Златоустом и Оглашениями святого Кирилла Иерусалимского.

Тем же Брайтманом проделана такая же работа в отношении писаний V–VIII вв., как он проделал это с произведениями только что разобранными. Таким образом, в его труде мы имеем две схемы реконструированной литургии: по произведениям Исихия Пресвитера, Кирилла Скифопольского, Анастасия Синаита и Иоанна Дамаскина (Сирийская литургия того времени) и также литургии, описываемой в произведениях псевдо-Дионисия Ареопагита, a именно в «Церковн. Иерархии», гл. III.

Cхемы в данной рассылке не представлены, они имеются в этой книге на сайте Азбука веры.

Причины различия евхаристических молитв.

B течение исторического процесса с евхаристической молитвой произошло, как мы видели, немало изменений. Единая по существу и замыслу, идущая от Единого Основателя, Вечного Архиерея Христа и из той же «горницы святаго и славнаго Сиона», анафора знает в своем прошлом немало дополнений и сокращений; она подвергалась всевозможным влияниям и изменениям и настолько изменила свой внешний вид, что едва ли было бы легко сравнивать современную Православную или Коптскую литургию, не говоря уже о Римской мессе, с той «Вечерей Господней», которую знали и совершали апостолы, неизвестный автор «Дидахи» или святой Иустин Философ. Причин этому немало.

Прежде всего, расширение христианства по лицу вселенной и удаление от единого центра – «Сиона, Матери Церквей, Божиего жилища». Затем влияние поместных обычаев и привычек, скоро превратившихся в традиционные канонизированные нормы, наложило свой отпечаток на совершение евхаристического богослужения. Кроме того, если в начале христианства харизматический пафос и экстаз давали каждый раз литургу силы для творчества новых молитв, то с течением времени и с прекращением харизматической жизни раз прочитанная молитва или совершенный чин становились скоро правилом церковного обихода. Они затвердевали и требовали своего признания со стороны верующего народа.

Вступили в свои права консерватизм и традиционность. Обаяние древнего, ветхого всегда склонно затенить в жизни духа вечное, подлинно духовное. Вместе с этим появлялись выдающиеся авторитеты, учителя и строители Церкви, и они своими трудами в области богослужебного чина устанавливали новые формы, которые скоро узаконивались и получали общее признание, как наилучшие в данной церковной области или общине. Все это привело к чрезвычайной дифференциации евхаристических молитв. Число отдельных анафор в Поместных Церквах так разрослось, что со временем потребовались усилия Церкви для внесения большего порядка и стройности в эту область религиозной жизни.

Различные подходы к единству Евхаристической молитвы на Западе и Востоке.

На Западе эта работа Церкви сводилась к постепенному ограничению поместных особенностей, a потом и к совершенному их упразднению. И т.к. там изменения никогда не доходили до той меры, как на Востоке, то и работа по объединению и упрощению евхаристического богослужения оказалась легче. После Тридентского собора Запад официально знает одну только «Missam Romanam» [Римскую мессу], едва терпя рядом с ней, как исключение, и особую привилегию для некоторых дней в году совершать Амвросиеву литургию в Милане и Мозарабскую в Испании. He приходится, конечно, говорить о современной тенденции Рима вводить кое-где с пропагандистской целью так называемый «восточный обряд», т.е. искаженный на римский образец чин Византийской, Коптской или Несторианской литургии.

На Востоке процесс изменения прошел сильнее. Отделившиеся от Церкви общества верующих сохранили свои формы литургии и даже создали новые, надписав их для большей авторитетности именами разных апостолов или святых отцов Церкви. У абиссинцев есть даже «литургия Божией Матери».

B связи с этим и процесс объдинения не произошел решительно и беспрекословно до конца. Восток, вообще, терпимее Запада в отношении национальных черт, языка, обычаев и т.д. Поэтому в границах отдельных исповеданий Восток сохранил большую разнообразность литургических типов. Несколько разных евхаристических молитв уживаются рядом друг с другом, и их место в церковном году урегулировано богослужебным уставом. Так в Православной Церкви вошло в обычай совершать две литургии (святого Иоанна Златоуста и святого Василия Великого).

Кроме того, совершается, хотя и не повсеместно, литургия апостола Иакова. Коптская церковь знает несколько форм литургии; Эфиопская их насчитывает до 16 и т.д.

Все это побуждает литургиста-исследователя попытаться внести некоторую систему в то великое множество евхаристических типов, которые образовались в процессе истории и которые совершались и совершаются и поныне. Попытки классификации типов литургии по их характерным особенностям делались не раз.

На этой главе пока остановим исторический экскурс происхождение Литургии архимандрита Киприана Керна. В следующий раз перейдем непосредственно к порядку православного богослужения и его гимнографии.

Евхаристические молитвы по их особенностям.

Все многообразие классификаций Литургии в этой рассылке не приводим. Прочитать эту книгу полностью можно на сайте Азбука веры. Разместим основную классификацию с которой работал автор.

Схема Брайтмана
Ее дополняет Карабинов.

А. Литургия Сирийская.

1. Литургия СА VIII.
2. Литургия апостола Иакова, в греческой и сирской редакции, с которой близка и литургия, описанная святым Кириллом Иерусалимским и нами выше разобранная.

Б. Литургии Египетские.

1. Литургия апостола Марка.
2. Литургия святого Кирилла Александрийского.
3. Литургия эфиопская святых апостолов.
4. Литургия из Евхологиона Серапиона Тмуитского.
5. Анафора святого Григория Богослова.

В. Литургии Персидские.

1. Несторианская литургия апостолов Фаддея и Мария.
2. Литургия Феодора Мопсуестийского.
3. Литургия анонимная, так называемый «Биккелев палимпсест».
4. Литургия Нестория.

Г. Литургии Византийские.

1. Литургия святого Василия Великого.
2. Литургия святого Иоанна Златоуста.

Западные литургии Карабинов делит на три:

1. Римская.
2. Галликанская.
3. Мозарабская.

Несмотря на кажущуюся с первого взгляда пестроту, во всех этих схемах есть много общего; так, например, существует основное деление на Западные и Восточные литургии; затем более или менее прочное место во всех системах занимает литургия александрийского типа, как очень самостоятельная; также и своеобразность Римской мессы не позволяет ее не выделить в особую группу, хотя в последнее время и слышатся все чаще голоса, говорящие о сродности римского и александрийского типов; наконец, и антиохийско-византийская фамилия почти y всех исследователей занимает свое специальное положение.

Прежде всего, деление очень общее, на западные и восточные. На первый взгляд, оно бесспорно и принято всеми литургистами. Но сами ученые признают, что различие между этими двумя группами скорее кажущееся, чем реальное.

Что же, однако, отличает эти две основные группы? О. Каброль видит в первую очередь особую многочисленность восточных анафор при сравнительной единообразности западных канонов мессы. «Кроме римского канона, – говорит он, – можно насчитать paзвe только галликанский, мозарабский, может быть, амвросиев (миланский) и, если угодно, равеннский, тогда как на Востоке y одних яковитов и маронитов – до 65 анафор, y эфиопов – 15 и т.д».

Причина этого явления на Востоке была указана несколько выше. «Но, – как указывает о. Каброль, – это единство анафор на Западе скорее кажущееся. Западный канон сам по себе допускает большое количество вариантов в своих, казалось бы, неподвижных рамках».

Отличия Евхаристического канона Востока и Запада.

Это можно пояснить так. B Православной Церкви, например, положено служить всегда литургию святого Иоанна Златоуста и только 10 раз в году литургию святого Василия Великого.

B те дни, когда служится та или иная литургия, она почти ни в чем не меняется, кроме чтения Апостола и Евангелия и пения некоторых песнопений (антифонов, тропарей и кондаков). Разнообразные заамвонные молитвы в Порфириевом Евхологии являются, пожалуй, единственным исключением. Точно так же и в александрийском типе литургий; например, в Коптской церкви, когда совершается литургия апостола Марка или святого Кирилла Александрийского, то совершается в том же непеременном составе молитв. Вариантов в составе евхаристического канона нет. И это общее правило на Востоке.

Совсем другое дело на Западе. Там при кажущемся единообразии литургического типа (например, римский канон мессы) допускается очень часто в году, в зависимости от праздника или времени церковного года, изменение то той, то иной молитвы евхаристического канона.

Иными словами, если принять, что при совершении Литургии активно участвуют три лица:
1. иерей, служащий Литургию и читающий молитвы,
2. диакон, читающий Священное Писание и произносящий ектении,
3. хор или певец, исполняющий положенные песнопения, – то в восточных типах евхаристических молитв все, что положено читать священнику, не подвергается изменению в рамках одной и той же литургии, будь то святого Иоанна Златоуста, апостола Марка, апостола Иакова или СА VIII.

A что касается диаконской или певческой части, то она варьируется гораздо больше, в зависимости от праздника или времени года, т.е. читается всегда разное зачало Апостола или Евангелия, и поется тo тoт, тo другой тропарь или антифон.

На Западе как раз обратная картина, т.е. в одной и той же мессе – Римской, Мозарабской или Миланской – сами молитвы евхаристического канона меняются.

Вот главная отличительная черта литургий восточных от западных. Такая возможность вариантов молитв может привести к тому, что главные, существенные черты евхаристического канона подвергнутся важным изменениям и не будет достаточно сохранена основная мысль его.

Это и привело, по объяснению епископа Фрира, к двум последствиям совершенно противоположным, a именно: к ограничению этих возможных вариантов в римском каноне и к чрезмерной свободе литургического творчества в мессах Галликанской и Мозарабской.