Волчица и Ветер с моря. Дальше.

- Какао принесла?… Гончая моря, блин… - я досадливо поморщилась, допила кружку и встала с лавки. Отобрала банку и пистолет у Бойкой и пошла ставить чайник. Есть у меня все. И билет обратный, и время, и дата. Нет только причины не делать того, что я хотела сделать. Сзади мягко подошла Парижская Коммуна и положила руку мне на плечо.
- Не сердись на нее, она и правда такая, как говорит. В том нет ее прямой вины, лишь ваша, людей, создавших ее…
- Что-то я не помню тот детский сад, где бегает белобрысая поросль эсминцев ..
- Ты хоть и Волчица Крымская, однако многого еще не видела в жизни.
- Зато и видела многое, больше, чем хотелось бы.
- В любом случае, держи себя в руках, не мне тебя этому учить. Она там уже слезами умывается и бьет себя по рукам.

Я молчала. Парижская Коммуна мягко поцеловала меня в шею и вышла. Чайник вскипел и я заварила какао “по-быстрому”. Запах шоколада и парного молока, смешанный с ароматом сухих тополиных листьев отрезвил меня. С кружкой в руке я вышла из кухни, забыв завернутый в ткань пистолет на холодильнике. Бойкая сидела на корточках у мангала, смотря в дырочки вентиляции на алое зарево углей. Слезы прочертили смазанные дорожки по ее щекам. Парижская Коммуна деловито хлопотала над решеткой, снимая скумбрии и шерудя картошки внизу. Ужин был готов. Я поставила кружку на стол, подняла Бойкую с земли и усадила за стол. Та обиженно спрятала лицо, отвернувшись.
- Непедагогично, да? - подколола меня линкор, нарезая хлеб на маленькие тонкие ломтики.
- Да. - я показала ей язык и наклонилась к уху эсминца.
- Прости, ты, конечно, не виновата. Так уж ты устроена, всегда идешь до конца. Veni, vidi, vici. Я просто сразу не поняла.
Бойкая втянула носом воздух. В воздушных ее магистралях захлюпало и я дала ей бумажную салфетку.
- Правда не сердишься? Поклянись!
- Ну чтоб мне провалиться!
- Верю.
- И никогда не буду больше.
Эсминец сдержанно улыбнулась и все сели за стол. Ужин был царский, вино, какао и ночь лились рекой. На середине второй полуторалитровой бутылки Бойкая, утомленная едой и солнцем, заснула, и мы уложили ее спать в спальный мешок. Заодно я вынесла из дома табак и трубку.

Вернулись за стол, не зажигая света в углу патио. Только отблески углей иногда освещали фрагменты наших лиц и мебели. Августовская ночь, густая и тягучая, как мазут, затопила наш маленький остров. Я набила трубку, пока Коммуна пыталась неверными уже руками отвернуть пробку с бутылки красного. Она наполнила кружки и пальцами стерла невидимые капли с клеенки на столе.
- Мне-то можешь рассказать, для чего тебе пистолет в это время в этом раю? - она широко повела рукой, охватывая часть поселка и море.
- Не кричи, а то ребенка разбудишь… Да, тебе могу рассказать, я ведь даже не уверена, что ты есть взаправду, а не плод череды сбоев моего испорченного мозга.
- Да ее теперь из пушки не разбудишь, не боись. Ты сейчас сильно обидно говоришь, Волчи-ик-ца, да… - Коммуна пожала плечами и усмехнулась.
- Раз уж ты в меня не совсем веришь, так тем более, не стесняйся, чего уж там. Ик. Да и к тому же, к утру мы будем так пьяны, что едва ли вспомним этот разговор… в деталях.
Мы выпили еще, и я отдала ей трубку, вытерев подолом мундштук. Линкор втянула дым, поморщилась, потом улыбнулась и покачала головой, выпуская дым через ноздри.
- Хороший табак, просто загляденье. Английский?
- Английский нынче дорог. Это голландский. Но тоже ничего… так значит, ты тоже куришь?
- Я боевой корабль. Хороша я была бы, если б боялась дыма. Курить я не умела до сей поры, но в дымах разбираюсь. Дай-ка еще… Так в чем причина?
- Причина чего?
- Того. Дуру-то не строй из себя, не идет, не твой образ.
- Причина проста, как три рубля. Год назад от меня сбежал парень, а пол-года назад я не смогла сама застегнуть себе рубашку и пошла к доктору. Доктор позвал своих коллег и они сообща нашли, что у меня начинается болезнь Альцгеймера. Я не поверила им и отправилась к умным еврейским докторам. Те нашли тож самое, только за бОльшие деньги. Я выкинула все рубашки на мелких пуговицах, кроме тех форменок, в которые залезаю, как в свитер. Я пью таблетки по десять тысяч за курс и все равно теряю память. Пока только кратковременную и фрагментами. Координация страдает тоже, но это я научилась скрывать, слава богу. Поэтому я здесь и со мной этот пистолет. Я просто устала все записывать, чтобы потом не потерять. Вас я тоже запишу. Если до утра не забуду, конечно…
- А ты не торопишься с таким решением? - Коммуна строго и как-то совсем трезво посмотрела на меня через стол и угольки, раздутые ночным бризом, отразились в ее глазах пожаром далеких боев.
- То есть я хочу сказать, что ты вполне еще совсем ничего, я не вижу явных отклонений от нормы. К тому же ты не сирота, поди, есть семья, мать, отец…
- И сестра. Младшая. Тоже есть. И что? Я уже почти 17 лет живу не дома. Да, мы видимся, но мое отсутствие там никого давно не пугает. Так что тут все рассчитано.
- Угуу. Рассчитано...
- Вот только не надо мне сейчас шить эгоизм вселенского масштаба…
- Я же тебе не прокурор, чтобы шить. Я боевой корабль. Я врать не обучена, как и давать ложные надежды. Все в рамках проекта, ни больше, ни меньше. А с пользой помереть не пробовала?
- Это как? Разобраться на органы, чтоле? Сейчас не 43 год.
- Этточно… Давай-ка еще по чуть-чуть? Разлей ты, а то у меня прицел качается уже…
- Не вопрос. Двигай посуду.
Разливать вино на слух мне не впервой. Почти и не пролила.
- А по поводу сдохнуть с пользой… у меня почти ежедневно есть такой шанс, но. Вместе с тем растет вероятность учудить что-нибудь эдакое, что повлечет ненужные жертвы, понимаешь? Я себе не могу доверять уже в той мере, что год или два назад. Избегаю тренировок с холодным оружием, хотя раньше любила. Мало ли как меня перемкнет с катаной в руках… Сейчас же я общаюсь с сущностью линкора Парижская Коммуна и ничего, как-будто так и надо…

Она перегнулась через стол и довольно сильно ударила меня ладонью по щеке. Уворачиваться не было никакого желания, молодое вино коварная вещь. И эта ночь.

- Не распускай нюни. Подумаешь, голова болит… а нас там вообще убивают, на куски рвут. Чтобы ты могла попричитать тут спокойно в тепле. Сыто. Пьяно. Чтож не причитать… Наливай, кстати, да.
- А тебе не хватит, дорогая, а то уже бак захлестывает…? Мне было как-то все равно, даже если она нарежется до поросячьего визга, но глядя на нее, смолчать не получилось. Комичная фурия.
- Буду пить, пока марс не захлестнет.
- Воля ваша.
Угли прогорели и разливала я уже наощупь, тоже ж не железная.
- Если хочешь знать, я не из-за головных болей парюсь, таблетки помогают о ней забыть влегкую. Меня другое гнетет, не уверена, что ты поймешь. Но скажу. Я всю жизнь была нужной. Я не всегда приносила пользу, но нужна была всегда. А если со мной происходит то, что происходит, скоро я стану бессмысленным и даже опасным существом. А я не хочу, не тому меня учили, понимаешь ты, утюг чугуниевый… в рамках проекта…
В этот раз она не стала меня бить. Обошла стол, обняла меня сзади и ее волосы обрушились мне на шею щекотным водопадом.
- Я не чугуниевая, я стальная. В рамках проекта, разумеется. Но твой страх мне хорошо знаком с детства, этого боится втайне любой корабль. Отстойник. Тухлая вода. Унылые сопки бухты и надоедливые бакланы на мачтах вместо флагов. Нет хода. Нет ветра. И нет пользы. Так что я все понимаю, как видишь… Проблема, конечно, серьезная…
- Слушай, пошли на море?
- Эээ, а не утонем?
- И это меня спрашивает линкор?
- Нет, это тебя спрашиваю я. На мне нет снастей сейчас, так что формально…
- Вот и молчи тогда. Пошли.
Я прижала ее голову к своей щеке и погладила теплую шею ладонью.
- Не бойся, я тебя вытащу, если что, только за буйки не заплывай, аххахаа.