А помните был такой Вырыпаев?

Спектакль компании colab-a-lab (Алматы), режиссер Дмитрий Гомзяков

Это было в России. В каждом уважающем себя крупном театре шли пьесы уже ставшего классикой современного драматурга. В “БДТ” и МХТ были культовые “Пьяные”, в Александринском театре “Солнечная линия”, в регионах UFO, “Ю”, “Танец дели”, “Сахар”…

Сейчас он иноагент, пьесы его если где-то в России и встречаются, то уже явно не на крупнейших сценах. Тексты Вырыпаева сейчас чаще можно услышать на польском и немецком, чем на русском - в Европе он в большем почете, чем в родном Иркутске.

Зато на русском его пьесы можно услышать в Казахстане. Только в столице, где вообще-то с современной пьесой тяжело, идут “Город, где я” и “Кислород” (где - не скажу, подозреваю, что там проблемы с правами), а в Алматы - и “Иранская конференция” и UFO, и даже отдельно стихи! Но, в основном, в камерных пространствах независимых театров.

“Солнечная линия” Дмитрия Гомзякова принципиально другой случай. Это коммерчески успешный продукт - билеты, по меркам местных драматических спектаклей - дорогие, сцена - самая современная и большая, а актеры на ней - настоящие звезды. Аскара Ильясова после “Нулевого пациента” и “Циников” знает и российская аудитория, а Айсулу Азимбаеву в Казахстане знают, пожалуй, даже больше Аскара - особенно по “Патриоту”.

А что же спектакль? Здесь как никогда остро стоит проблема ожиданий. От дорогого продукта, с успешными медийными актерами зритель ждет взрыва эмоций, песен и танцев. Получает же - только один аттракцион -  эмоциональные качели. Впрочем, иногда обманутые ожидания - куда более интересный и эксклюзивный вариант.

У зрителя более подкованного, ожидания надламываются с другой стороны. Пьеса Вырыпаева, которую хорошо прочитать - уже половина успеха, в соединении с режиссером Дмитрием Гомзяковым - автором очень радикальных спектаклей-перформансов, который чаще сочиняет истории о зрителях и актерах, чем идет за чьей-либо драматургией - смесь интригующая.

Еще в 2021 году (согласитесь, очень давно) его спектакль “Дальше” в Томском ТЮЗе поразил тем, что вместо традиционного сценического текста режиссер создал среду, в которой актеры и зрители могли высказаться о самом главном.

Из-за такого бэкграунда, от спектакля поневоле ждешь если не радикального переосмысления пьесы, то, по крайней мере, эксперимента с актерским существованием. И, отчасти, такие ожидания сбываются. Актеры в “Солнечной линии” Гомзякова не играют персонажей, они играют актеров, которые их озвучивают и, постепенно сближаются со своими героями и друг с другом.

Пространство сцены состоит из огромного экрана, на который транслируется немое, черно-белое кино с теми же актерами в роли Барбары и Вернера. Перед экраном - два черных высоких стула, и небольшие кубы, на которых поставлены две бутылки воды. Актеры одеты строго - в черные костюмы, чтобы ничего не отвлекало от нюансов.

То что актеры не ассоциируют себя с персонажами напрямую понятно по деталям - у Барбары и Вернера на экране можно заметить обручальные кольца, а на сцене их нет. Еще более очевидная иллюстрация -  разница в интонациях. Мы видим, как на экране герои натурально страдают от невозможности “положительного результата”, а на сцене, поначалу, легкая ирония, даже насмешка над этими страстями.

От такого простого по концепции формата ждешь невероятной точности и качества исполнения. Чтобы актеры вдруг неожиданно, не глядя на экран попадали репликами в происходящее на экране, чтобы на сцене каждый жест и поворот головы позволял открыть новую грань героев. Может быть я попал на неудачный показ (играли на чужой площадке в Астане), но магии синхронного озвучивания не было с самого начала, а сами актеры как будто слегка суетились. Жанр предполагал, что они будут исполнителями, которые постепенно заигрываются, но в итоге они лишь прикидывались исполнителями.

Напомню, по сюжету пьесы мы видим на сцене семейную пару на кухне квартиры в пять часов утра. Они, кажется, решили раз и навсегда понять стоит ли им дальше идти вместе спустя семь лет после брака. Внутри - очень актуальные (не только для России и Европы, но и для Казахстана) проблемы - долгие годы закрытия кредита, отсутствие детей (он не хотел раньше, она, кажется, не хочет уже), щепотка домашнего насилия и желание секса с другим партнером. Кстати, “Солнечную линию” вполне можно было бы представить в контексте пропаганды традиционных семейных ценностей. Но это не точно.

Персонажи на экране играют этот сюжет вполне натурально, по-сериальному - мы видим драматичные паузы, заломанные руки и ускользающую в моменте потенциального насилия/секса камеру, чтобы сохранить загадку. У героев на сцене путь более тернистый - постепенно преодолевая иронию к истории, у актеров будто бы вспыхивают реальные чувства друг к другу.

Особенно этот переход ощущается в монологе Барбары, когда она сознается в своем продолжающемся влечении к мужу. Айсулу Азимбаева в начале своего спича произносит “Я хочу тебя, Вернер” пародийно, будто бы в дешевой эротической короткометражке. Но, постепенно разгоняется, и вот уже у актрисы на сцене и на экране одинаковой искренности жесты, и отчаянно-страстный крик.

Учитывая общую статичность спектакля - большую часть времени зрители смотрят кино - вспышками оказываются танцевальные эпизоды: те, где герои Вырыпаева сидят с закрытыми глазами и говорят: “Я почему-то представила, что мы танцуем фокстрот. - А я вначале вальс, а потом танго”.

В этих эпизодах все наоборот - герои в кадре, как и прописано в пьесе, сидят на диване, а актеры на сцене подходят друг к другу и начинают танцевать. И, во-первых, это красиво - отчасти заменяет привычку зрителей на антрепризных спектаклях к эстетским номерам. Во-вторых, тела, помимо текста, заставляют Аскара и Айсулу сближаться.

С каждым танцем все очевиднее симпатия тех, кто на сцене и, одновременно, очевидней, непреодолимая линия, “абсолютное непонимание всего” между персонажами на экране. Так режиссер подводит нас к финалу - в пьесе это, практически happy end - Вернер предпринимает очередную попытку пересечь черту, через опосредованный разговор якобы между родственниками, и это позволяет ему сказать о легкости и нежности, о “дорогая моя, ты просто брильянт”.

В спектакле к этому моменту история персонажей на экране уже закончена - экран подняли, стулья и кубы актеры унесли со сцены - озвучивать больше некого. Все финальные нежности они говорят глядя в зал с авансцены. Кажется, что в этой реальности им удалось победить солнечную линию. Включается “Suspiriu“ Тома Йорка, которая будто бы написана специально под пьесу.

Это вальс

Мысли о наших телах

Что они значат

Для нашего спасения

Только в одежде

В которой мы стоим

Только земля

На которой мы стоим

Разве тьма

Наша?

Омыта светом

Омыта теплом

Всё хорошо

Пока мы продолжаем кружиться

Актеры не танцуют под Йорка, за них начинает танцевать свет - лучи прожекторов кружатся вокруг пары, давая ощущение, что они своими чувствами запустили какую-то правильную версию Вселенной. По крайней мере, хочется в это поверить.

После просмотра задумался - ну вот эта пьеса - пьеса про преодоление разности восприятий между близкими людьми, пьеса про свет в конце любых тоннелей, и этот спектакль, в котором нежность и страх все потерять - разве он не нужен сейчас там? Впрочем, он нужен и здесь.

При всей скупости и хрупкости приема, спектакль смотрится быстро. За это, наверное, респект пьесе - эмоциональные качели раскачивают так, будто ты уже на американских горках. Кстати, несмотря на скурпулезное следование тексту, создатели лишиль пьесу абсценной лексики, а вместе с тем закрыли от зрителя совершенно чудесные ругательства, которым осыпают друг друга персонажи.

вонючая тьма внутри глубокой жопы мерзкого ебливого барсука

улетающая в ебучий космос телеграмма с просьбой о помощи

Мне кажется это прекрасно. Как танец, который то ли вальс, то ли фокстрот.