Адам и Ева
Брение Здатель живосоздав (подобно скудельнику, Боже, Ты образовал персть и оживотворил ее), вложил еси мне плоть и кости, и дыхание и жизнь. Но, о Творче мой и Избавителю и Судие, кающася прими мя.
Грешник благодарно исповедует великую милость Господа к нему в том, что Господь даровал ему в лице Адама бытие и жизнь. Поистине великая милость. Ибо чем был человек до сотворения? Он был брением, перстью, прахом земным. Но милосердый Господь, желая иметь причастников Своей благости, воззвал его к бытию из праха. Единственно по Своей благости, единственно силою Своей воли Он, подобно горшечнику, лепящему из глины сосуды, дал этому праху образ человеческий с плотью и костями, одушевил этот образ Своим Божественным дыханием и жизнью. И вот появилось на земле живое существо, по душе немногим чем умаленное пред Ангелами, одаренное образом и подобием Божиим, то есть богоподобной, духовной и бессмертной природой, богоподобными духовными силами и совершенствами, – предназначенное к бессмертию по самому телу, облеченное господством над всеми земными тварями.
Человеку, воззванному к жизни с такими богатыми дарами, оставалось пользоваться жизнью во славу Божию и правильным, согласным с волей Божией употреблением данных ему сил содействовать своему блаженству и благу подвластных ему тварей. К сожалению, человек не устоял на высоте, на которой поставлен Творцом. Он позабыл, что воззван к бытию из праха земного, что всеми своими совершенствами и преимуществами он обязан единственно милости Божией и может быть счастлив только при условии теснейшего общения с Богом, смиренной покорности Ему. Он возмечтал сделаться равным своему Творцу по власти и силе, подумал, что может быть блаженным и зажить новой, более счастливой жизнью, вне общения с Богом. Он жестоко обманулся в своих расчетах. Преступлением заповеди Божией он не только не достиг того, чего надеялся достигнуть, но еще и заслужил праведный гнев Божий.
Ему осталось теперь одно – принести повинную пред Богом, раскаяться в своей тяжкой вине пред Ним и умолять Его о помиловании. Так и поступил Адам, так поступает и всякий не желающий себе погибели грешник. Приими мя кающася, взывает он к Господу. Умоляю об этом Тебя, как моего Творца, Избавителя и Судию. Ты мой Творец – не погуби же в гневе Твоего создания, украшенного Твоим образом и подобием, хотя и помрачившего грехом черты своего богоподобия, своего духовного родства с Тобою. Ты Избавитель мой, ибо не презрел меня, неблагодарного и мятежного, но по неизреченному милосердию послал Единородного Сына Твоего на землю для искупления Его честною Кровию всякого верующего. Верую, Господи, в искупительную силу Крестной смерти Сына Твоего; прими мою веру и с верою приносимое Тебе покаяние. Ты мой Судия, предоставивший Единородному Сыну Твоему осудить на вечные муки нераскаянных грешников. Я не принадлежу к числу их, я каюсь пред Тобою – прими мя кающегося и избавь меня от вечного осуждения и муки.
Первозданного Адама преступлению поревновав, познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости, грех ради моих.
Преступление Адама состояло в преслушании воли Божией, выраженной в известной заповеди. Потомки Адама, наследовавшие от него путем естественного рождения греховную природу, умножают это несчастное наследие еще и произвольными личными грехами и в этом отношении увлекаются примером своего праотца до ревности, до соревнования ему, как бы опасаясь остаться позади него на пути греха.
Вообще пример имеет увлекающую силу, так что если вникнем в происхождение наших личных грехов, большая часть их окажется плодом подражания чужим примерам. Так, пример греха заразительно действует на детей. Напрасно стали бы родители внушать им правила нравственного благоповедения, которым сами не следуют: такие внушения, не оправдываемые примером, неубедительны для детей. Примером греха увлекается человек иногда вопреки своей совести. И соглашается он, что нехорошо то или другое дело, и в то же время оправдывает себя примером других. Другие, например, злонамеренно объявляют себя несостоятельными должниками, «Почему и мне, – рассуждает иной, – не решиться на то же? Другие поджигают свои дома в надежде с лихвою вознаградить себя за эту потерю страховочными деньгами. Другие постов не соблюдают, праздников не чтут, уклоняются от молитвы домашней и церковной, стыдятся при людях осенить себя крестным знамением и тому подобное – и все это люди порядочные, имеющие вес в обществе; от порядочных людей отставать не следует».
Но горе не только подающим худой пример – они ответят перед Богом не за себя только, но и за тех, которые подражают их примеру, ревнуют чужим грехам начиная с преступления Адамова, – горе и последним! Они не могут переложить свою вину на других. Сам Адам, увлеченный к преступлению примером жены, не нашел, однако, оправдания в том, что ссылался на жену. Не людские обычаи, противные заповедям Божиим, должны служить для нас руководством, а заповеди Божии.
Как бы, однако, ни было, Адам, преступлению которого ревнуют грешники, сознал свою неправоту пред Богом. Он понял вместе с женою, что они наги (Быт.3:7), то есть утратили свою невинность, в состоянии которой они не чувствовали своей наготы, – и с невинностью утратили право на благоволение Божие и на вечное пребывание в раю сладости.
Подобно Адаму, и каждый грешник, поревновавший ему в преступлении, должен говорить: познах себе обнажена от Бога, и присносущнаго Царствия и сладости, грех ради моих, – я испытываю то же, что испытал Адам, которому подражаю в преступлении; чувствую подобно ему свою вину пред Богом, свою внутреннюю наготу, свою безответность пред Ним, не находя ничего такого, что могло бы прикрыть мою вину, – и потому признаю себя недостойным Его общения со мною и вечного блаженства в Царствии Небесном.
Увы мне, окаянная душе, что удобилася еси первей Еве? Видела бо еси зле, и уязвилася еси горце, и коснулася еси древа, и вкусила еси дерзостно безсловесныя снеди.
Тяжко грехопадение Адама, но его опередила в совершении греха Ева (Быт.3:6). Древо познания добра и зла, посаженное в раю для испытания наших прародителей в послушании Творцу, послужило для Евы поводом к обнаружению непослушания. Змий уверял Еву, что с вкушением плодов этого древа она и муж ее сделаются равными Богу по всеведению и не будут иметь нужды в Его руководстве. Ева поверила коварным речам змия и стала смотреть на древо другими глазами, чем доселе. Доселе воззрение на него пробуждало в ней одно благоговение к Богу, к Его всевластной и всеблагой воле. Теперь взгляд ее изменился. Она посмотрела на древо зле, то есть преступно – с преступным неверием в угрозу Господа смертью за вкушение от плодов древа, – с преступным желанием равенства с Богом и независимости от Него, – с преступной чувственной алчностью. Запрещенное древо показалось ей во всех отношениях прекрасным – она прельстилась его красотой, словно рыба приманкой, насаженной на удочку, – и горце уязвилась. Она коснулась древа и дерзостно вкусила безсловесныя снеди.
Снедь от запрещенного древа сулила ей множество благ: и чувственное удовольствие для вкуса, и духовное многоведение, равное всеведению Божию, и вследствие этого полнейшую независимость от Бога – но Ева горько ошиблась. Снедь оказалась безсловесной, точнее – обманчивой. Вкусив от нее, наши прародители поняли, что они обмануты змием. Очи их, согласно обещанию змия, действительно открылись, но не для свойственного Богу разумения добра и зла без порабощения злу, а для одного горького уразумения своей нравственной порчи: уразумеша, яко нази беша (Быт.3:7). Утрата непорочности сопровождалась в них стыдом при взгляде на свою наготу.
История падения Евы повторяется в каждой грешной душе, как это яснее откроется в следующем стихе. Как окаянна, как жалка душа, уподобляющаяся в этом отношении Еве, вместо того чтобы в ее несчастном примере увидеть предостережение от подражания ей!
Вместо Евы чувственный мысленная ми бысть (восстала во мне) Ева, во плоти страстный помысл, показуяй сладкая и вкушаяй присно горького напоения.
Адам увлечен был ко греху Евой, ее примером и внушениями. Равно и каждого из нас влечет ко греху мысленная Ева, то есть страстный плотский помысл. Помысл о грехе может быть бесстрастным в том случае, если мы только рассуждаем о грехе, о его происхождении, свойствах, видах, последствиях, рассуждаем, как свойственно моралисту, – также если этот помысл непроизвольно приражается к душе, но не оставляет в ней следа и тотчас же забывается или отражается силой воли. В том и другом случае помысл о грехе не есть еще грех и не ведет к ответственности. Но иное дело те помыслы о грехах, которые мы вызываем в душе с нечистой целью, или которыми мы соуслаждаемся, которым отдаемся с сочувствием, без всякой борьбы. Это уже страстные помыслы: они находят себе пищу и опору в нашей плоти – в растленной грехом природе не только телесной, но и духовной, ставшей в подчиненное отношение к чувственности, вместо того чтобы господствовать над ней, и поработившей себя земным, чувственным влечениям до забвения потребностей духовных (Рим. 7:14–18). Горе душе, предавшей себя плотскому страстному помыслу! Он «показует ей сладкое, но при вкушении всегда напояет горечью».
Каждая страсть сама по себе горька, болезненна. Потому и называется она страстью, что соединена со страданием, с горечью, с мучением. Мучится душа, когда страсть не удовлетворена. С удовлетворением страсти должно бы, по-видимому, прекратиться это мучение и наступить для души радость и довольство. Эту радость и довольство и обещает ей страстный помысл и тем толкает ее на совершение греха, как натолкнул он на грех Еву.
Но как Ева жестоко обманулась в своей надежде получить удовольствие и блаженство от вкушения запрещенного плода, так обманывается в своих расчетах каждый грешник, мечтающий вкусить в грехе сладость. Если он ее и вкушает, то на краткое время. Затем следует горечь – от терзаний совести, покуда страсти не заглушили ее, от тоски и пустоты душевной, неизбежной после удовлетворения страсти. К этому присоединяется вред для тела и для внешнего благосостояния. Так страсть невоздержания доводит до расстройства здоровья, до разорения, до скоропостижной смерти. Любострастие истощает телесные силы и разрушает семейный мир. Страсть к обогащению портит кровь, лишает сна. Честолюбие сопровождается теми же последствиями. Страсть к пересудам, мстительность вводят в неприятные столкновения с людьми и тому подобное. Поистине, страстный плотский помысл вместо обещаемой сладости напояет грешника одной горечью.
Оскверних плоти моея ризу и окалях еже по образу, Спасе, и по подобию.
Риза плоти значит риза или срачица плотяная, или сама плоть, как риза. Плоть действительно есть риза по отношению к душе: душа соединена с плотью, облечена в нее, как тело в одежду. Названием плоти ризой души делается намек на превосходство души над телом. Ибо если не тело создано для одежды, а одежда для тела, то и не душа существует для тела, а тело для души. Пусть примут это к сведению люди, живущие в плоть, высшее благо жизни видящие в том, чтобы только телу было хорошо, – в одном телесном здоровье, в сытости, в чувственных удовольствиях, во внешних житейских удобствах, а о душе и ее спасении не помышляющие: они извращают порядок отношений души и тела.
В состоянии невинности первых людей тело было чистым сосудом чистой души. С утратой душевной чистоты стало нечистым и тело. К телу пристала нечистота души, как нечистота телесная пристает к одежде. Рука, святотатственно простертая к запрещенному плоду, гортань и чрево, принявшие этот плод, осквернились и осквернили все тело, ибо с той минуты началась в теле работа тления и смерти. Вместе с жизнью каждый из нас унаследовал от Адама и эту скверну и умножает ее новыми греховными сквернами.
Плачевно состояние грешника по телу, но еще плачевнее по душе. Тело мое потому стало нечистым, что я окалях еже по образу и по подобию – то есть душу, созданную по образу и подобию Божию. Душа богоподобна по своему существу, ибо подобно Богу она духовна и бессмертна, – по силам, ибо в ее разуме и свободе отражаются черты высочайшего ума и воли Божией, – по своим отношениям к миру, ибо наделена властью над земными тварями. Все эти черты образа Божия потускнели под слоем духовной скверны: грех окалял богоподобную душу. И не узнаешь души в существе скотоподобном, преданном плотоугодию, миролюбию, заблуждениям и тому подобному.
Каждому грешнику свойственно пред Господом исповедовать себя нечистым по телу и душе и просить у Него благодати слез для смытия этой нечистоты.
Раздрах ныне одежду мою первую, юже мы изтка Зиждитель изначала, и оттуду лежу наг.
Под одеждой здесь, как и в предшествующем стихе под ризой, разумеется плоть – одежда души. Плоть первозданного человека была недоступна повреждению. Питаясь плодами древа жизни, она цвела здоровьем, свежестью, не знала утомления, не страдала ни от холода, ни от зноя. Вкушением запрещенного плода Адам внес в свое тело семя повреждения. Его тело стало походить на разодранную одежду, сквозь которую видно нагое тело. Плоть утратила свое совершенство с утратой совершенств души. Плоть стала отражать, как в зеркале, состояние падшей души. Сквозь тело, как через щели разодранной одежды, стала виднеться нагота души, ее нравственная бедность.
С утратой непорочности она осталась без благодати Божией и, вместо того чтобы господствовать над телом, подчинилась его влиянию: она стала чувствительна к болезням тела, к неблагоприятным воздействиям на него стихий, стала пренебрегать своими духовными потребностями, и главной из них – общением с Богом. И эту-то духовную наготу или обнищание исповедует вслед за Адамом грешник, когда говорит: раздрах одежду мою первую и лежу наг.
Облекохся в раздранную ризу, юже изтка ми змий советом (коварством), и стыждуся.
Тело прародителей по падении сохранило свою природу, но повреждение, вошедшее в него, было так велико, что нелегко было узнать в нем дело рук Божиих. В поврежденном состоянии оно стало неблагообразной одеждой души, сотканной коварством диавола. Коварство его в этом случае состояло в том, что он не сам непосредственно, а руками наших прародителей соткал эту одежду. И стыдно стало им, что они сделались жертвой его коварства. В них заговорило чувство чести, поруганной змием; им обидно стало, как это они так оплошали, что поверили обещаниям змия, поддались его обману. Им стыдно стало и друг друга, потому что при взгляде на наготу друг друга в них легко воспламенялись беспорядочные чувственные влечения. Им еще стыдно было того жалкого состояния, в котором ум их перестал господствовать над чувственностью и уступил перевес животным, чувственным влечениям. Чувство стыда горькое, но вместе с тем спасительное! Они недовольны были собой, уразумели свою вину и готовы были раскаяться в ней пред Богом. Признание вины есть начало раскаяния.
Подражая прародителям, и каждый из нас пусть выражает пред Господом свое раскаяние словами: «Проклинаю коварство змия, обнажившего меня и лишившего первозданной правоты, и стыжусь моей вины».
Обложен есмь одеянием студа, якоже листвием смоковным, во обличение моих самовластных страстей.
Жалко было положение наших прародителей, стыдом греха приведенных к изобретению непрочного, из смоковных листьев, препоясания своих чресл. Не менее жалко положение каждого грешника, старающегося благовидными оправданиями пред Богом, перед своей совестью и ближними прикрыть стыд своей вины. Эти оправдания ничем не лучше неблагонадежного смоковничного препоясания: они только отягчают вину грешника, служа обличением самовластных страстей, только обнаруживают глубину падения, в которую он низринут самовластием страстей. Они получили над ним такую власть, что не дают ему беспощадно осудить себя и повергнуть себя в пучину милости Божией, готовой только для признающих себя безответными грешников.
Чувствую, Господи, мою вину пред Тобою, но чувствую и то, что во мне недостает самоотвержения, чтобы признать себя вполне безответным. Я не победил в себе склонности к самооправданию. Даруй мне силу одержать над собой эту победу.
Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживши мя первыя боготканныя одежды.
Господь сжалился над нашими прародителями, в чувстве стыда изобретшими себе непрочное одеяние из листьев, и Сам сделал для них более прочную одежду – из кожи зверя, давая им разуметь, что и в нравственном отношении они не могут обойтись без Его всепокрывающей благодати, что напрасны их усилия прикрыть свою вину каким бы то ни было самооправданием... Подобное Божественное вразумление, располагающее к смирению, должен относить к себе и каждый грешник. Ему свойственно исповедать пред Господом: «Грехи, лишившие меня в лице Адама первой боготканной одежды, первой чистоты и невинности души и тела, обнажили меня Твоему праведному гневу, сделали меня беззащитным пред Тобою. И для меня теперь, как для Адама, понадобились кожаные ризы, созданные одним Тобою. Не на свою самодельную правду я надеюсь, а единственно на правду Единородного Сына Твоего, стяжавшего для всех оправдание Своею честною Кровию. Вот та кожаная, прочная и благонадежная риза, которая нужна мне в моем положении».
Достойно из Едема изгнан бысть, яко не сохранив едину заповедь Твою, Спасе, Адам; аз же что постражду, отметая всегда животная (животворные) Твоя словеса?
Заповедь Адаму дана одна, но в преслушании ее нашими прародителями заключаются многие частные грехи. Она дана для испытания их послушания воле Божией и для укрепления их в добре посредством этого послушания. Не выдержав этого испытания, они проявили непростительную гордость, потому что увлеклись обещанием диавола: будете яко бози (Быт.3:5); проявили неверие, потому что не поверили угрозе Божией за нарушение заповеди: смертию умрете (Быт.2:17); перешли на сторону врага Божия диавола, потому что поверили дерзкой клевете его, будто Бог по зависти или недоброжелательству запретил им вкушать от плодов древа познания добра и зла; проявили величайшую неблагодарность к Богу, забыв Его чрезвычайные милости к ним и щедроты.
Во всех этих отношениях они поступили тем преступнее и непростительнее, чем легче было исполнить данную им заповедь, чем легче им было обойтись без запрещенного для них плода при обилии, сладости и питательности плодов от прочих деревьев райских. Посему достойно изгнан был из Едема Адам, хотя не сохранил одну только заповедь: наказание определено ему соразмерно с преступлением.
Аз же что постражду (что должен буду претерпеть), отметая всегда животворная Твоя словеса? Если Адаму нельзя было безнаказанно преступить одну заповедь, не более ли достоин наказания я, отвергая многие Твои повеления, поистине животворные, потому что за их соблюдение обещана жизнь вечная (Мф.19:17)? Моя вина тяжелее Адамовой: он однажды проявил непослушание Богу и потом всю жизнь провел в раскаянии, я же всегда отвергаю Божий заповеди. Легко было удержаться от греха Адаму, но не легче ли это мне, видящему горькие последствия преступления Адамова? Адам хотя и предупрежден был о том, какие последствия произойдут от его греха, не знал их, пока не испытал их на деле. Я и всякий другой знаем их, однако ж бесстрашно продолжаем грешить. Адам получил от Бога одно предостережение от греха. Мне же даны бесчисленные предостережения – в законе Моисеевом, в книгах пророческих, паче же всего в евангельском и апостольском учении. Для моего вразумления и наставления Сам Сын Божий сходил с неба на землю и изложил мне всю волю Божию. Мне открыты обильные благодатные средства к успешной борьбе с греховными искушениями и к преспеянию в благочестии и добродетели. Я всем пренебрег и потому должен подвергнуться более строгому взысканию от Господа, чем то, какому подвергся Адам. О, не вниди, Господи, в суд с рабом Твоим и прежде даже до конца не погибну, спаси мя имиже веси судьбами.
Святой Андрей Критский, указав на грехопадение Адама и Евы для обличения грешной души в подобных грехах и для предостережения от них, переходит к детям Адама, Каину и Авелю, одному из них уподобляя, другому противополагая нравственное состояние грешника
Источник: епископ Виссарион (Нечаев)
Уроки покаяния в Великом каноне св. Андрея Критского, заимствованные из библейских сказаний
Прошлые рассылки этой тематики:
Приготовление к посту.
- 1. Желание (Hеделя о Закхее)
- 2. Смирение (Неделя о мытаpе и фаpисее).
- 3. Возвращение в отчий дом (Hеделя о блyдном сыне)
- Суббота мясопустная (вселенская родительская суббота)
- 4. Страшный суд (Hеделя мясопyстная)
- 5. Прощение (неделя сыропустная)