О Дарье Звездиной

В преддверии концерта Алексея Сысоева, что пройдёт в Культурном Центре ДОМ 16 января, мы продолжаем публиковать авторские эссе композитора об участниках мероприятия.

С Дашей мы уже переиграли бесчисленное количество раз, и не только «Обои», но и другие мои пьесы, да и не только мои пьесы, но и чужие. Да и импровизировали не счесть сколько. И каждый раз это было интересно. Каждый раз это было открытие (и много раз откровение!) для меня, хотя и не всегда всё получалось с моей стороны как хотелось бы, увы.

Я сразу понял, что Даша - это нерв и слово в музыке, пауза и звук; но гораздо важнее, что она всегда больше, чем просто то и другое.

Наше сотрудничество началось с самых первых репетиций «Wallpapers 3.1» и я был разочарован тем, что она вместо своего альта принесла маленький непонятный предмет, которому и названия-то нет, ну разве что «wind object», как он и обозначается на релизе ТОПОТА «Wallpapers 3.1.6».

Предмет был очень небогат акустическими ресурсами, иногда он ревел, иногда напоминал звук маленького глиссандирующего китайского гонга. Для «такой» партитуры, как мне казалось, этого было явно не достаточно. Тем не менее, случилось чудесное. Благодаря этому звуку я вдруг понял, что первоначальный вариант партитуры, когда форма разлагается на многочисленные простоватые и убогие фрагменты, не годится. Необходим общий поток времени. Требуются такие усилия каждого участника, чтобы общая форма слагалась не исходя априори из партитуры, а в качестве помноженных друг на друга «форм второго плана». Понимаете, это когда каждый создаёт свою историю, преодолевая инерцию партитурных предписаний, а в результате создаётся нечто принципиально новое, неожиданное, но удовлетворяющее всех участников процесса.

Даша такой музыкант, который всегда способен выстроить свою и общую историю, не помешав при этом никому. Даже если у неё только «wind object» (впрочем, когда альт вернулся, я стал грустить по этому канувшему в лету девайсику). Однако есть нечто общее, что роднит все используемые Дашей инструменты (а это может быть и гитара, и мелодика, и просто комбик, и бог знает что ещё). Это, как мне кажется, высочайшая концентрация неких специфических тембровых особенностей, и, как следствие, их очень узкий диапазон. Умение ёмко высказаться в столь тесных рамках - высочайшее, на мой взгляд, мастерство. Я помню её 10-минутное соло на альте в рамках нашего провокационного проекта «Kinda Jazz». Это было фантастически увлекательно, приблизительно как прогулка по лезвию ножа. Один тембр, одна его краска (к тому же «убого-колючая», скрежещущая), по сути один ритмический паттерн, но… это соло для меня прозвучало как насыщенный, экспрессивный триллер.

Экспрессия в самоограничении - вот то, что может сделать музыку с её участием музыкой супер класса (ну, если коллеги не подкачают). В связи с этой характеристикой может вспомниться Веберн, ок. Я бы подумал скорее о дрожащей над клавиатурой руке Тилбёри, так и не взявшей аккорд.

Нелепо было бы думать, что использование жёстких или пограничных тембров не совместимо с лирическим, например, высказыванием. Как раз наоборот! Послушайте тему к нашим первым дуэтным "Обоям":

Как раз тут, в этих колючих звучностях я слышу высочайшую концентрацию лирики и экспрессии, то, что наэлектризовывает всегда меня, то, что завораживает коллег и слушателей. Ряд лаконичных жестов выстраивается в цепочки предложений («нетвёрдая честная фраза на пути к запятой»), таящих всегда глубокий смысл. Каждый слог этих предложений предельно точно прослушан и выстрадан. И для меня это всегда, конечно, речь от первого лица, то есть и то, что я слышу в её музыке. Например, в фантастической, завораживающей пьесе «body?»:

Для меня всегда в этом присутствует глубоко личное собственное переживание, рождаемое попыткой отгадать смысл этих фраз, поэтикой, возникающей у меня внутри, когда я проваливаюсь в очередную паузу с мыслью «а что же будет дальше?». Как постичь этот тайный алфавит, эту замедленную морзянку, эту речь, которая так и не стала речью?

Я знаю, что Даша необыкновенно сильна, если способна вот на такую внутреннюю экспрессию и дисциплину, на такую хрупкость и концентрацию чувств и смыслов. Всё это не может не вызывать всепоглощающее чувство сопричастности, сопереживания. Особенно остро я ощущаю это в камерных и дуэтных «Wallpapers», в дуэтных импровизациях. Но несмотря на это знание, каждый раз на сцене вместе с ней я как-будто впервые сопереживаю сопричастность к этой глубине, и каждый мой собственный звук приобретает в моём сознании дополнительную весомость и ответственность. Возможно, таким образом и я «за компанию» становлюсь немного глубже и сильнее.