Волчица и Ветер с моря, продолжение
IV Скумбрия.
Бойкой не было часа уже три. Хоть Азов и неглубокий в этих местах, а все равно беспокойство заползало в дверные щели, как запах горелой каши. Поскольку дорога на море тут одна (на самом то деле их несколько, но другие две дороги пишут такие кренделя по лесу, что идти по ним никто не захочет, да и малость в стороне они), мы наскоро оделись и пошли ей навстречу. Августовское солнце дожигало то, с чем не справилось июльское, гремели на ветерке стручки акаций, подлесок был полон жизни и звуков. Парижская коммуна с упорством йога шла босиком по шишкам крымских сосен, не меняясь в лице, она наотрез отказалась даже от шлепанцев. Ну когда еще можно будет почувствовать землю босыми ногами, крикнула она, забегая вперед и кружась в косых лучах солнца, пронизывающего лес. Может завтра я лягу на морское дно и буду долбаную вечность рассуждать с тупыми рыбами о смысле жизни, которой им никогда не понять? Может завтра тонная бомба с удачливого юнкерса разорвет меня пополам и пока меня будут резать на металл, я стану жалеть, что не насладилась этими минутами!
- Кстати, а куда ты деваешься, если твое железо пустят в переплавку, а? - я вынула травинку изо рта и с интересом посмотрела на линкор, бегающий по песку в островках сушеной осоки.
- Да кто ж его знает-то, я три дня назад и знать не знала, что у меня есть и такая вот я... - прокричала она, поворачиваясь к ветру с моря, который разом взвил ей волосы с плеч в воздух.
- Постой! - она осеклась на слове, подбежала ко мне и придвинула свое лицо вплотную к моему носу, шутливо скосив глаза к переносице.
- Ты хочешь сказать, что… что со мной там, в 42-ом, что-то случилось, и теперь я вот эта вот - это все, что от меня той осталось?
- Я просто спросила, наугад. - я вытерла ладонью капельки пота с ее разгоряченного лица и взяла ее за плечи.
- Как бы там ни было, ты здесь и сейчас. Вот и пользуйся.
Она улыбнулась, легко коснулась моих губ своими и вырвалась, убегая к виднеющемуся уже пляжу. Ее волосы хлестнули меня по щеке, когда она разворачивалась. Опять эти искры…
Я шла за ней, не торопясь, давая солнцу вволю оттоптаться на моей все еще бледноватой коже. Слова Парижской коммуны заставили что-то в глубине меня слегка провернуться, как-то иначе преломлять мир вокруг. Я-то, в отличии от нее, знала, кто я, откуда и куда. Но что, если… что, если, все это тоже чья-то глупая сказка… Народу на пляже почти не было, солнце разогнало мамаш с детьми по прохладным домикам, суровые мужчины уползли в тенек леса. Стайка местных мальчишек прожигала оставшиеся дни летних каникул, построив навес из палок и простыни, и закинув из-под него бычковые донки.
Парижская коммуна оглядела берег пристальным взглядом капитана Кука, впервые ступившего на песочек Тасмании, расстегнула и скинула рубашку, плавно вышагнула из шорт и пошла в воду. Под тентом загалдели и забыли про донки - купальника на ней не было (к моему стыду, у меня лишь один купальник, поделиться было не чем).
- Волосы хоть завяжи… - сказала я белому фонтану пены, образовавшемуся там, где она нырнула. Я последовала за ней, с куда как меньшим ажиотажем. Плавала она хорошо, не делая лишних движений, как это, наверное, умеет дельфин. Фыркая и дурачась мы быстро оставили мелководье позади и остановились там, где вода отчетливо меняла свой цвет с бледно-голубого на темно-зеленый.
- Слушай, а когда плаваешь вот так, без ничего, в море, а не ходишь в снастях, это же совсем другой коленкор! Это же феерия какая-то просто!- Поищи эсминец, мало ли что.
- А, точно! Надо найти Бойкую… - она потрясла головой, выливая воду из ушей, и медленно оглядела горизонт.
- Она на берегу, вооон там - Парижская коммуна показала рукой на дальний изгиб залива, туда, где почти у самого берега крутились ветряки генераторов. - пошли, надо посмотреть, что с ней!
Вернулись на берег, собрали шмотки и по песку двинулись туда, куда указала линкор. Из-под тента раздался свист и улюлюканье. Парижская Коммуна подмигнула мне, выжимая прядь волос. А я что… я была этому всему даже рада.
Бойкая лежала на ракушечнике лицом к солнцу, раскинув руки в стороны. Ее крошечные ступни омывал мелкий накат. Рядом стояла сумка со снастями, а в море, метрах в двадцати от берега плясал на волнах яркий поплавок паравана. Парижская Коммуна кинулась к ней, упала рядом на колени, принялась тормошить.
- Ты мне солнце загораживаешь! - сквозь дрему пробормотала Бойкая и я подумала, что это имя подошло бы другому кораблю. Но эсминцы, не спрашивая, называют у нас в штабе флота всякими боевыми именами, nom de guerre. Тут имя явно шло вразрез с темпераментом, но кто же даст боевому кораблю имя “Прожорливая Соня”? Только какой-нибудь сквайр у Стивенсона.
- Ах ты мелкая лентяйка! Ты тут прохлаждаешься, мы там волнуемся за нее….
Бойкая приоткрыла один глаз, осмотрела Парижскую Коммуну и снова закрыла глаз.
- Так волновались, что понаставили себе засосов в разных местах, ага…- А по форштевню не хочешь?!- Бить детей непедагогично…
Они обе уставились на меня широко раскрытыми глазами.
- Детей!? Да она кровь мешками проливала, какое она дитё!? Это одна видимость! - Парижская Коммуна изготовилась треснуть Бойкую в лоб, но та нырнула ей под руку и вцепилась в меня, готовясь зарыдать.
- Говорите, что хотите, а руками не трогать! - я вспомнила слова своего деда, когда я пряталась у него за спиной от шлепков матери, и прижала Бойкую у себе, обняв руками. Ее горячее дыхание обожгло мне бок. Шлепок Парижской Коммуны пришелся по розовой попке эсминца, но он был с усилием в рамках прикладной педагогики.
- Ай, блин! Не бей по транцу, винты погнешь!
- Заслужила, как со старшими разговариваешь…- Рука у тебя тяжелая больно...- У меня и тоннаж побольше, и калибры, так чему ты удивляешься? Ты скумбрий наловила, дитя войны?- Давно уже. Вон, к паравану сетка прикручена, там они все, не на сушу же их тащить - подохнут…- А чего домой не пошла, мы тебя ждали, ждали?- Устала я, завод кончился. Дай, думаю, отдохну чуток, да и заснула. Ели-то всего ничего, три корочки хлеба, а поди, потаскай параваны на такой заправке.- Справедливо, об этом я не подумала. Вылазь, не трону больше. Извини.
Последнее слово далось Коммуне нелегко. Ну сколько раз за свою жизнь она его использовала? Этот, наверное, третий.
Бойкая закатила глаза и сделала несчастный вид, не отпуская меня, однако.
- Она намекает, чтобы ты взяла ее на буксир - перевела мне поведение эсминца Парижская Коммуна.
- Это как еще?- Очень просто, посадишь ее на закорки и понесешь. А я соберу снасти и скумбрию.
- Якорек мой не забудь, он там привязан снизу на тросе, чтобы сетку не унесло. - Бойкая зевнула и продела руки в рукава “патриота”, после чего просительно подняла их кверху.
Весу в ней было прилично, не менее 30 кило. И она была чертовски теплой, даже жаркой. На моей спине она сразу обмякла и растеклась, а через минуту засопела, укачаная ритмом наших шагов. Парижская Коммуна повесила на плечо сумку со снастями эсминца, а сетку с рыбами взяла поудобнее в руку, намотав часть сети на кулак.
- Ты смотри, не ведись, что она мелкая, в бою от нее есть толк и отдача. Это она сейчас плюшевая да мягкая, а случись чего - оглянуться не успеешь, как разорвет на кусочки. - предупредила меня линкор шепотом, пока мы шли сквозь подлесок к дому.
- Пока что она ведет себя, как обычный капризный ребенок…- Забыла сказать, она еще и чертовски умная, всегда не мытьем, так катаньем, но своего добьется.- А вы друг дружки стоите, если что.- Так недаром в одной команде-то!
Когда мы вернулись домой, теплые сумерки, пахнущие прелой травой и парным молоком, уже лежали в крошечном патио, среди длинноиглых горных сосен и отцветших плетей винограда. Шуршали ежи, еще не видимые и боязливые. Мы накрыли Бойкую моим спальником и вышли в нашу половину внешнего двора, где располагался стол и небольшой мангал. Парижская Коммуна принесла ведро и стала ловко потрошить скумбрии, а я пошла добывать молоко для эсминца и красное молодое вино для нас. Конечно, к рыбе нужно бы белое, но в этих краях растут лишь красные сорта виноградов, зато какие! Мелкий терпкий пино-нуар, изабель и черный мускатный. Заодно взяла три десятка яиц и творог на утро. Вернувшись, я застала свои корабли смотрящими на огонь в мангале. Бойкая положила голову на колени линкору, а та гладила ее по волосам, мурлыкая что-то эсминцу в ухо. Я обошла патио, не тревожа их, разложила продукты и взяла кружки с полки над холодильником. Выходя, я заметила первую звезду в уже не летнем небе.
V. Черный пистолет.
Скумбрия шкворчала на решетке, а вниз, на самые угли, мы уложили картошки в толстом слое фольги.
- Лимончик бы сейчас… эхх. - Бойкая потянула носом над рядами рыбы, взяла соль и стала аккуратно посыпать крупными кристаллами тушки.
- Для почина сойдет и так…
- Это точно. - обстоятельно, по-взрослому спокойно, согласилась девочка.
- Ты вино достала, Волчица Крымская, или угодила в комендантский час? - Парижская Коммуна с улыбкой показала на кружки.
- Коммуна, ты говоришь обидно. Я тут любимый клиент уже многие годы, мне и последнее отдадут в полночь, если разбудить, аххахаа.- Ну, тогда плесни немного. На пробу.- А мне? - Бойкая смотрела то на меня, то на линкор.
- А тебе… тебя я могу предложить горячий шоколад! Сходи в мой рюкзак и принеси, пожалуйста, банку.
Эсминец кивнула и ушла в комнату. Зажегся свет и квадратный прямоугольник его улегся из окна прямо на стол. Я прицельно разлила по кружкам пино-нуар и через плечо подала одну линкору. Она так и смотрела на огонь, не повернувшись к столу.
- За что выпьем?- Давай сперва за дружбу?- За многовековую дружбу кораблей и людей?- Неплохо сказано, давай.
Чокнулись и Парижская Коммуна в три добрых глотка осушила свою кружку.
- Смотри, это коварный напиток... - предупредила я ее и обернулась на тихие шаги Бойкой.
В одной руке эсминец несла банку с шоколадным порошком, в другой - завернутый в мою арафатку тяжелый “стечкин”.
- Извини, случайно обнаружила эхолотом на дне твоего рюкзака… - Бойкая серьезно посмотрела на меня и положила находку на стол.
- Ничего не хочешь нам рассказать? Говорят, перед чужими людьми легче говорить правду… - Бойкая обняла меня за пояс и усадила на лавку лицом к огню.
- Что такое!? - встрепенулась задумавшаяся о своем Парижская Коммуна, когда я, усаживаясь, толкнула ее в бок.
- У нашей милейшей хозяйки в багаже пистолет, всего-то...- грустно произнесла Бойкая.
- Ты прости меня, Волчица, но так уж я устроена. Я ищейка моря, его гончая, и стоит мне унюхать железо, как я уже не могу остановиться, пока не раскопаю все вокруг. Ты ведь не купила обратный билет, так? Хотя в календаре отметила дату. Это ведь не отъезд, да?
Ну что тут скажешь… она и правда умна.